6 глава, вторая часть
Это было довольно странно.
После не запланированного времяпрепровождения в Больничном крыле, Драко ни раз обдумывал случившееся, стараясь сосредоточиться и понять наконец, что же случилось там — на уроке. Полностью погрузившись в свои чувства, он ощущал, как его медленно затягивает пучина собственной гнили. Это он себя таким сделал, он себя видит таким — злодеем.
Это не нас судят, а мы судим сами себя.
Он все ещё тот самый мальчик, который терроризирует несносных гриффиндорцев. После всего, что случилось, он всеми силами пытается вернуться в ту реальность, в которой жил до этого. Там, где все еще существовали его моральные ценности. Была его ненависть, а не то что осталось от нее. Казалось, только Поттер и его компашка могут зажечь в нем тот огонь, который согревал изнутри. Единственное, что приносило ему чувство удовлетворенности. Секс — способ расслабиться, показать своё неодобрение, способ заявить о себе.
«Видите? Я тут, я все ещё тот прежний Малфой. Мне плевать».
Он чувствовал, что тонет. Тонет в себе, в неправильных решениях. Барабанные перепонки словно постепенно заливаются вязкой жижей, отрывая его от реальности. Земля будто попросту пропадает из-под ног, оставив его в прострации. Одного, наедине с собой. С тем чудовищем, которого он сам создал, хотя перед ним стоит он — Драко Малфой, который просто хотел спокойно жить. Чистый и невинный.
Череда неправильных решений, сложного характера и ранимости, которую он скрывал за тысячами стен, пропитанных фамильными ценностями, потихоньку разрушали его. Кажется, это началось еще с рождения. Его учили быть Малфоем — семья превыше всего. Фамилия и статус на первом месте.
Всегда. Ему всегда твердили и говорили, как ему поступать. Кого любить, с кем дружить, кого записать во враги. Какого это — быть человеком, без права выбора? Когда тебя сковывают цепи со всех сторон, сдавливают запястья, впиваясь в мясо, грозясь раздробить к чертям кости и совсем не важно, что руками он держит метлу, палочку.
«Ты должен быть лучше Грейнджер. Победить Поттера, презирать их всех. Ты должен, Драко».
— Всегда, — хриплый шепот коснулся сложенных рук. Настолько тихо, что даже сам не понял, сказал ли он это, или все же подумал. Быстрая мысль, что оставила осадок глубоко внутри, уже в миллионный раз и оставит еще больше шрамов, тяжести на душе.
Такое чувство, что после войны он не жил, а лишь существовал. Пытаясь найти смысл в своей жалкой жизни.
— Драко? — обеспокоенный голос, очень знакомый, ударил прямо в мозг, будто колокол. Видимость спасения утопающего.
Резкая дрожь прошлась по всему телу, когда маленькие, аккуратные пальцы, что были так знакомы ему, коснулись плеча. Ощущение касаний вывело его из мыслей, вырвало из пучин раздумий. Глаза открылись, наткнувшись на обеспокоенный образ Паркинсон.
— Грейнджер предложила план патруля на сегодня, — несколько пальцев на правой руке дернулись, что не скрылось от зоркого взгляда Пэнси, — Ты в порядке?
— В полном, — ещё одна ложь. Ещё одна капля в тягучем чёрном озере его души, — Что со мной может быть не так? — потянулся ближе, обжигая ухо горячим дыханием, чувствуя резкость её духов, вкус спирта на языке, когда тот коснулся ушной раковины.
Пэнси задрожала, оттянув парня от себя, положив руки на мужские плечи.
— Это из-за того, что случилось на уроке сегодня? Ты какой-то хмурый и слишком тихий, — вот он — этот чёртов обеспокоенный взгляд в блестящих радужках. Она волнуется, а он даже не может понять чем это заслужил.
— Нет, что там с патрулём? — отлично, продолжай менять темы.
— Я столкнулась с Грейнджер в гостиной, — тихий смешок с её стороны, — Она каким-то боком решила со мной заговорить. Неужели ей не пофиг, останусь ли я одна в этих коридорах или нет? — вопрос, который не требовал ответа. Да и Драко не ответил бы на него, не его это дело, что творится в голове у Грейнджер. Пэнси покачала головой, на лице же красовалась легкая, едва заметная улыбка, которую Драко успел заметить прежде, чем она продолжила свою тираду.
