2 глава
Утро началось не с кофе.
Солнечный свет нагло проникал в слизеринскую спальню, его золотые лучи застелили почти всю комнату, оставляя на стенах блики разной величины. Было настолько светло, что появилась возможность разглядеть пылинки, летающие в пространстве, стремящиеся куда-то упасть.
Ощущая, как начало колоть глаза от такого света, Малфой поморщился. На идеальном лице, несколько мгновений назад находящимся в состоянии полного умиротворения, появились признаки движения: возникла маленькая складка между бровей и несколько на лбу, где покорно лежали платиновые волосы, чуть взъерошенные после хорошего сна. Ещё затуманенный мозг явно ощущал что-то неладное.
Придя в себя и сосредоточившись на своих ощущениях, он сразу узнал это сладкое чувство — где-то внизу живота приятно тянуло. Кто-то нагло навис над нижней частью его тела.
— Пэнси, утро только началось,— губы расплылись в ужасно привлекательной улыбке. Блондин с шумом втянул воздух и прикусил нижнюю губу.
Паркинсон своевольничала во всю. Пухлые губы скользили по упругому животу. Мышцы напряглись. Невесомые поцелуи были просто везде. Рука неосознанно потянулась к чёрной макушке; длинные, костлявые пальцы зарылись в волосы слизеринки.
Подняв свой затуманенный взгляд, девушка посмотрела прямо в дымчатые глаза. Будто стараясь вглядеться глубже, ощутить его полностью. В чёрных глазах плясали черти, расплывалось бесконечно чёрное болото; один неверный шаг — ты в дерьме.
В последний раз поцеловав слизеринца около пупка, она прошлась шершавым языком по белоснежной коже, оставляя за собой влажные дорожки. Мурашки ходили ходуном от одного только прикосновения. Не было ничего лучше языка Паркинсон. Длинный, влажный и упругий. Отличное пробуждение.
Кровь кипела, ощущения достигали своего апогея. Все мысли стали невесомы, проблемы исчезли, сейчас были только Пэнси и её язык.
— Блять, Паркинсон,— пальцы крепче сжались на её макушке, когда язык девушки прошелся по розовой головке.
Чёртова ухмылка появилась на пошлом лице Пэнси; причмокивающий звук отдался по всей комнате, достигая до стен, возвращаясь обратно, острыми иглами пронзая черепную коробку и мозг. Мысли и вовсе исчезли, когда губы Пэнси обхватили головку, медленно опускаясь, вбирая всё глубже.
"Влажный, горячий, узкий рот", — от этих мыслей, от этого чувства било током; энергия проходила по всему телу, окончательно собираясь внизу живота, медленно протекая к паху.
Костяшки на правой руке побелели, сжимая черные локоны; между пальцев проходили блестящие, шёлковые волосы; подушечки приятно щипало от ощущения нежной кожи под собой.
Хотелось ощутить её. Ощутить этот охуетительно пошлый рот, умелый язык. Чувствовать, как головка собственного члена упирается в нёбо, не давая дышать; как тонкие пальцы медленно сжимаются у основания, посылая по телу тысячу маленьких разрядов.
А Паркинсон всё продолжала, вбирая глубже, двигая руками, проходя языком по всей длине, оставляя за собой влажные следы, нежные поцелуи. Слова были излишни.
Лопатки плотнее вжались внутрь влажной от пота простыни, когда девушка попыталась взять в рот всю длину, чуть давясь. Мозг не соображал, отказывался выполнять свою привычную работу. Все мышцы напряглись до предела, хриплый стон и хлюпающие звуки разрушали тишину комнаты, голова Паркинсон покорно двигалась под напряжённой рукой, вены просачивались через белоснежную кожу, завораживая своим видом и создавая ощущение живого фарфора.
Зубы со всей силы впились в нижнюю губу; гортанный рык, писклявый стон, а после — яркий оргазм. Рука все ещё придерживала голову Паркинсон, не позволяя отодвинуться; хотелось прочувствовать это беспрекословное подчинение.
Проглотила. Всё, до малейшей капли. Умная девчонка.
