Семейное положение: есть дядя

  Наверное, именно в такие моменты я чувствую себя самой счастливой на планете. Мой любимый дядя заботливо хлопочет у плиты, колдуя над вкуснейшим мясным рагу, запах которого разнёсся уже по всей квартире и почти перебил неприятный алкоголь. Ну, здесь я немного приукрасила. Так уж сложилось, что в этом идеальном мужчине, для которого, казалось бы, нет ничего невозможного, всё же есть маленький недостаток: он совершенно не дружит с кухонной утварью и всем, что хоть как-то относится к готовке. Даже банальная яичница – и то, обязательно пригорит. Поэтому сейчас Влад просто разогревает рагу, заранее приготовленное моей мамой. Ну, а я без зазрения совести разглядываю его крепкую спину с рельефными мышцами, так красиво перекатывающимися под тонкой тканью рубашки.

Мы молчим. Он, понятное дело, увлечён своим занятием. Я как бы тоже. Очень. Мамочки, какие же у него плечи... и спина... и весь он. Я закрываю глаза, со стоном роняя голову на сложенные на столе руки. Почему именно ты мой дядя? Почему ты не оказался моим одноклассником? Или каким-нибудь простым знакомым? На худой конец, братом моей подруги.

- Ты в порядке? – ох уж этот участливый тон... этот прекрасный, обволакивающий голос.

Я поднимаю голову, встречаясь с глубокими океанами, и изображаю подобие улыбки. Конечно, всё хорошо. Всё просто замечательно.

- Абсолютно, - мой голос совсем не возбуждающий, чуть хриплый, не женственный, какой-то ужасно детский.

Заканчиваются последние приготовления, и на столе появляются две тарелки с рагу, овощной салат и большая кружка чая, от которой поднимаются лёгкие струйки пара с нежным ягодным ароматом. Поудобнее усаживаюсь на стуле, словно маленький ребёнок. А я ведь за целый день кроме пиццы и яблок с творогом ничего толком и не ела. Обхватываю кружку руками, подставляя заледеневшие пальцы под горячее тепло керамики, и делаю небольшой глоток обжигающей жидкости. Влад достаёт из холодильника бутылку отцовского пива, ловко избавляясь от крышки открывалкой, и присаживается напротив меня, отпивая прямо из бутылки, с грохотом опуская её на стол.

- Ну, так... я весь во внимании, - довольно улыбается парень, приступая к еде.

Я не знаю что ответить. Точнее, не знаю с чего начать. Нервно перебираю пальцами подкрученный локон волос, задумчиво разглядывая кусочки мяса и овощей у себя на тарелке. Стыдно. Я сжимаюсь до размера крохотной молекулы под его пристальным взглядом. Он вновь делает глоток пива, и я повторяю его движение, тоже отпивая чай.

- Отлично... очень интересно, - в его голосе слышится обида и капелька гнева.

Я сдаюсь. Снова. Не могу противостоять ему.

- Просто неудачная вечеринка, - совсем тихо начинаю я, поднимая осторожный взгляд на Влада, пытаясь понять, в каком он настроении. Лёгкая, беззаботная улыбка говорит сама за себя. – Вообще, планировался девичник, но пришёл Кирилл, а потом на голову больная Рита позвала своих дружков, из-за которых мы и вляпались во всю эту историю с машиной.

- Что же с тобой случилось, что ты вдруг решилась на этот отчаянный шаг? – насмешливо протягивает он, отправляя в рот кусочек картофеля.

- Вот только не надо из меня монашку делать, хорошо? Я взрослый, самостоятельный человек. И я хочу развлекаться. Вот, один из способов это сделать, - обиженно бурчу я, складывая руки под грудью. - А ты, вообще, как здесь оказался? Да ещё в такое время.

В его глазах мелькает насмешка. Я не могу оторваться от него. Изучаю каждый миллиметр его лица, пытаясь ухватить взглядом и оставить в памяти каждую деталь. Остывающее рагу так и не тронуто.

- Ну, я за пиджаком приехал. Одна маленькая вредная девочка забрала у меня его, представляешь? И это-то в холодную осеннюю ночь, - притворно вздыхает парень.

Ох, зря ты затронул эту тему. Перед глазами сразу появляется образ довольной Елены, и я старательно пытаюсь сдержать мерзкий оскал.

- В ту ночь тебя грел отнюдь не пиджак, - бросаю я как можно равнодушнее. Пусть думает, что я просто люблю поязвить.

Как же. В его глазах вновь зажигается тот ребяческий азарт, смешанный с искорками насмешки. Он вновь смеётся надо мной. Над моим подростковым максимализмом и пустыми сценами ревности. Меня вдруг осеняет. Неужели догадывается? Нервно утыкаюсь носом в тарелку, беру вилку и начинаю бездумно ковыряться в еде, не съедая ни кусочка.

