Глава 20. Смыть эту грязь
Как бы ей хотелось, чтобы память ушла. Чтобы эти позорные моменты остались простым сном, и она, проснувшись, с облегчением поверила, что они оказались кошмаром. Но время шло, и воспоминания не уходили. Находясь в собственной комнате, она меньше всего хотела здесь быть, дышать этим запахом и смотреть на эти стены.
Она проспала лишь полчаса, да и то, проснувшись, не могла определить, выспалась ли она. На краткий промежуток времени ей почудилось, что сейчас утро, и она наконец сможет уехать: сесть на поезд и отправиться в Хогвартс как ни в чём не бывало, как будто ничего не произошло. Стоило же её взгляду упасть на собственную одежду, её передёрнуло: всё большим отрезвляющим грузом спало на её плечи, стряхнуло последние нотки дремоты и усталости.
Оставшееся — лишь стыд. Злость. Бессилие.
— Я поборола его, это невозможно, — процедила девушка, вставая с кровати и таща за собой порванное чёрное платье. Клочки ткани, оставшиеся от его подола, упали на пол. Босыми ногами Грейнджер подошла к своему небольшому шкафу, где находилось зеркало в полный рост.
Губы дрожали, но глаза выражали решимость, уверенность в том, что это действительно было невозможно.
— Ты очень ошибаешься, девочка моя, — голос лжеМалфоя вывел её из раздумий. Он оказался прямо у неё за спиной, впритык к ней и её шраму. Стоило ей обернуться, они оказались лицо к лицу; его губы находились на уровне её лба — в действительности он был даже выше, чем настоящий Малфой. Ей стоило это приметить ещё тогда, когда они виделись в Хогвартсе.
— Ты ошибаешься, — повторила её галлюцинация и подняла указательный палец вверх, уткнувшись в её бледный лоб. — Я был здесь. В твоей голове. Всё это время. Всё видел и всё знал.
— Но если ты — часть меня, то зачем тебе это? — она захотела убрать его пальцы от своего лба, но в какой-то момент осознала, что он не был реальным и, соответственно, она не могла ощущать его прикосновений, как если бы не могла ощущать прикосновений ветра.
— Вопрос в том, зачем это тебе, — его палец уткнулся ей в переносицу. Она могла поклясться, что холодок, пробежавшийся в области этого места, можно было бы запросто принять за мимолётное касание.
— Что?..
— Я — это ты. Все, что я говорил или делал, было правдой для тебя. И ты это знала. Все, что я когда-либо говорил, было твоими словами и только твоими.
— Ты лжёшь, — Гермиона сделала шаг назад и уткнулась спиной в холодное дерево. Ближе существо подходить не стало, но в ответ на её слова лишь ухмыльнулось. — Я не причиняю боль людям. Я не смотрю, как им хреново... Ты — часть проклятья. И если бы не оно, тебя бы здесь не было.
— Ты ошибаешься. Я внутри тебя. Живу с самого детства и наблюдаю, расту. Этот Малфой — лишь прикрытие, ведь именно из-за него у тебя возникает столько сомнений. Именно к нему ещё о-о-очень давно глупая девчонка начала испытывать чувства. Тогда, когда он помог ей проникнуть к матери. Ты же не ожидала, что он будет таким мягкосердечным?
— Неправда!
— Ложь ли это? Когда ты так тщательно выгораживала его перед своими друзьями. Искала компромиссы. Смотрела на него щенячьими глазками и якобы просила прощения.
Грейнджер молча повернулась к нему спиной и резким движением раскрыла шкаф.
Алкоголь ещё не выветрился из головы, но захотелось выпить ещё. Пить снова и снова, пока этот чёртов знакомый голос не уйдёт насовсем. Значит, придумывать тот код было бесполезно. Бесполезно было задавать бессмысленные вопросы Малфою, когда тот, от кого ты пыталась спрятаться, находился в твоей голове и всё слышал, мог обмануть тебя в любой момент, и только ради собственной забавы.
— Неужели тебе — то есть, мне — так нравится страдать? Причинять боль и себе, и близким?
— Не нам одним, дорогая. Садизм нравится всем. Каждому. Испокон веков. Как же, по-твоему, я убил ничтожную девчонку Марту, когда она грозилась мне помешать? Я стал её сомнениями. Я заставил её спрыгнуть. Я унизил немало людей — нет, они сами себя унизили. Более чем прекрасно, что теперь то же происходит и с тобой.
— Мелвин ведь был марионеткой.
