Antidote | Противоядие

«Colorblind» — COUNTING CROWS (piano instrumental)

«я его на осколки разбила
и кричала,  себя не тая
сколько злости же во мне было
на себя?

эти стекла дрожащей рукою
собирала я,  губы сжав,
меня монстр с обратной
пугал собою.

я глядела в зеркало,
отражением себя
напугав»

— ...Вероятно, из-за этого, мисс Грейнджер, вы и ощущаете разочарование, раздражение и прочие негативные эмоции, понимаете? Представьте личные границы обычного человека. Они находятся примерно на расстоянии вытянутой руки. Эдакий необходимый минимум. В вашем же случае они почти вплотную к телу, а к вам ещё ближе стать пытаются. Разумеется, это будет раздражать. Понимаете?

Понимает ли она?
Нет, не понимает.
Абсолютно точно не понимает, почему всё ещё находится здесь.

Абсолютно не понимает, почему посещение психотерапевта всё ещё не помогает и почему она всё ещё продолжает слушать весьма очевидные вещи.

— Обычный человек? А я что, по-вашему, необычный? — брови непроизвольно сходятся на переносице. В иных обстоятельствах такая формулировка могла бы стать хорошим комплиментом, но, увы, это не иные обстоятельства.
— Мисс Грейнджер, вы же понимаете, что я не имею в виду ничего плохого? Вне всяких сомнений, вы действительно чудесный человек. Я бы даже больше сказал, чудесная женщина, и...
— Время.

Прерывать этого мужчину всегда следует бесцеремонно и быстро. А после — также быстро подбирать с кресла свой плащ и покидать кабинет.
Иногда начинало казаться, что собственный доктор целенаправленно действует на нервы. Начинает, например, флиртовать в самые неподходящие моменты, когда Гермиона отвлекается от действительности и позволяет себе лишь поддакивать чужим словам. Профессионалов, конечно, слушать стоило, пропускать их слова мимо ушей невежливо, но... Слушать-то не выходило.
Потому что профессионалом этот мужчина явно не являлся.

Мисс Гермиона Джин Грейнджер вот уже полгода каждый вторник и четверг посещала самого обычного магловского психотерапевта в надежде избавиться от зачатков депрессии и тревожного расстройства. К сожалению, эти... неполадки действительно осложняли жизнь.

Пусть Гермиона и старалась делать вид, что всё в порядке.
Всё не было в порядке.

Пожалуй, уже давно стоило бы озаботиться поисками хорошего колдомедика, но что-то постоянно останавливало. К примеру, тот факт, что проблема даже косвенно не была связана с волшебством, а значит, следовало разбираться с ней собственными руками. Или головой. Или с помощью чего там разбираются с проблемами такого рода? Как минимум — с помощью магловских методов.

У мисс Гермионы Джин Грейнджер за плечами рабочий стаж более пяти лет с периодическими повышениями и актуальной на данный момент должностью самого заместителя министра Магии. Оставалось только гадать, когда Кингсли решит переложить свои полномочия на её плечи.

Но это — уже второстепенное.
Если бы хоть кто-то заранее предупредил, что быть карьеристкой до мозга костей в будущем окажется настолько сложно, что придётся идти по головам, всё время проводить на работе, терять собственных друзей, нервы и саму себя... Пошла бы Гермиона на это?

Ответ до сих пор не был найден.

К тому же, Грейнджер уже давно сделала выбор в пользу работы. Пытаться хоть что-то изменить было бесполезно — всю свою жизнь, ещё с первых годов обучения в Хогвартсе, Гермиона посвятила будущей карьере. И всё то, что раньше казалось лишь несбыточной мечтой, уже практически воплотилось в жизнь.

Зачем? Ответа на этот вопрос тоже не было.
Сейчас хотелось лишь унять головную боль хотя бы на время и выпить обезболивающее зелье. Оно как раз завалялось в сумке.