— Она предложила патрулировать посменно. Первые пол часа, как и предполагалось, ты с ней, а потом до конца патруля со мной. Ближе к двенадцати мы должны пересечься около верхних этажей, — почувствовал, как рука Пэнси крепче сжалась на его плече. Она ждала ответа.
— Мне плевать, делайте, что хотите, — кровать скрипнула, парень, оттолкнувшись, встал с неё, направляясь к выходу. Остановился, кинув взгляд на чёрную макушку, — Не смотри на меня так, будто я сейчас копыта откину, со мной всё хорошо.
Дверь хлопнула, а стеклянный взгляд Пэнси был прикован к деревянной поверхности. И снова он закрывается от неё, куда делся тот Драко? Не такой нервный, его саркастичность сменилась резкостью, он как бомба замедленного действия, которая вскоре взорвётся, задев каждого, кто находится рядом.
— Война оставила след на каждом из нас, Драко, — маленькая ладошка прошлась по чистой простыни, сжав ткань. Едва слышный шепот, непрошеный всхлип. Было больно видеть, как он отдалился. Это чувство появляется внутри, медленно сжимая органы, превратив их в непонятную жижу из мяса и крови. Пробирается, втискиваясь сквозь кости, достигая своими ручонками до сердца. Медленно обхватывает длинными пальцами, не дав сделать нужный и такой важный вдох. Будто душу вырывают из неё, когда она видит Драко таким. Он был другом, человеком, который нравится, может она была влюблена, но не претендовала на большее, прикидываясь дурочкой. Она была рядом, поддерживала, хватаясь за малую долю внимания и нежности с его стороны. Держа осанку прямо, голову гордо, но не тогда, когда была одна.
***
Тишина коридоров разбавлялась лишь звуком небыстрых шагов, отбивающихся от стен эхом. Некоторые портреты недовольно кряхтели, когда мимо них в полной тишине проходили двое молодых людей. Горящие факелы вылизывали пропитанные временем стены, согревая своим, еле достигающим их, теплом. По ночам бывает довольно ветрено, несмотря на то, что сейчас лишь начало сентября.
Вот оно — это напряжение, картинки прошлого, когда они прошли мимо злополучного кабинета. Уши будто заложило, неприятный, назойливый звук ударил по барабанным перепонкам. Заставив вскинуть руку к уху в попытках избавиться от этого. Кинув быстрый взгляд на парня, который, как ни странно, шёл вровень с ней, она заметила складку между хмурыми бровями и напряжённый взгляд, которым он сверлил пространство перед собой. Неприятная давящая тишина, ещё немного и она взорвётся.
— Хватит сверлить меня взглядом, Грейнджер. Перестань, — Гермиона вздрогнула, резко повернув голову, чем выдала себя больше.
— Я, — один полный вдох, чтобы насытить легкие воздухом, — Я не пялилась.
— Да неужели? — раздражённый взгляд, одна бровь приподнята.
Вместо ответа она гордо вскинула голову, острым подбородком вверх, сделав лёгкий кивок. От этого, казалось бы, непринужденного действия, захотелось раздробить ей череп. Почему он так резко реагирует на каждое её действие? С хера ли она такая бесящая?
Она бесила неимоверно, ещё с детства, была превосходна во всём, оставляя его позади, на втором месте. От этого хотелось её уничтожить. Разорвать на части, чтобы больше не видеть эту вскинутую руку на каждом чёртовом уроке.
— Как думаешь, то заклинание реально не подействовало? — посмотрела прямо, гордо, резко. Хоть и сменила тему, но попала в другую, более важную.
— Мне все равно, Грейнджер. Тебя я никак не ощущаю.
«Не считая каждой клетки своего тела, что так реагируют на тебя».
— У меня то же самое, но это не означает, что всё обошлось, — нахмуренные брови, сердитый взгляд. Гермиона просто метала молнии по всему помещению. Драко мог поклясться, что её волосы живут собственной жизнью.
— Ты любишь придираться ко всему? Если да, то знай, что нашла не лучшую жертву, ты раздражаешь.