Гермиона резко подняла взгляд, выпалив эту неожиданную для себя фразу, и посмотрела в пустые глаза призрака, поняла: правда. Ведь ничего не могло быть проще. Даже если Броуди и был полным скотом, он никак не был связан с распространением проклятья.
Он был его жертвой, как и она.
И он так же, как и она, стал пленником своих потаенных мыслей и убеждений, от которых сам же пытался отгородиться.
— Но почему я не видела у него клейма? Он должен был стать жертвой ещё раньше, чем я. Ещё до начала учебного года.
Она знала, что тот ничего ей не скажет. Он и не был обязан.
«Значит, Броуди творил это не только потому, что ему хотелось, — на мгновение остановившись, девушка посмотрела в прикрытое бардовыми шторами окно и закусила губу. — И его вряд ли будет мучить совесть. А вот я...»
Полная решимости, она поднялась на цыпочки и еле достала с верхней полки белое махровое полотенце. Всё дрожало, но рассудок, пришедший в норму, твердил ей: «Тебе больно. Тебя унизили. Не давай этому поглотить тебя. Иначе ты проиграешь окончательно».
Смыть. Эту. Грёбаную. Грязь.
— Гермиона?
Кто-то дёрнул за дверную ручку с другой стороны. От неожиданности девушка так подскочила, что вся одежда, которую она придерживала в шкафу сверху, повалилась на пол и распласталась по полу у самых её ног. В дверь продолжали настойчиво стучать, и по голосу она запросто смогла определить, что это были Рон и Гарри. А Грейнджер чувствовала себя так, словно совершила некое преступление: руки дрожали, сердце громко билось и дрожь продолжала прокатываться по телу, напоминая ей о том, что так и было. Это и было своего рода преступление — напиваться на свадьбе родителей и довериться человеку, который только и делал, что пытался дотянуться до твоей юбки.
Лучше бы память, как и обещал Броуди, исчезла.
Жить было бы гораздо проще.
— Твои родители зовут тебя вниз. Ты нормально? Мелвин сказал, тебе было нехорошо, — это был Рон, и он, похоже, был действительно обеспокоен. — Мы принимали подарки. Совсем тебя потеряли.
Надо же. Этот наивный придурок, Мелвин Броуди, думает, что она будет молчать.
Гермиона стянула с себя платье — или то, что от него осталось, — и достала вешалку в жёлтом платье, тем, которое ей так хотелось не надевать. Однако сейчас была далеко не та ситуация, чтобы надевать свитер и джинсы. И волновать друзей не хотелось так же.
Но даже теперь, зная, что Броуди, будь он в нормальном состоянии, ни за что бы такого не сделал, она твёрдо решилась рассказать обо всём произошедшем друзьям, невзирая на то, как они отреагируют.
Ей так надоело держать всё в секрете. Даже Блейз Забини, которому Малфой поручил приглядывать за ней, не смог бы остановить того, что находилось у неё в голове. Она должна была справиться сама — с поддержкой друзей.
Гарри, держащий в руках стакан воды, с волнением наблюдал, как Рон пытался достучаться до подруги. За дверью раздавались приглушённые шаги, но та, похоже, подходить и открывать вовсе не собирались. Уизли и вовсе потерял надежду на отклик, отошёл на шаг назад и пожал плечами, прошептав одними губами: «Что это с ней?»
— Может, я попробую? — прошептал Гарри, отдав в руки Уизли полный стакан. Засучив рукава (как будто это должно было помочь), Гарри громко постучал в дверь, причём так, что даже гости внизу, возможно, могли услышать этот стук.
Не дождавшись ответа, Поттер решился использовать второй шанс, однако это не понадобилось. Стоило ему поднести руку к холодному дереву, как дверь открылась сама. Резко и стремительно.
Они столкнулись взглядами — и оба сделали шаг назад. Гермиона выдохнула, всё ещё пытаясь выровнять дыхание. Прекрасно зная, что за её дверью стояли друзья, она, тем не менее, открывать не спешила. Когда же открыла — сама удивилась тому, что они там стояли, словно и вовсе забыла о том, что они ждали. С жёлтым платьем, с порушенной взъерошенной причёской она скорее выглядела как студентка с пьянки, нежели чем дочь жениха. Это приметили оба её друга, когда уже собрались вытаскивать её из комнаты и тащить вниз по ступеням.
Когда же дар речи у обоих отпал, делать этого было уже не нужно.
