Глава 7: Берлинская оттепель
Берлин встретил их шумом, неоном и запахом дождя, смешанного с уличной едой. Город казался резким контрастом с размеренным Осло: будто кто-то сменил темп с аджио на аллегро, не предупредив.
Мелоди стояла у окна отеля на Потсдамер Плац, наблюдая, как люди спешат по мокрым тротуарам, машины гудят, и где-то вдалеке разноцветные огни бликуют на стекле, как нотные знаки на воде.
Она чувствовала, как внутри щёлкает тумблер: город подкидывал искру. Здесь было легче дышать. Менее формально. Менее холодно. А может, это просто не было Осло. И не было Кайла — пока.
Её телефон завибрировал.
Луна (в чате "Форте & Темпо"):
Как Берлин?
Лаура:
Ты уже заставила кого-то плакать в гримёрке?
Карина:
Пожалуйста, скажи, что хоть тут ты нашла кофе получше, чем в Осло.
Мелоди:
Пока никого не ударила. Но день только начался.
Луна:
А Кайла?
Мелоди:
Слишком много камер. Но мысленно — уже трижды.
Она скривилась, когда дверь номера со щелчком открылась — как и ожидалось, это был Эрик, менеджер Кайла, всё ещё в наушниках, с телефоном, вечно на полпути между двумя задачами.
— Вечером пре-пати. Сцена уже готова, вы играете вторыми. И, кстати, — он показал ей экран, — интервью из Осло опять взлетело. Трендится в TikTok, на Reddit мемы. Один чувак даже сделал ремикс на ваши пикировки под драм-н-бэйс.
— Прекрасно, — сухо ответила Мелоди. — Теперь моя ссора с этим норвежский недоразумением — культурное достояние?
— Людям нравится химия. Особенно взрывоопасная. Продолжайте.
— Я просто пришла играть музыку.
Эрик усмехнулся:
— И создаёшь телешоу. Не останавливайся.
Гримерка до ужаса напоминала прошлые закулисья — с проводами, визажистами и общим хаосом перед выходом на сцену. Но в этот раз в комнате были и другие участники: танцоры, Силье и Нико — главные хореографы.
Нико щёлкнул пальцами, подходя к ней с листом в руках:
— Мелоди, ты великолепна, но на репетиции тебе всё-таки надо немного меньше... как бы это сказать...
— Бить Кайла по рукам?
— Ну, можно и так. Хотя я больше про ритмику. Он хаос, ты структура. Вам нужен мост. Не дуэль.
— Спасибо, Нико. Я ценю твою поэзию. Но если он ещё раз съехидничает, я брошу в него метроном.
Силье рассмеялась, проходя мимо:
— Только предупреди нас заранее. Мы сделаем это частью шоу.
Перед сценой, в полутемном коридоре, Кайл стоял, облокотившись на стену, в любимой кожанке и с полуусталым, полуироничным выражением лица. Он был, как всегда, собран и расслаблен одновременно. И это бесило её чуть сильнее, чем нужно.
— Привет, Снежная, — лениво протянул он, когда она подошла ближе. — Готова заморозить берлинскую публику?
— Только если ты пообещаешь не растопить её своим самолюбием.
— Придирчивая как всегда. Ты что, списки оскорблений пишешь перед сном?
— А ты что, репетируешь свои "случайные" подмигивания в зеркало?
Он усмехнулся:
— Иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня чуть меньше, чем вчера. Но это может быть просто свет.
— Или отсутствие здравого смысла.
Они оба молчали секунду, но в этом молчании было нечто большее, чем просто пауза. Это была привычная дуэль — но теперь в ней стало чуть меньше злости и чуть больше... игры?
Сцена сияла, как цирковая арена. Толпа аплодировала. Музыка Кайла разносилась по залу — живой, экспрессивный хаос с резкими ритмическими сдвигами, а Мелоди, как ни странно, подстроилась под него с пугающей точностью. Идеальный антагонизм, превращённый в симфонию.
После выступления, за кулисами, Адам подошёл с горящими глазами:
— Это было огонь. Вы — как шахматы и рок-н-ролл. Я хочу это видеть ещё. Берлин — только начало.
Кайл посмотрел на неё. Она посмотрела на него.
— Мы, кажется, не убили друг друга, — пробормотал он.
— Мелочь, а приятно.
Позже, в холле отеля, они сидели на диване. Вокруг мелькали танцоры, смеялись участники из других стран. Кто-то включил музыку прямо с телефона. В воздухе пахло вином и новой свободой.
— Не думал, что скажу это, — начал Кайл, — но ты сегодня... не такая ледяная, как обычно.
— Это потому что ты, возможно, первый раз играл почти по нотам.
Он рассмеялся и поднёс к губам пластиковый стакан с соком:
— Мы, кажется, пережили Берлин.
— Не сглазь.
И в этот миг — крошечный, почти невидимый — между ними пробежал ток. Не электрический, не романтический. А человеческий. Признание факта: они начинают играть в одной тональности. Пусть ещё и с разной динамикой.
Бар находился всего в двух кварталах от отеля. Небольшой, с кирпичными стенами, приглушённым светом и джазом, льющимся из старого граммофона. Сюда зашли почти все — Кайл, Мелоди, Силье, Нико, несколько танцоров и даже Эрик с Адамом, хотя те утверждали, что "не пьют в турах" и "следят за расписанием". По крайней мере, пока не оказались у стойки с текилой.
Мелоди сидела в углу, с бокалом чего-то розового, слишком сладкого, но красиво поданного. Рядом — Силье, активно жестикулирующая и рассказывающая, как во время одного из прошлых туров уронила целую декорацию на живую ламу. Нико едва не поперхнулся своим коктейлем.
— Так вот, — закончила Силье, — я стою, значит, посреди сцены, всё в конфетти и лама смотрит на меня, как будто я ей должна аренду.
— А лама выжила? — спросила Мелоди с бровью, приподнятой в идеально испанской иронии.
— Лама получила гонорар больше, чем я, — заявила Силье.
— Надо звать её на Евровидение. Пусть заменит Кайла, — вставила Мелоди, отпивая глоток.
— Осторожнее, Ромеро, — раздался голос рядом. — Я-то хоть не плююсь.
Кайл опустился на соседний стул, держа в руках бутылку пива и ту самую фирменную полуулыбку, которую Мелоди уже почти перестала ненавидеть.
— Хотя ты бы неплохо смотрелась в компании лам, — добавил он. — У тебя похожий взгляд. Гордый. Надменный. Чуть безумный.
— А у тебя — как у человека, который считает, что сарказм заменяет интеллект.
— Я не заменяю. Я его дополняю. Как ты дополняешь мою музыку своей невыносимостью.
Они переглянулись. И в этом взгляде было меньше злобы. Больше... знакомого, узнаваемого укола. Как игра, в которую они оба уже начали втягиваться — даже если ни один этого не признает.
— Ребят, — сказал Нико, — если вы закончите сражение взглядами, может, потанцуем? Музыка не ждёт.
— В отличие от Кайла, который ждёт, чтобы кто-то снова сказал, какой он великолепный, — парировала Мелоди, вставая.
Кайл встал следом.
— Ты не первая, кто не может перестать говорить обо мне.
— Я — первая, кто это делает трезво.
Позже, когда толпа у сцены выросла, а танцоры уже слились с ритмом, Мелоди вышла подышать. Во дворе стояли уличные обогреватели, воздух был влажным, но свежим.
Она закрыла глаза, позволив музыке из бара звучать глухо в спине. И вдруг — он снова рядом.
— Не сбежала?
— А ты не устал говорить?
Он пожал плечами и сел на перилла.
— Я просто подумал... знаешь, в Осло ты была как лед. Тут — скорее как вода. Всё ещё холодная. Но текучая.
— Какая поэтичность. Тебя укусил хореограф?
— Меня вдохновило немецкое пиво. А ещё — ты сегодня была другой. Мягче. Как будто... тебе не всё равно.
— Я всегда играю на полную. Просто ты обычно этого не замечаешь, занят собой.
Он замолчал. Потом сказал чуть тише:
— Ты права. Я часто думаю, что сцена — это я. Но с тобой... она звучит иначе. Как будто мне есть с кем делить этот свет.
Она хотела ответить. Что-то. Что угодно. Но в этот момент в дверях появился Нико:
— Репетиция завтра с десяти. И если кто-то будет с похмельем — мы вставим это в танец.
Кайл встал.
— До завтра, пианистка.
— Не забудь ухо. Вдруг услышу импровизацию.
Он ушёл. А она осталась ещё на минуту, смотря в небо, где не было ни звёзд, ни снега. Только неон и облака. Но ей вдруг показалось, что холод уходит.