- Что с тобой происходит? – совершенно серьёзный тон на несколько секунд сбивает меня с толку, и я замираю.

Остатки алкоголя в крови замедляют действие мозгового процесса, отчего я не сразу ориентируюсь в изменившейся обстановке. Становится неуютно. Хотя, мне всегда неуютно в присутствии этого мужчины.

- О чём ты? – откуда ни возьмись появляется ледяное спокойствие, и я сама не могу толком объяснить столь резкие перепады настроения. Ей Богу, мне нельзя пить.

- С чего ты так возненавидела Лену? Вы ведь даже толком и не знакомы, - совершенно спокойно продолжает парень, доедая последние кусочки своей порции. Он хмурится, видя, что я совсем не намерена ужинать.

- Не правда. Мне до неё нет совершенно никакого дела, - бросаю я, чуть ведя плечом, пытаясь выразить всю полноту моего спокойствия, но наружу, наоборот, просачивается нервозность. – До неё, до ваших отношений. Абсолютно. Никакого. Дела, - уже рычу я.

Злюсь. На Елену, за то, что появилась в нашей жизни. На него, за то, что задаёт эти дурацкие вопросы о моём отношении к ней. На себя, за то, что не могу скрыть свои чувства и оставаться хладнокровной. На весь мир. Вот он, опять – мой максимализм.

- Ты злишься, - констатирует он, и я не могу сдержать смешка. Капитан Очевидность на связи.

- Я хочу спать, а ты тут допросы устраиваешь, - выворачиваюсь я, отводя взгляд в сторону, но тут же возвращаю его обратно, потому что в поле зрения попадает полуразваленная гостиная.

- Да что с тобой? – не выдерживает он, а я вздрагиваю от той ярости, что сквозит в его голосе. – Сначала эти выпады на банкете, потом вечеринка... Сейчас. Строишь из себя непонятно кого. Настя, что происходит? – я долго рассматриваю его сжатые кулаки, обнимая взглядом каждую побелевшую костяшку, каждую вздувшуюся от напряжения венку. Раздумываю над его словами.

- Прости, - совсем бесстрастно произношу я, а в голову настойчиво лезут картинки совсем не детского содержания, где он и эта ведьма вместе. - Я не знаю, что со мной. Наверное, перенервничала из-за машины и этой соседки, - нелепо оправдываюсь, пытаясь убедить скорее себя, нежели Влада.

Его взгляд смягчается. Расслабляются кисти, а я всё ещё не могу оторвать взгляд от его рук. Как я хочу почувствовать их на своём теле. Хочу, чтобы он обнимал меня, гладил каждый кусочек моего тела, каждый сантиметр. Хочу провести руками вдоль этих крепких мышц, почувствовать эту силу под пальцами, оказаться в его объятиях, чувствовать его любовь, направленную только на меня, предназначенную только мне одной. Наслаждаться им, как любимым фисташковый мороженым с шоколадной крошкой, смаковать каждую ложечку, каждый грамм. Но, как же больно осознавать, что это всего лишь мечты, пустые надежды. До слёз, до боли в груди, до ноющей, кровоточащей раны на сердце.

Кусаю губу. Зажимаю нежную кожу зубами, стараясь отвлечься от душевной боли, перекрыть её болью физической. Вновь отвожу взгляд. Теперь уже на темную улицу за окном. Полночь. Часы на микроволновке светят тремя нулями, и меня одолевает сон. Слишком много энергии потеряно за этот день, слишком много нервов потрачено. Я опустошена.

- Да, наверное, не лучшее время для разговоров. Тебе нужно выспаться, - мягкий баритон убаюкивает не хуже колыбельной. – Ты так ничего и не съела, - куда-то в пустоту произносит он и, не дожидаясь ответа, убирает тарелки: одну в холодильник, а другую в раковину.

Пустая бутылка с глухим стуком опускается на дно мусорного ведра. Я перевожу усталый взгляд на источник звука, вновь любуясь дядей со спины. Он убирает уже помытую посуду на полку, вытирает руки и подходит ко мне. Я слежу за его передвижениями с каким-то отчаянным предвкушением. Тлеющий уголёк почти выветрившегося алкоголя вспыхивает с новой силой, накрывая меня повторной опьяняющей волной. Он подходит почти вплотную. Я выжидающе смотрю на него снизу вверх, пытаюсь прочитать его эмоции на лице, но они закрыты, заперты за сочной зеленью глаз, прикрыты лёгкой усмешкой.

Я не знаю, что творю.