Грейнджер, пробравшись в одну из безлюдных подворотен, трансгрессирует на Чаринг-Кросс. Сегодняшний рабочий день был нарочно закончен раньше. Период, в течение которого Гермиона старалась забыть о личных проблемах и
усердно работать, уже давно остался позади.

Сейчас она наконец позволила себе уходить домой строго в положенное время и не задерживаться в своем кабинете ни на секунду. И плевать на то, что коллеги смотрят неодобрительно. Ведь после того, как Гермиона ощутила, что лучше не становится даже от этого, пришлось решиться на серьезный разговор с Кингсли и рассказать о неутешительных изменениях в собственном состоянии. И даже попросить не задерживать по злосчастным вторникам и четвергам.

Именно поэтому вся работа падала на грейнджеровские плечи в оставшиеся дни недели. И нельзя было сказать, что такой расклад как-либо облегчал ситуацию. Увы, должность заместителя такого высокопоставленного лица требовала многого. Иногда и пробуждения по ночам из-за писем, прилетающих с совами; из-за людей, желающих выйти на связь через камин; из-за огромного количества приказов, отчетов, докладов и прочей документации, требующей проверки или же подтверждения перед подписью Бруствера. На самом деле ни один сотрудник толком не имел понятия, сколько же решений принималось не самим министром, а его ближайшими помощниками.

И Гермионой — в том числе.

Она не позволяла себе отдыхать часто, ведь и без того ощущала вину за собственное безделье, за то, что не уделяла такого внимания работе как прежде. Но также Грейнджер понимала, что без хотя бы кратковременного отдыха попросту сгорит. Сгорит еще быстрее, чем сама предполагала.

Именно поэтому, отвлекшись на время от рабочих и нерабочих дел, она решила посетить место, с которого началась магическая жизнь — бар «Дырявый котел», находящийся сейчас под руководством Невилла Долгопупса.
И ведь она посещала чету Долгопупсов не так часто, чтобы стать постоянным гостем в их заведении, но абсолютно каждый раз Гермиону принимали с особой теплотой и приветливостью. Никогда прежде она не была в особо тесных дружеских отношениях с Ханной Аббот, которую взял в жены Невилл, но абсолютно каждый раз Ханна окружала всё и всех вокруг себя атмосферой спокойствия и домашнего уюта. Как и положено самой хорошей хозяйке, которую посетила давняя подруга (насколько Грейнджер, конечно, вообще можно назвать «подругой») она, отставляя в сторону счета и деревянные кружки с медовухой, спешила прийти к Гермионе и вовлечь её в разговор. Чуть позже обычно присоединялся и Невилл, и пара часов без обсуждения рабочих моментов всегда шла на пользу. На последнем курсе обучения все ученики, познавшие войну (особенно с дружественных факультетов) так или иначе, сплотились. И даже прежних обид почти не осталось.

— Гермиона! — сомневаться в том, что и в этот раз хозяева примут с радостью, не приходилось. Ханна, стоило посетительнице только появиться, тут же её заметила. Может, на дверь были наложены распознающие чары? Или же Аббот нарочно ожидала увидеть в своем пабе именно эту девушку.

Хотя, так и не скажешь.

А Грейнджер замерла на пороге. Кажется, она совершенно отвыкла от таких теплых приветствий, от ненапряженной обстановки. И даже обрадовалась, что выпила зелье до появления здесь — иначе виски не выдержали бы такого шума.

— Ну же, мы так давно не виделись, пожалуйста, проходи! — Грейнджер поймала себя на мысли, что вот уже секунд двадцать стояла столбом.
Помещение было заполнено почти до отказа. Вечер четверга как нельзя лучше располагал выпить чего-нибудь алкогольного. Гермиона продвинулась внутрь, огибая столы с сидящими волшебниками, и наконец достигла стойки, из-за которой выбралась Ханна, изрядно изменившаяся.
— Да ладно... — только на это ошеломленное словосочетание у Грейнджер и хватило слов, ведь Ханна так... округлилась.
— Ну что ты, право слово, — собеседница смеется, а к её щекам подступает смущение. Ладонь Ханны ложится поверх живота, — ты так давно не приходила, что у меня даже не было повода рассказать. Если честно, мы с Невиллом уже давно хотели ребенка. Но сама знаешь, не всегда получается сразу... Пойдем, присядем. Я всё-всё обязательно расскажу.

