Вместо Имени Номер

3 марта.2002г
Серый свет просачивался сквозь крошечное зарешеченное окно, едва освещая убогое пространство камеры. Три года. Одна тысяча девяносто пять дней. Двадцать шесть тысяч двести восемьдесят часов полного небытия.
Драко Малфой лежал на холодных нарах, глядя в потрескавшийся каменный потолок. Некогда белоснежные волосы потускнели, утратив аристократический блеск, а когда-то надменное лицо покрылось легкой щетиной. От прежнего величия Малфоев остались только саркастические воспоминания и горькая усмешка.
— Какая ирония, - подумал он, - из принца чистокровных магов превратиться в номер в списке заключенных.
Его взгляд скользнул по стене, где аккуратными черточками были отмечены дни заключения. Каждая черта - маленькое напоминание о потерянном времени, о крушении всех амбиций.
Тюремная рутина была монотонной и беспощадна. Каждый день походил на предыдущий - серый, унылый, лишенный малейших признаков человеческого достоинства. Утренний завтрак - жидкая баланда, от которой тошнило даже привыкшего к издевательствам Драко. Охранники, грубые и равнодушные, напоминали механических существ, лишенных каких-либо эмоций.
— Какие же мы были наивные, - усмехнулся он про себя, вспоминая свои юношеские амбиции.
Он много думал о прошлом. О семье. О том, как быстро рушится могущество, которое казалось незыблемым. Поместье Малфоев, некогда символ власти и влияния, теперь наверняка пустует или распродано за долги. Родители... Луциус мертв. А мать? Что с ней стало после его заключения? Драко перевернулся на жестких нарах, глядя в трещиноватый потолок. Его  ум продолжал работать, превращая боль и унижение в едкие внутренние монологи. Самое ужасное в тюрьме - не физические лишение свободы. Самое страшное - полная эмоциональная пустота. Он чувствовал, как с каждым днем внутри него что-то выгорает дотла. Прежние амбиции, гордость, даже злость - всё превращалось в серый пепел безразличия. Он помнил свой приговор. Помнил холодные глаза судей, зал, набитый теми, кто некогда боялся и уважал имя Малфоев. Теперь - только торжествующие взгляды и шепотки.
— Пять лет за пособничество. Еще четыре - за прямое участие, - всплыла в памяти казенная формулировка судебного приговора. Девять лет. Девять чертовых лет полного небытия.
     Внезапно в коридоре послышались шаги. Не обычный обход - что-то другое. Более суетливое. Более... напряженное. Шаги становились всё ближе. Металлический лязг замков, глухие удары, чьи-то приглушенные голоса. Драко машинально напрягся, хотя давно уже научился быть равнодушным к любым тюремным событиям.
— Новый контингент, - подумал он с легкой усмешкой.
За годы заключения он изучил тюремную систему Азкабана досконально. Знал каждый звук, каждое движение охраны. Понимал негласные правила выживания в этом каменном мешке. Понимал её особую, жестокую логику. Каждое перемещение, каждый новый заключенный - это всегда маленькое потрясение в монотонном мире казенных стен и безысходности.
Драко слышал, как охранники возятся с новым заключенным. Грубые окрики, глухие удары, металический звон наручников. Казалось, кто-то сопротивляется - резко и яростно.Шаги остановились. Рядом. Совсем близко.
— Вы даже не представляете, какие последствия вас ждут!
Голос был женский, но в нем звучала такая уверенность, что Драко невольно насторожился. За годы заключения он научился считывать интонации - этот голос был особенным. Охранник что-то грубо прорычал в ответ.
—  Министерство об этом услышит! - парировала женщина. —  Каждую вашу мерзость я задокументирую!
Лязг металлической двери. Глухой удар. Чьи-то сдержанные проклятия.
— Интересно, - промелькнуло в голове Драко.
Он продолжал лежать на нарах, глядя в потолок, но внутренне весь обострился, улавливая малейшие нюансы происходящего за пределами его камеры. Что-то было в этих звуках...что-то необычное. Он давно уже научился развлекать себя в тюремной тишине, препарируя каждую мелочь, каждый звук. И этот новый голос - как глоток свежего воздуха в затхлом мире Азкабана. Где-то далеко захлопнулась очередная железная дверь.
Вечерний полумрак медленно заполнял камеру. Драко подмечал для себя  каждую трещину на стенах, каждый изгиб теней. Ужин - очередная безвкусная жижа, которую приносили молча, без единого слова. Драко даже не повернулся, когда заслонка на двери противно скрипнула.
Но что-то было не так. Охранники задержались. Непривычно долго. И странно - они о чем-то тихо переговаривались.
— Она не угомонится, — услышал Драко приглушенный голос. — Заткнется после карцера, —ответили грубо.
Интрига нарастала. Кто эта женщина, которая так раздражала тюремщиков? Драко впервые за долгое время почувствовал что-то, напоминающее любопытство.
Ночь в Азкабане - особое время. Камеры погружаются в абсолютную тьму, нарушаемую лишь редкими шагами дежурных. Драко давно научился различать малейшие звуки, читать тишину, как открытую книгу.Сегодня что-то было иначе.За каменной стенной, раздавался приглушенный шум. Не крики, не борьба - какое-то странное движение. Будто кто-то методично и целенаправленно что-то делал.
