Второй шанс

Драко заходит домой, захлопнув за собой дверь с таким усилием, что в коридоре гулко звенит. Он стоит в прихожей, тяжело дыша и сжимая кулаки. В голове шумит. Мысли скачут, и каждая — как удар в грудь. Он понимает, что его ждёт тяжёлый разговор с матерью. Но теперь, когда он знает правду, всё кажется ещё отвратительнее, чем он себе представлял.

Ноги сами несут его в гостиную. Там как всегда тишина и порядок. Нарцисса сидит с чашкой чая, её спина прямая, а взгляд отрешённый. Как будто всё нормально. Как будто ничего не случилось.

— Мы должны поговорить, — бросает Драко, не утруждая себя приветствием.

Нарцисса поднимает глаза. Она уже как будто догадывается, о чём. В её лице нет ни удивления, ни страха. Только та самая ледяная выдержка, которой он когда-то восхищался. А сейчас ненавидит.

— О чём? — спокойно спрашивает она.

— Ты знала, что у Гермионы есть ребёнок?

Эти слова выходят из него, как яд. Он хочет увидеть, как хотя бы что-то дрогнет в лице матери. Хоть малейшая эмоция проскользнёт на невозмутимом лице. Но вместо этого повисает молчание — только тиканье часов разбавляет тишину. Нарцисса ставит чашку на журнальный столик и коротко выдыхает.

— Ты знала, — утверждает он медленно.

Нарцисса не отводит взгляда. Не выглядит смущённой или виноватой. А потом и вовсе выдаёт короткое, лишённое эмоций:

— Да.

Внутри у него что-то взрывается. Он напрягает челюсть, чтобы не повысить на неё голос. Чтобы не разнести всё, что попадётся под руку, испортив идеальный порядок в родительском доме, который так ненавидел всю жизнь.

— Как давно? С самого начала?

Она кивает. Вот так вот просто. И это — худшее, что могло быть. Нарцисса не пытается оправдаться и не выглядит как человек, который долго пытался скрыть правду, но его разоблачили.

— И ты... — он сглатывает. Голос срывается, — Ты наверняка в курсе, что этот ребёнок от меня?

— Драко... — на лице Нарциссы наконец проскальзывает какая-то эмоция.

— Что «Драко»? — вспыхивает мужчина. — Я пришёл, чтобы всё выяснить. Не надо увиливать от ответов.

Нарцисса тяжело вздыхает, начиная сминать в руках подол платья. Нервничает. Стальная маска равнодушия медленно трескается на её непроницаемом лице.

— Люциус был против ваших отношений, — говорит она.

— Да, — резко отвечает Драко. — Он был против. Но какое это давало ему или тебе право скрывать от меня моего же ребёнка? Угрожать Гермионе? Давать ей деньги на аборт...

— Она согласилась на эти условия. Это был её выбор, Драко. Я его уважала...

— Выбор?! — он почти смеётся, но в этом смехе нет ни грамма радости. — У неё не было никакого чёртового выбора, отец просто поставил её перед фактом, запугал... А ты поддержала его в этом.

— Прости, Драко, — извинения выскальзывают слишком легко. Он чувствует, что в них нет искренности. — Я хотела лучшей жизни для тебя. Я хотела защитить тебя...

— От чего?! — он делает шаг назад, как будто боится, что близость к матери его сожжёт. — От отцовства? От собственной жизни? Это не защита. Это... То, как ты поступила — это низко. И подло.

Он тяжело дышит. Грудь ходит ходуном. И в какой-то момент он понимает — этого недостаточно. Ему нужно сказать это вслух. Поставить точку в этом разговоре.

— Знаешь, — шепчет он, почти не узнавая свой голос, — Я даже не знаю, кто из вас поступил хуже — отец, который устроил всё это, запугав Гермиону, или ты, которая знала обо всём, но предпочла молчать. Тебе самой каково было жить с мыслью, что твой внук даже не знаком с тобой? Или тебе совсем плевать на него?

И вот теперь она вздрагивает. Совсем чуть-чуть, еле заметно. Но это было. Он видел.

Драко поворачивается и идёт в гостиную, хватает ключи от машины. В голове всё гудит.

Как мои родители могли так поступить?! Как она могла?

Сколько было лжи вокруг него все эти годы? Он всю жизнь жил, веря, что мать на его стороне. А теперь — правда хлещет его по лицу, и каждый удар отрезвляет больше, чем предыдущий, вынуждая посмотреть правде в глаза.

— Куда ты? — Нарцисса выходит в прихожую. На её лице теперь целая гамма эмоций, которые ей не удаётся скрыть от сына.