И Ханна выглядела счастливой.
И горько было признавать, что Гермиона даже позавидовала, потому что её саму подобное счастье обошло стороной. Пусть даже счастье у каждого разное.

Подруги опускаются за один из дальних излюбленных столиков сразу после того, как миссис Долгопупс подаёт знак помощнику и просит себя заменить. На самом деле Ханне давно не требовалось работать. Бар за всю историю существования обрёл такую популярность, что средств для содержания нескольких официантов и кого-то вроде администратора должно было хватить с лихвой. Но любовь к своему делу не позволяла так поступить.
В этом Гермиона и Ханна были схожи. С одной только разницей — Ханну можно было подменить.

А кто бы подменил Гермиону?

Такого человека, увы, всё ещё не существовало, хоть идею собственной незаменимости она никогда не пропагандировала.

— Принеси чаю, Олсон, — Ханна склоняется к собеседнице, — а то, понимаешь ли, мне нельзя пить даже сливочное пиво. Хотя, должна сказать, иногда очень хочется! Что ты будешь?
— Тоже чай, если можно, — коротко ответила Гермиона. Чай в «Котле» не особо-то жаловали, но по особому распоряжению владелицы и не такое можно было достать.
— Ты чего? Даже не закажешь чего-то покрепче? Может быть, хотя бы бокал вина? Я не так давно раздобыла такой редкий экземпляр. Его привез один знакомый маг из Марокко...
— Ханна, мне тоже нельзя. Смешивать алкоголь с зельями или таблетками всё же нежелательно, — с некоторой осторожностью подмечает Грейнджер.
— Ох, вот как... Так, Олс, принеси Гермионе горячего супу. И жаркое! Ты давно обедала? На тебе лица нет, — что правда, то правда. Вид Грейнджер ни в какое сравнение, увы, не идет с внешним видом довольной и беременной Ханны. Олсон их покидает.
— Ну зачем? Я понимаю, что ты делаешь выручку своему заведению, но не наживаться же на собственных друзьях!
— Время идет, а сидеть и стоять все тяжелее, хотя срок совсем небольшой. Ты меня обижаешь! За мой счет, Гермиона, за мой счет, — Ханна подкладывает под спину подушку и даже улыбается в ответ на такую невинную шутку, — рассказывай, как тебя угораздило? Что за зелья? Что случилось?

Ханна никогда не гнушалась расспросить о самочувствии и событиях в жизни даже если и сама имела проблемы или радости гораздо большего масштаба. Поэтому и сейчас она также приготовилась выслушать подругу, но Грейнджер... решила промолчать.

На самом деле, такие разговоры о собственных проблемах рано или поздно перестают помогать. Особенно если повторять сотни раз оговоренные истины, приплетать к ним всё новые и новые подробности. Пересказ одного и того же факта в нескольких трактовках лишь иногда помогает самому себе распутать весь этот огромный клубок несуразицы, но для других... Для других он так и остается непонятным, неизведанным и запутанным мотком старых ниток.

Гарри и Рон ранее довольно усердно пытались слушать Гермиону и даже помогать, но, увы, ничего хорошего так и не вышло. У Поттера свои проблемы с Джинни, с работой — всё-таки, мракоборческая деятельность подразумевала постоянное напряжение. Что до Уизли... Делиться с ним собственными проблемами стало неловко. Даже не смотря на то, что на безымянном пальце уже как с пару месяцев блестело помолвочное кольцо.
Гермиона ощущала, что вовсе не имеет права жаловаться на собственное недомогание людям, с которыми она столько всего прошла. В прошлом они втроем знавали вещи гораздо более страшные, чем простые депрессивные эпизоды.

