Джон Смит

Когда не знаешь, что делать, положись на судьбу. У кого как, а у меня срабатывает. Чаще всего. В этот раз судьба говорит голосом моего лучшего друга.

Рон звонит мне на следующий день, и, когда я слышу в трубке его голос, моё сердце делает финт Вронского и замирает где-то в горле. Чтобы наш Рон воспользовался маггловской техникой, должно случиться что-то из ряда вон. Рыжик кричит так, словно пытается докричаться до меня прямо из Лондона, минуя все эти неволшебные глупости. В мешанине его взволнованных воплей я различаю слова «Гермиона», «Мунго», «рожает» и «приезжай, Гарри, раздери тебя гиппогриф!». Я пытаюсь его успокоить, но успокоить разошедшегося Рона удавалось только инструкторам в академии и еще самой Гермионе. Которая рожает в Мунго. Чёрт, уже? Сколько ж я тут проторчал, в этой деревушке, ходя кругами возле женатого профессора?

Я быстро кидаю вещи в сумку. Я тебе не нужен, Снейп? Ну и шёл бы ты... лесом. Запретным. Прямиком к соплохвостам! Хватит, надоело. Ушёл к магглам – до свиданья! И нечего мне тут про глаза выразительные рассказывать и в шею дышать! У тебя жена, ребёнок вон скоро будет. Ничего не было, говоришь? Мистер Поттер был неосторожен, говоришь? Ах ты... ты... гадюка ты слизеринская! Ублюдок, сволочь, чтоб тебя! Я понимаю, что меня несёт, у меня бывает – эмоции бьют через край, захлёстывают, лишают последних остатков рассудительности. Но сейчас я понимаю: всё. Если я останусь – сам себя уважать перестану. У меня своя жизнь... была. Дом в Лондоне. Кричер не присмотрен. Гермиона вон рожает.

Сумка собрана. Хозяйка предупреждена – неотложное дело в Лондоне, январь оплачивать не буду, не знаю, насколько задержусь. Номер телефона? Хорошо, давайте. Если надумаю вернуться в Полперро Виллидж – к вам, миссис Адамс, без вопросов. С Рождеством, спасибо за всё, до свидания.

Уже выйдя на улицу и готовясь аппарировать, понимаю, что уйти, не попрощавшись, не могу. Просто не могу. И подарки – зря я, что ли в Труро мотался, выбирал, мучился? И упаковал так красиво. Ладно, забегу, подарки отдам, с наступающими поздравлю – и в Мунго. Хорошо бы ещё Смита (не Снейпа, нет, хватит с меня Снейпа) дома не было.

Его и нет – повезло. Наверное. С Кэт прощаться проще. Я рассказываю ей, что срочно уезжаю в Лондон: друзья позвонили, нужна моя помощь, жаль, что не смогу отпраздновать с вами Рождество. Протягиваю подарки – для неё и для него. Для него... Кэт смотрит на меня, и в её карих глазах сосредоточена сейчас вся вековая женская мудрость.

- Гарри, - говорит она. – Вы ведь ещё вернётесь, правда? Я буду скучать. Мы... мы с Джоном будем скучать. Вы вернётесь?

- Я постараюсь, - не стыдно врать, Поттер? Забыл, чему тебя Амбридж учила? – Кэт, можно я...

Я подхожу к ней, легко обнимаю за плечи и чуть касаюсь губами прохладной гладкой щеки. От неё пахнет свежестью еловой хвои, корицей и яблоками – видимо, пирог пекла. Для мужа. Береги его, Кэт. Пожалуйста. Береги, ему так нужно твоё тепло!

- Спасибо вам, Кэт, за всё. Спасибо и прощайте. На всякий случай.

Она улыбается, кончиками пальцев ерошит мои волосы, отстраняется.

- Не надо так, Гарри. Мы обязательно увидимся, так что – до свиданья. Удачи вам, и с Рождеством.

Всё ещё ощущая запах корицы и яблок, я выхожу на улицу и аппарирую в Лондон из ближайшего безлюдного переулка. Прямо к Мунго, с сумкой на плече, забыв про всякие там уменьшающие чары.

Едва я вхожу в холл, меня чуть не сбивает с ног рыжий вихрь. Джинни повисает у меня на шее, не обращая никакого внимания на будущего супруга – впрочем, тот, вроде не возражает. Все же знают, что мы с Джин друзья.