— Что произошло? — первым отошёл Рон. Прежде чем Гарри успел закрыть его повисшую челюсть своей рукой, он сделал это сам: собрался куда быстрее, чем обычно.
— Ничего, — Грейнджер прошла вперёд, заставив друзей посторониться, и захлопнула за собой дверь. Дрожь передалась и её голосу — неспокойным, заниженным тоном она пыталась говорить как можно менее подозрительно, но выходили лишь жалкие попытки.
— Это «ничего» написано на твоём лице, — Рон сделал шаг вперёд и коснулся её плеча, но неожиданно в ответ получил полный злобы взгляд и резкое движение рукой, отдёрнувшее его ладонь с её плеча. — Что...
— Где папа?
— Они... вышли во двор. Пускать фейерверк... — запинаясь, промолвил Рон, и Гарри добавил:
— И все остальные тоже там. Ты пойдёшь?
— Разве похоже, что я собираюсь идти?
«Успокойся. Они не виноваты. Если кто и виноват, то только ты. И этот чёрт, который сидит и думает, что ему всё позволительно. Хватит срываться на тех, кто только тебя и терпит». Слова утешения — но от них только сильнее хочется сдавить своё горло и закричать. Так, чтобы не было слышно.
Она должна рассказать.
Но как говорить об этом друзьям?
Теперь, когда всё кончено.
— Со мной всё в порядке, — «Давай же, расскажи им, дура!» — Правда, в порядке. Идите ко всем. Я спущусь чуть позже.
— Точно спустишься? — Гарри сузил глаза. Ему не нравилось, что она нагло и открыто врала им, прекрасно зная, что они без проблем могли различить, когда она говорила правду, а когда пыталась приврать.
Преодолев плотный ком в горле, от которого даже дышать стало труднее в несколько раз, проглотив слёзы досады, она указала им рукой в сторону лестницы.
— Идите. Я вас догоню минут через пять и всё расскажу.
Переглянувшись, друзья нехотя направилась вниз. Но меньше всего им хотелось бросать её в беде. Но ничего не было сложнее, чем попросить у Гермионы быть искреннее.
— Это всё этот Броуди, — процедил Уизли, идя позади Гарри. Тот, резко остановившись над первой ступенью, обернулся, отчего первый чуть ли не врезался в него со всей силы.
— С чего ты взял?
— Ты что, не заметил его дурацкой фиолетовый пиджак, валяющийся у неё на полу?
— Рон, — дрожащим голосом перебил его Поттер, — я же стоял с другой стороны. Как мне было увидеть? А если так... неужели думаешь, что-то и вправду между ними было?
— Я не думаю, — пробормотал Рон. — Я уверен.
— Нельзя быть на сто процентов уверенным, — Гарри еле боролся с порывом вбежать по лестнице и ворваться в комнату Грейнджер, заставить её рассказать всю правду без утайки. Но с другой стороны: с чего бы ей переодеваться? Зачем бы ей так себя вести, если всё действительно хорошо?
— Просто подождём, — Рон повернул голову и закусил нижнюю губу. — Посмотрим, как они будут себя вести, когда встретятся друг с другом на запуске фейерверков. Этого нельзя будет не заметить.
Гарри согласно кивнул и, набрав воздуха побольше в лёгкие, спрыгнул со второй ступени на паркетный пол. Все гости уже выходили из дома во двор, засыпанный белыми хлопьями снега.
Она так и не спустилась: ни спустя пять минут, ни спустя час и два.
Ответ был ясен. Даже по излишне беспечному поведению Мелвина можно было понять, что произошло на самом деле. Эта беспечность вскоре должна была закончиться, ведь, как и любые другие друзья, отстаивающие честь своей подруги, Гарри и Рон могли делать это только кулаками. Исподтишка.
***
Утро встретило её неприветливыми лучами, пройдя тёплой щекоткой по её лицу и после — по оголённым рукам. Вытащив ногу из-под одеяла, Пэнси вытянула носок и сладко зевнула, улыбнувшись. В полной тишине.
В поместье стало немного теплее. Паркинсон, приметив это про себя, вытянула из-под одеяла вторую ногу и заставила себя подняться на локтях, чтобы хоть как-то вытряхнуть остатки сна из головы. Наверное, то было даже не сном, а дремотой, ведь практически всю ночь ей было не до сна, и о том она не жалела совершенно. Хоть и знала, что продолжения не последует.
— Драко-о, — протянула Пэнси низким хрипловатым голосом, чувствуя, как в горле застревает комок. Сейчас бы воды. Мно-ого воды. — Где тебя носит, Малфой?