— О, это простое обезболивающее. Выпила один раз от головы. Наверное, просто простудилась. Даже не знаю, — обыденно улыбается Гермиона, вернувшись из мыслей в реальность. Не рассказывать же, что уже довольно давно и часто ей приходится прибегать к помощи зелий. Зачем расстраивать беременную девушку своими недомоганиями, если у неё и своих наверняка хватает? — лучше расскажи, как у тебя дела. Уже знаешь, кто будет, мальчик или девочка?
— О! Мы попросили не раскрывать пол ребенка. Хотим, чтобы это осталось сюрпризом. Знала бы ты, какая это радость. Уже все давно говорили, что пора завести первенца, Невилл тоже стал об этом задумываться... Но не всегда с первого раза получается. Уж извини, кстати, но его сегодня не будет. Он решил заняться поисками второй работы, все дела... Знаешь, он такой заботливый. Недавно поговорил с Макгонагалл. Может быть, у неё найдется рабочее место. Просто... Понимаешь, ребенок это всегда непредвиденные траты, всё вот это. Словом, нам придется, наверное, немного ужаться.

Ханну было легко отвлечь от темы и заставить рассказывать о своей собственной жизни. И, честно сказать, Гермиона позволила себе отвлечься и слушать Аббот-Долгопупс через раз, поддакивая и удивленно восклицая в нужные моменты разговора.

Темнело быстро. За незатейливой беседой пролетело около двух часов. С огромным неудовольствием Гермиона осознала, что такое времяпрепровождение больше не приносило прежнего удовольствия. В разговорах, казалось, не было ни одной капли чего-то стоящего. Шум заведения не давал сосредоточиться на собственных мыслях, и мигрень при таком раскладе возвращалась гораздо быстрее даже после применения зелья.

— Извини, Ханна, теперь мне точно пора. Понимаешь, с Роном сегодня... хотели поужинать. Романтика, всё такое, — на губах возникает виноватая усмешка. Разумеется, Грейнджер пришлось соврать. Никакой вины её собеседницы не было в подобной реакции на происходящее. Просто... Так сложились обстоятельства. Правда расстроила бы Аббот. А расстраивать беременную девушку ни в магловском, ни в магическом обществе не было принято.
— О, конечно... Надеюсь, вы тоже задумаетесь о ребенке. Рано или поздно. Знаешь, было бы чудесно вместе гулять, выбирать маленькие костюмчики, историями делиться... Я так рада, что ты ко мне заглянула — улыбается Ханна, напоследок крепко обнимая подругу.

Нельзя сказать, что Гермиону так уж сильно раздражали разговоры о детях, распашонках, аистах и прочем, скорее... Ей было интересно — а смогла бы она также?

Смогла бы с таким же воодушевлением болтать о радостях материнства, растить, к примеру, сына и иметь не просто дом, а полную  чашу? Иметь настоящий семейный очаг? Аббот ведь, в отличие от Гермионы, казалось, и вовсе была создана для такой жизни.

А сама Гермиона до сих пор не могла называть Ханну по новой фамилии, словно это ограничивало личность, да и... Наверное, всё началось с фамилии собственной. Даже при наличии кольца на руке, на которое Аббот обратила внимание, называть себя «Гермионой Уизли» не получалось, пусть даже и очень хотелось.

Но в действительности — хотелось ли?

Представляла ли себя Гермиона такой же идеальной женой для Рона, какой Ханна была для Невилла? Они всё ещё были совершенно разными девушками. Их нельзя было сравнивать. Именно поэтому Грейнджер весьма резко, но оправданно обрывает эту мысль и направляется по улице вперед к более безлюдным местам.

Она не хотела.

И не хотела сразу возвращаться домой.

Гермиона добралась до небольшого сквера и опустилась на одну из лавочек. Запрокинула голову вверх. Где-то в правом виске начинала биться головная боль, ранее старательно загнанная на задний план. Только этого сейчас не хватало. Однако, в голове действительно не укладывался сегодняшний разговор с Аббот.
Способы времяпрепровождения, ранее приятные и даже полезные, переставали радовать. Что же всё-таки послужило тому причиной?
Что служило причиной бессоннице, нарочно запрещающей спать даже при жуткой усталости? Что служило причиной неприятных снов, заставляющих просыпаться даже если уснуть всё-таки удавалось?
Сами сны становились ужаснее, замыкались в петлю. И Гермиона просыпалась раз за разом и раз за разом осознавала, что всё ещё спит; просыпалась от того, что всё тело так быстро и неумолимо падало вниз; просыпалась от того что все его части содрогались в резкой одномоментной конвульсии, и это... Пугало. Она просыпалась от собственных вскриков, хотя прежде истории о таких пробуждениях из чужих уст вызывали лишь улыбку.
Что служило причиной тревожности, которую прежде она никогда не испытывала, но которая теперь не отступала от Гермионы ни на шаг, напоминая, что можно быть лучше, выше, сильнее? Тревожности, заставляющей волноваться из-за недостаточной продуктивности в моменты и без того редкого спокойствия; в моменты, когда она общалась с людьми и вываливалась из реальности, ведь даже простые разговоры о темной магии или нападениях приводили в ужас? Если бы хоть кто-то узнал, что сама Героиня Войны не может спокойно слушать простые истории об этой самой войне... Её бы подняли на смех.

Приемы у психотерапевта и назначенные таблетки в начале даже помогали. Принимать их одновременно с зельями, конечно, не самая лучшая идея, но... Если вспомнить состояние даже несколько месяцев назад — прогресс был. Грейнджер больше не проваливалась в такие удушливые и тяжелые панические атаки, не ощущала желания закончить всё прямо сейчас из-за собственной бесполезности и никчемности. Хотя, казалось бы, для того чтобы ощущать это, она совершила добрых и полезных дел больше, чем многие. Казалось бы, она действительно была одарена, талантлива, амбициозна, и перспектив в жизни было довольно много. Пусть и находились ограничивающие обстоятельства, но... Перспективы же были?

Героини тоже могут чувствовать себя хреново. Это она поняла вполне ясно.

«Гермиона, неужели это вы!» — кажется, она уже слышала похожую фразу. Сипловатый женский голос заставляет встрепенуться и раскрыть глаза. Сфокусироваться наконец. В себя прийти.
Перед ведьмой предстала полная женщина лет пятидесяти, вполне ухоженная, моложавая. На ней темно-синий распахнутый плащ (даже в такую теплую погоду). Тёмные каштановые волосы с первой проглядывающей сединой собраны на затылке, а маленькие приятные глаза рассматривают весьма беззастенчиво и даже сочувственно.

Грейнджер ощущает неловкость. И даже поднимается с лавки, оказываясь на почти целую голову выше этой тетушки. Неловкость не исчезла.
— Извините, мы... знакомы?
— О, о! Мисс Грейнджер... напрямую нет, абсолютно нет. Я Линера Финнеан. Вы очень, очень многое сделали для моей семьи, — женщина странно взволновалась, растерялась как будто, но по её словам оно и понятно почему.

Мало в магическом Лондоне осталось тех, кто не знал бы о Золотом Трио и почему оно знаменито. Внимание к Гермионе спустя столько лет всё ещё проявляли, пусть и гораздо реже. Чаще всего это были родственники случайно спасенных учеников во время битвы за Хогвартс, репортеры или же коллеги по «цеху», чьи прошения в Министерство она одобряла.