— Ха, будто ты нет. Я лишь пытаюсь разобраться и быть серьёзней, а не вести себя, как капризный ребёнок.
— Ты назвала меня капризным ребёнком? — резкий поворот головы, свирепый взгляд, учащенное дыхание. Даже её гриффиндорский дух от такого пошатнулся, но она не Грейнджер если не будет смотреть гордо, прямо на него. Встречая такой гнев своей смелостью.
— Да, — глубокий вдох, в лёгкие ударил свежий аромат зимы и лимона. <i>Его</i> аромат. Тело сразу отреагировало. Щеки порозовели, её окутала легкая дрожь, переходящая от загривка до пят, волосы встали дыбом. Смахнув образовавшуюся пелену перед глазами, Гермиона вздернула подбородок, заметила, как его рот открылся, подготовилась услышать его голос, но…
— Драко! Так вот вы где! — радостный, кажется, чуть запыхавшийся голос Пэнси разнёсся по всему коридору, отбиваясь от стен.
За секунду отпрыгнули друг от друга, посмотрев так, будто молния ударила между ними, остановились у стен, по разные стороны. Направив своё внимание на приближающуюся фигуру Паркинсон, которая явно была рада тому, что отыскала их. А может только Драко, вряд ли её также сильно интересовала Гермиона.
Глубоко вдохнув, Грейнджер мазнула взглядом по парню, зацепившись за его белоснежную макушку, что была направлена явно не в её сторону. В поле зрения появилась ещё одна. Ровная противоположность этой белизне и ощущению невинности. Чёрные, как смоль, волосы блеснули в отблесках огня. Блики, как маленькие дети, игрались в них, создавая завораживающие глаза переходы.
— Что случилось, Паркинсон? — низкий, бархатистый баритон, направленный на Пэнси взор, ровная спина.
— Время вышло, Драко, так что я решила самолично прийти за тобой, — легкая улыбка коснулась пухлых губ и, наклонив голову, Пэнси скользнула рукой к его ладони, взяв в свою, переплетая аристократические пальцы, создавая эффект неимоверной эстетики.
— Пошли, — не обратив больше внимания ни на что, Драко пошел вперёд. Ровно держа спину, смотря только в пространство находящееся перед собой.
А она застыла, наблюдая, как черные мантии колышутся под напором лёгкого ветерка. Отдаляющиеся фигуры, до боли в мозгах были прошиты в сознании. Вот оно — это замешательство и тоска от одиночества. Короткие ногти впились в нежную кожу ладоней. Взмахнув головой, Гермиона повернулась в противоположную им сторону, направляясь выше по этажу. Хватит с неё этих слизеринцев.
— Ты был раздражён, когда я пришла, Грейнджер успела тебя взбесить за эти пол часа? — голос Паркинсон, да и настроение в целом были довольно игривыми. Не обращая внимания на то, как напрягся Драко, она была решительно настроена узнать в чём дело и поднять ему настроение.
— Не волнуйся, Пэнс. Привычная тирада грязнокровки, ничего нового, — устал, он слишком устал от всего этого.
Смиренно кивнув, Пэнси посмотрела на Драко из-под опущенных ресниц. Под приглушенным светом и спокойствием коридоров она казалась привлекательнее. Аккуратный нос, выразительные черты лица, блики, что прыгали по коже, переливаясь, создавая контраст оранжевого с телесным. Она напомнила кого-то этим своим взглядом, но он явно не мог вспомнить кого, а может просто не хотел.
Наклонился ниже, в нос ударил приторный — до боли в лёгких — запах духов. Слишком сладко, не то, совсем не тот запах, который он хотел бы почувствовать.
— Драко? — тихий голос, похожий на вздох. Один выдох, а Малфой уже находится на расстоянии пары сантиметров.
— Молчи.
Скользнув рукой по запястью, направился выше, сжимая в ладони руку девушки. Будто змея, добравшись до плеча, медленно поднялся к шее, обжигая касаниями, чувствуя под узорчатыми подушечками аристократичную, нежную кожу. Вены, в которых так стремительно текла кровь, виднелись под этой бледностью. Драко, словно всматриваясь в кожу, ищет взглядом то, за что сможет зацепиться. Тыльной стороной ладони коснулся шелковистых волос, руки переместились на острые скулы, нежно поглаживая большим пальцем щеку.
