Глава XVII Последняя битва в Британии
Северная Британия дышала сыростью и угрозой. Римский форт, возведённый на холме над болотами, стоял как последний бастион цивилизации в землях, где туман стелился, как саван, а крики чаек звучали как плач духов. Каменные стены, сложенные из серого сланца, поднимались на три метра, увенчанные частоколом из заострённых дубовых брёвен. Внутри форта, окружённого рвом с мутной водой, легионеры Третьего легиона суетились: инженеры проверяли баллисты, чьи канаты скрипели под тяжестью камней, кузнецы чинили сегментные доспехи, а повара варили похлёбку из ячменя и солонины. Гипокаусты — подогреваемые полы в претории и лазарете — спасали от холода, но сырость пропитывала всё: от кожаных ремней сандалий до пергаментов с приказами. Марк Валерий, трибун, стоял у алтаря Марса в центре лагеря, где дым жертвоприношения поднимался к свинцовому небу. Жрец, в белой тоге, заколол быка, чья кровь хлынула на камни, окрашивая их багрянцем. Легионеры, выстроенные в когорты, ударили копьями о щиты, их голоса слились в молитве: «Марс, отец войны, дай нам силу сокрушить врага! Пусть каледонцы падут, как листья под ветром!» Марк, в алом плаще, пропитанном солью и грязью, смотрел на пламя, его лицо, высеченное словно из мрамора, скрывало тревогу. «Траян ждёт моего возвращения, — думал он. — Но Британия не покорена, пока каледонцы дышат».Гай Корнелий, центурион, чьи шрамы на лице и руках рассказывали о двадцати годах службы, проверял первую центурию. Его винис — витой посох — постукивал по щитам легионеров, выправляя строй. — Держите щиты ровно, собаки! — рявкнул он, его голос перекрыл гул лагеря. — Каледонцы не ждут, пока вы выспитесь! — Флавий, молодой легионер, чья рана от бригантов всё ещё ныла под повязкой, сжимал рукоять гладия. Его щит, покрытый свежей краской с орлом, дрожал в руках. «Я выжил в болотах, — думал он, вспоминая мать в Риме, её тёплые руки. — Но сколько ещё?» Его взгляд упал на Гая, чья суровость внушала уверенность, но слова о Марке, ослушавшемся Траяна, сеяли сомнения. Ночью Корнелий, преторианец Кассия Лонгина, прокрался к каледонскому лагерю в трёх милях от форта. Его броня со скорпионом тускло блестела под луной, а голубые глаза бегали от страха. Он подкупил вождя Бренна, передав сто денариев в кожаном кошельке, чтобы тот напал на римский форт, создав хаос. — Ударьте на рассвете, — шептал Корнелий, его голос дрожал. — Марк не успеет. — Бренн, высокий, с татуировками в виде змей на груди, кивнул, его чёрные волосы были заплетены в косы. Но Корнелий, торопясь, уронил кошель с римскими монетами у костра каледонцев — роковую ошибку, которую он не заметил, убегая в туман. «Кассий заплатит, — думал он, — но если Марк узнает, я труп». На рассвете туман окутал болота, скрывая горизонт. Разведчики-батавы, чьи длинные волосы были собраны в узлы, доложили Марку: — Каледонцы идут, трибун. Двести воинов, с копьями и топорами. — Марк, в претории, изучал карту, нарисованную на пергаменте. Его пальцы, покрытые мозолями от поводьев, ткнули в холм. — Они ударят здесь, — сказал он, его глаза горели. — Но мы будем готовы. — Он предвидел засаду, благодаря письму Ливии о шпионе Кассия. Приказ был отдан: когорты выстроить в форме клина, баллисты зарядить, а первую центурию Гая поставить в центр. Бренн напал с первыми лучами солнца. Двести каледонцев, их тела, покрытые синими татуировками, вырвались из тумана с боевыми кличами, от которых кровь стыла в жилах. Их длинные копья и бронзовые топоры сверкали, а кожаные щиты, обтянутые шкурами, гремели под ударами. Они мчались с холма, используя болото как укрытие, их косы развевались, а лица, раскрашенные охрой, казались масками демонов. Камни, выпущенные из пращей, посыпались на римский строй, пробивая шлемы и щиты. Легионер