Счастливо
Драко не помнил, когда последний раз был так зол. Хотя нет, злился он теперь всегда, как только в его жизни снова появилось это ужасное создание... И если в школе он ещё мог спокойно жить, то сейчас, наблюдая постоянно и терпя её замашки, Малфой не знал, сколько ещё продержится. И было бы логично, злись он просто за то, что Грейнджер ему мешает, за то, что лезет, куда не просят. Но он злился не на неё, а на себя. Потому что ну это же, мать её, Грейнджер! Какого хрена он до сих пор не послал её куда подальше? Какого хрена ему нужно, чтобы она просто сидела рядом и говорила с ним на отвлечённые темы? Какого хрена он чувствует это только с ней?
Ответ на вопросы не находился уже долгое время, однако Драко продолжал позволять Грейнджер всё больше и больше проникать в свою голову, душу, зная, что потом снова будет корить себя. Но этот поцелуй стал последней каплей. Драко почувствовал настоящую обиду, почувствовал, что он какая-то игрушка в руках бездушной Грейнджер, которая раскрыла его секрет и пользуется им. Ведь зачем она его поцеловала, если не за тем, что знала, как он будет себя вести после этого поцелуя? Что он пару часов походит по квартире, разгорячённый гневом, а потом вдруг поймёт, что это не гнев и ему срочно нужно сесть за перо и писать, писать... до изнеможения. Зачем, если не ради этого?
― Похоже, встречи с мисс Грейнджер плодотворно на тебя влияют, ― заметила мадам Мендоза в тот же вечер.
Малфой, исписывающий седьмой лист, всего на секунду оторвал взгляд, язвительно ответив:
― Конечно, это даёт мне стимул поскорее закончить, чтобы больше не наблюдать её мохнатую голову возле себя.
Он знал, что это не правда. И был уверен, что и Зэлма не особо-то ему верит, о чём-то догадываясь, о чём даже он ещё не догадался.
Поцелуй Грейнджер никак не выходил из головы. Хотя это поцелуем-то назвать было сложно. Лёгкое касание на долю секунды, но и этого Малфою хватило, чтобы ощутить, как это было нежно, тепло, трепетно. От прокручивания того момента в голове, внутри расползался жар, как будто Драко какой-то школьник, недавно увидевший, что девочки ― это девочки.
«В самом деле, я же не мог... В Грейнджер?..», ― думал Драко. Ругал себя и продолжал писать.
Вскоре была использована пачка пергамента, шесть растрёпанных перьев и одна онемевшая рука, а воспоминание о мягких губах Грейнджер затёрто до дыр. Только почувствовав, как фейерверк внутри улёгся, издав последнюю искру, Драко отложил перо, с ужасом осознав, что прошло три дня. Конечно, он помнил, как ел, иногда спал, пререкался с Зэлмой, даже несколько раз смотрел в окно, но всё оно было в тумане, словно делал он это по привычке, не понимая сути.
«Я сошел с ума. Сумасшедшая Грейнджер довела и меня», ― с ужасом заключил Драко, отшатываясь от письменного стола, как от чего-то поистине ужасного.
Но тут в голову закрылся очевидный вопрос: а где сама Грейнджер? Он не помнил, чтобы за эти дни видел её или разговаривал с ней. Неужели после того, что случилось, она решила больше не приходить? Может, ей уже и не нужно то, чем Драко занимался последние три дня?
«Ну и славно. Наконец-то могу вздохнуть спокойно», ― сказал себе Малфой больше для того, что убедить в этом себя.
Только спокойно почему-то не дышалось.
Поэтому уже на следующий день Драко стоял возле многоквартирного дома, где жила Грейнджер, и пытался дать балл своему поступку по шкале абсурдности.
В голове он проработал чёткий план, целью которого было застать Грейнджер врасплох, чтобы она не смогла выкрутиться с ответом. Но сразу же, как только Малфой приблизился к дому, он понял, что его план с треском провалился.
Грейнджер спускалась по ступеням, на ходу запахивая развевающееся серое пальто. И Драко мог бы ещё понадеяться на осуществление задуманного, но увидел, что она спешит к стоящей неподалёку крупной фигуре явно мужского пола. Фигура эта что-то весело сказала Грейнджер, когда та подошла к ней, и Грейнджер, к странному разочарованию Драко, ответно рассмеялась. Они куда-то направились вдоль по улице в противоположную сторону от Малфоя. Он подумал, что это знак, но не расценил его как то, что ему нечего здесь делать, а наоборот подождал, пока расстояние между ним и ими увеличится на несколько ярдов, и отправился следом.
Всё внутри кричало, как это глупо, следить за Грейнджер. Но Драко почему-то чувствовал настоящую обиду. Особенно, когда смотрел на тонкие ноги Грейнджер, выглядывающие из-под пальто и освещаемые фонарями. Она переставляла их с такой лёгкостью, элегантностью и чуть виляла бёдрами, словно намеренно хотела привлечь внимание Малфоя и остальных мужчин в округе. Она продолжала заливисто смеяться над каждой фразой, брошенной собеседником, и с каждым её новым «ха-ха» зубы Драко непроизвольно сжимались всё сильнее, рискуя превратиться в крошку.