Сантиметр, второй, третий и обветренные осенним воздухом губы коснулись блестящих от огненных бликов, нежных напротив. Вот они — знакомые, сидящие в печёнках губы. Шершавый язык прошёлся по ним, почувствовав вкус вишнёвой помады. Смакуя его, Драко с рывком прижался, направив её к стене, которая совсем рядом заканчивалась углом. Один прогуливающийся ученик и они попадутся, но кому какая разница? Особенно сейчас, когда Пэнси наконец вышла из оцепенения, ответив на поцелуй.
Тонкие пальцы, коснулись загривка, играясь со светлыми волосами, что так органично дразнили её своей мягкостью. Шире открыв рот, впустила Драко и вот он: тот самый язык, что так требовательно и по-хозяйски берёт весь контроль на себя, завлекая её в страстный танец, оглушающий своей настойчивостью. Ты полностью подчиняешься ему, каждым сантиметром тела, как оголенный нерв, чувствуя его касания, отвечая на них.
<i>Драко заставляет чувствовать, терзаться под ним, хотеть его целиком.</i>
С жадным хлюпаньем оторвавшись друг от друга, они попытались привести сбившееся дыхание в порядок, но не успев толком прийти в себя, Пэнси почувствовала обжигающе поцелуи на её скуле, стремительно спускающиеся к шее. Облизывая, всасывая кожу, оставляя за собой мокрые, ярко-алые отметины, которые после придется скрывать простыми чарами.
Негромкий стон, пара царапин на затылке, оставленные аккуратно наманикюренными ногтями. Зубы коснулись самой жилки, что бешено билась в его рту, отдаваясь вибрацией. Глухой стон, резкий толчок и пара укусов на шее, около того самого сосуда, что сейчас был ярко выражен на бледной коже.
— Драко… — один неспешный выдох, смахивающий на стон. Руки скользнули выше, зарываясь в волосы, притягивая к себе.
Слизеринец же неспешно начал расстёгивать рубашку, всматриваясь в глаза. Рука дернулась и вот он снова терзает её губы требовательно, страстно, жарко. Почувствовал, как внутренняя сторона бедра брюнетки коснулась его. Элегантно устроив ногу на слизеринце, не разрывая поцелуй, Пэнси скользнула ниже к рубашке. Длинные пальцы надавили на пуговицу, что никак не хотела выйти с петли.
Первая, вторая, третья. Пуговицы, как по маслу, расстегивались, увеличивая обзор на оголённую кожу. Еще один негромкий стон, мужская ладонь, массирующая грудь. Отрывистые вздохи наполнили коридор.
«Что за странные звуки, опять эти шестикурсники?» — гордо вздернув подбородок, Гермиона ускорила шаг, намереваясь поймать проказников.
В голову, словно кувалдой, ударил до боли знакомый голос, шепчущий: «Драко». Стоп, неужели это они? Как далеко успели зайти эти двое? Дыхание перехватило, шаркнув подошвой по затрёпанному камню, остановилась прямо за углом, заметив слизеринскую эмблему на мантии. Голова будто опустела, руки вовсе перестали слушаться, начав дрожать, будто осенний лист на холодном ветру. Еще один приглушённый стон, громкий вздох с её стороны. Лишь один шаг и она поймает слизеринцев с поличным. Тогда почему ноги отказываются идти вперёд?
«Соберись и шагай!»
Взяв себя в руки, заглушив удары собственного сердца, вышла вперёд. Вдох, язык коснулся нёба, из горла вырвался собственный голос, связки завибрировали.
— Я, конечно, понимаю, что ты не можешь себя сдерживать, Малфой, ведь эволюция обошла тебя стороной, но не в школьных коридорах же.
