Второй шанс

Машина Драко катится по шоссе, мягко урча мотором. По сторонам мелькают поля, зелёные изгибы холмов. Тучи медленно рассеиваются, как будто даже небо решает проявить милость — и на асфальт ложатся полосы солнечного света.

Гермиона сидит рядом, пристёгнутая, молчит. Смотрит в окно, пальцы переплелись на коленях. Между ними — напряжение. Сдержанное, но живое. Драко краем глаза замечает, как она закусывает губу — будто сдерживает тысячу мыслей, тысячи слов.

Скоро они съезжают с трассы и сворачивают в узкую улицу, застроенную аккуратными кирпичными домами. Драко узнаёт дом её родителей — он бывал здесь раньше, в другой жизни.

Машина останавливается. Он глушит мотор, выдыхает.

— Готова? — спрашивает он.

На самом деле, этот вопрос ему стоит задать себе, а не ей.

— Нет, — честно отвечает Гермиона. — Но пойдём.

Они выходят, идут по аккуратной дорожке, огибающей клумбы и ухоженный сад. Где-то в глубине слышен детский смех, и Драко вдруг замирает. Его сердце стучит громко, гулко — как барабан в пустой комнате.

Гермиона открывает калитку, и почти сразу из-за дома, перепачканный травой и землёй, выбегает мальчик.

— Мама! — радостно кричит он, бросаясь к ней.

Гермиона опускается на колени, обнимает его крепко. Он прижимается к ней с жаром, с неподдельной радостью, будто не видел её вечность.

Драко стоит, будто прибитый к месту. Мальчик — высокий для своего возраста, стройный. Волосы каштановые, чуть вьются, торчат в разные стороны, точно так же, как у Гермионы в школьные годы. Но в чертах лица что-то есть... слишком знакомое. Острые скулы. Линия подбородка. И эти глаза — серые, слишком серьёзные для детского лица.

— А это кто? — спрашивает он, отстраняясь от матери и пристально глядя на Драко.

Малфой медлит и Гермиона теряется, но потом тихо говорит:

— Это... мой друг.

Мальчик хмурится.

— У тебя только один друг, и это Гарри Поттер.

Его голос звучит просто, уверенно. Без агрессии — только как факт, как непоколебимая истина.

Драко не может ответить. В горле сухо, грудь сдавливает, будто всё внутри опрокинулось. Он с трудом делает шаг вперёд.

— Привет, Лео, — хрипло произносит он, протягивая ему ладонь для рукопожатия.

Какое-то время мальчик не отвечает. Только стоит рядом с матерью и смотрит на него как на задачу, которую нужно решить. Но вскоре, будто, отмирает и неуверенно вытягивает руку, пожимая тёплую ладонь незнакомца.

— Я — Драко, — продолжает Малфой. — Рад знакомству.

— Так вот значит какие у тебя дела, мама? — хмурится мальчишка, поднимая глаза на Гермиону. — Я думал, что ты много работаешь, а ты... Нашла себе нового мужа?

— Дорогой, это не мой новый муж, — улыбается Грейнджер, испытывая неловкость. — Это мой старый друг.

— Я бы сказал, очень старый, — говорит Малфой, коротко улыбаясь. — Мы с твоей мамой учились в одном классе.

Мальчик коротко кивает, но выглядит задумчивым, будто всё ещё не веря им на слово. На горизонте показываются и родители Гермионы, которые удивлены внезапному визиту дочери, а ещё больше удивлены и появлению Драко. Мать Гермионы то и дело кидает встревоженные взгляды на дочь, но та лишь коротко качает головой, видимо общая объяснить всё потом.

Драко не отрывает взгляда от сына, наблюдая за ним внимательно и пристально, находя в его лице такие до боли знакомые черты. Волосы целиком и полностью — от Грейнджер. А вот лицо, скулы, брови, нос и даже губы — без сомнений, от Драко. Даже цвет глаз в точности как у него.

— Ты в порядке? — тихо шепчет Грейнджер, аккуратно обхватывая его предплечье.

— В полном, — отвечает Драко, смотря на Гермиону с тёплой нежностью.

С благодарностью за такого потрясающего сына. Он ещё толком не знает его, но уже точно знает, что он потрясающий. У Драко в голове одна мысль: он — его сын. И он уже безумно любит его.

***

Сад медленно тонет в закатном свете. Сквозь листву просачиваются мягкие золотые лучи, окрашивая всё вокруг в тёплые, спокойные тона. Воздух наполнен запахом свежескошенной травы, жасмина и домашней выпечки.

На деревянной террасе — круглый стол, накрытый к ужину. Лёгкая скатерть колышется от ветерка, в бокалах плещется домашнее вино. Гермиона, её родители, Лео и Драко сидят за одним столом. Неловкое напряжение, которое витало в воздухе днём, словно растаяло — будто его растворила сама рутина простых семейных дел.

