Кровавые листья.
Осень тысяча девятьсот сорок четвертого ознаменовала собой новый, еще более мрачный этап в ходе Второй мировой войны. На Восточном фронте советские войска, ведомые своей неудержимой мощью, продолжали стремительное наступление. После грандиозного успеха той самой операции "Багратион" летом, когда была разгромлена немецкая группа армий "Центр", Красная Армия открыла себе путь к Польше и Восточной Пруссии. Немецкая армия несла колоссальные потери в живой силе и технике, испытывала острый дефицит в подкреплениях и ресурсах, а моральный дух солдат неуклонно падал. Любые попытки остановить продвижение советских войск наталкивались на упорное сопротивление и заканчивались тяжелыми поражениями.
На Западе, после успешной высадки союзников в Нормандии в июне, продвижение войск антигитлеровской коалиции также было неуклонным. Освобождение Парижа в августе стало символом краха немецкого господства во Франции. К осени союзники стояли уже у границ Германии, а немецкая армия, измотанная многолетними боями, была не в состоянии организовать эффективную оборону. Операция "Market Garden" в сентябре, хоть и не достигла своих целей, наглядно продемонстрировала уязвимость немецкой обороны.
Небо над Германией принадлежало авиации союзников. Дневные и ночные налеты на города стали частью повседневной жизни, превращая их в руины, унося жизни тысяч мирных жителей и уничтожая промышленный потенциал. Экономика Рейха, и без того ослабленная, трещала по швам под натиском воздушных атак и тотальной войны.
Внутри страны нарастало недовольство. Чем дальше, тем больше немцев понимали безнадежность ситуации и неизбежность поражения. Пропаганда о скорой победе звучала все более фальшиво, и люди искали любые пути спасения от надвигающейся катастрофы.
Пираты Эдельвейса видели в ухудшении положения Германии и возможность, и угрозу. Возможность - для свержения нацистского режима, но и угроза - от его последних, отчаянных действий. Юрген, Конрад и их товарищи постоянно собирались, чтобы обсудить, как действовать дальше. Их встречи проходили в полуразрушенных зданиях, подвалах, заброшенных мастерских - местах, где их меньше всего могли заметить.
—Ситуация на фронтах ужасная, - говорил Конрад, нервно разминая кулаки. - Союзники уже у границ. Но это не значит, что они нас освободят. Скорее, они превратят наши города в пепел.
—Именно поэтому мы должны действовать, - настаивал Юрген. - Не ждать, а помогать тем, кто нуждается. Спасать людей, распространять правду.
—Правда - это хорошо, Юри, - возразил Баум. - Но правда не остановит Гестапо. Нам нужно оружие, нам нужно действовать решительнее. Я думаю, нам стоит активнее сотрудничать с группой Штайнбрюка. Их акции куда более смелые, они могут помочь нам с добычей взрывчатки и оружия.
Юрген сомневался. Он помнил слова своей матери о том, что насилие порождает насилие, и боялся, что крупные диверсии, подобные тем, что планировал Штайнбрюк, приведут к еще большим жертвам среди мирного населения, и к еще более жестоким репрессиям.
—Я не знаю, Конни, - сказал он. - Такие акции могут обернуться против нас. Мы можем стать причиной еще большего хаоса и разрушений.
Тем временем для Луизы нее Конрад, с его участием в "Пиратах Эдельвейса" - этой подпольной организации, о которой шептались только вполголоса - представлял собой все большую опасность. Знание его нелегкой судьбы, смешанное с остатками детской дружбы, заставляло ее проявлять к нему странную, пугающую заботу.
—Послушай меня, - говорила она ему, когда им удавалось встретиться на нейтральной территории, ее голос звучал взволнованно, но в нем чувствовался холодный расчет. - Ты не понимаешь, что делаешь. Это очень опасно. Ты играешь с огнем. Ты же знаешь, как режим относится к таким, как ты, и к тем, кто ему противится. Расскажи мне, что вы там делаете? О чем думаете?