- Гаррииии, - взвизгивает она. – Сто лет тебя не видела, где ты пропадал? Я опять тётя, представляешь? У Рона, у нашего Ронни дочка. Нет, ты только подумай, у нашего Рона!

- Ох, Джин, - Джордж оттаскивает от меня сестру, раздавливает мои бедные пальцы крепким рукопожатием, улыбается – одними губами, глаза после смерти Фреда разучились улыбаться. – У Билла с Флер уже двое, и что? Новое пополнение клана Уизли – это, конечно, всегда здорово.

Я обмениваюсь рукопожатием с Артуром, потом Молли прижимает меня к своей пышной груди – она наконец простила меня за то, что Джин от меня ушла... Видит Мерлин, я очень люблю клан Уизли, но как всё-таки хорошо, что я не женился на Джинни. Мне рассказывают, что Гермиона родила быстро и легко, они с Роном еле успели до больницы добраться. Девочка. Здоровенькая. Рыженькая. Джордж проводит меня в палату, где на широкой белой кровати полусидит в подушках наша невыносимая всезнайка. Бледная и усталая, но донельзя довольная собой – как после вступительных экзаменов в свой магический университет. И красивая. Такой красивой она не была даже на собственной свадьбе – несмотря на синюю больничную пижаму и круги под глазами. Рядом с ней сидит мой лучший друг, бравый аврор Рональд Уизли, и их пальцы тесно переплелись – не распутать, и Рон, наш простой грубоватый славный парень, с такой восхищённой нежностью смотрит на жену и на лежащий между ними завернутый в розовое комочек, что мне хочется выйти и не мешать им. И тихо выть где-нибудь в туалете – потому что у меня такого нет, и, наверное, не будет.

- Ой, Гарри, - поздно, Поттер, тебя заметили, улыбку на лицо и поздравлять счастливых родителей шагом марш. – Ты всё-таки приехал? Я говорила Рону, не надо, не звони, а он запаниковал. Я же подготовилась, подумаешь, женщины в каменном веке в лесу рожали! Но ты молодец, что приехал, правда...

- Запаникуешь тут, - отзывается молодой отец. – Вот не поверишь, Гарри, в рейде – ничего не страшно, а это... Герми надо орден Мерлина дать, точно... а маме так все семь штук, за каждого! Прости, что я тебя сдёрнул.

- Ребят, вы что, с ума сошли? Вы... вы же мои! Извиняться они ещё будут. Герми, дай я тебя поцелую! Джин сказала - девочка. На кого похожа-то хоть?

- Смотри сам, - и Гермиона протягивает мне маленький розовый свёрток. С замершим сердцем я вытираю о джинсы потные ладони и принимаю свёрток – осторожно, растяпа, только не урони! Дочка Рона и Герми – подумать только! Впрочем, на кого похожа, пока не понятно – из-под кружавчиков выглядывает только красноватая мордочка. Глаза закрыты, белёсые бровки нахмурены, прядь рыжих волос падает на гладкий лобик.

- Нос Гермионин, - тоном эксперта по младенцам говорю я, - а шевелюра Уизлевская.

- Главное, чтобы мозги были мамины. А характер папин, золотой! – смеётся Рон, а потом серьёзно так спрашивает: - Крёстным будешь? У Рози?

Я молча киваю. А крестница моя вдруг открывает глаза и смотрит на меня, серьезно так, задумчиво. Мелочь нескольких часов от роду. Новая жизнь. Маленькое чудо, которое мои друзья привели в этот мир.

- Привет, Рози, - улыбаюсь я. Маленький носик забавно сморщивается, Рози кряхтит, издает какое-то кошачье мяуканье и разражается громким жалобным плачем. Я испуганно кладу её обратно, поближе к маме.

- Так, - Герми наша преображается моментально, вот что материнство делает с женщинами! – дитятко есть хочет. Гарри, выйди, пожалуйста, и Рона забери. А то там молодого папашу уже родственники заждались.

Мы выходим в коридор, отбиваемся от восторженных нападок, Рон берёт меня за локоть, крепенько так, по-аврорски, и отводит в сторону.

- Ну, а теперь давай колись по-быстрому, пока мои не набежали. Что там у тебя со Снейпом?