«Вот, значит, как она страдала эти три дня, ― разочарованно размышлял Малфой, сверля взглядом макушки то Грейнджер, то её кавалера. ― Я думал, ты места себе не находишь от стыда, а ты... Сначала целуешь меня, а потом идёшь на свидание с другим?»
Гнев Малфоя распалился ещё больше, стоило сладкой парочке остановиться у какого-то магловского ресторана и зайти внутрь. Остатки разума Малфоя, не ослеплённые злостью, говорили, что на этом нужно закончить, пойти домой, сделать вид, что ничего не было. Вот только Драко не мог. В груди что-то плавилось от жара, ломалось с мерзким хрустом, и было... Больно?
«Я же не могу ревновать Грейнджер?» ― вопрошал Малфой и сразу же себе давал ответ, что может. Ещё как может, потому что Грейнджер, ― чтоб её! ― поцеловала его, и теперь он не может выкинуть её из головы.
Это было отчаянье. Жалкое отчаяние и смирение перед судьбой. Грейнджер пробуждала в нём то, о чём он давно забыл, то, что ему было страшно, но приятно испытывать.
Заняв столик неподалеку от столика Грейнджер и её ухажера, Драко стал исподлобья наблюдать за ними, чуть прикрываясь предложенным официантом меню. Последней каплей стало подаренное им тёмно-синее платье, которое Грейнджер надела без зазрений совести. И как бы Малфою не нравилось, как оно на ней сидит, это платье послужило лишь бензином для пламени ненависти. Грейнджер продолжала мило улыбаться, смеяться, что-то воодушевлённо рассказывать с широко распахнутыми светящимися глазами. А ведь так она что-то рассказывала и ему, Драко... Он даже не заметил, как на половину вырвал страницу с закусками из меню. Надоедливый официант не отставал, и ему пришлось заказать первое, на что с тяжелой злостью упал его палец. Официант кивнул и ушел. Между тем к столику Грейнджер принесли шампанское. Достав его из ведра со льдом, их официант с натянутой улыбкой сорвал с горлышка мюзле, наклонил бутылку и стал прокручивать её из стороны в сторону.
ХЛОП!
Малфой вздрогнул от неожиданности. Какая-то дама, увешанная украшениями, вскрикнула, еле успев уклониться в сторону от летящей ей в лоб пробки. А Грейнджер... Драко едва сдержал смех и готов был пожать руку неумелому официанту. Он явно знал, что Грейнджер насолила Малфою. Иначе как объяснить то, что, когда пробка резко выскочила из горла, он направил хлынувшую струю пены именно в Грейнджер? Она, промаргиваясь от скатывающейся по лицу жидкости, поднялась из-за стола и под умоляющие звуки официанта направилась прямиком в туалет. Драко сам не понял, как тоже оказался на ногах. Они словно соображали быстрее головы. Поняв, что подобного шанса может не представиться, он отправился следом.
Незаметно забежав в женский туалет, Драко остановился. Грейнджер стояла к нему спиной у раковины, вытирая лицо салфетками, поэтому ничего не замечала. Он успел отметить, что и сзади платье выглядит сносно, и вальяжно подошел к девушке, засунув руки в карманы.
― Ну что, Грейнджер, обсудим перляж у этого замечательного напитка? Ты ведь его распробовала как следует.
Она подняла голову, и он увидел в отражении зеркала её растерянное лицо. Одна подкрашенная бровь была безвозвратно утеряна, от глаз вели две маленьких серых линии от потёкшей туши, а красная помада неосторожным движением была смазана в право. Грейнджер резко повернулась к нему, осознав, что происходит.
― Прости, Грейнджер, ты как клоун в запое, ― не удержался Малфой, пока она набирала воздуха в лёгкие для порции гневных высказываний.
― Что ты здесь делаешь?! ― воскликнула она, поспешно стирая вторую бровь для симметрии.
― Смотрю театральную постановку «Чёрствая Грейнджер пытается быть милой». Мой тебе совет: не смейся постоянно, иначе до него дойдёт, что все его шутки отстойные.
― Ты что, шпионил за нами?! Да ты просто невозможен!
― Я всего лишь хочу нормальных объяснений, Грейнджер.
― Каких ещё объяснений? Это женский туалет! Убирайся! ― Девушка хотела кинуть в него смятой салфеткой, но вдруг оба замерли, услышав за дверью приближающиеся голоса и шаги.
Драко почувствовал, как его куда-то потянули за руку, на секунду заметил мелькнувший свет из открываемой двери в туалет, а потом понял, что находится с Грейнджер на очень опасном расстоянии в маленьком пространстве.
― Ты мне на ногу наступил, ― почти что одними губами сказала она, отталкивая его дальше, насколько это было возможно сделать в кабинке. ― Погоди, а зачем я прячусь? ― Она хотела выйти, но Малфой ловко преградил ей дорогу рукой.