рядом с Флавием рухнул, его лоб был раздавлен, кровь смешалась с грязью. Марк, на гнедом жеребце, поднял руку. — Тестудо! — рявкнул он. Легионеры сомкнули щиты, образуя черепаху, их дисциплина была железной. Пилумы, выпущенные тремя залпами, пронзили каледонцев, чьи крики смешались с хлюпаньем болота. Флавий, в первой линии, чувствовал, как щит дрожит от ударов камней. Его сердце колотилось, но голос Гая, ревущего: — Держи строй, парень! — был якорем. Гай отбил копьё щитом и рубанул гладием, отсекая руку каледонцу. — Вперед, собаки! — крикнул он, его шрамы блестели от пота. Бренн, на колеснице, запряжённой низкорослыми лошадьми, метнул копьё, пробившее грудь римского сигнифера. Знамённый орёл качнулся, и легионеры дрогнули. Флавий, видя это, бросился к знамени, подхватив его. — Орёл не падёт! — крикнул он, его голос дрожал от страха и решимости. Гай, рядом, отбил топор, спасая Флавия. — Молодец, парень, — прорычал он, его глаза сверкнули гордостью. Но Флавий, держа знамя, чувствовал, как рана на бедре открывается, кровь текла по ноге. «Я не умру, — думал он. — Не сегодня». Марк, скачущий вдоль линии, заметил слабину в центре каледонцев: их строй растянулся в болоте. — Вторая когорта, фланг! — крикнул он, его голос перекрыл гул боя. Когорты, сомкнув щиты, двинулись клином, раздавливая врагов. Баллисты, установленные на валу, выпустили камни, дробящие кости и колесницы. Инженеры подожгли тростник, и дым окутал каледонцев, их крики превратились в кашель. Бренн, окружённый, попытался прорваться, но пилум, брошенный Марком, пронзил его грудь. Вождь рухнул, его косы запутались в грязи, а каледонцы, потеряв лидера, разбежались, оставляя тела и оружие. Битва длилась час, но оставила поле усеянным трупами. Легионеры, тяжело дыша, опустили щиты, их доспехи были покрыты кровью и грязью. Флавий, всё ещё сжимая знамя, рухнул на колено, его лицо было бледным. Гай подхватил его. — Ты сделал своё, парень, — сказал он, его голос смягчился. Но его взгляд был суров: «Слишком много пало». После боя Гай, патрулируя с центурией, нашёл кожаный кошель у каледонского лагеря. Монеты с профилем Траяна блестели в грязи. — Корнелий, — прорычал он, сжимая находку. Он показал кошель Марку в претории, где факелы отбрасывали тени на карту. Марк, перечитывая свиток Ливии о шпионе Кассия, кивнул. — Найди его, Гай, — сказал он, его голос был холоден, как сталь. — Он заплатит. Гай выследил Корнелия в лесу, где сосны шептались под ветром. Преторианец, в панике, бежал, его броня звенела, а сапоги скользили по мху. Гай, как волк, нагнал его у ручья. — Ты продал нас, скорпион! — крикнул он, его гладий сверкнул. Корнелий, обернувшись, попытался отбиться кинжалом, но его неопытность подвела: он споткнулся, и клинок Гая вонзился в его грудь. Преторианец рухнул, его голубые глаза потухли, а денарии Кассия рассыпались в воду, уносимые течением. Марк, стоя над телом Бренна, смотрел на дымящееся поле. Победа была одержана, но цена — десятки мёртвых легионеров — жгла его сердце. Флешбэк нахлынул, как волна: он вспомнил Луция в Лации, в оливковой роще, где звёзды сияли, как надежды. Они пили вино, украденное из амфоры отца, и Луций, смеясь, сказал: «Слава — это всё, Марк. Но не теряй тех, кто с тобой». Его глаза, полные мечтаний, теперь снились Марку в кошмарах, пропитанных кровью Рейна. «Я выиграл, Луций, — подумал Марк, сжимая кулак. — Но какой ценой? Гай, Флавий, сколько ещё я потеряю?» Он повернулся к форту, где легионеры хоронили павших, их лопаты скрипели в земле. Гай, перевязывая рану Флавия, смотрел на Марка с тревогой. «Он герой, — думал центурион. — Но герои падают первыми». Флавий, лёжа на носилках, шептал: «Мы победили... ради Рима». Но его взгляд, устремлённый в небо, был полон вопросов: «Стоило ли оно того?»