Резкий поворот головы, одна пара округленных глаз и тот самый серый омут, напоминающий грозу весенним утром, ей показалось или она увидела молнии? Машинально прикусив нижнюю губу, Гермиона прошлась взглядом по его внешнему виду. Напряженные плечи, расстёгнутая рубашка, пара царапин на оголённой коже. Вечно идеально уложенные волосы были в полном беспорядке, на бледной коже виднелся возбуждённый румянец, словно плёнкой покрывший привычную белизну. Губы припухшие от поцелуев. <i>Ему явно было приятно целовать Пэнси.</i>
От этих мыслей ноги задрожали, будто кто-то в наглую ударил сзади, пустив поток тока по всему телу. Вздрогнув, Гермиона подняла карий омут на Паркинсон, которая кажется была рада, что именно гриффиндорка их увидела в таком положении.
Взгляд зацепился за движения Малфоя: плечи напряглись и, отпустив Паркинсон, тот повернулся к Гермионе.
— Какого хера ты тут делаешь? — метающиеся по глазному яблоку зрачки, нервный тон. Он взбешён.
— Патрулирую, Малфой, в отличии от вас. У нас осталось не так уж и много времени до окончания патруля, а вы всё ещё тут.
— Мне явно нет до этого дела.
— Грейнджер, лучше тебе уйти, мы сами разберёмся, — в ответ кинула свирепый взгляд на Паркинсон. Сама не успев понять собственный гнев. Откуда он вообще появился? Злость на то, что они не выполняли свои обязанности или это было связано с чем-то другим? Решив поразмыслить об этом наедине с собой, Гермиона всё же отступила, направившись на этаж выше.
Мысли табуном бились в голове, будто разгоряченная лава, одна за другой расползалась по черепной коробке, намертво прижигая некоторые вопросы, что появлялись спонтанно.
«Что они делают сейчас?»
«Насколько разозлился Малфой?»
«Почему меня это вообще волнует?»
Так и не найдя ответ ни на один вопрос, гриффиндорка решила отвлечься на что-то другое. Например, разглядывать картины, которые успела выучить наизусть за годы обучения тут. Вот что делает с тобой любопытство. Сначала ты узнаешь их имена, потом знакомство поближе, после запоминаешь историю каждой картины.
Было довольно интересно. У каждой история длинною в жизнь, у каждого были веселые и трагичные моменты, переживания, тернистые пути, неразделенная любовь, быть может, смерть от самой любимой; либо любовь длиною в жизнь, счастливое времяпровождение в кругу семьи, смерть в качестве героя на войне. Их историй слишком много и у каждой есть собственная изюминка, ведь все они когда-то были людьми.
Людьми, которых настигла смерть, у некоторых остались незаконченные дела, а кто-то наконец нашёл собственный покой.
Картины действительно помогли. Ей всегда были интересны их жизни, истории, степень трагичности. Задумавшись, Гермиона не заметила, как пробило двенадцать.
Сделав еще один незначительный шаг, гриффиндорка издала непонятный звук, смахивающий на писк или вскрик. Её будто выдернула из пучин мыслей невидимая сила, потянув назад. Сильные, невидимые руки сжали лебединую шею. Ощущение, будто ещё немного и она задохнется. Неосторожное действие и можно услышать громкий хруст костей. Где-то глубоко внутри сердце стучит набатом, превратившись в мотор, затмив собой всё пространство. Только одни глухие толчки, быстрые, как чёртов гепард. Тысячу игл просто всадили в её хрупкое тело, заставив хватать ртом последние глотки воздуха.
«Соберись, Гермиона, давай».
Её тянули, так что, лучшим решением было идти туда, куда звала интуиция. Хотя действовать именно по ней она не любила больше всего. Скрученные в один тугой узел органы с каждым шагом разматывались. Иглы, кажется, со звуком падали на вековой камень, отдаваясь эхом в пустом коридоре. Один незначительный вздох и уже не так больно, как до этого. Беспорядочные мысли затмевали собой здравый смысл.
Что это? Откуда? На неё напали?
Только узнать об этом удастся, лишь идя за этим самым притяжением. Одно незначительное сопротивление и лёгкие иссыхают, превращаясь в сухофрукт. Горло сжимается сильнее, перекрывая дыхательные пути. Адское чувство.
Ещё один шаг, пожалуйста, ещё немного. Чувствует, как с каждым сантиметром её отпускает, а сердце начинает биться сильнее, от чего становится страшно за собственную жизнь. А не взорвётся ли оно? Не превратится ли в кровавое месиво в ней самой, оставив тело лежать на холодном полу в оцепенении. А потом Малфой увидит её стеклянные, безжизненные глаза. На остром лице появится та самая мерзкая ухмылка, которая всегда при нём, когда она просто проходит мимо, не замечая спектр эмоций на его лице, что так и излучают ненависть вперемешку с отвращением.