Слышался женский щебет и оживленное обсуждение какого-то Френка, но Драко было всё равно. Он наконец прижал Грейнджер к стенке. В прямом смысле.
― Почему ты три дня не приходила? ― строгим шепотом спросил он.
Грейнджер старалась задержать свой взгляд где угодно, только не на нём, и это вымораживало. Драко хотел словить его, чтобы она смотрела на него так же, как пять минут назад смотрела на своего ухажера.
― Были дела.
― Эти дела? ― Драко указал туда, где, как ему думалось, должен располагаться столик Грейнджер. ― Зачем ты тогда меня поцеловала, раз встречаешься с другим?
― Это вообще не твоё дело, с кем я встречаюсь, ― она еле могла говорить через возмущённо учащённое дыхание. ― Я уже говорила тебе, что тот поцелуй ― случайность. И какая разница? Разве тебе не должно быть всё равно на такое?
Да, ему должно быть всё равно. Но почему это не так?
Их взгляды всё-таки встретились. Грейнджер тут же поспешила отвести свой, но Малфой, словно по наитию, обхватил её лицо руками, не дав прервать зрительный контакт.
С размазанными тушью и помадой, с глубокими янтарно-карими глазами, в которых дрожал свет от ламп, с испорченной причёской и запачканным платьем, она была как-то по-особенному красива. И хотя бы себе Драко мог в этом признаться. Он упал в эту бездну из янтаря давно, а дошло до него только сейчас. Грудь Грейнджер тяжело вздымалась, натягивая плотно сидящую ткань платья, от её разгоряченного дыхания, которое щекотало подбородок Драко. Девушка уже не смела посмотреть куда-либо ещё.
«Вот почему мне не всё равно, Грейнджер. Как мне может быть всё равно, когда ты, блять, такая раздражающе красивая?»
Он не помнил, сказал ли это вслух или про себя, но после он уже не слышал и не видел ничего. Только чувствовал губы Грейнджер, из-за внезапности плотно сомкнувшиеся, но Драко продолжал настойчиво повторять попытки, пока...
Грейнджер резко приникла к нему, принимая поцелуй и запуская пальцы в платиновый блонд.
«Какую отговорку ты придумаешь теперь, Грейнджер?», ― про себя усмехнулся Драко, но всё же улыбнулся в губы девушки.
Она это заметила и поспешила отстранится, но он не дал ей этого сделать, припав к её щекам, стирая поцелуями подтёки от туши, проходясь ими по шее, сладкой и липкой от высохшего шампанского. Грейнджер шумно выдохнула, но не позволила себе издать ни звука, закрыв рот тыльной стороной кисти. С каждым новым прикосновением, спускающемся всё ниже, она набирала воздух носом и выгибалась сильнее.
Руки Драко давно уже блуждали по её телу, сминая тёмно-синий габардин, задирая его всё выше и выше и оголяя бледную кожу ног. Грейнджер то и дело возвращала его лицо к себе, ловя тонкие губы и обдавая их жарким дыханием. Драко чувствовал, как быстро колотится её сердце, и как сумасшедше бъётся собственное. Это было...
И что они творят? Что он творит?
«Это же Грейнджер!», ― кричало сознание.
«Вот именно, это Грейнджер», ― забытым голосом отвечал Малфой, не позволяя себе остановиться, помечая каждое оголённое место прикосновением губ.
Он решил сократить тот мизерный дюйм, что существовал между ними, ― припечатал Грейнджер к стенке кабинки, и закинул правую ногу девушки себе на бедро, чувствуя тугое напряжение в штанах. И только когда его руки скользнули под платье, задевая лёгкую кружевную ткань и оттягивая её, у Грейнджер вдруг прорезался голос.
― Нет! ― сипло выдавила она, со всей силы оттолкнув Малфоя.
Тот пытался понять, что излучают её глаза. Разочарование? Страх? Возбуждение? Хоть что-то. Но за расширенными чёрными зрачками и раскрасневшимся лицом ничего нельзя было разобрать. Драко собирался спросить, что не так, хотя уже догадывался, и Грейнджер не заставила ждать с ответом, залепив ему грубую пощечину, звук которой разошелся гулким шлепком по туалету. После этого в её взгляде появился тот страх и тот гнев, которого боялся Драко, и она выбежала из кабинки, из женского туалета, может, и из ресторана, но не из головы Малфоя.
***
Ни испорченное платье, ни даже сокрушительное письмо Джинни с возмущениями о том, что Гермиона с треском провалилась и совсем безнадёжна, так не убивали её, как вчерашние воспоминания о случившемся. А Джинни сама виновата. Решила устроить личную жизнь подруги, но проверить серьёзность намерений своего протеже не удосужилась. Ведь тогда бы она упомянула о том, что кроме большого интервью со скандальными подробностями этот Нил Пауэлл ничего не хочет. Гермиона поняла это по их разговору, в котором постоянно всплывали слишком странные вопросы. Поэтому ей не было совестно за то, что она сбежала со свидания, не попрощавшись. Тогда она точно не была настроена на продолжение ужина.