— Я не могу здесь оставаться, — резко говорит он, не смотря на Нарциссу.

Дверь захлопывается с резким звуком. А он — идёт прочь, быстро, глухо, как будто спасается. От неё. От прошлого.

От всех...

***

Номер в отеле встречает его холодной и стерильной пустотой. Белые стены, тёмное дерево, тишина, которую не заполняет даже шорох воздуха из кондиционера. Драко долго стоит в центре спальни, будто не знает, куда себя деть.

Он не раздевается. Не садится. Только смотрит — в окно, в зеркало, в пол. Всё вокруг кажется чужим. Как и он сам — в этом номере, в этом городе, в собственной жизни...

Какого чёрта она молчала?

Он начинает ходить по комнате, словно лев в клетке. Раз-два, разворот. И опять всё по новой.

Как мать могла сделать такое? Как?!

Он стискивает зубы, разжимает пальцы и снова стискивает. Внутри всё кипит. Он испытывает не просто злость, а гнев, обиду, предательство. Ему хочется разбить зеркало, разнести тут всё к чёрту, вычеркнуть мать из жизни.

— Ты знала всё это время... — шепчет он сам себе, не веря.

И снова эта мысль:

Она смотрела мне в глаза, она обнимала меня, она спрашивала, как дела. И всё эти годы — знала о моём сыне.

Он садится на край кровати, лицо в ладонях. Пальцы дрожат. Мысли скачут, как рой разъярённых пчёл. Он пытается зацепиться хоть за одну — но каждая жалит.

Почему она решила, что имеет право? Почему она считает себя вправе решать, что для меня «лучше»?

— Она просто хотела контролировать мою жизнь, — произносит он вслух. — Точно как отец.

И тут приходит эта ужасная мысль.

Она — такая же, как он.

Он встаёт, резко, нервно. Подходит к окну. Смотрит на улицу, но ничего не видит. Всё расплывается от гнева.

У меня есть сын. Ребёнок. С моими глазами и моими чертами лица. И я не знал. Он такой чудесный. Я мог видеть, как он делает первые шаги. Говорит первое слово. Я мог быть там. Я должен был быть там.

Он сжимает раму окна.

А она решила, что нет. Что меня нужно «защитить» от этого. Защитить от моего собственного сына.

Он чувствует, как что-то ломается внутри. Медленно, болезненно. Что-то, что ещё недавно казалось незыблемым — его доверие к матери. Его вера в то, что хоть она — это последнее безопасное место.

Больше — нет.

***

Драко не отводит глаз от своего телефона, лежавшего на прикроватной полке уже несколько минут. Он сидит, склонившись вперёд, локти на коленях, руки сжаты. В голове шумит, а сердце гулко стучит в горле.

Позвони ей . Услышать её голос — единственное, что сейчас нужно.

Он медленно берёт телефон в руки. Быстро набирает цифры. Гудки звучат слишком резко. Один, другой.

— Алло? — раздаётся знакомый и спокойный голос.

Он закрывает глаза на мгновение. Просто слышать её — уже как глоток недостающего кислорода.

— Гермиона. Привет...

Он слышит её дыхание — короткое, как будто она не ожидала, но быстро взяла себя в руки.

— Привет. Всё в порядке?

— Да, — говорит он почти сразу. — Просто... хотел узнать, как ты. Как Лео? Ты не звонила родителям?

— Всё хорошо. Мама сказала, что он только и делает, что говорит о тебе, — отвечает она с лёгкой усмешкой. — Даже... странно. Я не ожидала такой реакции.

Он пытается улыбнуться, но губы не слушаются. Внутри по-прежнему всё сжимается.

— У тебя точно всё в порядке? — переспрашивает Гермиона.

— Да, — Драко почти выдыхает, но интонация голоса выдаёт его.

— Драко... Я же слышу, что нет.

Он замирает. Взгляд устремлён в одну точку на полу. На секунду хочется сказать правду. Выбросить всё — про мать, про злость, про пустоту. Но он не может. Пока нет.

— Да нет, — отвечает он после паузы. — Всё нормально. Просто немного устал.

— Понятно, — она не давит, не задаёт лишних вопросов, хотя он понимает, что ей хочется. — Спасибо, что позвонил.

— Спасибо, что ответила, — говорит он какую-то глупость, лишь бы сказать что-то в ответ.

— Если что — ты можешь позвонить снова, — добавляет она после короткой паузы. — Или... Может, приедешь?

Драко снова вздыхает, прикрывая глаза. Конечно, он хочет к ней. Он понимает, что сейчас, если он откажется и они попрощаются, то он останется тут один, в этой острой и давящей тишине.