Разум начал проясняться; потолок становился не сплошным зелено-красным пятном, а комплексом различных узоров и надписей, предметы обретали привычный вид, затуманенные глаза постепенно сфокусировались, сосредоточившись на бледном лице.
— Надеюсь, твоё настроение поднялось. Ты был таким злым со вчерашнего дня, — хриплый голос и рубашка на голое тело. Крышесносная комбинация.
Оу, как мило
— От твоего зоркого глаза ничего не скрыть?
"Да уж, Паркинсон, для кого-то ты — воплощение мечты", — Драко ухмыльнулся собственным мыслям и медленно встал с кровати.
— Собирайся, Пэнси, или мы опоздаем на завтрак.
***
Скрип двери заставил Гермиону вздрогнуть. Девушка медленно повернула голову и, о, Наргл, лучше бы она этого не делала. Холодный взгляд заполонил её всю. Она будто застыла в этом льде, в этом холоде. Мурашки пробрались глубоко под ребра, щекоча внутренности; мелкий озноб прошёлся по всему телу, будто это не осеннее солнце светило за окном, а зимнее, даря лишь свет, но не тепло.
Что ещё хуже — запах его тела. Лимон и мята; как можно так восхитительно пахнуть даже с утра? Казалось, лёгкие наполнились этим освежающим ароматом зимы.
Он был без футболки. Черт, просто стоял тут в одних старых штанах. Как негоже для благородного слизеринца. Ай-яй-яй, Малфой.
Глаза прошлись по силуэту парня. Очертили выпирающую ключицу, мелкую впадину между ее частями. Слюна наотрез отказывалась идти в пересохшую глотку.
"Чёрт, Гермиона, соберись. Ты сейчас пялишься на Малфоя. На голое тело Малфоя".
Жадно осматривая накаченный торс, вылизывая глазами белоснежное тело, выпирающие вены. Его кожа была идеальной, а глаза горели холодным пламенем, пробираясь через нее, пытались заглянуть глубже, растерзать на мелкие кусочки, вырвать нахрен все внутренности и растоптать. Уничтожить её всю.
— Чего уставилась, грязнокровка? Или забыла, что я теперь живу по соседству? — привычная желчь, привычный Малфой. Лучше бы ты молчал.
— Не слишком ли много высокомерия, начиная с раннего утра?
Былой настрой как рукой сняло. Его слова — сухой лёд. Обрушились на голову, раздробили черепную коробку, просачиваясь внутрь.
Противен. Слишком неприятен; невозможно испытывать такое к одному человеку.
— Нет, Грейнджер. Будь добра, сгинь поскорее, ванная моя.
Яд, самый настоящий яд.
— Знаешь, тебе повезло, что я закончила со своими делами, иначе бы тебе её не видать, — отрезала гриффиндорка и после громкий хлопок пронзил барабанную перепонку.
Ушла.
Салазар её дери, сказала своё и ушла. Вот так просто — скользнула за дверцу, оставив его одного, не дав сказать очередную гадость.
Наполнила всю комнату своим отвратительным запахом мёда и роз. Слишком приторно, слишком сладко. Блевать тянет.
И что это был за вид? Вышла сюда в одной только пижаме. Коротенькие шорты и облегающая футболка. Грейнджер, да Уизли места себе не находит по всей видимости. Мерзко.
Вот оно — нарастающее напряжение, ненависть только к одной персоне. Отвращение от всего этого места, только из-за того, что она была здесь.
Слизеринец посмотрел в зеркало: в отражении появилась фигура статного парня, челюсть была плотно сжата, скулы просачивались сквозь бледный эпидермис. Спина максимально напряжена, взгляд просто сжигал все на этом свете, не оставлял никого в живых. Попадись ему грязнокровка под руку — он свернёт ей шею. Кровь ударила в уши, отдаваясь противным и уже настолько привычным звоном.
Руки коснулись холодной раковины, тело сразу отреагировало на это действие табуном мурашек, всё еще напряженная спина и высоко вздымающаяся грудь медленно успокаивались. Расширенные ноздри обретали былую форму.
"Успокойся, эта грязнокровка не стоит твоих нервов, она просто ничтожество".
Именно, она всегда была никем, с самого своего рождения, — ею и останется. Простой грязнокровкой.
Да
Холодный душ с утра всегда успокаивал, так что это было наилучшим решением. Скинув с себя штаны с боксёрами, слизеринец встал под воду.
О да, холодная вода впитывалась в кожу, била освежающим током, заставляя забыть обо всем. Об утре с Пэнси, о раздражении, о Грейнджер. Маленькие капельки скатывались по накаченному телу, очерчивая каждый миллиметр, сталкиваясь друг с другом на пути, превращаясь в одну большую каплю, направляясь вместе вниз.
***
Большой зал завораживал своим потолком; на небе ярко светило солнце, пытаясь противостоять непрошеным облакам, просачиваясь через легкую материю, одаривая студентов своим светом.
— Небо сегодня особенно красивое, — еле выговорил Рон, положив очередной бекон к себе в тарелку.
— Рональд, не говори с набитым ртом, это некрасиво! — сколько раз ему нужно повторять одну и ту же фразу, чтобы он понял?
— Прости, Гермиона, но бекон такой вкусный, попробуй. Ты даже к еде не притронулась, — парень указал на пустую тарелку своей девушки.
— Рон прав, ты не притронулась к еде, что-то случилось? — Гарри, родной Гарри. Зелёные глаза смотрели сквозь оптические стёкла, проникая своим тяжёлым, обеспокоенным взглядом. Он определённо повзрослел.
"Как иронично; магия может многое, а исправить такой пустяк как плохое зрение — не в состоянии", — девушка хмыкнула своим мыслям, на что получила взгляд еще одной пары ничего не понимающих глаз — голубых как сегодняшнее небо.
— Всё нормально, мальчики, я просто не выспалась.
Отлично выкрутилась.
А ведь реально. Почему она витает в облаках? Всё ещё не притронулась к еде, хотя с утра была очень голодной. Что это за непонятное беспокойство?
Всё просто.
Он тебя раздражает.
Раздражает этот чертов взгляд, который проникает сквозь кожу, ранит острыми лезвиями, вырезая на внутренностях непонятные символы. Какого фига он пялится? Ещё немного — дыра в затылке просто обеспечена.
"Давай, Грейнджер, повернись".
Повернись, чтобы ощутить этот лёд, презрение от всего сердца. Ощутить, как тебя оценивают с головы до ног. Как тебя ненавидят эти глаза, этот человек.
Дай мне свой страх.
Пойми же, насколько ты ничтожна.
И, о, Мерлин, она повернулась. На секунду. Кинула осуждающий взгляд.
Как же ты смешна.
— На кого пялимся? — низкий голос Блейза заставил вынырнуть из мыслей.
— Я не пялюсь. Я пытаюсь уничтожить, — пальцы крепко сжались на старой деревяшке, белые костяшки вперемешку с розовой плотью выпячивались на тыльной стороне ладони.
— Уничтожить Грейнджер? Неплохо, парень, только вот её дружочки не дадут свою сучку в обиду.
— Пусть идут в жопу, они даже не заметили, насколько она напряжена.
— И сколько еще твоя игра будет продолжаться?
Боже, Блейз. Что за тупой вопрос? Пока она не сдастся.
— Посмотрим, сколько она выдержит.
— Хм, кажется, она не собирается сдаваться. Уверен, что она проиграет до окончания завтрака?
"У неё кишка тонка".
Серебристые глаза не отрывались от миниатюрной фигуры, странных волос, находящихся буквально везде.
"Грязнокровка, ты же вроде умная, исправь эту херню на своей голове. Глаза кровоточат".
— Ты в ней сейчас дыру просверлишь, прекращай.
— Это уже вопрос принципа, Блейз. Я должен её достать.
Повернулась.
Не так, как 5 минут назад, нет. Смотрела долго, не отрывая взгляда. Из глаз летели искорки, ещё немного и взорвётся. Весь её вид так и говорил:
— Хватит на меня пялиться.
Беззвучно, еле как можно было уловить движение губ. Алые, как любимые розы его матери. Они были отвратительны.