В ушах до сих пор ухало от бешено колотящегося сердца, хотя сейчас оно было более-менее спокойно. Конечно, если Гермиона не начинала прокручивать в голове, как развратно повела себя.
«Мерлин, в туалетной кабинке...», ― в неверии повторяла она, всё ещё ощущая на коже тёплые поцелуи и с ужасом понимая, что поступила, как героиня пресловутого малфоевского романа.
Как она только могла допустить такое? Она три дня сражалась с мыслями о том, что сделала при последней встрече с Малфоем, и думала, что стыд и странный трепет наконец-то прошли. Но Малфою нужно было появится именно во время свидания, когда она пыталась отвлечься и забыть обо всём. Это было подло с его стороны.
«Но тебя же никто не просил отвечать на поцелуй», ― встрял внутренний голос.
«Я просто была в замешательстве».
«Хотя бы себе-то не ври. Ты хотела поцеловать его ещё раз...»
― Нет! Всё, что я от него хочу, это продолжение книги! ― крикнула Гермиона.
― Вы это уже говорили, мисс Грейнджер, ― послышалось сбоку.
Грейнджер подняла глаза, увидев напротив себя мадам Мендозу.
― Д-доброе утро, ― Гермиона растерянно кивнула.
― Доброе, мисс Грейнджер.
― Простите, а как вы оказались в моём кабинете?
― Вы сами разрешили мне войти.
― Да? Не помню, ― смущённо ответила Гермиона, осознавая, что не помнит и то, как пришла на работу. ― Вы давно здесь сидите?
― О, нет, минуты три. Я подумала, не стоит отвлекать вас от... мыслительного процесса. По правде сказать, я пришла просто поинтересоваться, как у вас дела. Драко в последнее время много писал. Вы воспользовались моим советом?
― Советом? ― вспыхнула Гермиона, положив ладони на стол и придвинувшись к ведьме. ― Мне не хочется говорить вам такие вещи, но вы подставили меня! Теперь нашему с Малфоем общению пришел конец, и я не увижу желанного финала!
― Ошибаетесь, мисс Грейнджер, финал будет. Он всегда есть, ― загадочно сказала мадам Мендоза. Она явно не поняла смысла слов девушки.
― Не в этот раз. То, что я натворила из-за вашего совета, не исправить магией. Я... я больше не смогу общаться с Малфоем.
Мадам Мендоза тяжело вздохнула, поудобнее устроившись на стуле, как будто бы готовилась к разговору с подростком на серьёзную и деликатную тему.
― Честно, мисс Грейнджер, в начале я в вас сомневалась. Теперь же понимаю, что зря. И я прошу вас только об одном ― не бросайте его.
― Нет уж, мы это уже проходили, ― выставив вперёд руку, отрезала Гермиона. ― «Не бросайте его», «говорите с ним», «поцелуйте его»... Мне даже подумать страшно, что дальше.
― А это не мне решать. ― Мадам Мендоза грациозно поднялась на ноги, гордо возвышаясь над Гермионой. ― Всё, что я могу сказать, это то, что без вас он не допишет.
― Почему? Почему я так важна для этого? ― устало выпалила Гермиона.
Ведьма снисходительно улыбнулась.
― Мой последний совет вам, мисс Грейнджер, ― спросите у него сами.
После этого она поспешила удалиться, оставив Гермиону снова наедине с мыслями, ставшими ещё невыносимей.
***
― Я не намерена обсуждать с тобой то, что произошло, ― говорила Гермиона, стоя вечером в дверях перед Малфоем. ― Но я хочу знать, почему? Почему ты можешь что-то написать только со мной?
Малфой с измученным выражением лица предложил ей войти. По его тёмным кругам под глазами Гермиона видела, что он, как и она, не спал всю ночь. Но она не смела подать виду, что ей не всё равно, потому что уже для себя решила ― ей нет никакого дела. Гермиона села на диван и почувствовала, как Малфой садится рядом, сохраняя разумное расстояние между ними. От этого почему-то стало неприятно.
― Хочешь чай или..?
― Прекрати, ― резко оборвала Гермиона, не смотря на Драко. ― За всё время, что я здесь бывала, ты ничего мне не предложил, а сейчас вдруг опомнился. Ни к чему это напускное гостеприимство.
Ей было больно произносить такое, но казаться спокойной и вежливой ей тоже не хотелось. Если она хоть на секунду покажет слабину, то даст понять Малфою, что вчерашняя ситуация её задевает. Задевает до самого сердца. Нет, лучше выстраивать между ними стену, вбивать ледяные клинья, чтобы невозможно было дотронуться.
― Хорошо, Грейнджер. Но я уже рассказывал тебе почему.
― Нет. Ты сказал лишь то, что со мной тебе пишется, что я вызываю у тебя эмоции, которых давно не было. Но почему? Как ты в таком случае написал первую книгу без моей помощи?
― Я писал её с другим человеком, ― терпеливо ответил Драко, хотя уже тяжело дышал через нос.
― Тогда что мешает написать продолжение с ним?
― Потому что её больше нет! ― выпалил Малфой и, уловив наступившую за тем тишину, уже мягче добавил: ― Для меня нет...