Больно.
От чего-то стало так невыносимо больно.
Сердце, легкие, горло. Всё постепенно сжимается внутри неё, большой ком, что застрял посреди глотки, теперь разрывал её изнутри. Дрожащие руки, ватные ноги и, кажется, медленно погибающее тело. Но она всё равно идет. Делая шаг за шагом, сосредоточившись на собственных ощущениях. И на твёрдости камня под подошвой, приятной прохладе, что отдаётся от стен.
Ещё немного и она дойдет. Будто маяк, сидящий внутри тебя, указывающий путь в темноте ночного неба.
Шаг, второй и сердце, что болезненно билось в груди, успокаивается, приятным теплом отдавшись по всему телу, посылая рой мурашек от загривка до пят. Она знает, она чувствует, что близка, но к чему? Непонятно до сих пор, но это тепло в груди, что распространяется по ней, явно хороший знак.
Вдох, второй, болезненный как колючая проволока. Выдох дался еще сложнее. Легкие сжимаются, горло режут острые скалы, будто волны, что разбиваются о них.
Сердце снова ускоряет шаг, болезненно сокращается внутри, когда она с ужасом осознает, что близка к месту <i>их</i> встречи. Там, где должны были закончить патруль она, Пэнси и Драко. Там, где они явно сейчас не присутствуют, потому что это бред, это же слизеринцы, они ведь не продолжили свой патруль, верно?
«Соберись, Гермиона, это абсурдно».
Сколько раз она говорила это слово самой себе на протяжении всего этого вечера? Соберись.
Нет, невыносимо. Они не должны видеть её такой слабой, когда каждый шаг для неё дается с трудом, когда каждый вдох для неё болезненный. Не Пэнси и тем более не Драко. Голова разрывалась от мыслей, от всевозможных вариантов того, что с ней будет, что это такое, куда она так идет, к кому или к чему.
Взгляд наткнулся на высокий силуэт, что заставил органы так болезненно сжаться внутри. Кажется, всё стало намного хуже. Будто разбухшие бутоны собрали в ладони, сжав их со всей силы. Секунда и по телу прошлось тепло облегчения, того самого, которого она ждала так долго, так невыносимо долго.
Легкие, что стискивались под гнетом когтей, медленно начали функционировать. Вдох, ещё один, и как разбухший бутон красных роз, начали дышать. Боль пропала так, будто её и никогда не было. Один строгий взгляд в сторону слизеринца, молния, ударившая в тело, нагло, прямо в спину. Резкий рывок с его стороны и он уже рядом, прошёл мимо, зацепившись за карий ураган.
Опять. Это чёртово чувство, что истерзало её изнутри, мелкий холодок, смешанный с ливнем теплоты. Пространство исчезло, звуки прекратили свое существование. Только он, его привычный силуэт и необычно чувственный взгляд. Хочется пройти, забыть, не смотреть, не цепляться за незначительные вещи в его облике. Не замечать ничего. Ни серых глаз, что напоминали утреннюю грозу, ни чистоты белокурых локонов, ни пухлости розовых губ, длинных пальцев, идеально выглаженных вещей, хмурых бровей, эстетичного контраста между ними и волосами.
И рука Паркинсон, что мелькнула перед глазами, потянув за собой. Нет, пожалуйста, не уходи. Не сейчас.
Моргнула ещё раз, окружающий мир зашевелился, обретая привычные цвета. А он всё ещё смотрит, так тяжело и глубоко, пытается понять в чём проблема такого резкого перехода. Чем было спровоцировано то, что случилось тогда в Большом зале, сейчас. Будто время останавливается, напряжение наколется, дав появиться почти видным маленьким молниям.
Нога, согнутая в колене, тело, повернутое в противоположную от них сторону, а потом и сама голова. Оторвалась, будто силой, что отклеила их друг от друга. Они всё ещё тут, идут совсем по другому пути, а органы медленно начинают сжиматься.
Под гнётом камней, что сорвались с увесистых скал, и теперь стремительно падают вниз, раздробив все кости, перекрыв дыхательные пути, еще несколько метров расстояния и колени обоих касаются пола в попытке удержаться, чтобы не упасть. Лёгкие медленно иссыхают, сердце стучит, как бешеное, стискиваясь каждый раз, что сокращается в теле.
— Нет, господи, — еле проговаривает Гермиона, сжав горло руками.
— Драко? Драко, что с тобой? — взволнованный голос Паркинсон слышится где-то там за поворотом.
И вот он, как яркий луч в тёмном небе, что заполнили грозовые тучи. Надежда. Она смогла вдохнуть, его отпустило рядом с ней. Он смог идти, её сердце забилось рядом с ним. Вот в чем проблема они.
Одно резкое движение — синхронно, будто учились этому годами. Пару шагов навстречу, рука на каменной стене, взгляд направлен вперёд, в поисках цели.
Нашли, зацепились друг за друга, вот оно, это облегчение, когда посмотрела на него. Когда лёгкие залились воздухом, а душа перестала покидать тело. Снова можно жить. Она была той, кто дал на это шанс, ещё один шанс. Почему? Почему он смотрит на неё и чувствует, будто наполняется кровью, что остановилась в его венах секунду назад.
— Драко, что вы творите? — не слушал, оба игнорировали Пэнси, смотря в глаза. Ловя ужас, шок, негодование друг друга, делясь своим. Вот что произошло, они осознали ситуацию.
— Если я от неё отойду, то…
— Задохнусь, — продолжила гриффиндорка.
Непонимающий взгляд Паркинсон, полон замешательства. Но разве это не нормально? Когда ты не понимаешь ситуацию, в которой ты оказался. Особенно, если это что-то такое.
— Нам нужно к профессору Макгонагалл, срочно, — встала, быстрая, как пуля револьвера.
— Стой, — длинные пальцы сжались на запястье.
— Что? Почему?
— Нет смысла, они ничего не знают. Старуха наверняка спит и разобраться во всем этом не сможет.
Если бы Гермиона не знала Малфоя настолько хорошо, то подумала бы, что он беспокоится о благополучии сна профессора. Бред какой-то.
— И что ты предлагаешь делать? — хмурый взгляд гриффиндорки, застывшая в непонимании слизеринка.
— Во-первых, нам надо узнать, насколько далеко мы сможем быть друг от друга.
— Нам нужно в библиотеку.
— Она заперта, Грейнджер, — подала голос Паркинсон.
— Знаю, но никто не запрещал пролезать туда.
Это только что сказала Гермиона? Нет, она говорила такое и не раз, но не перед слизеринцами же. Да, их вид явно говорит о том, что гриффиндорка их шокировала.
— Неплохо, Грейнджер, это ты у шрамоголового с Вислым научилась? — ухмылка на лице, сверкающие глаза.
— Это тебя не касается. Мы должны попасть туда.
— Я не собираюсь тащиться туда в полночь! — два свирепых взгляда, противоречащих друг другу. Смотрят так, будто ещё секунда и набросятся друг на друга, растерзают на куски.
— Может лучше пойти в башню и решить эту проблему там? Мы создаем много шуму, — как ни странно, но Паркинсон выдала неплохую идею. И когда это слизеринцы обращали внимания на шум? Хотя судя по сонному виду Пэнси, ей скорее всего просто хочется в объятия своей кровати.
Выпрямились, как натянутые струны, кинули друг на друга озлобленный взгляд, что так и твердил о ненависти между собой. Повернулся, и пошёл вперёд, оставив позади Гермиону с Пэнси. Фыркнула, вздёрнув острый подбородок, направились прямо по коридору. По направлению к себе, в гостиную. Тишина, которая обволакивала их по пути, била своими тяжелыми прутьями по барабанным перепонкам, по разгоряченному мозгу, что пытался найти варианты и решение к этой ситуации. Найти ответ, но даже печальный взгляд голубоглазой дамы не помог и даже запах разожжённого камина, что прошелся по лёгким, обжигая дыхательные пути. Ответа не оказалось.
— Итак, нам нужно понять на каком расстоянии мы можем находиться друг от друга. Ты держалась довольно близко по пути, — несколько шагов назад, от угла, где стояла Гермиона, а внутри тишина.
— Уверен, что расстояние маленькое? — сложенные на груди руки, взъерошенные волосы и метающийся по пространству взгляд.
— Полностью, — она могла поклясться, что даже сейчас слышит эту насмешку в его голосе.
Пэнси сидела на кресле, наблюдая, как Драко медленно пятится по всей гостиной, достигая лестницы. Миг и Гермиона резко наклонилась, схватившись за солнечное сплетение. Чуть было не дернулась, направившись к гриффиндорке. Резкий поворот головой, а Драко стоит почти в той же позе, облокотившись о косяк. Нет, нет, нет, это бред какой-то.
— Эй, может лучше опять подойти поближе, между вами метров 2 не больше, — взволнованный взгляд темных глаз, а на лице Драко начала медленно исчезать гримаса боли.
— Мы не сможем уснуть.
Гермиона смотрела резко, глубоко, будто бы в него, в ту самую душу, что скрыта ото всех. Пронзительный взгляд, уничтожающий. Но нет, ни сейчас и ни в этой жизни, его душа, он сам, это тот самый человек, который не собирается открываться, показывать свои настоящие чувства и переживания. Он снова в своей оболочке, хотя из неё и не выходил, никогда, не в её присутствии. Ровная спина, расслабленная поза и ухмылка на лице, даже сейчас, когда минуту назад его рвала боль на тысячу кусочков.
— Значит уснём в гостиной, диван мой. Пол ждёт тебя, Грейнджер.
— С чего ты решил, что я буду спать на полу?
— Потому что всяким шавкам не место на мебели.
— Ах ты… — вскинутая рука, в которой была палочка, хитрая ухмылка на лице Драко и Пэнси, что встала между ними.
— Успокойся, Грейнджер, трансфигурируй кресло в кровать, для тебя это сущий пустяк, — один незначительный взгляд карих глаз, что с гневом обратились чуть выше, поверх её макушки.
— Прячешься за спинами однокурсниц, Малфой?
— Просто не горю желанием соскребать твое бездыханное тело с пола, Грейнджер, — поднятая вверх бровь и кисть, что сжимается на гладкой палочке.
— Много на себя берёшь, слизняк!
— Хватит! Я не собираюсь всю ночь слушать то, как вы тут решаете вопросы между собой! Я очень устала и собираюсь пойти в свою комнату и спать, а вы не смейте ничего тут разрушать, — необычно, когда сама Пэнси Паркинсон отчитывает Гермиону Грейнджер, но, возможно, она права. Этими пререканиями можно дойти и до драки, а это не закончится ничем хорошим. Так что на этот раз она отступит.
— Ладно, окей. Я беру кресло. Но если ты выкинешь хоть что-то, то я прокляну тебя, Малфой. Помяни мое слово, — о, этот грозный вид он не может сравнить ни с чем. То, как она, вся такая маленькая, стоит перед ним, чуть не пузырится от злости, превращаясь в красную пену с ожившими волосами. Это смотрится забавно.
Стоп, Малфой, никаких забавно. Это явно не то, что ты должен думать о гриффиндорской занозе. Она должна раздражать, ничего кроме этого.
«Помни…»
— Больно ты мне нужна, Грейнджер. Увы, грязнокровки не в моем вкусе.
Она вот-вот было открыла рот, вскинула палочку, кинув в него очередным проклятием. Какой-нибудь сглаз и хук справа его должны были приструнить, но нет же. У слизеринского принца есть собственная защита в лице Паркинсон. Опять встряв между ними, та отправила Драко, наконец, покоиться на диване, даже вручив ему его подушку и покрывало, а Гермионе достался лишь оценивающий взгляд, полный угроз. Но трогать её белобрысую игрушку она явно не собиралась.
А являлся ли сам Драко игрушкой в руках Пэнси? Этот вопрос крутился в голове, не давая покоя, даже когда по ставшему привычным чувству, магия устремилась к руке приятными покалываниями, через палочку, к своему освобождению. Небольшое кресло превратилось во вполне удобную кровать.
Главное — не быть слишком далеко от слизеринского хорька, иначе, кто знает, что может произойти, пока она окунулась в мир Морфея.