Медленно поднимаюсь, не разрывая зрительного контакта. Он следит за мной, словно голодный тигр за самоуверенной косулей. Хотя с каждой секундой эта самоуверенность растворяется, словно горстка сахара в кипящей воде. Скольжу взглядом по чуть приоткрытым губам, по линии подбородка, спускаюсь на шею и останавливаюсь на груди. Он выше меня почти на голову. Нас разделяют какие-то жалкие несколько сантиметров. Не могу удержаться, и прикрываю глаза, с наслаждением вдыхая любимый аромат одеколона.

Руки сами обвивают парня за пояс, и я утыкаюсь носом в широкую грудь, трусь щекой о ткань рубашки, словно просящая ласки кошка. Почти мурлычу от радости, когда его руки мягко опускаются на мою талию, слегка поглаживают.

- Скажи... пожалуйста, скажи, что любишь меня, - умоляю я, не осмеливаясь поднять тон выше шёпота.

Он вздрагивает, его руки замирают на секунду, и я понимаю, что застала его врасплох, просто сбила с толку.

- Конечно... как я могу не любить мою милую племяшку? – в его голосе звенят тревожные нотки, которые он старается прикрыть напускной весёлостью. Ясно же, что такие вопросы «с подвохом» от родственницы всякого испугают.

- Вот и я тебя люблю... дядя, - на последнем слове не могу сдержать саркастические нотки, но даже с этим голос всё равно получается достаточно мягким. Не хочу его расстраивать.

Я отстраняюсь, стараясь не обращать внимания на его заинтересованный взгляд, неспешно двигаюсь к выходу из кухни. Он всё ещё стоит на месте. Я не вижу. Я просто знаю это. Чувствую.

- Ты же останешься? – останавливаюсь и чуть поворачиваю голову, чтобы видеть его.

- Конечно.

Я смягчаюсь. Улыбаюсь, стараясь добавить в этот жест как можно больше искренности, но усталость берёт своё. Тру глаза и тут же одёргиваю руки. Макияж! Кожу щиплет, но я всё равно продолжаю тереть лицо, растирая тушь и тёмные тени.

- Проводи меня, - чуть слышно прошу я, двигаясь в сторону лестницы.

Он нагоняет меня на последних ступеньках. Я шагаю по коридору в направлении комнаты, уверенно минуя ванную, потому что сил для водных процедур у меня не находится. Они героически погибают под натиском лени, которая вдруг увеличилась в несколько раз. Влад идёт рядом, провожая до самой двери, словно в коридоре со мной может что-то случиться. Мне приятно уже только от одной мысли, что он заботится обо мне. И пусть это только родственная любовь.

Но мой мозг явно работает сегодня против меня, потому что подсознание гаденько хихикает и услужливо подкидывает мысли по поводу того, что, возможно, в данный момент дядя хотел бы находиться отнюдь не здесь, а эта мерзкая Елена ловко захомутала моего Влада всего за одну ночь.

Я не знаю, что со мной происходит, и даже понятия не имею по какой причине я вдруг резко разворачиваюсь на пятках, чуть ли не врезаясь в грудь шедшего позади дяди, мягко обхватываю его за шею и приникаю к губам в каком-то безумном и смелом порыве. Кажется, разум просто отключился на несколько секунд, помутнел, словно запотевшее стекло, и я вдруг перестаю отдавать отчёт своим действиям.

Это даже не поцелуй. Я просто прижимаюсь к его губам с каким-то иступлённым отчаянием. Я чувствую необходимую потребность доказать самой себе, что он мой, что он рядом... всегда будет. Я даже не ожидаю ответа, просто пользуюсь замешательством парня. Боюсь даже открыть глаза, потому что знаю, что встречусь с ошалевшим изумрудным взглядом и обязательно сдамся. Слишком поздно осознаю, что совершаю безумство. Давно нужно было убежать, спрятаться в комнате, но я не могу. Его кожа такая мягкая, тёплая. Так приятно чувствовать её под пальцами, заряжаться этим теплом. Но я всё же сдаюсь. Отстраняюсь буквально на несколько миллиметров, затем вновь касаюсь губ. Всего на секунду. Лёгкий поцелуй, подобный тем, которые во многих книжках обязательно сравнили бы с невесомым касанием бабочки. Его застывшее лицо, испуганный взгляд сбитого с толку человека застывают в моей памяти цветной фреской, на которой особо ярко выделяются аквамариновые глаза. Пользуясь его замешательством, мышкой прошмыгиваю в комнату, закрывая дверь. На замок не запираю – знаю, что не осмелится войти ко мне. А ещё я уверена, что после этого наше общение явно сократиться до сухих приветствий и прощаний. А, может, и того хуже.