— Поганая грязнокровка, — самодовольная ухмылка украшала длинное лицо.
Не понятно от чего, но захотелось вывести её из себя. Драко не понравилось хамское обращение грязнокровки сегодня в ванной. Сколько не лезь под душ, под веками появлялась она — непослушная копна волос и презирающий взгляд. Надо было её раздавить. Притянуть за эти волосы и раздробить ей голову об раковину.
Карие глаза съедали всю его сущность, заставляли загораться в сию же секунду. Живая бомба — одно неверное действие и ты труп.
Злобно хмыкнув и изучив девушку в сотый раз за все утро, он, наконец, отвёл взгляд.
"Теперь будешь знать, как выбешивать меня, маленькая поганая грязнокровка".
— Что?
Низкий, почти хриплый голос прошелся по горлу, вырвался из глубин, достигая до нужного человека. Заставляя её на секунду вздрогнуть, прикрыть глаза.
— Ты сейчас на Грейнджер смотрел?
Блять, началось.
— Паркинсон, не еби мозги. Просто очередной способ вывести её из себя.
В один миг платиновая голова оказалась около уха девушки, обжигая своим дыханием. Вдыхая сладкий аромат дорогих духов, которых было уж слишком много, губы превратились в тонкую линию; хотелось сжать нос и не вдыхать этот запах.
— Надо бы наказать тебя за такую дерзость, Пэнси.
Горячий язык прошёлся по ушной раковине, оставляя за собой прозрачную, мокрую плёнку. Легкие укусы заставляли съежиться маленькую руку, сжаться на коленях парня.
Губы сомкнулись на нежной мочке, еле уловимый стон коснулся слуха парня. Он игрался. Ведь прекрасно знал все слабые места Паркинсон. Успел изучить. А в голове всё ещё стоял взгляд карих глаз, и совсем не важно, что у Пэнси они пепельно чёрные. Неважно. Потому что сейчас она беспрекословно подчиняется ему.
Шаловливые руки стремительно поднимались вверх, к вполне ощутимому бугру. К уже колом стоящему члену. Тёплые пальцы коснулись лёгкой ткани, чувствуя всё его возбуждение, умножая в сто раз. И хватило лишь одного слова, чтобы она послушно убрала руку:
— Уходим.
***
Гермиона никогда не опаздывала, но надо же было именно сегодня, в первый же день, этим мраморным лестницам повернуть в другую сторону, удлиняя путь вдвое.
Старостам нельзя опаздывать.
Негромкие шаги эхом продвигались по пустым коридорам, непослушные волосы как пушок поднимались и приземлялись обратно на плечи хозяйки с каждым шагом, который почти переходил на бег.
Нельзя, нельзя, нельзя.
Вдалеке появилась нужная дверь кабинета трансфигурации. Наконец дошла до места, с начала урока прошло всего-то пять минут, но и это было катастрофой.
М-да. На голове творился полный бардак; от недавнего полубега грудь высоко вздымалась. Физкультура уж точно не для нее, в горле пересохло ни то от страха, ни то от недостатка жидкости в организме.
— Проваливай с дороги, грязнокровка.
Высокий силуэт парня стоял позади, сразу повеяло холодом, охватывая всё ее существование. От неожиданности Гермиона резко повернулась, тем самым клюнув парня в серебряно-зеленый галстук. В нос ударил опьяняющий запах тела. И взгляда поднимать не надо, чтобы понять — это был Малфой.
Дыхание остановилось, и без того пересохшее горло превратилось в пустыню, сердце шло ходуном, так же быстро уходя в пятки. Жар, исходивший от него, заставлял мурашкам нагло брать контроль над кожей. Надо же было так влипнуть. Он не отставал с утра, просто преследовал .
— Так и будешь стоять? Либо повернись и сама открой дверь, либо дай пройти.
— Грейнджер, пошевеливайся, мы и так опаздываем, — Пэнси зло зыркнула на девушку.
"Да знаю я, достали".