Он опускает голову. Закрывает глаза. И впервые за долгое время — чувствует, как внутри начинает ломаться то, что он пытался удержать.

— Выезжаю, — говорит Драко и его губы растягиваются в слабой улыбке.

***

Когда Гермиона открывает дверь, она выглядит усталой, но по-своему красивой — в простой домашней футболке, с собранными в небрежный пучок волосами. Он впервые чувствует, насколько всё это — по-настоящему. Без масок, без притворства. Так легко и просто, словно, не было между ними десятилетней разлуки.

— Проходи, — говорит она мягко, отступая вглубь дома.

Драко заходит, коротко оглядывается.

— Я вижу, что ты не в духе, но не стану тебя мучить расспросами... Может, тебе стоит выпить? — спрашивает Гермиона, проходя на кухню. — У меня есть виски. Будешь?

— Да, — соглашается он, даже не раздумывая.

Они сидят в гостиной. Виски разогревает кровь. Комната погружена в комфортный полумрак. Горит только торшер в углу, и на стенах от него пляшут тени.

— Моя мать знала, — говорит он наконец, глядя в бокал. — Всё это время. С самого начала. Знала, что Лео мой сын. Что ты была беременна. Она знала... и молчала.

Гермиона вздыхает. Она не выглядит удивлённой. Только грустной.

— Она была под влиянием твоего отца, — осторожно произносит Грейнджер. — Думаю, она и сама сожалеет о своём поступке.

— Как же, — фыркает он резко. — Ей прекрасно живётся с осознанием, что её внук её даже не знает. С моим отцом давно всё понятно, но она... Она ведь была другой. Я думал, что она другая, но... Она такая же, как и он.

— Драко, все мы совершаем ошибки, ты же знаешь, — мягко говорит Гермиона. — В этой истории я, Люциус, Нарцисса... Все мы поступили неправильно. Все мы совершили ошибки, но это не значит, что Нарцисса не любит тебя.

— Это не оправдание, — отрезает он. — Ты сделала этот выбор из-за влияния отца, из-за страха... И ты была почти ребёнком... Но она? Она просто решила за меня. Точно так же, как всегда делал отец.

Гермиона опускает глаза. Она видит, что ему больно осознавать это. Понимать, что в его семье некому доверять. Что даже мать не была честна с ним и позволила себе столько лет скрывать правду.

— Я больше не знаю, кто она для меня, — он выпивает остаток из бокала и тихо добавляет: — Но точно не тот человек, которому я могу доверять.

Некоторое время они молчат. Висит густая, напряжённая тишина. Но потом она берёт его за руку. Лёгкое касание, почти невесомое. И всё напряжение внутри Драко вдруг уходит. Он смотрит на неё — и видит в глазах ту самую Гермиону, с которой когда-то спорил в библиотеке, с которой «дрался» на дуэлях слов и взглядов, а потом... не заметил, как полюбил её.

Он медленно тянется, прикасается к её щеке. Она не отступает, отвечая ему долгим взглядом. Их губы встречаются — довольно жадно, но при этом нежно. Осторожно. Трепетно. И в этот момент он перестаёт думать о матери и о всех проблемах. Их просто не существует, когда он целует её...

Они засыпают поздней ночью в спальне Гермионы абсолютно счастливые. Её голова у него на груди, его рука на её талии. Словно прошлое наконец находит опору в настоящем.

Но утро рушит эту идиллию резким шумом.

Дверь спальни открывается с грохотом, ударяясь о стену.

— Гермиона?! — раздаётся знакомый голос. — Что за... Вот чёрт!

Они оба просыпаются резко. Драко с трудом открывает глаза, сердце падает в пятки от такого резкого пробуждения. Гермиона испуганно дёргается, смотря на источник шума.

На пороге её спальни стоит Рон Уизли. Взъерошенный, ошеломлённый — и совершенно вне себя от ярости.

Он смотрит на них. На то, как близко они друг к другу. На полуголого Драко и раздетую Гермиону.

— Малфой, — рычит он. — Какого хрена ты тут делаешь?

Гермиона поднимается с постели и накидывает на себя халат. Она хмурится и поворачивается к Уизли.

— А ты что здесь делаешь, Рон? — бросает она. Голос спокойный, но глаза сверкают. — Мы развелись. Ты не имеешь права вот так врываться ко мне домой.

Рон коротко вздыхает и кивает, будто нехотя признавая свою ошибку.

— К чёрту. Сейчас не до этого, — говорит Уизли, проводя рукой по своим и без того взъерошенным волосам. — Твои родители не смогли дозвониться до тебя, поэтому позвонили мне. Лео... Он чуть не утонул...