Гермиона вспомнила их первый вечер здесь, когда мадам Мендоза предложила ей остаться на ужин. Тогда Малфой сказал ей, что у него нет того, что помогло бы написать убедительный конец. А Гермиона всё допытывалась, что это.
«Беспросветная дура...», ― только так она могла назвать себя за ту бестактность и недогадливость.
Она, наконец, повернулась к нему, рассматривая его точёный профиль, едва заметную щетину, понурые глаза и растрёпанные светлые волосы. Ещё вчера она забиралась руками в эти волосы, забыв обо всём. И о том, что это Малфой, и том, что она на свидании и что чувствует себя глубоко несчастной и одинокой. Всё тогда ушло, и жизнь казалась полной, какой давно не была. Это было так неправильно и очевидно одновременно... Гермиона резко отмела все ненужные мысли. Сейчас её должно волновать другое.
― На самом деле я вообще не хотел, чтобы кто-то видел мою книгу. Я не собирался её издавать, ― продолжил Драко.
― Почему тогда решился?
― А я и не решался. Это Зэлма после того, как не смогла меня уговорить, в тайне отправила книгу в издательство. Она же... не просто моя экономка, она была моим адромиссором.
Брови Гермионы непроизвольно взметнулись вверх. Она уже и забыла, что такие люди существовали, а ведь она сама когда-то голосовала за введение подобной должности. Когда самые жестокие приспешники Волан-де-Морта были приговорены к Азкабану, оставались и те, кто не представлял большой угрозы, но так или иначе должен был понести наказание. Среди них оказались и Драко с матерью. Было решено лишить магии всех, кто не дотягивал до уютной тюремной камеры. Но позже, через несколько лет, в Министерстве внедрили должность адромиссоров, которыми могли стать опытные волшебники с хорошей репутацией. Их главной задачей было шефство над преступником, которому возвращалась волшебная палочка и способность колдовать. И по истечению испытательного срока, он мог оправдаться и окончательно вернутся в магическое общество. Гермиона знала, что среди первых таких счастливчиков, за которого кто-то поручился, был Малфой, но в тот момент жизни её эта история совсем не интересовала. А, как выяснилось, мадам Мендоза не просто благотворно повлияла на Малфоя, но и так к нему привязалась, что даже после испытательного срока не смогла его оставить.
― Из-за неё я стал смотреть на многие вещи по-другому, и рад, что она не бросила меня после, ― задумчиво рассказывал Драко. ― После того, как отца упекли в Азкабан, у нас с матерью ничего не осталось. Жизнь без магии ― это ад. Поместье пришлось продать. За маму так никто и не вступился, поэтому она уехала жить в пансионат во Франции, а я остался здесь, чтобы доучиться и начать всё сначала.
― И что, получилось?
― Сначала я думал, что да, но выплыли такие обстоятельства, о которых я и не подозревал, ― ответил Малфой и на вопросительное выражение лица девушки продолжил: ― Мир изменился, Грейнджер. Белое и чёрное поменялись местами, а потом и вовсе смешали в одну серую массу. Всё мне представлялось замечательным, когда я встретил Её, но под нынешние стандарты я, чистокровный волшебник, не подходил для Её такой же чистокровной семьи.
― И... вы расстались? ― осторожно спросила Гермиона. Ей одновременно хотелось и не хотелось знать правду. То, как Малфой не называл имени той девушки, немного радовало, но показывать это Гермиона не собиралась.
― Да. Я писал книгу пока мы были вместе, ну а потом... Естественно, моя писанина показалась мне просто смешной. Драко Малфой ― писатель романов для домохозяек. Это даже звучит смешно. Но у Зэлмы было другое мнение. В конце концов, я смирился, даже пытался написать продолжение, когда просили, но не мог. Понял, что не достаёт чего-то. А потом появилась ты, Грейнджер, и я снова обрёл это «что-то». Сначала я не придавал этому значение, но сейчас понимаю, что всё это и то, что произошло вчера...
― Хватит. Не продолжай.
― Почему ты так не хочешь это обсудить?
― Потому что это просто ошибка. И не нужно придавать ей значение, ― Гермиона снова вернулась к своему холодному тону, пытаясь вогнать новые клинья между ней и Малфоем.
― А если я не могу не придавать ей значение? ― с вызовом выдал он.
― Не начинай этот бессмысленный разговор.
Гермиона, как могла, старалась не смотреть на Драко, но ей всё же пришлось это сделать, когда он резко встал, подойдя к письменному столу и сказав:
― А в чём тогда есть смысл? В чём смысл нашего общения, Грейнжер? ― Он раздраженно отодвинул ящик стола, достав туго стянутую верёвкой стопку исписанного пергамента. ― В этом?
― Ты... закончил? ― произносить такое вслух было боязно, будто бы любым звуком Гермиона могла разрушить, как ей казалось, иллюзию, что она видела перед собой.
― Да, почти, ― усмехнулся Малфой, вертя в руках рукопись.