— Что за чертовщина, - подумал он.
Металлические звуки становились всё отчетливее. Будто кто-то пытался что-то открыть или, наоборот, закрыть. И снова - тот самый голос. Теперь тише, но не менее язвительный:
—Вы даже не представляете, что будет...
Тишина повисла тяжелым пологом. Драко чувствовал - что-то кардинально изменилось в тюремной атмосфере. Охранники суетились, слышались приглушенные разговоры.
— Она не должна... — начал один голос.
— Заткнись, - оборвали его.
Внезапно раздался звук, от которого Драко невольно напрягся - металлический лязг наручников и чей-то сдавленный вскрик.
— Что за хрень? - задался ор вопросом у себя в голове.
Женский голос, теперь уже тише, но не менее угрожающе:
— Вы пожалеете об этом...
— Пойдешь добровольно или силой? - грубый мужской голос.
—  Вы даже не представляете, чем это обернется, - ответил женский, с бешенным сарказмом.
Глухие удары. Сопротивление. Металлический лязг наручников.
— Куда вы меня ведете? - теперь голос звучал холодно и угрожающе.
— Тихо! - прорычал охранник.
Волочение. Сопротивление. Еще один глухой удар.Шаги затихали, удаляясь по коридору. Драко услышал, как хлопнула тяжелая дверь.Тишина.
Интересно... Кто она? Что такого особенного, что напугало охрану?
Драко лежал, глядя в потолок. Странные события текущей ночи крутились в голове. Эта женщина, её язвительные реплики, суматоха в коридоре - всё это было таким непохожим на монотонную  тюремную рутину. Он попытался выкинуть все мысли из головы. Бесполезно было строить догадки. В Азкабане, где время течет медленнее, чем застывающая смола, у него всё равно не было выбора, кроме как думать. Завтра будет такой же день. И послезавтра. И через год.
Кратковременный сон Драко разорвали резкие шаги в коридоре и женские крики. Интерес начал медленно смещаться к раздражению.
— Ради Мерлина, - пробормотал он, - хоть бы дали поспать..
Металлический лязг. Громкий удар. Женщину снова втолкнули в камеру. Перед тем как закрыть дверь, охранник что-то процедил сквозь зубы.
— Я всем вам устрою! - крикнула женщина. - Я представлю вас под суд! Каждого! Вы пожалеете!
Драко усмехнулся, пытаясь вернуть остатки сна.
— Наивная,— прокомментировал он шепотом их разговор.
Когда охранники удалились, из соседних камер начался невыносимый концерт. Заключенные постукивали по решеткам, создавая какофонию металлических звуков. Драко попытался накрыть голову жалким подобием подушки - куском истертой ткани, который сложно было назвать даже намеком на комфорт. Тщетно.
—Дерьмо...
Выдохнув, он сел на нарах, скрестив ноги. Годы зельеварения в Хогвартсе всегда были его спасением. И сейчас он решил использовать этот навык как щит от реальности.Про себя он начал перебирать составы зелий. Сложнейшие рецептуры, тончайшие ингредиенты, последовательность добавления, температурный режим. Зельеварение - это почти медитация. Точная наука, способная отрезать тебя от окружающего мира.
— Сложный состав сыворотки памяти. Зелье невидимости. Оберегающее зелье...—Металлический лязг камер становился фоном. Драко погружался в мир точных формул и идеальных пропорций.

***
Его разбудил звук открывающийся створки. Вместо привычной баланды - стакан воды.
— Что за хрень? — прорычал Драко.
Стакан с силой отправился обратно. Жаль, не стеклянный - иначе можно было бы... Нет. Слабак.
— На ближайшую неделю ваша еда - стакан воды и кусок хлеба на ужин. Спасибо соседке, - процедил охранник.
Створка захлопнулась.Жажда нарастала моментально. Желудок скрутился болезненным узлом. Проклятая соседка!
Драко начал похаживать по своей клетке. Камера - 3 на 2 метра. Минимум пространства, максимум ограничений.Тренировки,он должен их выполнять что бы оставаться в форме. Драко чередовал упражнения, превращая камеру в тренировочный плацдарм. После физической нагрузки - статическая растяжка. Медленные, контролируемые движения. Йога, которой научился случайно - когда-то давно, еще до войны.Мысли текли параллельно физической активности:Насколько хватит этой недели воды и куска хлеба?Кто эта женщина, из-за которой урезали паек?Система Азкабана - совершенная машина унижения.Дыхание становилось ровнее. Тело - оружием. Разум - щитом.
Грохот металлических замков. Резкий крик:
— Голова к стене! Руки за спину!
Драко послушно выполнил. Рутина. Ежедневный ритуал унижения.Охранники ворвались стремительно. Палочка между лопаток - холодная и угрожающая. Кандалы моментально сомкнулись на запястьях, впиваясь в кожу.Грубая рука надавила на затылок, вынуждая смотреть в пол. Дезориентация - их любимый метод. Полный контроль.