Часы показывали одиннадцать утра. Девушка, как всегда, не пожалела времени на сладкий сон и на пустое валяние в кровати, когда знаешь, что ни-че-го делать не нужно. Нужно только лежать и притворяться спящим, чтобы тебя не трогали.
Вчера вечером на кресле неаккуратным комком валялась их одежда, её — цветная и всегда броская, и его — чёрно-белая и официально-деловая. Сегодня же от этого хаоса не осталось и следа, и вся её одежда, всего-то белая ночнушка, была сложена аккуратно на сиденье кресла и прикрыта пакетом.
Обиженно надув губы, Пэнси потянулась к ночнушке и, зацепившись пальцами об её лямку, вытянула полупрозрачное одеяние из-под пакета и встряхнула его перед собой.
— Ну хоть покупка была не лишней, — пробормотала она и, услышав шум, доносящийся с лестницы, откинула ночнушку в сторону.
Вытянулась в своём нижнем белье в одну струнку, подняв руки вверх, и зевнула: так уж хотелось показать, что её ничего не беспокоило и не тревожило с тех самых пор, как он ушёл, стоило им покончить с ночными забавами. Для неё, впрочем, это не было забавой.
— Надеюсь, ты собрала вещи? Мы скоро поедем.
Она подняла глаза вверх. Сложно этого было не сделать, когда что-то двадцатикилограммовое громыхало по полу следом за парнем и с силой давило на ступени. А всего-то это был его чемодан, наполненный чуть сильнее, чем тот, с которым он вернулся домой.
— Берёшь что-то ещё? — заинтересованно спросила Пэнси, перевернувшись на живот и подняв ноги вверх. Со странной полуулыбкой она в то же время наблюдала, как он, в очередном своём деловом наряде, пытался опустить чемодан на пол. Тот, однако, никак не поддавался.
— Я же сказал, что собираюсь прощаться с этим домом. И мне нужно взять всё, что позже пригодится. Здесь деньги и... пара книг. Одежда.
— Да, Драко Малфою очень нравится читать. Скорее всего, там всего лишь одна книга, — с сарказмом вторила Пэнси и, сделав резкое движение, поставила ноги на холодный мраморный пол. — Что ж. Как я поняла, и в это утро меня не ожидает роскошный завтрак. Так что я лучше поскорее оденусь. Хотя бы на вокзале куплю себе что-нибудь нормальное.
Драко, стиснув зубы, напряг все свои силы, чтобы поднять чемодан и опустить его на пол. Действительно, будь его воля, он мог бы выкинуть половину из тех вещей, которых он туда накидал. Но странная любовь к тому, что связывало его с прошлым, не давала распрощаться с безделушками собственных родителей, которыми, впрочем, те всегда пренебрегали: ожерелье матери, два-три галстука отца, фляжка прадеда, в которую тот так любил наливать походные зелья. И всему этому, такому бесполезному, нашлось место в чемодане Драко Малфоя — последнему и, пожалуй, единственному наследнику Малфоев, которому захотелось распрощаться с семейными узами.
Он проснулся в шесть часов утра, не проспав и четырёх часов. Проснулся в холодном поту, лёжа рядом с Пэнси, в её холодных воздушных объятьях. В полутьме он различил, как та улыбается во сне и что-то шепчет одними губами. Возможно, в ней было что-то своё, в этой девушке. Но даже сейчас он не мог понять, что внезапно на него нашло и почему он решил провести эту ночь именно так — впустую.
— Как думаешь, Гермиона разочаруется, когда узнаёт, что мы ничего не нашли? — вопрос был задан специально, и по тону Пэнси, в который вернулась эта специфическая нота цинизма и лицемерия, можно было определить истинные намерения подобного вопроса. Её вовсе не интересовал его ответ.
— Не разочаруется, — ответил он, бросив на слизеринку мимолётный безразличный взгляд — по крайней мере, он должен был таким казаться. Чтобы не выдать того, что он действительно ощущал. — Она сама что-нибудь найдёт. Это же, чёрт её возьми, Грейнджер.
Лучше бы ему не напоминали о Хогвартсе и о Гермионе. От всего этого только кругом шла голова. Более того — нужно было немедленно сказать Пэнси, чтобы та не намеревалась строить воздушных замков по поводу их отношений. Были друзьями — останутся друзьями.
