глава 2: Тихий вечер в Гриммолд Плейс
Однажды вечером, после очередного, бесконечно утомительного приема в Министерстве магии, посвященного годовщине победы, Гарри вернулся в мрачный, неуютный Гриммолд Плейс. Дом, когда-то бывший оплотом Ордена Феникса, теперь казался особенно пустым и холодным, словно в нем вымерла вся жизнь. Каждый скрип половиц, каждый шорох ветра за окном, каждый отблеск лунного света на пыльных портретах предков Сириуса напоминал о прошлом, о потерях, о тех, кого уже никогда не вернуть. Сириус… мысль о крестном отце, о его безвременной смерти, всегда отзывалась болезненным уколом в сердце, острой, ноющей болью, которую время не лечило, а лишь приглушало на время. Гарри прошел на кухню, механически налил себе большую порцию огневиски, обжигающего горло и, казалось, способного хоть ненадолго притупить душевную боль, и сел за старый, обшарпанный кухонный стол, глядя в окно на темнеющее, беззвездное небо. В городе шумели, праздновали, смеялись, а здесь, в старом доме, царила тишина, тяжелая и давящая, словно могильная плита.
Внезапно на кухню вошла Гермиона. Ее появление было тихим и почти бесшумным, словно она материализовалась из воздуха. Она была в длинном, мягком домашнем халате бледно-лилового цвета, который подчеркивал бледность ее лица, волосы рассыпались по плечам темными волнами, а в руках она держала две дымящиеся чашки чая. В воздухе разлился тонкий аромат ромашки и мяты, успокаивающий и умиротворяющий. Она молча поставила одну чашку перед Гарри, рядом с его недопитым огневиски, и села напротив, вглядываясь в его усталое, осунувшееся лицо. В ее глазах плескалось сочувствие и какая-то тихая, глубокая печаль.
"Не спится?" - тихо спросила она, и ее голос, мягкий и мелодичный, прозвучал в тишине кухни как ласковое прикосновение, как легкий ветерок, освежающий в душный день.
Гарри медленно покачал головой, не отрывая взгляда от темного прямоугольника окна, за которым раскинулся ночной город.
"Не могу… все это… слишком много," - проговорил он, наконец, слова, которые давно вертелись на языке, но никак не могли обрести форму, вырваться наружу. Слова, в которых была вся его боль, вся его усталость, все его отчаяние.
Гермиона присела напротив него, и тишина повисла в воздухе, лишь потрескивание старого дома нарушало ее. Наконец, Гермиона нарушила молчание, ее голос был тихим и осторожным, словно она боялась спугнуть хрупкое настроение.
"Приемы, речи, всеобщее ликование… я понимаю, что это может быть утомительно. Особенно после всего, что ты пережил."
Гарри сделал большой глоток огневиски, обжигающего горло, но не согревающего душу.
"Это не просто утомительно, Гермиона. Это… фальшиво. Словно я играю роль в чьем-то спектакле. Роль героя, которого они сами придумали."
Гермиона внимательно слушала, не перебивая, ее взгляд был полон сочувствия.
"Но ведь ты и есть герой, Гарри. Ты спас нас всех."
Гарри усмехнулся горькой усмешкой.
"Герой… а внутри пустота. Словно меня выпотрошили, оставив одну оболочку. Я чувствую себя… ненастоящим."