Драко не сопротивлялся. Были времена - первый месяц, когда он пытался поднять голову. Каждая попытка заканчивалась болью. Ударами. Унижением.
Теперь - только послушное движение. Ноги мелькают на каменном полу. Шаг за шагом. Команда: "Выпрямиться".Он выпрямился.
Комната Допроса - серые стены, один стол, два стула. Казенное освещение, создающее атмосферу полной безысходности.
Драко знал этот ритуал наизусть. Сесть. Молчать. Ждать.
Напротив него - двое. Один явно из администрации Азкабана, второй - незнакомый. Что-то официальное было в его облике.
— Малфой, - процедил первый, - разговор будет короткий.
Драко молчал. Его научили молчать еще в первые месяцы заключения. Любое лишнее слово - повод для наказания.
Взгляд скользнул по помещению. Привычка - оценивать пространство. Замечать детали.
Драко молчал. Мужчина в костюме начал задавать стандартный вопрос:
— Почему мы должны выпустить вас на свободу?
Потому что ваша система настолько блестяще несовершенна, что моё дальнейшее пребывание здесь - просто трата государственных ресурсов. Потому что каждый день моего заключения - это издевка правосудия. Потому что я провел больше времени, анализируя собственные ошибки, чем все эти чиновники - свои инструкции.Выпустите меня, и я стану идеальным примером трансформации преступника. Который будет настолько законопослушным, что станет вашим самым безупречным пиар-ходом. Я буду настолько незаметен, что стану совершеннее вашей системы!
Вслух же Драко процедил:
— Потому что я не виновен.
— Вы считаете вы изменились?
Изменился? Забавный вопрос. Я не изменился - я просто понял. Понял, что твоя благородная система - такая же тюрьма, как и эти каменные стены. Только снаружи решетки прозрачнее. Изменился ли я? Да. Теперь я знаю цену каждой минуте. Знаю, как выживать. Знаю, что настоящая свобода - это не то, что снаружи, а то, что внутри тебя. Изменился ли я? Я стал хладнокровнее. Циничнее. Умнее. И абсолютно безразличнее к тем, кто думает, что может меня судить.
Вслух, с легкой саркастической усмешкой сказал:
— А вы как думаете?
— Отвечайте на поставленный вопрос!
   Резкий голос отозвался гулким эхом от каменных стен. Мужчина в официальном костюме сверлил его взглядом, пальцы нервно барабанили по поверхности стола.Драко едва удержался, чтобы не закатить глаза. Он медленно вдохнул, задержал дыхание на пару секунд и выдохнул.
— Я изменился, — его голос звучал ровно, почти монотонно. — Осознал свою ошибку. Осознал, что впустив Пожирателей Смерти той ночью, стал причиной гибели невинных людей. Осознал, что служение Лорду было...— Он на мгновение замолчал, подбирая слово.— Ошибкой.
   Мужчина выслушал его с прежним, ничего не выражающим лицом, и Драко заранее знал, какой ответ последует.Тот слегка наклонился вперёд, перегибаясь через стол, и отчеканил:
— От лица Магической Британии сообщаю, что мы вам не верим. Ваше заключение продолжается.
   Драко хмыкнул. Он даже не был уверен, чего ожидал.Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он поднялся на ноги. Просто встал, опустил голову и позволил тюремщикам выполнить свою рутинную работу. Руки тут же сковали холодные цепи.
Он считал шаги, пока его волокли обратно к камере. Это было чем-то вроде привычного ритуала — каждый день он вёл в уме этот немой отсчёт, будто это могло дать ему хоть какое-то чувство контроля.
   Семнадцать шагов.Резкий поворот.Ещё восемь.Тяжёлая дверь открылась с протяжным скрипом. Его втолкнули внутрь, а сам он послушно остановился в нескольких шагах от стены. Спину распрямлять запрещали, пока не защёлкнется замок.Драко ждал, слушая, как металлический механизм срабатывает с тихим щелчком.Только тогда он позволил себе распрямиться.
По его личному, тщательно составленному расписанию сейчас было время мысленно разбирать формулы зелий.Драко сел на холодный пол, облокотившись спиной о шероховатую каменную стену, поправил робу и прикрыл глаза. В голове он начал прокручивать знакомые последовательности, представляя, как ингредиенты соединяются воедино, превращаясь в зелья. На стене напротив он мысленно рисовал тонкие линии, составляя невидимые формулы, будто создавая иллюзию колдовства.
Остатки магии внутри него взывали к тому, чтобы почувствовать себя волшебником, а не просто заключённым.Но едва он начал сосредотачиваться, как по тюремной тишине разнёсся тихий шорох из соседней камеры.Драко дёрнулся, распахнув глаза.Чёрт.
Он сжал челюсти.Эта новенькая...Она нарушала его порядок.Его выстроенную систему.
Его единственный способ не сойти с ума.И это раздражало до усрачки.
    Он поднялся на ноги, начиная расхаживать по камере взад-вперёд. Движение помогало успокоиться. Надо было очистить разум, вернуть контроль над собственными мыслями.
Низким голосом, чуть хрипло, он начал шёпотом произносить строки, которые слышал с детства — строки из любимой книги Нарциссы.Слова ложились на язык привычной тяжестью, словно заклинание:
"Когда настал мой час — я не дрожал,
Я встретил бурю, как подобает мужу.
Судьба мне объявила страшный суд,
Но сердце не дрогнуло. И вот стою я здесь."
Он повторял снова и снова, медленно, осознанно, каждый раз чувствуя, как эти слова заполняют пустоту внутри.Тихое шуршание из соседней камеры прекратилось.Но Драко больше этого не замечал.Он шагал по камере, продолжая шёпотом повторять строки.
"Когда настал мой час — я не дрожал..." .Только это приносило ему покой.
   Время в Азкабане текло иначе . Драко давно научился терять счет часам, превращая монотонность заключения в особое искусство выживания. Когда дверь камеры с протяжным скрипом открылась, он даже не вздрогнул - привычка притупила рефлексы. Знакомый охранник, с которым Драко успел изучить каждую морщинку на лице, бросил короткую фразу, не требующую обсуждения:
— Малфой, сегодня твоя смена в котельной.
   Драко мгновенно среагировал, превращаясь в идеальную машину послушания. Корпус развернулся к стене, руки инстинктивно заняли положение за спиной. Магические путы мгновенно оплели запястья, холодные и безжалостные, как сама тюремная система.Грубые руки придержали затылок, лишая последних признаков человеческого достоинства. И Драко подчинился, зная, что любое сопротивление бессмысленно.Шаг за шагом, под конвоем, он покидал временное убежище камеры, готовясь растворится в очередной тюремной рутине.
   Шаги отсчитывались механически, почти бессознательно. Каждый поворот, каждый метр пути - часть до боли знакомого маршрута, который Драко знал наизусть. Охранник шагал позади, тяжелые сапоги гулко отдавались эхом в каменных коридорах.
— Стоп, — прозвучала команда. — Выровняться.
    Драко выпрямился, встретившись глазами с охранником. Взгляд - нейтральный, без эмоций. Секунда молчаливого противостояния, и он медленно повернулся, позволяя снять магические путы.
    Дверь котельной распахнулась, обрушив на него стену раскаленного воздуха. Градусов сорок, не меньше. Воздух казался плотным, почти осязаемым - словно невидимая стена жара. Драко сделал два шага вперед, позволяя телу адаптироваться, впитывать жгучую атмосферу.
    Министерство было изобретательно в своей жестокости. Грязный, изнурительный труд - не просто наказание. Это был тщательно сконструированный механизм контроля. Заставить заключенных не сойти с ума, дать им иллюзию цели, параллельно унижая. На стенах цеха - магические надписи, въевшиеся в камень заклинаниями:«Труд исправляет. Магическая Британия наблюдает».Драко окинул взглядом помещение. Насмешка. Идеологическая пропаганда, впечатанная в каждый квадратный дюйм.
— Как жизнь? — негромко произнес Драко, встретившись взглядом с заключенным под номером 345. Тони - его молчаливый напарник по сменам, старше лет на семь, с которым они годами выработали особый язык полунамеков и минимальных диалогов. Драко никогда не задавал лишних вопросов. Не из вежливости или равнодушия, а из тюремной солидарности - здесь каждый хранил свои истории как последний драгоценный секрет.
— Ну словно в жопе у дьявола, — усмехнулся Тони, методично зачерпывая уголь массивной лопатой и швыряя его в раскаленную печь.
Котельная представляла собой мрачное подземелье с массивными кирпичными стенами, покрытыми въевшейся копотью и старыми магическими трещинами. Вдоль периметра выстроились четыре огромные металлические печи - настоящие чудовища индустриальной магии. Их поверхность была испещрена магическими рунами, которые поддерживали постоянную температуру и усиливали горение. Тусклые магические светильники с зеленоватым отблеском едва освещали пространство, создавая атмосферу призрачного подземелья. Воздух был густым от угольной пыли и жара, который, казалось, впитался в каждую молекулу помещения. Массивные трубы тянулись под потолком, переодически вздрагивая и постанывая, словно живые существа.
— Давай бери инструменты, я уже задолбался тут шуршать, — бросил Тони.
Драко молча кивнул, беря лопату. Его движения были отточены до автоматизма - годы заключения превратили любую работу в идеально выверенный ритуал. Печи гудели, угль плавился, превращаясь в раскаленные языки пламени. Еще одна смена в бесконечном аду Азкабана начиналась.
— Слышал про новую заключенную? — Тони бросил очередную порцию угля в печь, голос прозвучал сухо и безразлично. — В прачечной ей уже все кости перемыли.
    Драко продолжал методично орудовать лопатой, не отрывая глаз от раскаленной печи:
— Эта дура в соседней камере. Поверь, я хорошо знаю, как она орет.
— Не повезло, — выдохнул Тони, возвращаясь к монотонной работе.
— Из-за нее на нашем этаже урезали паек на неделю, — процедил Драко. — Только хлеб и вода. Не знаю, что она сделала, но теперь ее яро ненавидит весь этаж.
   Тони хмыкнул, скупо роняя:
— Слышал, она убила кого-то. По крайней мере, так говорят в прачечной. Посадили за это, хотя она до сих пор доказывает, что ничего такого не было.
— Мы все здесь доказываем что ничего такого не совершали, — пожал плечами Драко, отступая от печи, чтобы глотнуть воздуха.
    Лицо покрылось липким потом, роба промокла насквозь, а волосы впитали в себя удушливый коктейль дыма и застоявшейся тюремной вони. Некогда аристократические белоснежные пряди теперь были похожи на грязные тряпки.Внезапно Тони резко закашлялся, отшатываясь назад и прикрывая рот рукой. Кашель звучал так, будто легкие вот-вот выскочат наружу.
— С тобой все в порядке? — Драко нахмурился, невольно делая шаг навстречу. — Кажется, ты сейчас отхаркнешь собственное легкое.
Тони кратко рассмеялся, махнув рукой:
— Из-за копоти. Не обращай внимания.— И также механически вернулся к работе, словно ничего не произошло.
Драко пожал плечами, возвращаясь к печи. Металлическая лопата снова легла в его натруженную ладонь, движения стали еще более механистичными.
— Твоя следующая смена здесь или на кухне? — бросил он через плечо, скользнув быстрым взглядом по Тони.
— На кухне, — отозвался тот. — Вернусь в это пекло на следующей неделе. А на эту твой напарник будет Майлз.
Драко закатил глаза. Такое движение было настолько привычным, что казалось врожденным. Майлз - заключенный, которого он терпеть не мог. Каждая совместная смена превращалась в молчаливое противостояние двух хищников, загнанных в одну клетку.
— Повезло, — процедил Драко, продолжая методично кидать уголь в печь.
Он буквально ненавидел Майлза Уоррена - сорокатрёхлетнего отщепенца, отбывающего длительный срок за чудовищное преступление против несовершеннолетней. Уоррен представлял собой воплощение морального разложения: скользкий, хищный тип с цепким взглядом, который постоянно провоцировал напряжение среди заключённых, выискивая малейшие слабости и возможность устроить интригу.
Драко отложил тяжёлую лопату, на мгновение прислонившись к бетонной стене. Его усталые мышцы ныли от монотонной работы.
— Сигареты есть? — коротко бросил он.
Тони, не оборачиваясь, усмехнулся и извлёк из-под края тюремной шапки скрученную самокрутку.
— Держи, малец. Последняя, — протянул он.
Драко принял скрученную папироску словно священный запретный плод,ощущая острое желание временно сбежать от реальности.Прикурив от раскаленного угля, он сделал глубокую затяжку, выпуская клуб дыма в высоту, запрокинув голову назад.
— Знаешь, меня до сих пор удивляет, как тебе удается их доставать, учитывая наши обстоятельства, — негромко заметил Драко, лениво вращая папиросу между пальцев.
Тони повернулся к нему, направляясь к следующему мешку с углем. На его лице играла многозначительная улыбка:
— Я порядочный заключенный, — произнес он с тихим, почти презрительным смешком. — У меня есть связи. Сигареты — наименьшее развлечение, которое здесь можно организовать.
Семь лет заключения научили его искусству выживания и теневой торговли. Именно столько потребовалось времени, чтобы выстроить систему и начать доставать самые немыслимые вещи из внешнего мира. Его репутация складывалась постепенно, как мозаика — каждый кусочек на своем месте. Среди заключенных все знали негласное правило: если тебе что-нибудь нужно — обратись к Тони. Тони может достать всё.
И как ты до сих пор еще жив... — коротко подметил Драко, докуривая папироску и небрежным движением бросая окурок в раскалённую печь. Языки пламени с жадностью поглотили истлевающий бычок, оставив после себя лишь тонкую струйку едкого дыма.
   Он вновь взял в руки лопату, продолжая монотонную, изнурительную работу. Часов что бы отследить время суток нигде не было, словно администрация Азкабана сговорилась пытаясь  скрыть истинный ход времени, но внутренний инстинкт подсказывал Драко, что прошло уже более часа напряжённого труда. Странно, но никто так и не явился проверить их работу — это расходилось с привычной последовательностью действий которая была здесь годами.
— Порядок меняется, заметил? — обратился Драко к единственному собеседнику, голосом выдавая скрытое беспокойство.
Тони лишь усмехнулся, многозначительно откликнувшись:
— Заметил, конечно. Но такое случается, когда в тюрьму попадает кто-то... особенный. Как-то раз сюда доставили бывшего мракоборца. Не помню его имени. Через неделю нашли мёртвым в камере. А охрана всё то время вела себя крайне настороженно...
— Давно ли ты здесь? — спросил он внезапно, сам не понимая, что движет его любопытством. Раньше подобные вопросы никогда не занимали его мысли.
Тони лишь криво усмехнулся:
— В этих стенах люди обычно столько не живут.
Драко удовлетворился лаконичным ответом. Углубляться в детали не было никакого желания.
Монотонную рутину работы прервался внезапным скрипом двери. Охрана. Драко и Тони моментально замерли,бросив свои инструменты, разворачиваясь лицом к стене. Тони, хитро подмигнув, незаметно передал другу крошечный кусочек угля - негласный дар надежды. Драко благодарно сжал находку, спрятав за резинку штанов. Уголь - его единственный друг и спаситель в этих холодных стенах. Три года назад он не задумывался о рисовании, а теперь... теперь уголь становился его языком, его свободой. Каждая линия на стене - маленький побег из безвременья.
— Выйду - стану художником,- мелькнула мысль, согревая измождённое сердце надеждой.
Стальные руки охраны безжалостно сковали их запястья, принуждая покориться унижению. Тела заключённых согнулись под тяжестью невидимого приговора, их бесцеремонно разворачивали и волокли по холодным коридорам казённого учреждения.
—Встретимся через неделю, — прошептал Тони едва слышно, словно пряча последнюю надежду между слогами. Их мгновенно разъединили, отправив в противоположные концы этого бетонного лабиринта.
Драко опустил взгляд, позволяя видеть только собственные ноги, что монотонно шаркали по шершавому каменному полу. Попытка поднять голову моментально пресекалась болезненным напоминанием охраны — унижение было его новой реальностью.
Вдоль коридора нарастал гротескный хор из десятков глоток — заключённые истерично выкрикивали бессмысленные фразы, превращая движение в садистское представление. Для Драко происходящее граничило с безумием — этот ритуал унижения был чудовищен в своей откровенности.
За плотно закрытыми дверями, где узкое окошко служило единственным контактом с внешним миром, заключённые жаждали хоть какого-то участия в происходящем. Каждый считал своим правом выплеснуть порцию яда, стоило услышать шаги за пределами своей камеры.Драко продолжал идти, становясь частью этой мрачной симфонии унижения.
В холодных недрах режимного пространства Драко замер, подчиняясь безмолвному приказу. Узкие пальцы быстрым, почти невесомым движением спрятали крошечный кусочек угля под складками робы.Охранник, словно тень с равнодушными глазами, направил его к влажной стене душевой. Драко послушно распластался, широко расставив руки и ноги, всем телом ощущая холодный кафель. Его спина напряглась в ожидании неизбежного. Ледяной поток обрушился внезапно, как приговор. Вода била с такой силой, что казалось - кожа вот-вот лопнет от немыслимого напряжения. Каждая секунда под напором шланга оставляла синеющие отметины, словно клеймо унижения.
Драко стиснул зубы. Три года назад этот ритуал был пыткой, сегодня- всего лишь будничная реальность. Его тело, закаленное страданием, больше не вздрагивало от холода. Привыкание — самое страшное человеческое проклятие.
Когда вода стихла, он остался неподвижен. Даже мысль о движении была немыслима без прямого приказа. И в этот момент тишины Драко понял — он окончательно смирился. Система поглотила его целиком, оставив лишь механизм, способный выживать. Привыкание — не победа. Это поражение, которое человек называет адаптацией.
Ступив на каменный мол своей камеры Драко дождался звука защелкивающего замка и выпрямился. Он медленно опустился в свой привычный угол, где каменный пол был его единственным холстом. Доставши кусочек угля из под резинки штанов он принялся рисовать. Каждый штрих - это воспоминания о Нарциссе. О её последнем взгляде в зале суда - холодном, вызывающем. Глаза... Он рисовал их снова и снова, словно пытаясь восстановить связь с прошлым, с матерью, с собой прежним.
Шесть лет. Шесть долгих лет до свободы. Его отвел звук открывающегося окошка когда охрана проталкивала внутрь его скудный обед - кусок чёрствого хлеба с белёсой плесенью - не вызывал отвращения. Драко методично жевал, продолжая чертить глаза. Воображение рисовало сочные стейки, но реальность была жёстче - серый хлеб и серые стены Азкабана.
— Плесень полезна, — шептал он себе, проглатывая очередной кусочек.
Протяжный вопль новой заключённой вновь разрезал тишину камеры. Он раздражённо закатил глаза, буквально впиваясь взглядом в незаконченный набросок на полу.
— Она просто издевается, — пробормотал он, сжимая окаменевшие пальцы.
Под напором раздражения хрупкий уголёк в его руке треснул, разламываясь на две части. Драко прикрыл глаза, сдерживая рвущийся наружу крик. Хотелось заорать, заткнуть эту истеричку, но он знал— любое нарушение повлечёт немедленную, беспощадную кару.
Голос за стеной — звонкий, агрессивный, с призвуком чего-то смутно знакомого — продолжал нарастать. Кто она? Откуда?
Внезапно металлический лязг, глухой удар, и крики стихают, растворяясь эхом в холодных коридорах. Охранники. Их фирменный почерк.
Драко выдохнул. Наконец-то опять тишина. Он потянулся к углю, чтобы продолжить рисовать глаза нарциссы, как вдруг замок его собственной камеры противно заскрежетал.
— Законченный 377 лицом к стене! — сказал охранник едва переступив порог камеры. Патрик - олицетворение мелкой тюремной власти, для которого унижение стало единственным способом самоутверждения. Он был напарником по смене с охранником Джоном чье поведение и отношение к заключенным кардинально отличалось от его. Патрик любил называть заключенных по номеру, их безмолвный символ системы, где человек превращается , в безличную единицу. Каждый его жест был отточен, расчетливый, лишенный малейшей искры человечности. Обращаясь к заключенным только по номерам, он методично стирал их индивидуальность, превращая живых людей в безмолвные тени.
Драко уже мог назвать себя опытным узником, знающий тюремные ритуалы наизусть. Когда Патрик связывал ему руки, используя излишнюю грубость, Драко понимал - это не просто процедура, это демонстрация власти. Унижение как технология контроля. Резкий рывок, наклон головы - каждое движение было продуманным актом психологического насилия.
Шаги по коридору - его единственный компас в этом мире, где время теряет значение. Каждый поворот - знакомый, как старая болезненная мелодия. Комната допросов - его снова привели туда и это расходилось с привычным распорядком.
    Драко медленно выпрямился только после приказа, окидывая холодным, цепким взором присутствующих. Его взгляд замер на незнакомце рядом с Корнелиусом — мгновение абсолютной неподвижности, наполненное скрытым напряжением.
Фадж, брезгливо поджав тонкие губы, изучал его с демонстративным презрением, словно препарируя насекомое.
— Рад видеть вас живым, мистер Малфой, — процедил он, давя на каждое слово.
— Взаимность — не моя добродетель, — парировал Драко, небрежно опускаясь на стул, — Чем обязан чести?
В его голосе звенела сталь — холодная, острая, готовая разрезать любую фальшь. Фадж, сдерживая раздражение, медленно выдохнул:
— Я прибыл в Азкабан что бы  предложить вам сделку.
Драко усмехнулся — короткий, режущий смешок:
— Сделку? Заключённому Азкабана?
Его глаза превратились в узкие льдинки, готовые проколоть любую уловку.
    Голос чиновника звучал монотонно и расчетливо. Личное дело Драко лежало на столе посреди них — идеально подшитое, без единой помарки, словно отражающее скрупулезность системы.
— Ваше досье демонстрирует безупречное поведение, — процедил Фадж, выдерживая паузу. — Вы не конфликтный заключенный, более того — сумели обрести некоторый социальный капитал даже в этих... — он брезгливо окинул взглядом помещение, — специфических условиях.
    Драко Малфой выдержал его взгляд с холодным презрением аристократа, невольно цокнув языком.
— Я предлагаю сотрудничество, — чеканил Фадж, — Взамен на пересмотр вашего приговора.
— Хотите сделать меня крысой? — процедил Драко.
— Только если вы сами пожелаете так себя именовать, — парировал Фадж с едва заметной усмешкой.
Диалог повис в густеющем воздухе Азкабана, где каждое слово имело многослойный подтекст.Драко, сощурив глаза цвета холодного стали, медленно повернул голову, окидывая пристальным взглядом собеседников.
— В чем именно заключается мое сотрудничество? — процедил он сквозь плотно сжатые губы.
Корнелиус с одутловатым лицом и влажными глазками, скользнул многозначительным взглядом по своему молчаливому помощнику. Затем резким, театральным жестом взмахнул волшебной палочкой.
   На массивный стол бесшумно опустились три строгие папки, каждая с казенным номером: 546, 999 и 345. Номера, за которыми скрывались человеческие судьбы, преступления и тайны.
— Нас интересуют любые детали, — протянул Фадж, делая акцент на слове "любые", — касательно их заключения и прежних деяний вне стен это тюрьмы.
— Почему именно я? — Драко впился взглядом в холодные глаза Корнелиуса Фаджа, в его голосе звенело едва сдерживаемое напряжение.
— Потому что, мистер Малфой, администрация выбрала именно вас, — процедил Фадж, откидываясь на жесткой спинке стула. — Вас не устраивает наше предложение? Вы не хотите выйти на свободу раньше?
   Драко медленно поджал тонкие губы. Шанс, который редко выпадает заключенному — тем более такому заключенному. Его острый аристократический профиль напрягся, словно хищник, готовый броситься в неизвестность.
— Хорошо, — тихо выдохнул он, каждым мускулом ощущая неправильность своего решения.— Но не обещаю, что информация которую я смогу достать будет вам полезна.Но прежде я хочу кое-что получить, — прозвучало почти издевательски.
— Вы не в том положении, чтобы ставить условия, — холодно парировал Корнелиус, буравя взглядом.
Драко усмехнулся — насмешливо и немного презрительно:
— Мне нужен всего лишь блокнот и карандаши. Я рисую. И хочу рисовать нормально.Или заключенным это запрещено?
Фадж многозначительно переглянулся со своим молчаливым компаньоном. Короткий кивок.
— Рисовать вы можете. Мы обеспечим вас всем необходимым.
— Тогда полагаю, — протянул Драко с едва уловимой интонацией призрения, — я могу быть свободен?
Слово "свобода" прозвучало язвительной насмешкой над убогой реальностью тюремных стен, где иллюзия воли была столь же призрачна, как и шанс на милосердие. Корнелиус, багровея от сдерживаемой ярости, судорожно кивнул охранникам, словно пытаясь утвердить свою мнимую власть над этим холодным пространством.
Драко медленно поднялся, ощущая тяжесть его взгляда. Пока он стоял в поклоне вытягивая за спиной руки что бы их связали,он повернул голову на Фаджа и тихо сказал:
— Надо же, Малфои снова полезны...
Резкий толчок охранника прервал его язвительную реплику, и Драко, сгорбленный, исчез в сопровождении охраны за дверью, вновь отсчитывая унылые шаги к камере.
Войдя внутрь камеры, дождавшись характерного щелчка запирающегося замка, он выпрямился.В голове сразу начали роится мысли. Перед ним стоял выбор: стать информатором, превратившись в презираемую крысу среди диких нравов тюремного мира, или сохранить хрупкий кодекс чести. Если кто либо из заключенных узнает о том что он будет делать его убьют при первой же возможности. Вариантом было много: в котельной, прачечной, мастерской. Каждый угол таил потенциальное орудие расправы: утюг, нож, случайный металлический предмет. Заключенные не прощают предательства.
Драко начал расхаживать по комнате обдумывая каждый свой последующий шаг.Номер 345 — Тони. Остальные два номера оставались загадкой, которую предстояло разгадать с хирургической точностью и осторожностью опытного охотника.Он медленно потер виски, лихорадочно раздумывая стратегию плана.
Буквально через десять изнурительных минут, когда тишина камеры становилась невыносимой, створка тяжелой металлической двери с протяжным скрежетом отворилась. Охранник резким движением втолкнул внутрь потрепанный блокнот размером с альбомный лист и потертую пачку карандашей.
Драко, словно голодный хищник, мгновенно метнулся вперед, жадно схватив драгоценные для заключенного предметы. Дрожащими пальцами он вскрыл упаковку карандашей, и его взгляд моментально помутнелся от отчаяния: только черные и серые оттенки, ни единого намека на цвет. Краски словно были изъяты вместе со свободой, оставив лишь монохромную реальность тюремных стен.
Едва сдерживая безумный порыв выколоть себе глаза этими графитовыми прутьями, он судорожно сжал карандаш. Секундный порыв отчаяния сменился решимостью. Смирившись с очередным унижением, Драко медленно опустился на свое привычное место у холодной каменной стены и с маниакальной жаждой начал воссоздавать на бумаге взгляд матери — единственное, что согревало его измученную душу.

***

Ночь в Азкабане давила свинцовой тяжестью, а истеричный женский крик разрезал тишину камеры, как острое лезвие. Драко раздраженно разлепил веки, медленно приподнимаясь на жесткой постели, покрытой серым казенным одеялом.
—Когда же это закончится? — процедил он сквозь стиснутые зубы, ощущая, как внутри нарастает удушающее раздражение. Каждый крик соседки был подобен капле, долбящей камень его терпения. Она, казалось, не понимала простой истины: здесь, в этих мрачных стенах, крик — лишь приглашение к насилию.
   Он встал, начиная методично расхаживать по периметру камеры. Сорвись он сейчас и попытайся заткнуть её — и следующее, что он увидит, будет стремительно летящий в лицо тяжелый армейский ботинок.
   Крики не стихали, и странным образом охрана медлила с вмешательством. Драко попытался было отвлечься: перебирал в памяти сложнейшие зельеварительные формулы, вспоминал нежные строки матери, которые та когда-то декламировала над его колыбелью. Попытался рисовать. Но сумасшедший голос за стеной методично разрушал все его психологические защиты.
   Резким движением он захлопнул альбом с набросками, подошел к ржавой раковине. Холодная вода стекала по впалым щекам, а пальцы с силой впились в металлический край. Глубокий вдох, выдох... Медитация? Иллюзия спокойствия. И тут — последняя капля. Очередная колкая фраза соседки заставила Драко действовать. Он опустился на корточки, осторожно начиная ковырять рыхлую землю вокруг ветхого камня в углу. Этот крошечный дефект кладки он заметил еще в первую неделю заключения.
    Медленно, терпеливо он раскачивал камень, чувствуя, как тот начинает поддаваться. И вот —небольшая щель в соседнюю камеру, практически  невидимая при беглом осмотре, открылась навстречу его настойчивости.
   Он резко отпрянул, пальцы судорожно сжали потрепанный альбом. В мгновение ока вырванный листок превратился в полотно его гневной исповеди. Размашистые, почти звериные буквы впились в бумагу: «ЗАТКНИСЬ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!»
   Свернув послание в тугую трубочку, словно боевой снаряд раздражения, он протолкнул пергамен в соседнюю камеру через узкую щель. Каждое движение было выверено и осторожно замаскировано, словно операция особой срочности.
   Выдох — долгий, облегчающий — прорезал тишину. Триумф, острый и мимолетный, как молния, на мгновение электризовал его существо. Адреналин, давно забытый компаньон, вновь пробежался горячими иглами по венам.
  Он  вернулся в постель и прикрыл глаза, лелея единственную надежду: она прочтет, наконец-то умолкнет и подарит ему драгоценную тишину для сна.