От его лёгкой улыбки сделалось спокойней на душе. Но лишь на секунду. Потому что Гермиона поняла, что это не улыбка, а ухмылка, скрывающая какую-то подлость. И в подтверждение её мыслей Малфой вынул из кармана волшебную палочку, наставив её кончик на бумажную поверхность, и в следующий момент...
Гермиона даже не успела ничего сказать, скованная шоком. Стопка пергамента воспламенилась так быстро и ярко, что на миг ослепила её, а затем так же быстро погасла, оставив после себя только развевающиеся по гостиной кусочки пепла и запах гари. И этот запах пробрался Гермионе в голову, затуманив сознание, разведя в нём настоящий костёр из гнева, ослепив.
― Вот теперь закончил.
Она не помнила, как подлетела к Малфою, в забвении делая попытки поймать чёрные кусочки пергамента и хоть что-то там разобрать. Не помнила, как они рассыпались у неё в руках, а она уже с трудом это различала, потому что в глазах скапливались громоздкие слёзы. Не помнила, как пыталась применить к ним Репаро, но всё было тщетно.
― ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?! ― Рука Гермионы полетела к Малфою, разрезая горячий воздух, но в этот раз он её словил и крепко сжал в стальной хватке.
― Это же просто бумажки, Грейнджер, ― спокойно проговорил он. Теперь в его голосе была та холодность и отчуждённость, которой старалась придерживаться Гермиона. Она поняла, насколько больно слушать такое, когда одним лишь безразличным тоном все тебе важные вещи обесцениваются. В сознание закралась маленькая надежда, что Малфой лишь играет, что просто так же хочет задеть её чувства.
― Скажи, что эта шутка. Твоя тупая шутка. Это ведь было не оно? Скажи!
Но его ответ своей довольной жестокостью окончательно убил последние крупицы самообладания в девушке:
― Нет, это была моя рукопись, которую ты так сильно хотела получить.
― Идиот! Это был мой единственный выход! ― Гермиона дёрнулась, но лишь сделала себе больнее ― Малфой схватил её запястье намертво.
― Выход из чего? Ответь уже, зачем тебе так нужно знать конец?
Из-за гнева Гермиона не успела подумать, сразу же выпалив:
― Чтобы понять, как стать счастливой!
― Счастливой? Грейнджер, ты в своём уме? Ради этого всё было? ― голос Драко надломился, и он ослабил хватку от неожиданности. Гермиона воспользовалась этим, забрав руку и тут же ударив ею Малфоя в грудь.
― Чем всё закончилось? ― Удар. ― Скажи, что произошло! Скажи же!
С трудом поймав её руки, Малфой притянул её к себе и заглянул в раскрасневшееся заплаканное лицо. Гермиона видела, что он что-то в нём ищет, не понимая, что нужно искать. В его взгляде чётко чувствовалось разочарование. В себе, в ней.
― Грейнджер, очнись! ― крикнул Драко. ― Я знаю, в чём счастье моей героини, но откуда мне знать, что счастье для тебя?! С чего ты взяла, что я могу тебе помочь с этим?!
― Я... я читала твою книгу и узнавала себя, ― тихо произнесла Гермиона. ― Только ты можешь понять меня.
― Как я могу понять тебя, если даже ты себя понять не в состоянии? Я писал это не для тебя, не о тебе. Это не ты, Грейнджер! Не нужно жить как грёбаная героиня любовного романа! Как ты могла подумать, что её счастье ― твоё тоже?
Он закидывал её громкими, врезающимися в сознание словами, и Гермиона ощущала, как быстро падает куда-то в пустоту.
Да, она жалка в своих желаниях. Но неужели он не понимает, что они и слепая надежда ― всё, что у неё осталось? Не понимает, как сурово отнял у неё всякую надежду, раздавив мечты? Гнев пылал в Гермионе так сильно, что она едва сдерживалась от мыслей о волшебной палочке в кармане мантии. Свою ярость Малфой выместил, а что осталось ей? Что такого важного она может отнять у него, чтобы сравнять счёт в этой глупой игре? Ничего. Потому что она уже отняла, и это правда обрушилась на неё только сейчас. Отняла в тот момент, когда так же обесценила его чувства, отказавшись не то, что принять, а даже просто обсудить.
― Ты дура, Грейнджер! ― озвучивая собственные выводы Гермионы, выпалил Малфой. Он отпустил её и отошел к окну, будто бы не хотел больше находится с ней рядом, будто бы они вернулись на десять лет назад, когда одно презрительное выражение лица говорило за него всё, что нужно. ― Столько времени... Я же...
Дольше выносить это Гермиона не могла, собрав вещи и стыдливо убежав.
***
«Его бездушная ведьма» была беспощадно разорвана. Гермиона опомнилась, что это не её книга, только на следующий день после своего злостного деяния. Пришлось восстанавливать всё с помощью магии. Но даже то, как она кровожадно измывалась над книгой, не приносило ей успокоения. Мысли путались в один большой до боли натянутый комок из воспоминаний.