Крутанулась обратно, на сто восемьдесят градусов, пытаясь старательно убрать его запах из носа, что так сильно колол ноздри. Миниатюрные пальцы коснулись дверной ручки, отворяя её, а следом последовали тяжелые шаги. Внезапно в голову пришло осознание того, что сейчас она не одна. За ней идут Малфой и Паркинсон. Что о ней подумают Гриффиндорцы?
Зайдя внутрь, она просто обомлела, всех слов на этом свете не хватит, чтобы описать этот шок. Полнейший шок.
Драко шёл за ней, старательно пытаясь не наступить на её ноги, не стать причиной её феерического падания. Хотя так хотелось.
Не сейчас, потом.
Глаза смотрели вниз, на её стройные, худые ноги, обтянутые тканью серых гольф. Как же нелепо Грейнджер выглядит сейчас, вся запыхавшаяся, краснощёкая и с той же непонятной фигнёй на голове. Боже, её никогда не учили, что волосы нужно расчёсывать? Что за ужас?
Совсем рядом Пэнси крепко вжалась в Драко, изо рта пронёсся непонятный писк, чуть ли не задохнулась. Лениво подняв глаза, Драко наконец понял, откуда такое недовольство появилось у Паркинсон.
Во всем классе был только один херов ряд, удлиненный, но это ничего не меняло и, о боже, Слизеринцы и Гриффиндорцы сидели рядом друг с другом — немыслимо. Просто невозможно.
— Простите за опоздание, профессор Макгонагалл, можно… ам, сесть? — видимо, грязнокровка первее всех в этой троице опоздавших избавилась от своего шока.
А Драко стоял. Пожирал взглядом все эти парты, всех слизеринцев, будто говоря «Предатели». В свою очередь, даже не замечая недовольный взгляд профессора. Сейчас его это волновало меньше всего.
— Как это понимать, профессор? — тем временем раздражение мелкими каплями скапливалось в крови, превращая её всю в черную массу. Кристально чистая кровь каждый раз осквернялась этими гриффиндорцами. Невиданные ублюдки.
— Все очень просто, мистер Малфой, это минус десять баллов со Слизерина и минус пять баллов с Гриффиндора. Пять баллов за каждого. А теперь, попрошу вас сесть на свои новые места.
— Но, профессор, во всем виноваты лестницы, они поменяли свое направление!
Как неэтично, перебила своего профессора на полуслове. Гермиона Грейнджер, кем ты стала?
Никем.
— Мисс Грейнджер, вы опоздали на урок, и лестницы для вас не оправдание. А сейчас, позвольте продолжить.
— Да, простите, профессор.
— Мисс Паркинсон, займите свободное место рядом с Роном Уизли. А вы, — кошачьи глаза взглянули на Гермиону и Драко прямо из-под очков-полумесяцев, — займите последнюю парту, и чтобы за весь год класс сидел именно так, как я вас распределила. Поменяете места — минус баллы с факультетов.
Что за бред? Сидеть рядом с Грейнджер? Этого ему не хватало. Ни за что, он не сядет с ней, да он даже брезгует находиться в одной комнате рядом с этой грязнокровкой.
Ты живёшь с ней, Драко, смирись уже.
"Нет".
А Гермиона, кажется, решила не расстраивать любимого профессора ещё больше и послушно направилась на негнущихся ногах к парте. Они были ватные и почти не чувствовали твердые доски под собой. Невозможно, чтобы день был настолько провальным. Сердце пробивало удары один за другим, казалось, этот грохот теперь навсегда в её мозгу, отдается глухим эхом в стенках мозга, расщепляя последнюю надежду на хороший день. Сидеть рядом с Малфоем, да такое и врагу не пожелаешь!
Он и есть твой враг.
Её вовсе не устраивало то, что она будет сидеть рядом с Малфоем, и, что ещё хуже, — это будет длиться целый год. Да, любая другая бы прыгала от счастья от такой новости, но не она. Не после стольких лет издевательств и постоянных издевок насчет статуса крови и внешности, как же это достало. Хотелось уже, наконец, с головой погрузиться в свои уроки, забыть обо всех этих немыслимых стычках и нечаянных встречах. Убрать из головы любое напоминание о слизеринце. Он настолько бесил, что хотелось его хорошенько побить. Желательно битой с шипами. А ведь был второй день, лишь второй из оставшихся триста шестидесяти трех дней.
Выпилиться можно.
В реальность девушку вернул строгий голос Макгонагалл и холодный стул, на который она уже успела сесть и даже не заметила.
— Мистер Малфой, я невнятно выразилась?
Женщина явно негодовала. Этот наглый школьник посмел ей дерзить, а теперь игнорирует. Просто неслыханно!
— Профессор, я не хочу сидеть рядом с ней.
— А это никого не волнует, мистер Малфой, хватит ломать комедию, сядьте за парту и приступайте к уроку. Я потеряла немало времени из-за вас, — в последний раз бросив свой фирменный взгляд, женщина повернулась на своих каблуках и направилась к доске. Всем своим видом показывая, что дискуссия окончена.
Снова эта чертова ярость, она стала настолько огромной, что к ней можно было бы прикоснуться и сразу расплавиться, превращаясь в непонятную жижу из органов, плоти и свернувшейся крови. Глаза пылали холодным огнём, чем-то напоминая голубой огонёк, но, в отличие от огонька, взгляд его глаз способен уничтожить.
Черти скреблись где-то глубоко внутри, отравляя собой, превращаясь в черную массу, способную только ненавидеть, презирать, пугать. Вот, кем он себя чувствовал — монстром. Соблазнительным монстром, которому уже давно на все начхать с Астрономической башни.
Наконец дошел до парты, окинул её тяжелым взглядом, изучая каждый уголок тела, каждую складку на мантии, каждую прядку.
— Подвинься, Грейнджер, и не смей прикасаться ко мне.
Посмотрев на него почти так же, Гермиона чуть ли не кинула в него острое перо. Жаль.
— Слишком многое на себя берёшь, Малфой. Твоя чистокровная задница меня не интересует.
"Что? Что она только что сказала?"
Тяжело рухнув на стул, Малфой зло взглянул на Грейнджер. Снова пытаясь уничтожить, превратить в пепел. Негодование обволакивало, постепенно превращаясь в гнев, который можно почувствовать каждым позвонком. Оно медленно ползло по костям, оставляя за собой черно-алый цвет, пробираясь к загривку, просачиваясь в голову, проникая в мозг, наполняя собой. А она что?
Смотрела, просто смотрела на него, своими большими глазами, не понимая, что сейчас сказала, в какую передрягу попала.
— Гриффиндорская смелость дала о себе знать? Ты смешна, Грейнджер.
— Малфой, если ты не заметил, я пытаюсь учиться. Так что, будь добр, не отвлекай, — Гермиона негодовала, откуда у неё появилось столько смелости. Она дерзит Малфою, когда находится так близко к нему.
Чувство гордости переполнило девушку, заставляя порхать, будто бабочка в легкий весенний денёк. Лёгкие наполнились свежим воздухом, давая ей все больше сил. Каждый позвонок был прямым, как острая игла. Дотронешься и крови не избежать. Уголки губ резко поднялись вверх. Гермиона дернула головой, отчего его довольная гримаса скрылась за непослушными волосами. Ей не хотелось, чтобы Малфой видел её улыбку, заметил, насколько она была довольна собой.
А Драко был в ярости, какого хрена грязнокровка посмела дерзить ему, хамить, отвечать на его колкости? Она что, выпила Феликс Фелициус? Это жалкое подобие ведьмы? Даже ей мозгов не хватит на такое.
Драко все ещё продолжал смотреть на неё, судорожно ища колкий ответ. Да так, чтоб задеть за живое, чтобы было больно, стыдно, невыносимо. И Салазар её подери, ему показалось, или она улыбнулась? Сидя рядом с ним, когда он готов придушить её в любой момент, она праздновала свою маленькую победу?
"Хер тебе, Грейнджер".
Приблизился ближе, на таком расстоянии запросто можно почувствовать запах другого человека, и это забавляло ещё больше. Мёд и розы. Что за омерзительный запах. Ужасно, как и всегда.
— Чего улыбаешься, дура? Празднуешь маленькую победу, Грейнджер? Так знай, если бы не все эти люди, то ты бы уже была мертва. Задушена лично мною, — правильно, нужно ее просто запугать.
Обомлела, снова потеряв дар речи, он слишком близко, чтобы внятно соображать, воспринимать все его слова, прокручивая информацию в голове, тщательно обдумывая услышанное. Мозг отказал. Его запах действовал, как яд. Яд, который так манит, пахнет настолько хорошо и в то же время так отвратительно. Как такое вообще возможно?
Тебе либо что-то нравится, либо нет. Определись.
Тяжелые веки опустились на глазные яблоки, скрывая за собой карих чертей. Тяжёлый вздох вырвался из уст Гермионы, она постаралась убрать из своей головы его силуэт.
— Я же сказала, я пытаюсь учиться.
— Я это сказал, чтобы ты взяла себе на заметку. Не смей мне дерзить, или мало не покажется, — не дожидаясь ответа, а он ему не нужен был вовсе, Драко достал из сумки конспекты и начал писать лекцию Макгонагалл, через секунду он, казалось, погрузился в нее с головой.
"Чёртов выскочка", — Гермиона прикусила щеку, всё ещё злобно глядя на Драко.
Весь урок можно было заметить напряженные взгляды Гарри и Рона, направленные в сторону злосчастной парты. За это время они не сказали друг другу больше ни одного слова, только изредка кидали уничтожающие взгляды друг на друга, но мальчишки все равно волновались за свою подругу.
Наконец прозвенел долгожданный звонок, урок выдался максимально сложным. Гермиона смогла свободно выдохнуть, лёгкие будто освободились, смогли сделать глоток свежего воздуха, без лимона и зимы. Он больше не сидит рядом, не находится настолько близко. Больше не стоит над душой, прожигая своим пронзительным взглядом, оставляя за собой глубокие черные дыры.
Это радует.
— Гермиона, ты как? Он ничего плохого не сделал? Нам набить ему морду? — Рон как всегда лез на рожон.
— Его надо хорошенько проучить, — Гарри не отставал.
— Ребята, со мной всё хорошо. Я не маленькая и могу за себя постоять, да и за весь урок ничего не приключилось.
— Точно?
— Точно, Рональд.
— Всё равно будь осторожна, не нравится мне это всё, — Гарри смотрел прямо на Малфоя. Тот, в свою очередь, спокойно стоял рядом с Паркинсон, приобнял её за плечи и о чём-то разговаривал с Блейзом. Он заметил этот взгляд, эти отвратительно зеленые глаза.
— Чего уставился, Поттер, соскучился по разбитым костям?
— Очень остроумно, Малфой, жаль, таким одноклеточным как ты никогда не понять, что такое юмор.
Гермиона в шоке уставилась на Гарри, неужели тот решил словесной перепалкой всё закончить? Но не тут-то было.
— Что я слышу, Поттер? — мелкими шагами Драко приблизился к их столую — Начал ходить на курсы по остроумию? И как тебя еще не выперли оттуда?
— Не нарывайся, Малфой, — два горящих взгляда столкнулись в немом поединке, будто свежая трава и ураганное небо. Каждый мог поклясться, что между ними прошлось электричество, от которого волосы встают дыбом.
— Не думаешь, что нарываешься тут ты? Не я первым гляделки устроил.
Гнев, ярость, отвращение. Ураган чувств бушевал глубоко внутри, заставляя хозяина тела глубоко вбирать в себя воздух. Белоснежные волосы на загривке встали дыбом. Так хотелось врезать этому чёртовому Поттеру, но нельзя. Не здесь, или старуха Макгонагалл убьёт обоих.
— Сегодня, в одиннадцать, на квиддичном поле, Поттер. Вызываю тебя на дуэль.
— Идёт, Малфой. Смотри, не сбеги, как на первом курсе.
— Ты лучше подумай о сохранности своих костей, четырёхглазый кретин.
Лишь миг, один несчастный миг, и Гарри дернулся с места, не выдержав больше этих колких фраз. Вообще странно, что он не вышел из себя ещё в начале спора.