Лео что-то рассказывает Гермионе, размахивая руками, и Драко не может оторвать от него глаз. Он смеётся, шутит, говорит как взрослый — и в каждом его жесте Драко видит то себя, то Гермиону. Пугающая точность. Сердце сжимается, но уже не от боли — от какой-то почти болезненной нежности.

— Лео, не торопись, — мягко просит Гермиона и взъерошивает его непослушные волосы. — Ты так тараторишь, что я едва разбираю, о чём ты говоришь.

Отец Гермионы усмехается и кидает быстрый взгляд на Драко.

— Я просто рад тебя видеть, — как-то обиженно бурчит мальчик.

— И я рада тебя видеть, дорогой, — улыбается Гермиона и наклоняется к нему, оставляя поцелуй на его макушке. — Я очень скучала.

Все улыбаются, даже Драко. Ему непривычно, странно... но по-своему приятно. Как будто его впервые в жизни впустили туда, где тепло. Где не надо мечтать о ласковых словах и тёплых прикосновениях.

Ужин тянется долго. Они в основном говорят о Лео, о том, как он охотно помогает бабушке в саду, как читает книги — с жадностью и интересом. От этого у Гермионы растягиваются губы в улыбке гордости. Драко слушает молча, только изредка поглядывая то на сына, то на Гермиону.

— Вы можете остаться, если хотите, — вдруг говорит Джин, обращаясь к Гермионе и Драко. — Завтра всё равно выходной, верно?

Гермиона на мгновение замирает. Потом смотрит на Драко — взгляд вопрошающий, сомневающийся.

— Я не против, — говорит он тихо, в ответ на её немой вопрос.

— Тогда остаёмся, — неуверенно произносит Гермиона, чувствуя, что это не самое правильное решение.

На террасе становится тише. Солнце уходит за горизонт, на небе загораются первые звёзды. Семья продолжает сидеть в кругу — кто-то с чаем, кто-то с вишнёвым пирогом, кто-то просто в тишине. И Драко вдруг ловит себя на мысли: он не хочет, чтобы этот вечер заканчивался. Он здесь. Со своей семьёй. И это... впервые ощущается по-настоящему правильно. Только вот Лео ещё не знает об этом...

Чуть позже все они перемещаются домой, где практически ничего не изменилось за десять лет. Дом наполняется вечерней тишиной. Где-то внизу скрипит половица — Джин уносит пустые чашки на кухню. Мистер Грейнджер уже пожелал всем спокойной ночи и поднялся в спальню. Гермиона тихо стучит в дверь и после короткого «Войдите», проходит в комнату сына, оглядывая её.

— Снова читаешь? — мягко спрашивает, входя.

Лео лежит под одеялом с книжкой в руках. Он поворачивается к ней с лёгкой улыбкой:

— Весь в тебя.

— Конечно, — она присаживается на край кровати, поправляет сбившееся одеяло.

Лео зевает, но держится бодро.

— Ты не одна?

Гермиона поворачивает голову и замечает в дверном проёме Драко. Он стоит слегка неуверенно, как чужак, не зная — войти или остаться в тени. Его глаза быстро находят Гермиону, потом — Лео.

— Можно? — спрашивает он тихо, почти с опаской.

Лео смотрит на него долгим, пристальным взглядом, потом слегка кивает. Малфой заходит и оглядывает комнату. Гермиона молчит, наблюдая, как Лео вдруг приподнимается и садится на кровати, переводя взгляд на Драко.

— У нас здесь только одна гостевая комната. Разве друзья спят в одной постели? — спрашивает он, прищуривая глаза.

— Драко ляжет на полу, — тут же отвечает Гермиона, пока Малфой переваривает услышанное. Ему нужно привыкнуть к тому, что его сын уже такой взрослый и такой... Умный.

— Мам, ну, хватит, — закатывает глаза Лео. — Разве я похож на идиота? Я видел, как он смотрит на тебя. Да я уже почти сразу всё понял. Драко — мой отец, да?

Малфой распахивает глаза шире, смотря на Гермиону, которая профессионально держит лицо, по всей видимости, всё ещё намереваясь врать сыну.

— Да, — Драко решает ответить за Гермиону, которая тут же бледнеет. — А ты догадливый.

— Думаете раз я ребенок, то, значит, глупый? — хмыкает Лео и прищуривается в точности, как это делает Грейнджер. — Значит, бросил мою маму, пока та была беременная, а теперь заявился спустя 10 лет. Совесть проснулась? Долго же ты шел, папочка.

— Лео... — пытается его остановить Гермиона, а Малфой лишь слушает, продолжая удивляться тому, какой же его сын всё-таки взрослый.

Он имеет право злиться. И Драко даже готов с радостью позволить ему это.

