Моё безумие

Определение:

Сарказм — это злая ирония или насмешка, при которой в словах содержится скрытый смысл, противоположный явному. Он направлен на осмеяние или критику, часто причиняя обиду.

Мерт

Я стоял в одиночестве, терзаемый навязчивыми мыслями, которые не давали мне покоя. Если быть точным, то меня довёл Кристофер, который опекает меня, как чёртов отец. Если я попал в аварию, это не значит, что я умалишенный, готовый выполнять любой его приказ.

Мы поссорились с ним насчёт предстоящей игры. Я хотел играть, потому что ждал этого всё лето. Я не могу просто из-за каких-то перевязок на предплечьях от неглубоких ран отказаться от чемпионата молодежной сборной. Это мой шанс. И я не позволю Кристоферу отобрать возможность показать себя.

Мои руки уже начали дрожать, когда я вынул пачку сигарет и зажёг кончик зажигалкой, на внешней стороне которой было нарисовано звёздное небо.

Я глубоко вдохнул убийственный, но такой чарующий наркотический дым, что мои мысли отключились, как выключателем. Меня окутало спокойствие и эйфория, которые были мне необходимы уже четыре месяца. Именно столько я воздерживался от сигарет, потому что в религии, которую я исповедую, наркотики, алкоголь и сигареты запрещены.

Но я не мог побороть эту зависимость, как бы ни старался, потому что при каждой трудности мои руки тянулись к пачке сигарет, чтобы вдыхать дым, как сумасшедший.

Я покрутил зажжённую сигарету между указательным и средним пальцами и, вновь потянув никотин, откинул голову на стену, наслаждаясь эффектом, который дарит этот прекрасный кусок травки.

Внезапно я почувствовал чьё-то присутствие и не успел обернуться, как услышал знакомый голос:

— Ты куришь?

Это была Марина. Она стояла передо мной с округлёнными от шока и недоверия глазами, наверное, пытаясь кое-что вспомнить.

— Я думала, ты бросил курить.

— Ты знала, что я курю? Мы же знакомы с тобой два дня.

— Больше. Просто ты этого не помнишь, — она скрестила руки на груди и, прищурив глаза, резко произнесла: — Брось эту гадость.

Я надменно улыбнулся, чтобы увидеть её реакцию, и поднёс дымящуюся сигарету ко рту и глубоко затянулся. Она покачала головой, но не с осуждением, а с сочувствием.

— Честное слово, я держался как мог, но твой брат невыносим.

— Знаю, поэтому не буду на тебя кричать, — произнесла она.

— А ты можешь? — саркастично спросил я, наклонившись в её сторону.

— Ещё как. Но тебе реально стоит перестать курить. Так ты не доживёшь до нашей свадьбы.

— Ты права, — сказал я и бросил сигарету на землю.

— А ещё ты мусоришь.

— И опять ты права, — усмехнулся я и наклонился, чтобы подобрать окурок и бросить в ближайший мусорный бак.

— Почему ты куришь? — серьёзно спросила она, не двинувшись с места.

— Потому что это помогает мне избавиться от гнетущей атмосферы и мыслей.

— Попытайся заменить это чем-то другим.

— Я пытался, ничего не помогает.

— А ты помолился Богу, чтобы он помог тебе? — ещё более серьёзно спросила она.

— Молиться Богу в грехе, который я совершаю? Мне стыдно даже думать о Нём после всего, что наделал и продолжаю делать до сих пор.

— Ты не молишься? Я видела, как мусульмане молятся пять раз в день. Ты так не делаешь?

— Делаю, я выполняю то, что нужно, но всё равно чувствую, что не заслуживаю этого.

— Тогда чего ты заслуживаешь?

— Ничего, — покачал я головой, а тоска по непонятным причинам решила подкинуть мне идею начать курить вторую сигарету.

— Но разве люди не заслуживают второго шанса?

— Да. Заслуживают. Но не я.

— Почему? Если ты не думаешь о себе, подумай о близких, которые будут плакать на твоих похоронах, когда ты умрёшь от рака лёгких.

— Моего отца это не остановило, и меня вряд ли.

Она промолчала, но, задумавшись на несколько секунд, снова повернулась ко мне.

— Тогда почему ты не оставишь свою религию?

— Потому что я так считаю правильным... То есть оставаться в религии и грешить правильно, чем оставлять религию и грешить уже без чувства вины.

— Вряд ли это из-за чувства вины к Богу, потому что ты бы уже попросил Его избавить тебя от этой зависимости.

— В смысле? — нахмурился я.

— Ты думаешь, что суть религии заключается в том, чтобы не совершать грехов, но ты забываешь, что люди склонны совершать ошибки, а Бог всепрощающий.

— А если я совершил слишком много всего плохого?

Имею в виду шантаж Алисой, чтобы разозлить Али.

— Разве смысл религии не в том, чтобы ты мог обратиться к тому, кто может помочь тебе без всяких усилий?

— Всевышнему?

— Даже если религии разные, Бог один, ты можешь обратиться к Нему с просьбами помочь, даже если ты совершил много всего плохого.

— Чем отличается твой Бог от моего? Разве они не одинаковые? — заинтересованно спросил я.

— Да. Сходств много. Но основное то, что Он помогает нам в трудных ситуациях, — сказала она. — Все говорят, что во время приступа я молюсь Богу.

— Помогает? — улыбнулся я, вспомнив туманный обрывок воспоминаний, где Марина стояла передо мной с неживым взглядом и роботизированными движениями.

Значит, никто не соврал, что я знаком с ней, потому что при первой встрече я думал, что не знаю её, хотя её черты лица были знакомы мне.

— Думаю, да, раз я в панике не пытаюсь никого убить. Потому что я всегда молюсь, чтобы никому не навредить.

— Это мило, — искренне сказал я, глядя на неё в ответ.

— Что именно? — улыбнулась она.

— То, что ты произнесла это таким... сожалеющим голосом.

Она пожала плечами и, будто вспомнив что-то, выжидающе показала на меня пальцем и сказала:

— У меня кое-что есть. — Марина начала копаться в своей сумке и потом достала из неё два пластмассовых маленьких кольца.

— Что это?

— Кольца... Не настоящие... Просто... — нервно промямлила она, затем, прочистив горло, начала: — Я знаю, что тебе нельзя касаться меня. В исламе это же запрещено. Как мужчинам касаться чужих женщин, и наоборот. Поэтому просто протяни руку.

На её слова я кивнул и выпрямился во весь рост. Она смотрела на меня, запрокинув голову, когда я протянул к ней ладонь. Она улыбнулась и, не касаясь меня, отдала одно из маленьких игрушечных колец. Кажется, я знаю, откуда она это купила.

— Это детские кольца с конфетой внутри?

— Прости, конфету я уже съела. Не смогла удержаться. — Она изобразила сожаление на лице в шутливой форме и уже более уверенно сказала: — Я хочу, чтобы мы надевали эти кольца всегда. Пока их не заменят настоящие.

Я смотрел на кольцо в своей ладони, а потом, недолго думая, уверенно надел его на свой безымянный палец.

— Ты сказала надевать его всегда?

— Да, — кивнула она, рассматривая мой палец с кольцом напротив её вытянутой руки с точно таким же кольцом на безымянном пальце. Мой был синего цвета, а её — розового. Мило.

— Мои друзья засмеют, если увидят меня с игрушечным кольцом, — шутливо произнес я, будучи убеждённым, что никогда не сниму его.

— То есть они не смеются, когда ты куришь, а если у тебя кольцо на пальце, значит, это причина посмеяться? Тебе стоит пересмотреть своих друзей.

— Твой брат первым засмеёт меня.

— Я об этом и говорю, — рассмеялась она. — Шучу. Он волнуется о тебе, потому что ты его единственный близкий друг.

— Знаю, но иногда хочется ему врезать. И, кажется, я недавно это уже сделал.

— Да я помню, и сожалею, что вломилась в твою квартиру без спроса.

— Ты была в моей квартире? Без моего разрешения? Как ты попала туда?

— Я украла ключи.

— И дай угадаю, ты помолилась Богу, чтобы Он простил тебя?

— Я реально сожалею. Если сейчас мне бы дали ключи от твоей квартиры, я бы не зашла туда без твоего разрешения.

— Я бы тебя впустил, — без размышлений ответил я.

— Конечно, мы же поженимся в будущем, — подмигнула она.

— Ин ша Аллах, — улыбнулся я, с нежными и тёплыми чувствами в груди.

Это было не объяснить. Что-то вроде любви к ней, уважения, привязанности, и вместе с этим было ощущение дежавю. Будто что-то должно остановить меня влюбляться в неё сильнее с каждым её словом и взглядом в мою сторону, но я не мог вспомнить, что именно я забыл. И не очень-то хотел вспоминать, особенно когда видел её лучезарную улыбку и искрящиеся счастьем глаза.

Похоже, я не намерен снимать кольцо, которое она мне подарила, даже если меня могут засмеять.