Подбираю с трюмо жидкость для снятия макияжа и вытягиваю из упаковки несколько ватных дисков, располагаясь на кровати. В голове абсолютная пустота. И я не понимаю: то ли это алкоголь блокирует все мысли, то ли я просто ещё не поняла, что натворила. Скорее всего последнее. Долго вожу ватным диском по лицу, словно он может впитать в себя недавние воспоминания, избавляя меня от них. Тщательно массирую лицо, на котором уже не осталось макияжа, смачиваю ещё один диск и вновь прикладываю его к щеке. Дальше лоб, подбородок, истязаю вздёрнутый нос, обхожу губы стороной, лишь немного касаясь их кончиками пальцев.

Меня вновь клонит в сон. Сейчас лучший выход – забыться в сновидениях, оторваться от реальности, хотя бы на несколько часов. Я расстилаю постель, как следует кутаясь в одеяло, и быстрее обычного проваливаюсь в чары Морфея, на этот раз не приложив к этому почти никаких усилий. 

***

Ночь проходит в сопровождении беспокойных снов. Я постоянно ворочаюсь, скидываю и снова подбираю одеяло, но не просыпаюсь окончательно. Я мечусь между реальностью и сном, словно больная лихорадкой. В голове неустанно мелькают картинки, чаще всего лица. Я вижу серьёзного Кирилла, смеющуюся Ирку, злобное лицо Риты, надменное выражение лица Ромы, даже глупо улыбающуюся Лизу. И его... Такое прекрасное лицо, охваченное каким-то мягким свечением. Такие притягательные черты лица, словно ангельские. Я слышу звуки. Кажется, скрип открывающейся двери. Словно из ниоткуда появляется яркий свет. Он озаряет всё вокруг, и я тут же морщусь, отворачиваясь и прячась в складках одеяла. Затем какой-то стук, шорох и мягкий щелчок закрывающейся двери. На этот раз я окончательно проваливаюсь в сон.

Утро наступает совсем не с пением птиц и даже не с игривых лучиков солнца, которые пробираются сквозь незашторенное окно. Сейчас осень, а поэтому солнце скрыто за тучами, на улице какая-то противная слякоть и холодный ветер, птицы скрылись по своим домам, а первое, что встречает меня – это адская головная боль. И вот теперь всем понятно, кто же никогда не пил алкоголь. По крайней мере, в таких количествах. А, возможно, всё дело в дрянном пиве, которое притащили в мой дом те вандалы. Сразу за головной болью на меня обрушивается шквал воспоминаний, мигающих в голове, словно кадры из киноленты. «Всё очень плохо», - констатирует внутренняя богиня, отрываясь от ведра попкорна, залипая на том моменте, когда я умудрилась поцеловать дядю.

ЧТО?!

Я пытаюсь подняться с кровати, но тело не готово к таким резким движениям, поэтому действует в полуторасекундном отставании от мозга, отчего я скатываюсь на пол. Во рту неприятная горечь, в горле сухо, как в пустыне, тошнит, а тело неимоверно ломит, словно всю ночь по мне топталось стадо слонов.

- Никогда не буду пить эту гадость, - вместо нормального голоса из горла извергается какой-то непонятный, даже устрашающий хрип, который было бы неплохо записать и использовать в фильмах ужаса.

Медленно поднимаюсь на ноги и оглядываю комнату. Каким-то волшебным образом на прикроватном столике оказывается спасительный источник – большой стакан воды, и ещё пачка каких-то таблеток. Подойдя ближе, разглядываю синюю упаковку «Алька-прим'a». Никогда не пила таблетки от похмелья, но на этот раз они очень пригодятся. Быстро извлекаю колёсико из упаковки и заворожено разглядываю, как шипучая таблетка растворяется в воде, окутанная множеством пузырьков.

После лекарства я несколько минут просто лежу на кровати, приводя свои чувства в порядок. Становится немного полегче, и головная боль потихоньку отступает. Я сразу же отправляюсь в ванную, чтобы избавиться от неприятных вкусовых ощущений во рту и освежиться под прохладным душем.

Влад ещё спит, когда я, уже переодевшись в домашние футболку и шорты, задумываю приготовить завтрак в знак благодарности за вчерашнее. Я знаю, он очень любит блинчики, поэтому быстренько замешиваю тесто и приступаю к готовке. На часах уже половина первого, когда в гостиной мелькает силуэт парня, а затем слышится звук телевизора. По монотонному бубнёжу делаю вывод, что это новости. Странно, он даже на кухню не зашёл. Неужели всё настолько плохо?

Дожариваю последние блинчики, складываю несколько из них треугольничками на плоской тарелке, поливаю мёдом, добавляю ягод, - всё, как он любит. Снимаю фартук, даже не удосужившись повесить его на место, а просто бросаю его на стул. Я замираю на несколько секунд перед выходом, любуясь профилем парня, который даже не поворачивает голову в мою сторону. