4 глава
Маленькие пузырьки красовались на неровной водяной поверхности. Какие-то из них, достигая своего максимального размера, лопались, дав место новым, совершенно маленьким воздушным шарикам, и так по кругу, повторяя свой кротчайший жизненный путь. Сердце бешено стучало, отдаваясь эхом в заполненном от мыслях черепной коробке. Вот что бывает, когда тебя застает врасплох слизеринский хорек. Слава Мерлину — одетый.
Что за неразбериха? Непонятные тупые совпадения. Если это называется судьбой, то Гермиона предпочтет в скором времени приобрести мыло, веревку и желательно небольшую табуретку. Может, это карма такая? Но какое вселенское зло она должна была сделать, чтобы на ее пути все время попадался Малфой?
Его было слишком много. На станции, в башне, в Большом зале, на уроках трансфигурации, а еще эти нелепые совпадения. Издевательство, да и только.
Голова раскалывалась от непрошеных мыслей, смертельным потоком лавы просачивающихся все дальше и дальше, паразитируя мозг. Воздуха стало предательски не хватать и, вынырнув из-под воды, гриффиндорка решила закончить с водными процедурами. Она тут уже довольно долгое время, и, если её поймает Филч, Малфой будет последней её проблемой.
Не давало покоя и другое — он её спас. Черт его дери. Это все ещё было в голове, раскаленными прутьями билось о каждый оголенный нерв, причиняя дискомфорт. Зубы крепче сжались, на раскрасневшихся скулах, из-под кожи стали видны маленькие желваки, ярко контрастируя с почти алым оттенком. Невозможно так легко забыть фрагмент своей жизни, когда ты чуть ли не умер, превратившись в лепёшку, украшая своими органами зелёную поверхность квиддичного поля.
Вот было бы смешно — красный и зелёный. Враждующие между собой цвета факультетов, но так подходящие друг другу, и она слилась бы со всем этим. Проблемы ускользнули бы, как маленькие шустрые птички, в затуманенном сознании не было бы Малфоя, который так яростно не давал покоя эти несколько дней.
Малфой…
А ведь он не давал покоя не три дня. Это началось еще раньше. Со второго курса, когда ещё маленький, довольно худой парнишка назвал её грязнокровкой. Впервые. Это слово так сильно ужалило, запретное слово для неё, её друзей.
А он просто взял и выплюнул это ей в лицо.
Указал, где он, а где она. Сколько ни учись, ни забивай голову знаниями о магическом мире. Они всё равно из разных Вселенных.
Малфой и Грейнджер — их фамилии в принципе не должны использоваться в одном предложении. Взрывоопасно; чертова комбинация двух несовместимых элементов. Неправильное движение — ты взорвешься. Как взрываются фейерверки в ночном, огромном темном небе, как маленькие лучи превращаются в сверкающие огоньки.
Он — чистокровный, она —
Грязнокровка.
Это слово из его уст точёным ножом ударило под дых. С лёгкостью вонзилось во внутренности с характерным хрустом, раздробило кости. Хлестануло по щекам, больнее, чем ожидалось, оставило свой след на раскрасневшейся коже и болело словно после сильной пощечины. На её душе навсегда остался шрам от этих слов, обзываний, высокомерных взглядов. Он был невыносим. Этот взгляд был невыносим, слова, колкий язык, но, черт возьми, почему сейчас он волнует её совсем из-за другого?
Характерные слова стали привычкой, больше не ранили так глубоко, не доводили до слез, стало всё равно. После всех пережитых ужасов одно беззащитное слово — грязнокровка — ей уже ничего не сделает. Но совсем другое дело — его провокации, странные взгляды и что еще хуже — необдуманные поступки. Прошло так мало времени, но случилось так много всего. Это просто невыносимо. Он засел там.
Засел в ее голове, нашел себе укромное местечко и начал отравлять собой изнутри. Если раньше его яд жалил лишь снаружи, то сейчас это уже совсем другие повреждения.
А ещё были его касания.
Касания, которые сжигали кожу, расплавляли, как воск под огнём. Ощущение его подушечек пальцев на своей плоти заставляло задерживать дыхание, метаться из стороны в сторону от противоречивых чувств. Сердце предательски содрогалось в немом ужасе.
Удар, второй — ты тонешь в этом омуте глаз.
— Лимонные дольки.
Голубоглазая дама отъехала в сторону, впустив в башню старосту девочек. Затуманенное сознание не замечало ничего. Только оголенные каменные стены длинного коридора, тяжёлый, до тошноты горячий, воздух камина. Даже не заметила черноволосую девушку, которая вальяжно раскинулась на кожаном диване.
— Грейнджер? А я то думала, что это ты с Уизли там наверху развлекаешься.
"Что?".
Сердце пробило удар. Все мысли просто исчезли, дав место лишь чувствам. Эта пустота пугала. Невозможно было сконцентрироваться на чем-то, а ватные ноги несли в сторону спальни. Что она там увидит, если все-таки найдет в себе силы дойти до заветной комнаты? А что сделает? Расплачется? Начнет орать?
Мысли путались, будто большие камни тяжелым грузом уходили на дно океана. Сердце то ли исчезло, то ли взорвалось от переизбытка чувств. Одно стало ясно — она задохнется, если не дойдет.
Ком, предательски большой ком, застрял в горле, его никак не сглотнуть, не заставить исчезнуть. Если Рон там не один, если Рон с кем-то, тогда это будет её конец.
Резкий рывок и дверь почти слетела с петель. Глаза зажмурились, сами по себе не желая видеть неприятную сцену перед собой. Да что уж там — невыносимую.
— Гермиона? — бархатный, до боли знакомый голос коснулся слуха. Нет, этот человек не мог ей изменить. Только не он. Давай же, открой глаза.
Открыла, темная сетчатка лихорадочно билась о край глаза, невозможно было сфокусироваться, ноги дрожали, сердце, как бешеный мотор, билось о ребра, руки вспотели до максимума. И вот оно, — наконец, зацепились за рыжую макушку, стоящую чуть дальше от неё.
Он был один, никого в этой комнате, даже намека на другого человека не было. Земля вернулась под ноги, еле державших хозяйку в вертикальном положении.
— Мерлин, — наконец смогла вздохнуть. За несколько секунд её мир рухнул и снова возродился из руин.
— Что случилось? Такое чувство, будто ты бегала от стаи разъярённых гиппогрифов.
Один шаг, второй. Почти добежала до него, чуть ли не кинув на черствый деревянный пол. Руки обвили натянутое тело, лёгкие наполнились запахом корицы. Вот он — её родной Рон, один, тут, просто ждал её.
— Всё нормально, Паркинсон просто… не важно, всё хорошо.
— Эта маленькая, кхм, — Рон еле сдержался, чтобы не оскорбить слизеринку в присутствии своей девушки, — она тебя обидела? Что она сказала?
— Нет, всё в порядке, Рон. Всё нормально. Давай лучше пойдем спать? Я так устала.
***
За плотно закрытой дверью явно что-то происходило, оглушенные, непонятные звуки доносились оттуда, коснулись барабанной перепонки, заставили резко выключить воду.
Одна секунда, вторая. Капельки воды медленно соскальзывали с его мокрых волос, норовились как можно быстрее достичь кафельного пола и превратиться в тысячу маленьких кристалликов. И так раз за разом. Даже эти, казалось, незначительные движения создавали для него колоссальный шум. Не давали сосредоточиться.
Почему он стоял тут, посередине их общей ванны и слушал? Можно сказать, подслушивал за тем, как эта грязнокровка, шагая словно громадный слон, зашла в комнату, а потом, кажется, бросилась в объятия Вислого недоумка. Зачем ему это нужно было?
Мышцы на шее напряглись до предела, грудь медленно вздымалась от каждого вздоха, легкие наполнялись воздухом, не спеша от него избавиться. Руки крепче сжались на худой талии. Ну вот, снова заговорила:
- …я так устала.
"Хах, устала, Грейнджер? От чего, Салазар тебя дери?".
Это он весь день не мог избавиться от тебя. От твоего раздражающего смеха, из-за которого барабанные перепонки так и грозились взорваться, налить вязкой кровью бедные уши. От твоего присутствия, касаний ледяных пальцев. Даже сейчас он чувствовал её обмякшее тело на своих руках. Сколько ни стой под душем, ни трись мылом, всё равно она там. Она вцепилась в него, просочилась под кожу, под мышцы, и теперь оставляет свои следы на его костях, в его белоснежно-чистой крови. Она отравляет собой.
— Да чтоб тебя гиппогрифы растерзали, заносчивая сука, — капли разлетелись по всем сторонам, в объятой паром ванне. Хлопковое полотенце резким движением сорвали с места, и теперь оно покоилось на узких бедрах.
Одни только мысли об этом существе с мохнатой башкой вызывали нереальный дискомфорт, злость медленно пробиралась сзади, окутывая собой, как белый снег, служивший покрывалом для многих растений в холодное время года. Почему в мыслях, где присутствовала она, никогда не было холодно?
Гнев, негодование, разочарование, весь спектр эмоций, чувств, но только не безразличие. Не было того ебучего холода, когда он думал о других, смотрел на серую массу людей. Казалось бы, эта ненависть была всегда и еще долго будет сопровождать его, пожирать все внутренности, окутывать собой.
Потому что ненавидеть легче.
Тяжёлая голова коснулась шелковой, до невообразимости мягкой подушки, ну хоть что-то в этой школе его радовало. Налитые свинцом веки накрыли глазные яблоки, серые радужки скрылись за тонкой кожей. Вот она — долгожданная темнота, когда ничего не видно, а все звуки, кажется, стихли. Даже неугомонная Паркинсон спокойно сопела в своей кровати. Сердцебиение обрело более спокойный ритм, а сознание постепенно затухало в море непонятных, несвязанных между собой картинок.
***
— И что мы ей скажем?
Казалось, двое подростков, что шли по полностью безлюдным коридорам, были чем-то взволнованы. Темно-розовые лучи, вперемешку с оранжевыми, только-только просачивались сквозь далекий горизонт, небо обретало свой привычный, светло голубой оттенок раннего утра.
— Вот именно, что ничего, Рон. Мы должны как можно дольше скрывать это от нее. И не только…
— Это безрассудно, Гарри. Рано или поздно она об этом узнает, и если Гермиона поймет, что мы скрывали от неё факт того, что нападали на маглорожденного волшебника — наши головы слетят с плеч. Она нам этого не простит.
— Мерлин, ты думаешь, я этого не понимаю? Рон, она наконец стала жить обычной жизнью. Война забрала слишком многое у нас, Гермиона пытается восстановиться, как и все мы, и именно поэтому мы скрываем этот факт ото всех маглорожденных.
Рон тяжело вздохнул. Кажется, в этих голубых глазах невозможно было сконцентрировать столько боли и мучений. Не в его глазах.
— Я просто хочу, чтобы всё это закончилось.
— Я тоже, именно поэтому нас позвали раньше, чем ожидалось. Я думаю, что мы приступим к работе с завтрашнего дня.
***
— Скиттер, кажется, совсем не о чем писать. Она мусолит одну и ту же тему уже несколько дней, — чуть громче обычного проговорила Гермиона.
Раздражающая Скиттер только и делала, что перемывала им кости, а в особенности прицепилась к Гарри, как надоедливая пиявка. Она не отстает от них даже на день, ну что это такое!
— Да брось, просто не обращай внимания.
— По лицу Гарри и не скажешь, что он не обращает на это внимания, Рон.
Карие глаза внимательно рассматривали напряженные скулы, потускневшие блики в зеленых глазах. Что происходит?
— Гарри?
— Прости, я просто задумался. В последнее время у нас много тренировок по квиддичу. Мы готовимся к матчу.
— Ты уверен, что дело в этом?
— Поверь, Гермиона, он не оставляет нам и малейшей секунды для отдыха, — Рону казалось всё нипочем. Еда есть, и день удался.
— Рональд, не говори с набитым ртом! — парень, в свою очередь, виновато улыбнулся.
Легкий холодок обволакивающе прикоснулся к оголенным частям кожи Гермионы, которые не были скрыты под плотной тканью одежды или же серых гольф. Тело мгновенно напряглось, карие глаза зацепились за только что вошедшую белоснежную, как первый снег, макушку. Вот кого-кого, а заносчивого принца ей видеть не хотелось. Утром удалось избежать настырного взгляда серых радужек, самодовольной улыбки на все лицо, но, видимо, судьба была не столь преклонна к самосохранению Гермионы.
Память прислужливо подкинула вчерашний вечер — он её спас, после застал в ванне, слава Мерлину именно под водой и скрытой белоснежной пеной. Так что пересекаться с ним вообще не хотелось. Внезапно в голову вцепилась совершенно крышесносная мысль.
Это что, получается, она теперь ему… должна?
Тотальный пиздец.
Чего-чего, а такого поворота событий она не ожидала, уж совсем.
По телу прошлась мелкая дрожь, когда серый вихрь оценивающе прошелся по её лицу, спустился ниже, к золотому галстуку и, будто понимая, кого он сейчас оценивает своим стальным взглядом, хмыкнув, Драко посмотрел в противоположную от гриффиндорского стола сторону. Стеклянные, ничего не отражающие глаза смотрели прямо на слизеринский стол, взглядом ища друзей, наткнулись на блестящую, пепельно черную головушку Паркинсон, а ноги тут же повели его прямо в объятия слизеринской подруги.
Он сегодня чуть ли не опоздал на завтрак. Так что все эти взгляды в его сторону были вполне оправданы. Хоть и неимоверно бесили; неужели нельзя было смотреть в свою тарелку и не нарываться на холодные взгляды от слизеринского принца? Хотя такое внимание ему только под руку. Потому что во всем этом водовороте взглядов почти что потерялись те самые огромные карие глаза, которые так выводили из себя, смотрели прямо, гордо, глубоко. Совсем как он. Неужели она так легко потеряла свой страх перед ним? А ведь вчера так вжалась в холодную стену, желая освободиться от тяжести его тела.
— Прости, что не разбудила тебя, милый, ты так сладко спал, что я не смогла нарушить твой сон, — блестящие от прозрачной помады губы накрыли его.
Черт, он так ненавидел вкус этой химической хрени.
— Всё нормально, главное, что я успел, — тяжелая мужская рука упала на хрупкие плечи.
— Ты выглядел таким милым, какой сон тебе снился?
И Драко застыл. Сон? Ему разве когда-либо снились сны?
Он никогда не обращал внимания на такую чепуху как сновидения, кому это нужно? Больной человеческий мозг мог сгенерировать что угодно в это, казалось бы, вполне спокойное для него время. Он не запоминал их, да и вроде бы никогда не видел. Так что слова Паркинсон показались ему довольно глупыми.
— Меня не интересует такая чепуха, Пэнси. Я голодный, так что тебе лучше немного стихнуть.
Всё, этого ей хватило, чтобы она, чуть задохнувшись воздухом Большого зала, положила свои руки на грудь и, надув губы, уселась, смотря на стол, лопавшегося от разновидностей завтрака.
***
День обещал быть довольно скучным, хотя не покидало паршивое ощущение того, что скоро что-то должно случиться, оно и неудивительно — ему предстоит вечерний обход с гриффиндорской заучкой; терпеть её рядом, ощущать ее присутствие всем телом, видеть, как эта лохматая голова то и дело, что маячит перед глазами, ну полный пиздец.
Радовало только то, что трансфигурация сегодня была последним уроком. Придётся немного потерпеть Грейнджер и пойти по своим делам. До вечера.
Бля, как же это легко сказано. Это же просто жесть. Сидеть с ней рядом. Чувствовать её запах, тепло её тела, иметь возможность прикоснуться к ней, ощутить шелк кожи. Припечатать её мохнатую голову куда-нибудь, например, в парту. А ведь никто почти не заметит. Ни её драгоценный Поттер, ни шавка Уизли. Как же это выгодно. Надо только… только.
Прикоснуться к ней.
Он все ещё жив, на его теле нет никаких порезов или повреждений, он прикоснулся к этой девчонке уже второй раз за неделю, и до сих пор пальцы ощущали шелк её кожи, хрупкость тела, тяжесть на руках. Находиться рядом с Грейнджер будет все сложнее. Потому что в глубине души он понимал, что хочет этого.
Тепла ее тела, мягкости.
Твёрдо, решительно, резко.
"Нет, просто вспомни, что это Грейнджер, и все вернется на круги своя".
Так дело в том, что это именно она.
Низкий рык вырвался из глубин лёгких. Пара пуффендуйек, проходивших совсем рядышком, испуганно взглянули на него и побыстрее попытались скрыться. Этот взгляд. Он был наполнен яростью, ненавистью, отвращению к себе, к ней. Из-за того, что снова залезла в голову, не позволила спокойно провести хотя бы один день. Из-за того, что он задумался о ней, из-за того, что думал о её коже, представлял какой она была бы, если бы он коснулся её снова. Хотя он был почти уверен, что ничего не изменилось.
Тряхнув головой, Малфой направился вниз по коридору, к кабинету нумерологии. Завернул за угол и наткнулся на что-то. Точнее кто-то буквально врезался в него. Острый корешок книги больно впился в правое ребро. Глаза медленно опустились вниз, чьи-то волосы касались подбородка, так непростительно щекоча это место. Посылая неприятные, вызывающие улыбку на лице, волны.
Грейнджер.
— Глаза разуй, тупая грязнокровка.
Замерла, оцепенела.
— Не смей ее так называть, Малфой!
Уизли. Ну конечно, кто бы сомневался. Горе спаситель, недобойфренд. Иными словами.
Полное разочарование.
По крайней мере, так думал Драко, и его мнение насчет Вислого недоноска не изменится, даже под страхом смерти.
Казалось, обычная мысль навернула на то, что он был трусом, который сделал много непростительного. Выбрал тёмную сторону ради жизни.
Его передернуло.
Руки крепче сжались, легли на хрупкие плечи и с силой оттолкнули маленькое тело.
— А то что, Уизли? Папочке Поттеру пожалуешься?
— Что ты только что сказал? — глаза Рона опасно блеснули.
"О боже, только драки не хватало".
Краем глаза Драко заметил. Заметил, как эта малявка закатила глаза.
Да как ей духу на это хватило?
Врезалась в него, хлопает тут своими глазищами и даже извинения не попросила. Зато её дружок весь на взводе.
Дура грязнокровка.
Гнев, чистейшее негодование. А на лице почему-то появилась ухмылка.
"Что-ж, поднажмем".
— Что слышал, лузер, — две маленькие миндалины сверлили взглядом стоящего перед собой, медленно становившегося красным, парня. Серая радужка скрылась за расширенными зрачками.
Уизли же уже превратился в спелый помидор. Губы сжаты, кулаки наготове.
— Хватит!
В два небольших шага, Гермиона одолела расстояние между ней и Роном. Спиной встала перед ним, глаза направлены на самодовольное, чуть опешившее лицо Драко Малфоя.
— Перестань. Сколько это еще будет продолжаться, Драко?
Он вздрогнул. Она впервые назвала его по имени, да так непринуждённо, что даже не заметила этого, продолжая сверлить взглядом искрящихся карих глаз. Глухой отблеск его собственного имени метался по черепной коробке, опаляя каждый незащищенный нерв. Губы снова начали свое движение, до ушей достиг раздраженный голос гриффиндорки.
— Ты ведёшь себя как маленький мальчик, которому родители не уделяют должного внимания. Каждый раз, каждый чёртов день, Мерлин. Ты все время не упускаешь возможности сказать какую-нибудь колкость, гадость по направлению к любому из нас, — руки вскинулись в разные стороны, когда из уст вырвались последние слова.
Гермиона Грейнджер будто надутый шарик, нарвавшийся на острую иглу.
Всё, её взорвали и теперь не остановить. Крылышки носа широко раскрыты, грудь тяжело вздымается при неровном и глубоком дыхании всё чаще и чаще. Глаза горят, а подбородок вздернут высоко, как она умела делать. Как всегда делала, когда умничала или была зла. Видимо, сейчас больше подходил второй вариант. Кулачки крепко сжаты, находясь около бёдер.
Вокруг метали искры разных размеров, если только поднапрячься, то можно заметить красное свечение вокруг гриффиндорки. Один неверный шаг и тебя шарахнет так, что даже мадам Помфри не сможет помочь. Она была разгневана, глубокая чаша терпения наконец налилась до краев. С каждым годом, по маленьким капелькам, тягучая, вязкая жидкость наполняла ёмкость, вальяжно впитываясь в железные стенки, обрамляя собой, стекала по ним, достигая дна, превращаясь в одно целое. И теперь больше не осталось места.
— Я серьезно, Малфой, прекращай. Нам давно не одиннадцать. Ты староста и, не буду лукавить, один из лучших учеников. Неужели невозможно держать язык за зубами? - не дождавшись ответа, она резко крутанулась на небольших каблуках.
— А ты, Рон, — маленький палец ткнул парня в левое плечо, — хватит вестись на его провокации!
Глубокий вдох.
— Мерлин, повзрослейте уже!
И, как мощный ураган, девушка, вскинув руки, пошла прочь из злосчастного коридора. Оставив этих двух идиотов стоять тут, в полнейшем шоке; неужели её настолько всё достало, что она впервые так высказалась? Дала волю чувствам.
"Хорошо хоть не ударила",— хмыкнул про себя Драко.
Рон часто заморгал, вдруг вернувшись в реальность.
— Гермиона! — кинув укоризненный, полный ненависти взгляд на Малфоя, Рон погнался за гриффиндоркой.
Что вообще только что произошло?
Драко стоял как вкопанный, ноги будто примерзли к полу. Тело отказывалось двигаться.