— Что, мам? Разве я не прав?! Ну, скажи тогда, как все было на самом деле, чтобы мне не пришлось додумывать самому, почему мой родной отец решил познакомиться со мной только через десять лет! — фыркает Лео, смотря теперь на Драко.

— Он не знал, — тихо отвечает Гермиона, и выражение лица Лео моментально меняется. Он смотрит на мать и хмурится, не веря собственным ушам. — Он не знал о твоём существовании. А узнал только пару дней назад.

— ...Что? — голос его глухой, будто он откуда-то из-под воды. Он вскакивает с постели так резко, будто эти слова ударили по нему физически. — Ты хочешь сказать... ты сама? Всё это время скрывала его?..

Гермиона открывает рот, но сразу же закрывает. Её губы дрожат.

— Я думала, так будет правильно, — шепчет она.

— Правильно? — Лео сжимает кулаки, в его глазах появляются слёзы, но он отказывается моргать. — Это должно было быть правильно для кого? Для меня? Потому что ты решила, что отец мне не нужен? Или что Рон лучше справиться с ролью отца?

Гермиона молчит. Руки у неё опущены, плечи поникли. Она не может смотреть сыну в глаза.

— Ты лгала мне, — голос Лео срывается. — Всё это время. Когда я спрашивал, где мой папа, ты говорила — «Рон твой папа», но я... На самом деле я всегда мечтал познакомиться со своим настоящим отцом!

Он отворачивается, лицо его бледнеет. И в этой тишине Драко делает шаг вперёд.

— Лео, — зовёт он тихо, — Все совершают ошибки. Это не оправдание, но...

— Не защищай её, — резко обрывает он, и его голос снова дрожит. — Я всё понимаю. Ты не знал. У тебя не было выбора. У неё — был.

Гермиона поднимается с места. В её глазах страх, вина и беззвучная мольба. Она делает неуверенный шаг вперёд, к сыну, но Лео сразу отступает, будто его коснулся огонь.

— Я не хочу тебя видеть, — говорит он сдержанно, глядя в пол, с трудом удерживая слёзы. — Уходи.

Голос его не повышен, но в этой спокойной жестокости — всё. Он словно ставит стену между ними, кирпич за кирпичом. Гермиона замирает. Губы её дрожат, она делает ещё полшага — и замирает снова.

— Лео... — шепчет она. — Прости меня...

— Просто... уходи, — перебивает он.

В этот момент он кажется старше своих лет. Почти взрослым. И именно это ранит сильнее всего.

Гермиона делает крохотный кивок. Горло сжимается, говорить больше она не может. Она поворачивается к двери. Ступает в коридор — медленно, будто ноги не слушаются. Спина её напряжена, плечи опущены, будто весь мир на них рухнул.

Драко стоит у двери какое-то время. Он бросает последний взгляд на Лео — тот уже залез обратно в кровать. Он упрямо и как-то резко стёр слезу с щеки тыльной стороной ладони, отказываясь смотреть на Драко. Лео явно не был готов к разговору. Точно не сейчас.

Драко выходит следом за Гермионой, закрывая за собой дверь. Он находит её в гостевой спальне. Она стоит, прислонившись к стене, с зажатыми губами и покрасневшими глазами. В комнате стоит полумрак, освещаемый тусклым светом бра, который отбрасывает мягкий свет на её профиль.

— Он меня не простит, — шепчет она, голос едва слышен, будто только сейчас это осознание прорывает все её внутренние щиты. — Я потеряла его. Навсегда.

Она прижимает ладони к лицу, срывая дыхание. Плечи её подрагивают, слёзы беззвучно катятся по щекам, впитываются в кожу. Страх пронзает её изнутри — страх, что она действительно разрушила всё. Что Лео теперь никогда не посмотрит на неё по-прежнему. Что теперь не будет доверия.

— Я не хотела... Я просто... Я думала, что защищаю его, потому что узнать об отце спустя столько лет, когда он уже свыкся с мыслью о том, что есть только Рон... — шепчет она, больше себе, чем ему. — Но, кажется, я сделала только хуже.

Драко смотрит на неё в молчании. Он видит, как она сжимается, будто пытается спрятаться даже от самой себя. Эта картина разбивает ему сердце.

Он делает шаг. Потом ещё один. Без слов. Просто подходит ближе и, неуверенно, но крепко обнимает её. Гермиона сначала замирает — как будто не верит, что заслуживает утешения. Тем более от него. Но потом медленно опускает руки и прижимается к его груди лбом, позволяя себе снова заплакать.

Его ладони осторожно скользят по её спине, успокаивая. И она ломается. Беззвучно, по-настоящему. Плачет в его рубашку, сжимая пальцами ткань, будто держится за него, чтобы не утонуть в собственной вине.

Драко ничего не говорит. Просто обнимает её. Прижимает к себе, пока она плачет. Пока её тихие всхлипы не начинают постепенно стихать.