И я колюсь – потому что больше не могу держать это в себе, потому что слова рвутся из меня, застревая в горле, царапая его, словно острые льдинки. Я выкладываю своему лучшему другу все, не смотря в глаза, запинаясь и путаясь.

- Только ничего не говори, ладно? – заканчиваю я свой сумбурный рассказ.

Рон ничего и не говорит, только стискивает моё плечо. Потом всё-таки осторожно спрашивает:

- А ты... ты туда ещё вернёшься?

- Нет, Рон. Нет. Зачем?

И я не возвращаюсь в Полперро Виллидж. Вот только сидеть у себя на Гриммо не могу, и гуляю целыми днями по маггловскому Лондону, чтобы под вечер, когда ноги уже гудят от усталости, быстро проглотить что-нибудь под недовольным взглядом Кричера и завалиться спать. И видеть сны. Быть с ним... хотя бы во сне позволить себе прикасаться... чтобы потом утром презирать себя и ненавидеть его.

Ещё я много времени провожу у Рона с Герми. Я опять примазываюсь к чужому счастью, пытаясь ухватить – хоть кусочек, хоть самый краешек, раз уж свое никак не получается. Рози, маленькое чудо, крестница моя – я и не знал, что мелкие так быстро растут. Рон говорит (когда Герми не слышит, конечно), что младенцы – это не интересно, вот подрастёт – он ей метлу купит и будет в Косой переулок к Фортескью водить. А мне интересно, она же меняется каждый день, вот уже улыбается, смотрит осознанно. Крёстный – это серьёзно, между прочим. Вот если бы Сириус... А Сириуса нет. И Дамблдора. И Люпина. И мамы с папой. И Снейпа... Северуса... тоже, кажется, больше у меня нет. Понимаешь, Рози? Нет. И Рози понимает, смотрит на меня серьёзными голубыми глазами, что-то агукает в ответ. Так и общаемся. По ночам – со Снейпом. Днём – с Рози.

Но однажды ночью... Где-то через неделю после крестин. Я никак не могу заснуть, ложусь, поднимаюсь, иду курить, возвращаюсь в спальню, снова иду на кухню, чтобы выпить воды... Словом, засыпаю только под утро, чтобы оказаться в смутно знакомом лесу. Я почему-то помню этот странный лес холодным, укутанным в белый промозглый туман, но сейчас он прозрачен, напоён солнцем и медовым светом, стволы высоких сосен – как свечи на именинном торте, и все такое радостное. И на душе у меня – светло и радостно, потому что... а ни почему, просто так.

Я иду через лес, по тропинке, тоже смутно знакомой – я уже шел по ней, сквозь туман, к тому, кто... не важно, сейчас всё по-другому. Выхожу на озеро, круглое, как огромная чаша, синяя гладь полна солнечных бликов.

- Привет. Молодец, что пришел. Погуляем?

Оборачиваюсь – на тропинке, по которой я сюда пришел, стоит Кэт. Стоит, улыбается, держит на руках мальчишку – на вид года полтора, черноволосый, черноглазый, очень похож на того, с фотографии. Только улыбка – во весь рот, и глазищи чёрные блестят радостно. Мальчик тянется к волосам Кэт, хватает ручонками рыжеватые пряди, тянет в рот. Надо, наверное, спросить, что они здесь делают и почему, но мне не хочется. Это кажется совершенно неважным, Кэт и малыш принадлежат этому лесу – или лес принадлежит им. И вот мы уже идём по тропинке, малыш что-то лепечет, Кэт, улыбаясь, кивает ему.

- Ты дописал сказку, Гарри? Про дракончика? Он научился летать?

- Я... я не знаю, - а я и правда не знаю, тетрадь так и осталась на дне сумки, я не написал ни строчки с момента возвращения.

- Ну как же так, Гарри, - расстраивается Кэт. – Конечно, научился! Как же ты до сих пор не понял, бедный...

И мы снова идём молча по солнечной дорожке, сквозь белое ромашковое море, к янтарным соснам.

- Гарри... Знаешь, большим и сильным драконам тоже бывает нужна помощь. Ты... ты обещал мне вернуться, помнишь? Ты обещал, Гарри. Обещал вернуться.

Голос Кэт отдаляется, тает в золотистом мареве, она растворяется в лучах солнца, становится прозрачным светящимся силуэтом, исчезает. И я просыпаюсь.