Чувства. Было столько противоречивых чувств. Гнев, шок, даже чуточку веселья. Грейнджер не выдержала. Грейнджер его отругала, как маленького мальчика. Как такое вообще возможно? С хера ли она возомнила, что может его отчитывать?
Она назвала его по имени.
Было необычно слышать его имя из уст гриффиндорской заучки. Странно, но это даже не было настолько противно, насколько он думал. Это просто было необычно, непривычно и странно. Потому, что это Грейнджер, Мерлин.
Ногти впились в фарфоровую кожу. Ну всё, хватит с него этой фигни. Голова повернулась в противоположном направлении . К тому коридору, где недавно прошелся некий ураган под названием «Гермиона Грейнджер». Кинув полный ненависти взгляд на пустующий коридор, Драко резко вздохнул и направился к нужному классу.
***
Однако слова Гермионы не покидали его голову даже на следующем уроке.
Ведет себя как одиннадцатилетний? Что за чушь? Её дружки ведут себя намного хуже, но по всей видимости, мисс явсятакаявзрослая, решила ничего не говорить своим шавкам. И это бесило.
Ну уж нет, что-что, а лишить себя такого праздника, как краснеющие лица гриффиндорцев, Драко не мог. Не в этой жизни, тупая зазнайка.
Вздернутый подбородок, взлохмаченные волосы, расширенные ноздри, метающий молнии взгляд. До ужаса в печёнках, ясный силуэт навис перед глазами, как легкая пелена, закрыла собой весь обзор класса. Перед ним стояла разъяренная Гермиона Грейнджер. Внезапный жар накрыл его с головой. Потянул свои мерзкие ручонки к его телу, к коже, впитываясь через поры, налегая на органы, стискивая легкие, перекрывая доступ к кислороду. Глаза резко зажмурились. Он был зол.
— Хей, приятель, с тобой все в порядке? — тихий голос Теодора вернул парня обратно в класс.
— Да, всё прекрасно.
— Точно?
— Откуда такая забота, Тео? Тебя девчонка покусала? Может, какая-нибудь хаффлпаффка?
— Тц, никто меня не кусал. Просто ты бледный, а на мир иной я тебя пока что не собираюсь отправлять.
— Ну конечно, что тебе нужно, Тео? — Драко еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Что-что, а такая забота для слизеринцев чужда. В особенности его друзьям.
— Ничего такого, приглянулась одна из префектов, устроишь встречу?
— С каких это пор Теодору Нотту понадобилась моя помощь в затаскивании девушек в постель?
— Позволь заметить, Драко, не в постель, а...
— Кхм, кхм, — громкий кашель профессора не дал договорить. Своим строгим взглядом, она ясно дала понять, что не готова мириться с таким неуважением в свою сторону.
— Чёрт, поговорим потом, — Тео, в свою очередь, резко отвернулся и уставился в полузаполненные пергаменты. Окунув перо в чернильницу, Драко начал писать конспект. Не важно, что происходит, а обогнать Грейнджер он всё ещё хочет. Хотя и сам в это вряд ли верит.
Учебник по истории для этого книжного червя — легкий роман, он был уверен. Она перечитала все учебники по сто раз, выучила все на отлично. И как же его это бесило. Неужели ей совсем нечем заняться? Как же хочется утереть нос этой серой мыши, указать её место. Быть лучшим везде.
Громкий звон наполнил коридоры Хогвартса, отдаваясь эхом по всей окрестности. Перемена.
Первогодки повалили из разных кабинетов, бегая каждый по своим делам, остается просидеть последний урок и они свободны на весь оставшийся день.
— Что? Не верю своим ушам! — крик Джинни Уизли заставило нескольких третьегодок повернуться в их сторону.
— Тише, Джинни, пожалуйста.
— Как ты можешь просить меня быть тише, когда двумя уроками ранее отругала Драко Малфоя, как маленького провинившегося мальчика? И почему я об этом узнаю только сейчас?!
Казалось, Джинни была рада, но одновременно обижена на подругу. Ведь она узнает об этом прекрасном событии так поздно!
— Мерлин, он меня убьет. Я не доживу.
— И это говорит одна из храбрейших девушек во всем Хогвартсе? Он не сделает тебе ничего, успокойся.
— Я всё ещё очень зла на них, в особенности на Малфоя, и скоро у меня с ним урок. Потом патрулирование.
На веснушчатом лице младшей Уизли появилась хитрая ухмылка; самое время, чтобы начать сеять зернышко для своего плана.