Малфой уничтожил не рукопись, он уничтожил Гермиону. Именно так она решила, проснувшись утром с жуткой головной болью от опустошенной ночью бутылки вина. Ночью идей о том, как Малфой разрушил её жизнь одним поступком, не было из-за действия алкоголя, но сейчас осознание произошедшего тяжелым грузом подало Гермионе на голову. Поэтому она решила, что если и жалеть себя, то по-настоящему. Ноги сами понесли её в Дырявый котёл за стаканчиком чего-нибудь крепкого, а затем и во «Флориш и Блоттс», где она с треском разнесла книгу Малфоя перед покупателями, чудом не упомянув его самого как автора. Ей было всё равно, что о ней подумают. Героиня войны распивает алкоголь посреди дня, а потом в таком состоянии ходит по Косому переулку... Всё равно. До определённого момента.
Когда всё перед глазами немного прояснилось, а туман в голове удручал не так сильно, Гермиона уже собиралась отправиться домой, но увидела впереди знакомую причёску.
Чарити Бёрнс стояла у аптеки «Слизень и Джиггер» и о чём-то эмоционально рассказывала низкому пузатому колдуну в котелке набекрень. Он постоянно чесал нос и чихал так, что его густые усы подпрыгивали в потоке воздуха.
Гермиона не хотела не с кем сейчас разговаривать и думала незаметно пройти мимо, но в этот же момент Чарити резко обернулась, в поисках чего-то рыская глазами по улице, и наткнулась на Гермиону. Ведьма сразу просияла и поспешила к ней, размахивая на ходу сумками с покупками, которые норовили из них выпасть.
― Гермиона! ― воскликнула Чарити, подлетев к девушке. ― Как я рада тебя встретить!
― Привет, ― тихо и уныло выдала Гермиона, чувствуя себя ещё более паршиво от прекрасного настроения Чарити. ― За покупками ходишь?
― Да, младший вырос из всех штанов, ― отмахнулась Чарити. ― Да и так по мелочи в дом нужно было прикупить. Кстати у мадам Малкин сейчас скидки на мантии из весенней коллекции.
Скидки на мантии не столько волновали Гермиону, как новость о том, что у Чарити есть «младший», а соответственно, и «старший» тоже в наличии. Это было до идиотизма логично, но так удивило Гермиону. Её взгляд на секунду задержался на левой руке ведьмы, где отблёскивало на солнце обручальное кольцо. И как она раньше его не заметила? Почему-то ей и в голову не приходило, что Чарити может быть замужем. Она думала, что поклонники таких произведений, как «Его бездушная ведьма», ― априори одинокие дамы без шанса на замужество. Гермиона прикусила себе язык за подобное мнение. И как она только могла так считать?
К Чарити неизвестно откуда подбежали два маленьких мальчика, обвивая её и упрашивая купить новую метлу.
― Так, никаких метёл! Вы уже забыли, что наказаны? ― строго ответила Чарити, грозя пальцем. ― Познакомьтесь, это мисс Грейнджер. А это Джейсон и Харви.
Мальчики дружно поздоровались, будто бы заучивали это всё утро, и убежали вперёд, чуть не сбив с ног какую-то старушку.
― Ужасные сорванцы. Ума не приложу, что с ними делать, ― буркнула Чарити, смотря им вслед.
― Ты замужем? ― глупо вопросила Гермиона, хлопая глазами.
― Конечно! Сейчас познакомлю тебя с мужем, ― весело прощебетала Чарити и помахала колдуну у аптеки. ― Эй, Малькольм! Иди сюда! Познакомься, это Гермиона Грейнджер. Видишь, я же говорила, что мы знакомы, а ты не верил.
Колдун снял котелок, пожимая руку Гермионы и расплываясь в улыбке. Он представился как Малькольм Бёрнс и хотел сказать что-то ещё, но Джейсон и Харви перевернули бочку с драконьим навозом, и ему пришлось срочно удалиться. Чарити крикнула вдогонку про продление наказания на неделю и вернулась к Гермионе.
― Мы ведь давно с тобой не виделись. С того дня, как познакомились с мадам Эм. Я до сих пор в восторге, что, спустя столько лет ожиданий, поговорила с моим любимым автором. А главное, узнала, что у Агаты и Эдварда всё хорошо.
Стоило Чарити это произнести, как Гермиона ощутила, что её настроение достигло дна, разбившись на мельчайшие осколки. На мгновение она захотела всё рассказать, отомстить Малфою, но наваждение быстро прошло. Она была подавлена настолько, что даже на месть сил не осталось.
― И тебя это устроило? ― как-то вызывающе произнесла Гермиона.
― В смысле?
― Ну, её ответ. Она же не рассказала, через что пришлось пройти героям, чтобы всё кончилось хорошо.
Чарити улыбнулась, пожав плечами:
― А зачем мне больше? Это же просто книжка о любви. В них почти всегда всё кончается одинаково. Какая разница, что этому поспособствовало? Но вот чего я действительно не могу понять, почему это тебя так задевает?