— Ты уже говорил это, — заметила Пэнси, хмыкнув и без слов понимая, что к теме их сегодняшней ночи возвращаться будет бесполезно. Это было настолько элементарно, но в то же время и, конечно, печально, что ей и самой не хотелось упоминать обо всём, что произошло. Да и зачем? Когда они вернутся в школу, их былой дружбы уже не будет.
***
Поезд отходил — все проблемы навязчивым хвостом шли следом.
Она, прижавшись лицом к окну, вглядывалась в расплывчатые очертания проходящей мимо станции. Очарование узоров на окнах больше не тревожило её и не волновало, ей хотелось расплавиться в этом купе, прямо сейчас, перед друзьями — и стать малейшей пылинкой. Она искренне надеялась, что те догадывались, что произошло. Говорить об этом вслух было так же паршиво, как и испытывать на себе.
Впрочем, скорее, друзья догадывались. Когда гости, изрядно подвыпившие, ближе к четырём утра стали выходить из дому и прощаться с молодожёнами, она, уже давно принявшая душ, укрылась под тёплым одеялом и читала книгу, деревянно улыбаясь любой плоской шутке того американского писателя, имени которого она даже не могла выговорить. А над ухом назойливо слышался голос лжеМалфоя. Так ему и хотелось, чтобы она подняла глаза и ответила ему. Проклятый демон был уверен в том, что победит.
Сейчас изредка Грейнджер опускала взгляд на побелевшие от холода костяшки пальцев, сжимала кулаки и ждала, что те покраснеют от натуги. Снова принималась смотреть с пустым выражением вдаль, чувствуя на себе взгляды двух сочувствующих друзей. Не спала уже около двух дней. А там, дома, не выходила из комнаты и спускалась есть лишь тогда, когда вся семья уже съедала свои порции.
Они не просто догадывались — знали. Но не стали бы говорить с ней об этом даже под угрозой смертоносного проклятья, ведь сама Гермиона даже рта не хотела открывать, не то что говорить открыто и искренне.
Грейнджер видела Мелвина после свадьбы один раз, когда они все выходили из дому. Его физиономия была разукрашена фиолетовым и синим, всё — от переносицы до висков. Перед родителями он объяснялся неудачным падением, хотя с опаской поглядывал на Рона и Гарри и натянуто им кивал, как бы говоря: «Я понимаю».
Он понимает. Ха.
— Думаю, нам надо подумать обо всём вместе, — подал голос Гарри. Как всегда единственный, кто пытался смотреть на ситуацию как бы со стороны наблюдателя, хотя даже на одну четверть не был им на данный момент. — Что делать с этим придурком? Рассказать твоим родителям? Преподавателям? Тебе же... надо к врачу.
— Я в порядке, — пробормотала Грейнджер, робко — и всего на одно мгновение — подняв глаза на друга. Затем она снова посмотрела в окно и вцепилась ногтями в своё левое предплечье. — Всё, что нужно — это втоптать его в грязь. Как-нибудь. Правда. Взрослые не поймут. Это только наши проблемы. Это всё часть проклятья. Надо справиться с ним, и тогда всё будет хорошо.
— Ну, физиономию мы раскрасили ему прекрасно, после фейерверка-то... Он возвращался с него такой довольный, было даже забавно. Но и этого будет мало, — неуверенно прошептал Рон, а затем, коснувшись горла и кашлянув, продолжил чуть громче: — Что насчёт Малфоя? Он писал тебе что-нибудь до того, как... всё произошло? И после?
Писал. Но там было всего две фразы:
«Я в загадках не слишком хорош. Тебе придётся поднапрячь свои наиумнейшие извилины».
Саркастичный и старый-добрый Малфой.
От которого уже тошнит.
— Нет, — ответила девушка, нахмурив лоб. — Не писал.
— Ничего, — оба переглянулись. Гарри пожал плечами, а Рон просто выдохнул: никогда ещё не было так тяжело успокаивать. Как можно было успокаивать, когда и сам готов был вот-вот пойти на убийство? — Он наверняка скоро будет в поезде. Скоро его увидишь.
— Да, — Гермиона с совершенно незаинтересованным в этом видом потянулась к своей сумке под пристальными взглядами друзей. Немного порывшись, достала из неё наушники, подключила их к плееру, лежащему на сиденье рядом. Недолго думая, Грейнджер включила музыку на полную громкость и надела наушники. Без лишних слов.
Как будто ей так хотелось его видеть. Она видела его каждый день, не расставаясь с ним ни на секунду.
Как будто ей хотелось видеть человека, который, пусть и не зная об этом, убил в ней всё желание спастись от смерти.