Белый, идеально отутюженный воротник был скомкан в руках Золотого мальчика. Лоб ко лбу, взгляд к взгляду. Они горели изнутри, раскалённый воздух кружил между двумя юношами. Одновременно замахнулись, чтобы нанести удар:
— Что здесь происходит? — Макгонагалл, как всегда, не вовремя. Будто почуяла потасовку и примчалась на всех парах, чтобы наказать дерущихся.
— Мистер Поттер, мистер Малфой, не объясните ли, что здесь происходит? Что вы тут устроили?
Юноши стояли, буравя взглядом друг друга, полные ненависти и неприязни друг к другу. Они даже не собирались отвечать профессору.
— Ничего страшного, профессор, они просто...
— Мисс Грейнджер, я не дура и вижу, что тут они просто делали.
— Мистер Малфой, вы староста, вы должны быть примером для всех учеников, а не первым лезть в драки, ясно вам?
Ещё и поучающей Макгонагалл ему не хватало. Голова раскалывалась от всего этого шума, от всех этих взглядов, направленных на него. Лёгкие судорожно хватали воздух, вбирая в себя.
— Да, профессор, — процедил он сквозь сжатые зубы.
Невыносимо.
— На этот раз вы оба отделались простым предупреждением, и чтобы такого не повторялось! А теперь, все свободны.
Оставшиеся ученики направились к выходу под ярым наблюдением Макгонагалл. Малфой резко крутанулся на своих каблука, в последний раз бросив взгляд на Поттера, как бы намекая, что это не конец. Напоминая о сегодняшней дуэли, он вышел из кабинета. Ему нужен был холодный душ, чтобы снять это чертово напряжение, успокоиться. На глаза попалась Пэнси, в голове промелькнула мысль утащить её в любой пустующий кабинет и хорошенько отодрать, но он слишком устал даже для траха с ней; может быть, ночью он все-таки воплотит свой план в реальность, но не сейчас.
Гермиона все ещё не собрала все свои пергаменты в кожаную сумку, и стояла в классе вместе с ждущими её Роном и Гарри. Закончив возиться со своими вещами, она кивнула друзьям. Золотое трио направилось к выходу, как Макгонагалл подала голос:
— Мисс Грейнджер, останьтесь, пожалуйста, нам надо поговорить.
Сердце начало бешеный пляс с ребрами, живот скрутило до невозможности, что могла сделать Гермиона, чтобы её оставляла после уроков профессор для разговора.
— Вы идите, я вас догоню.
Взгляд Рона был полон сочувствия. Нехотя, но парни ушли, оставив её вместе с профессором наедине.
— Мисс Грейнджер, в связи с последними событиями, я бы хотела, чтобы вы были внимательны к мистеру Малфою. Пожалуйста, проследите за ним и желательно за мистером Поттером, я не хочу, чтобы они натворили дел. Надеюсь, я смогу положиться на вас.
"Что? Приглядывать за Малфоем? Он же не маленький, что за нелепица?"
Снова этот чертов холод. Пробирается сзади, осторожно, чтобы не запугать. Прижимается к каждому позвонку, распространяясь по всему телу, проникая в кровь. Мурашки медленно овладевали кожей, заставляя почти невидимые волоски встать дыбом.
Следить за Малфоем, ты должна следить за ним.
— Мисс Грейнджер?
Голос Макгонагалл острым лезвием проник в мозг, отдаваясь по стенкам черепной коробки.
— Ах, простите. Да, я постараюсь приглядеть за ним, кхм... — запнулась на секунду. Приди в себя Гермиона, — за ними обоими. Я могу идти?
— Да, мисс Грейнджер, на этом всё. Спасибо.
Как вышла из кабинета, Гермиона не помнила; в голове табуном бились мысли, не давая спокойствия. Перед глазами стояла пелена, взгляд притупился. Прекрасно, теперь она стала нянькой Драко Малфоя, «отличные» новости. Мыслей было настолько много, что не разберёшь, какая важнее. Одно было ясно: в одиннадцать часов она тоже должна быть на квиддичном поле. Кто знает, что могут учудить эти двое, а подвести Макгонагалл она уж точно не хотела.