Ее вопросы звучали как искреннее беспокойство, как попытка понять. Но в ее голосе, в настойчивости, с которой она выпытывала детали - о членах группы, об их планах, даже о Юргене, который вообще казался ей подозрительным - чувствовалась иная подоплека.
—Нельзя так рисковать, - продолжала Вайнштейн, словно оправдываясь. - Ты должен думать о будущем. О том, что будет, когда все это закончится. А такие связи... они могут навредить.
Тем временем Ганс Штайнбрюк, лидер Эренфельдской группы, известный своим прозвищем был движущей силой самых дерзких планов сопротивления в Кёльне. Его команда, в которую входили люди разных возрастов и национальностьей готовила операции, способные нанести ощутимый удар по нацистской машине.
—Нам нужно действовать сейчас, пока у нас есть хоть какая-то возможность, - говорил Штайнбрюк своим ближайшим соратникам. - Гестапо становится все ближе, они ловят наших людей. Нужно нанести удар, который их ослабит, который покажет, что мы не боимся.
Его взгляды были устремлены вперед, к наступлению американцев.
—Когда союзники подойдут к Рейну, - объяснял он, - мы должны нанести удар. Одновременно. Я хочу взорвать мост Гогенцоллернов. Это парализует передвижение войск и техники. А затем... затем мы ударим по самому сердцу. По штаб-квартире Гестапо. Это будет сигнал для всех - что сопротивление живо, что мы готовы биться до конца!
Но и Гестапо не дремало. Криминалькомиссар Фердинанд Кюттер и его заместитель Йозеф Хёген, известные своей жестокостью, взялись за Пиратов Эдельвейса. Двадцать восьмого сентября члены группы Ганса бомбы Роланд Лорент и Ганс-Йозеф Бальцер застрелили ортсгруппенлейтера Генриха Зентгена. Этот смелый и отчаянный шаг, призванный посеять страх среди нацистских функционеров, имел обратный эффект.
На следующий день Гестапо напало на след группы. Арестовали Цилли Серве и двух еврейских женщин, которых она укрывала. Первого октября Штайнбрюк и его соратники, включая Йохана Мюллера и Бартоломеуса Шинк, предприняли рискованную попытку освободить Цилли, устроив перестрелку в здании гестапо. Им удалось убить нескольких нацистских функционеров, но Цилли не удалось спасти. Эта акция привела к еще более масштабным репрессиям.
В результате интенсивного розыска Гестапо арестовало шестьдесят три человека, подозреваемых в связях с Пиратами Эдельвейса. Это событие вошло в историю как "дикая стрельба" (wilde Schießerei). Одиннадцатого октября Ганс Штайнбрюк был обнаружен и арестован на квартире у активистки Эльзы Кестель.
Эта волна арестов и репрессий обрушилась на ребят как лавина. Информация о задержаниях распространялась по городу с невероятной скоростью, вызывая шок и ужас.
—Ты слышал? Взяли Йохана Мюллера! - шепнул Конрад Юргену, его лицо было бледнее обычного. - И Бартоломеуса Шинка тоже. Говорят, их схватили вчера вечером, когда они пытались вывезти продукты для Цилли.
Юрген почувствовал, как холод пробежал по спине. Хоть упомянутых другом людей он знал не так близко, они всё же были соратниками.
—А Цилли? - спросил Юрген, хотя знал, что ответ будет печальным.
—Серве...Её не удалось освободить, - ответил Конрад, его голос звучал глухо. - Говорят, ее пытали, но она ничего не сказала. А потом... потом ее казнили вместе с теми женщинами. Нацисты говорят, это для устрашения.
В глазах Конрада горел гнев. Он помнил Цилли – тихую, добрую женщину, которая всегда была готова помочь, приютить, поделиться последним куском хлеба. А теперь ее нет.
—А в конце концов..Штайнбрюк? Как же он? - отчаянно спросил Юрген, вспомнив о лидере.
—И его взяли, - с горечью произнес Баум. - Вместе с ним арестовали еще много наших. Говорят, около шестидесяти человек. Это был настоящий удар. Нацисты вычищают город от всех, кто хоть как-то им не подчиняется. Теперь они знают почти обо всех.
Юри было страшно. Он видел, как легко их товарищей, вчерашних друзей, с которыми они смеялись и делились мечтами, теперь ведут по улицам в цепях, с побитыми лицами, под конвоем Гестапо. Он видел отчаяние в их глазах, но также видел и упрямое, несгибаемое сопротивление.
А двадцать пятого октября произошло еще одно страшное событие, которое глубоко потрясло всех, кто хоть как-то был связан с сопротивлением. Гестапо публично казнило группу русских рабочих, которые сотрудничали с Пиратами Эдельвейса. Это было сделано показательно, на городской площади, чтобы запугать население и продемонстрировать решимость нацистского режима.
—Я видел это своими глазами, - рассказывал позднее один Шпац Фогель, его голос дрожал. - Их вывели, как скот. Среди них были совсем молодые ребята, которые просто хотели жить в мире. Но гитлеровцам было все равно. Они... они просто расстреляли их на глазах у всех. Чтобы все видели, что будет с теми, кто посмеет ослушаться.
Этот акт жестокости еще больше укрепил Эренфельса в мысли о том, что нацистский режим – это абсолютное зло, против которого нужно бороться до конца, несмотря ни на что.
События последних недель словно сгустили атмосферу страха и напряжения. Воздушные налеты стали еще более интенсивными, улицы Кёльна превращались в руины. Гестапо усилило контроль, устраивая облавы и допросы на каждом углу. Пираты Эдельвейса уходили в подполье, их встречи становились редкими и осторожными.
В один из таких вечеров, в полуразрушенном доме на окраине города, собрались Юрген, Конрад, Лотте и Ганс.
—Нам нужно что-то делать, - сказал Конрад, его голос звучал напряженно. - Сволочи взяли стольких невинных людей..Они уничтожают всех, кого могут достать. Если мы не предпримем что-то сейчас, нас всех переловят поодиночке.
—А как там Ганс? - спросила Лотте, вспомнив о планах Эренфельдской группы. - Он же хотел взорвать мост и штаб-квартиру Гестапо...
—Да, но его арестовали до того, как он успел осуществить свои планы, - ответил Конрад. - Союзники наступают, американцы уже близко. Штайнбрюк рассчитывал на это, чтобы провести свои диверсии.
—Надо попытаться освободить тех, кого еще можно спасти. - предложил Фогель. - Я знаю, где их держат. Это здание гестапо. Рискованно, очень рискованно, но если мы объединимся, если будем действовать быстро...
—Освободить заключенных из здания гестапо? - Юрген покачал головой. – Это самоубийство, Ганс. Они охраняются лучше, чем сам фюрер.
—Но если мы не попробуем, они все погибнут, - возразил Баум. - Мы должны попытаться. Мы не можем просто сидеть и ждать, пока нас всех уничтожат.
—Может, есть другой способ? - говорила Лотте, ее лицо было бледным. - Может, стоит попытаться связаться с союзниками? Или с армией?
—Время уходит, Вайс, - жестко сказал Конрад. - Союзники далеко. Армия не поможет нам здесь, в тылу. Мы должны действовать сами. Нам нужно спасти наших товарищей. Это наш долг.
Они спорили, их голоса то повышались, то понижались. Каждый понимал, насколько опасен план Ганса Фогеля, но и каждый видел, что сидеть сложа руки - значит обречь себя на верную гибель.
Воздух в полуразрушенном доме был пропитан страхом, но и решимостью. Юрген смотрел на своих друзей, на тех, кто ещё был жив - на Конрада, полного ярости и готовности к борьбе, на Лотте, испуганную, но стойкую, на Шпаца, чьи глаза горели азартом. Он чувствовал, что этот вечер может стать последним для кого-то из них.
Холодный осенний ветер завывал в разрушенных кварталах Кёльна, они приняли решение. Решение, которое могло привести их к гибели, но могло и дать шанс их товарищам.
В ночь на восьмое ноября их небольшая группа собрались в полуразрушенном доме на окраине Кёльна, чтобы спланировать дерзкую операцию по спасению своих товарищей из лап Гестапо.