К горлу подступил комок. Когда Гермиона спрашивала саму себя, было не так больно, но слышать этот вопрос от других почему-то было невыносимо. Слёзы невольно выступили на глаза, а губы задрожали. Она не могла врать, не сейчас. Пусть хотя бы кто-то знает правду. И Гермиона честно рассказала о том, зачем ей нужна была вся история с концовкой книги; что она просто хотела знать, как ей, такой холодной ведьме, которой чужда суть любви, разобраться в себе, успокоиться и обрести счастье.
― Ох, почему ты мне сразу не рассказала? ― глаза Чарити блестели от слёз. ― Гермиона, нельзя же сравнивать себя с вымышленным человеком, невозможно жить по чужому сценарию. У каждого своё собственное счастье и найти он должен его сам, иначе по-настоящему счастливым никогда не будет.
― Но сколько можно искать? Я устала.
Чарити немного помолчала, в задумчивости глядя в землю, а потом тихо проговорила:
― Знаешь, иногда мы и не замечаем, что делает нас счастливыми. Какие-то вещи в жизни, которые кажутся нам обыденными, на самом деле и могут быть нашим счастьем. Просто нужно суметь посмотреть на них с другой стороны.
Гермиона подняла расширенные красные глаза на ведьму.
К её спине словно приложили кусок льда. Через спинной мозг к сознанию пробежала искра, и туман в голове вдруг рассеялся. Гермиона не представляла услышать от Чарити что-то такое, но тем не менее находила её слова разумными.
«Конечно... Не замечаем... Или не хотим замечать».
― Красиво я сказала, правда? ― довольно протянула Чарити. ― Я вычитала это в одном романе. Хочешь дам почитать? Гермиона, ты куда?!
Но Грейнджер уже не могла ей ответить, убегая вдоль по Косому переулку, расталкивая прохожих и не сдерживая улыбку. Сердце билось так быстро, что иногда ей казалось ― оно точно убежит вперёд неё.
Всё это время Гермиона боялась признать лишь один факт. Самый невозможный и невыносимый для неё. Она сделала ошибку. Игнорировала чувства Малфоя, избегала разговора об этом только потому, что ей было страшно признаться себе, что, возможно, ей уже не нужно знать финал злополучной книги; что она зря потратила время; что ей становится хорошо и спокойно уже лишь от того, что она разговаривает с Малфоем на странные темы, смеётся, ругается. Она ведь и не замечала, что в те моменты забывала о том, почему она находилась в его квартире, и что делал он. А их поцелуй... Ведь именно он и поселил в ней это сомнение, именно он указал на истину, которую Гермиона не желала принимать. Она и Драко Малфой. Абсурд. Но нужный ей абсурд. Она почувствовала, что что-то наконец встало на своё место. И убедилась в правоте своих выводов, когда, подбежав к двери и позвонив в неё, встретилась с серым взглядом.
Малфой явно не ожидал её увидеть. Он выглядел ещё хуже, чем вчера, но, несмотря, на его помятый вид, Гермиона теперь чётко ощущала, как замирает сердце, только подтверждая её мысли.
― Похоже, я действительно дура, ― сказала она первое, что пришло в голову, чтобы развеять неловкую тишину.
О чём он думал? Гермиона могла лишь догадываться, но его пронзающие насквозь глаза были невыносимыми. Малфой как будто силился понять, что происходит, заставлял себя поверить в это. Отступив назад, он жестом предложил ей войти. Гермиона медленно вошла в квартиру, в нерешительности замерев на пороге. Даже в первый раз оказавшись на этом пороге, не было так тревожно.
«Лучше сказать всё сразу, чтобы потом вдруг не передумать...», ― уверяла себя Гермиона, но больше ничего произнести не могла.
Она чувствовала, что теряет момент. Что Малфой вот-вот снова наденет знакомую маску безразличия и прогонит её.
― Я хочу извиниться за то, что заставляла тебя исполнять мою глупую прихоть, хотя ты совсем не изъявлял желания. За то, что лишала значимости всё, что ты делал и говорил. Я... я всё поняла.
― Не извиняйся, Грейнджер, ― его неожиданно мирный голос заставил девушку вздрогнуть, ― ведь если бы не ты, я бы тоже не понял.
Он медленно направился к Гермионе, закрывая её своей тенью.
Им не нужно было говорить, что именно они поняли, ― они и так это знали. Знали по собственным горящим глазам и тяжелому дыханию.
Гермиона не заметила, как на её лице появилась улыбка, когда Малфой остановился в нескольких дюймах от неё и тоже улыбнулся. Легко, немного с усмешкой, так по-малфоевски.
― Это хорошо, ― перенимая его настрой, сказала Гермиона. Она ощущала, как быстро нагревается воздух между ними.
― Да, хорошо. ― Драко принял её игру.
― Так что всё-таки было в конце? ― хитро продолжила она.
― Это ты мне скажи, чем же закончилась история, Грейнджер.
Настала секундная пауза, во время которой в их сознаниях произошел финальный хлопок, словно какой-то стартер выстрелил из пистолета, позволяя им начать бег. Резкий и безудержный.
И прежде чем Малфой накрыл её губы своими, Гермиона легко ответила:
― Она была счастлива.