— Послушай, Гермиона, у меня тут в спальне есть кое-какой маггловский напиток. Я нашла его в кабинете у отца и взяла одну бутылку, хотелось бы попробовать его вместе с тобой. Так что…
— Хочешь предложить посидеть вместе после уроков, я правильно тебя поняла?
Джинни засияла.
— В самое яблочко, — девушка встала перед подругой и, поцеловав в щеку, затараторила, — люблю твою проницательность, а теперь мне пора. Надеюсь, ты убьёшь Малфоя на трансфигурации, удачи.
Джинни скрылась за поворотом, оставив Гермиону в коридоре, недалеко от нужного класса. До звонка оставалось несколько минут, а заходить категорично не хотелось. Снова сидеть рядом с этим выскочкой Малфоем. Терпеть рядом с собой, недоверчивые взгляды слизеринцев и презирающий взгляд Паркинсон. Будто ей не хватало всей этой смеси от Малфоя. Да он ее просто уничтожит.
Глухо зарычав про себя, Гермиона направилась к классу. Опаздывать не хотелось от слова совсем.
***
Как ни странно, урок прошел довольно спокойно, без всяких упреков, уничтожающих взглядов, они оба сидели и писали конспекты, каждый с головой погружен в то, что пишет, взгляд устремлен только на пергамент, пальцы обхватывают тонкое перышко, периодически окуная его в чернила.
Осталось несколько минут до окончания урока, надо просто дотерпеть, ещё немного, и можно отправиться на мирные посиделки вместе с Джинни. В прекрасный, успокаивающий уют гриффиндорской башни. Не думать о Малфое, его детском поведении до этого и вполне сдержанном сейчас. Кажется, он её вовсе игнорировал, что бесило вдвойне больше.
Он рядом, его левое бедро почти касается её правого, локти чуть сдвинуты, чтобы ненароком не прикоснуться, а взгляд серых глаз полностью сосредоточен. Но он тут, он слишком близко. Всё его нутро будто кричало: "Да, я тут, Грейнджер, и ты для меня пустое место".
Секунда и блестящий кончик языка прошелся по сухим губам, оставляя за собой мокрый след. Гермиона тяжело сглотнула. Она правда со всех сил пыталась не смотреть, но краем глаза все равно заметила это действие. Прикусила нижнюю губу, что таким же образом не скрылось от Драко.
Уголки губ дрогнули в усмешке, пальцы крепче сжали перышко. Он не должен был замечать Грейнджер, не должен. Но как это сделать, когда она настолько близко, когда запах её тела уже давно впитался в легкие, обволакивая собой. Что-то сидело в печенках, не давая полностью сосредоточиться, потому что краем глаза на протяжении всего урока он следил за ней, за её действиями. За тем, как она внимательно вникала в слова профессора, с большим усилием писала все, что было сказано. Заметил, как каждые несколько минут она поправляла непослушную прядь волос, пряча за ухо, как смешно морщила нос, если не успевала. И как пыталась не смотреть в его сторону.
Зачем вообще столько всего замечать в том человеке, который тебя, по идее, не интересует от слова совсем. Зачем с раздражением замечать эту чертову прядь и бороться с желанием не заправить так, чтобы ничего не вылезало, не лезло в глаза.
Она так бесила.
Эта девчушка будто залезла к нему в голову, включила магловский видеопроигрыватель, вставила какую-то пленку, переполненную кадрами с собой и проигрывала её на протяжении всего времени. Она перед глазами все время. Раскаленными прутьями прожгла свой силуэт в его мозгу, на костях, да даже в крови.
Он был зол. Зол из-за того, что вчера пришлось тащиться в другую ванную, она портит собой воздух любого помещения, она теперь живет рядом, сюсюкается со своим Вислым за ебаной стенкой. Посмела отчитывать его и всё гребаное время её мохнатая голова маячит перед глазами. А еще, Салазар её дери, прямо сейчас она откровенно пялиться!
Дерьмо.
Дыши, Малфой, дыши. Глубоко и медленно. Не надо резких движений.
— Грейнджер, если ты не заметила, у меня не рыжие волосы, хватит таращиться. Я не твой Уизли.
— Протри глазки, Малфой, ты уже вторую минуту капаешь чернилами по пергаменту. Ты мне даром не сдался, да только бумагу жалко.
— Спасибо за замечание, мисс Грейнджер. Да только вот ваши наблюдения мне даром не сдались,— ловко парировал Драко, специально вторя её словам.
Взмахом палочки убрав кляксу, Драко продолжил писать.
Да, она смотрела.
Дерзко, прямо, глубоко.
Пыталась понять, о чем думает этот парень, сидя рядом с ней, что у него на душе. Он зачаровывал собой. Голова просто гудела от натиска мыслей. Будто белые шарики наполняли её, создавая помехи в мыслительном процессе.
Благо, её прервал громкий звук звонка, отдаваясь эхом в черепной коробке, все пытаясь вывести гриффиндорку из раздумий.
— Предлагаю провести сегодняшний вечер в гостиной слизерина, — воскрикнул Тео, ведя за собой остальных слизеринцев. Драко не спеша встал со своего места и начал собираться, впрочем, как и Гермиона, которая старательно пыталась не смотреть на сокурсника.
— Драко, милый, ты ведь пойдёшь? — писклявый голос Паркинсон, терпкий запах духов.
— Да, конечно, — натянутая улыбка, прищуренный взгляд.
— Классно, мы так давно не собирались все вместе. Это просто прекрасная возможность, — завизжала слизеринка и, захлопав в ладоши, кинулась на шею своему… а кто она ему?
Драко точно мог дать ответ — давняя подруга, с которой можно нехило поразвлечься ночами. Пэнси была так же важна для него, как и Блейз с Тео. Но ничего большего. А вот Паркинсон, кажется, не хотела открыто смотреть на этот факт.
— Осторожно, Пэнс, или свернешь ему шею, — раздался насмешливый голос мулата.
— Не волнуйся, Блейз, мой Драко очень сильный, — губы сомкнулись на его щеке.
— Да-да, — скривился блондин.
— Не стойте столбом, пошли, — Тео был уже около двери и ждал остальных.
Гарри Поттер, наблюдавший за всем этим со стороны, кинув на Рона предупредительный взгляд, направился к слизеринцам.
— Куда это он?
— Он сказал, что ему что-то нужно взять. Гермиона, послушай, может, уже пойдем. Гарри еще на уроке сказал, чтобы мы шли к Джинни без него.
— Ладно, — кинув последний взгляд на спину друга, Гермиона направилась к выходу, — Стоп, Джинни и вас позвала?
Гермиона резко повернулась к Рону, от чего тот затормозил.
— Ну, как бы сказать. Получается, что да? — парень невинно улыбнулся, почесывая затылок, — Всё-всё, пошли, она нас точно заждалась, — взяв девушку за руку, Рон ринулся к гриффиндорской башне.
— Эй, Забини.
— Чего тебе, Поттер? — Блейз резко повернулся по направлению к знакомому голосу.
— Отойдем на пару слов, надо кое-что обсудить, — Гарри окинул взглядом всех остановившихся слизеринцев. Пэнси Паркинсон под руку с Драко Малфоем, пожиравшего того взглядом, Теодор Нотт, стоявший по правую сторону от них и, конечно же, Блейз Забини.
— Мне с тобой не о чем разговаривать, Поттер.
— О, поверь, есть.
Уверенный вид Гарри заставил неподдельному интересу появиться в уголках глаз слизеринцев. Малфой не мог понять, что Поттеру понадобилось от Забини. Ладно ещё он, но Забини?
Блейз прошелся по фигуре гриффиндорца, оценивающим взглядом темных глаз. Губы дрогнули в ухмылке, повернув голову к друзьям он неторопливо кивнул. Недоверчиво посмотрев на итальянца, Малфой снова кинул полный ненависти взгляд на Гарри.
— Пошли. Не задерживайся, Блейз, и, если понадобится, — набей ему морду.
Тяжелый вздох вырвался из глубин глотки. Блейз кивнул уходящему блондину, в том же медленном темпе повернул голову обратно. Он наткнулся на испепеляющий взгляд янтарных глаз Гарри, который почти просверлил дыру в отдаляющейся спине Малфоя.
— Давай покончим с этим, Поттер. Что тебе надо? — Гарри вздрогнул и обратил своё внимание на мулата.
— Не думаю, что это подлежащее место, — Гарри обошел Блейза и отправился к выходу, на ходу повернувшись и посмотрев на него. Губы были сжаты, во взгляде читалась всё та же неприязнь. Глаза цвета свежескошенной травы блеснули. Слизеринец еле удержался от того, чтобы не закатить глаза.
— Мир сошёл с ума.
Всё так же лениво переставляя ноги, Блейз направился за Гарри.