— Я так рада вас видеть, Мерлин, вы бы знали! Вы спасли моего сына в битве, Гермиона. Он учился на два курса младше, и в битве вы оттолкнули его в сторону, когда заклятие...
— А... Я... Да право, что вы, — Гермиона ведь и без того неловко себя чувствует. Ей бы попрощаться, уйти домой, сделать хоть что-нибудь и избавить себя наконец от этих пронзительных интонаций чужого голоса. В висках усиленно колотилось собственное сердце, волнительное и тревожное. Но женщина перехватила чужие ладони и практически прижала к груди, — я могу сделать что-то ещё для вас?
— О, что вы, что вы! Вы сделали более чем предостаточно! — но Линера замолкает. И, надавив на плечо мягкой ладонью, принуждает Гермиону опуститься обратно на лавку. Даже в глаза участливо заглядывает, — Мисс Грейнджер, вам плохо? Как вы себя чувствуете?
— Мерлин, да какое это имеет значение? — эта женщина, к сожалению, уже начинала понемногу раздражать, но послать её ко всем чертям всё ещё не хватало наглости. Какая вообще разница, кого спасать и когда, если хочется уйти домой и ни с кем не разговаривать? Зачем к ней вообще...
Эта самая мисс Грейнджер нервно перебирает пальцами пуговицу на рукаве пиджака.
— Возьмите. Мне кажется, вас мучают головные боли. Скорее всего, именно боли, я полагаю... — в ладонь Гермионы опустилась маленькая визитка с характерным гербом. — Я целительница. Работаю с недугами от заклятий.

Да, Грейнджер действительно не желала обращаться к целителям, а уж тем более попадать в Мунго. Но работники Мунго по случайному совпадению находили её сами. Чертов абсурд.

— Миссис... Миссис Финнеан, да. Да, вы правы. Я действительно страдаю от мигреней и не только, но поверьте, я не подвергалась воздействию заклятий, не теряла рассудок и вообще мои проблемы не имеют никакого отношения к магии, — терпение заканчивалось. Грейнджер даже развернулась и приготовилась вежливо (а то и не очень) прощаться, но её прервали снова.
— Мисс Грейнджер! Вы не можете знать наверняка, под чье воздействие вы попали. Это могут знать только специалисты. Иногда маги и маглы годами ходят по земле, страдают от проблем того или иного рода и не подозревают, что стали жертвой настоящей порчи, а не простой депрессии, расстройства желудка или чего-либо в подобном духе. Вполне возможно, у вас есть пара недоброжелателей, если учитывать ваши заслуги. Поэтому я крайне рекомендую посетить лечебницу... Пройти обследование на предмет магического воздействия, убедиться в его отсутствии, если вы в этом так уверены. Ведь мы занимаемся не простой ликвидацией последствий заклятий, но и реабилитацией пациентов с проблемами самого разного рода.
— Это простая головная боль, миссис Финнеан, — Грейнджер настаивает, злится, вытягивает волшебную палочку.
Женщина колеблется пару секунд, как будто её что-то встревожило— то ли агрессивная реакция на вполне доброжелательное предложение, то ли угроза... Нападения? Смогла бы Гермиона Грейнджер напасть?

Гермионе кажется, смогла бы, она в последнее время ожесточилась настолько, что порой саму себя не узнавала. Ей грубость и жестокость не впервой.

— Возьмите и это, — маленький флакон зелья падает во вторую незанятую руку. Это удивляет даже сильнее, чем предложенная ранее визитка. — Добавьте в чай перед сном. Оно блокирует... Большую часть последствий от сглазов, порч и в принципе всего того, что может влиять на самочувствие волшебника. К тому же зелье обладает хорошим седативным эффектом, избавляет от бессонницы, улучшает физическое состояние. Словом, является своеобразным индикатором. Если с утра вы почувствуете явное улучшение... В таком случае я посоветовала бы действительно обратиться к нам. Если вы, конечно, понимаете, о чем я.

Целительница явно осознала, что её общество начинало приносить дискомфорт. Неужели! Она даже отступила на пару шагов, предоставляя место для трансгрессии.

За время разговора уже успело порядком стемнеть, потому Гермиона толком не видела даже лица собеседницы, различала только очертания моргающих глаз и шевелящегося рта. И куда только летит время?

Но, наверное, за это зелье стоило бы поблагодарить. Грейнджер кивает в ответ и губы женщины изгибаются в вежливой улыбке.

Мир завертелся перед глазами в трансгрессионном прыжке.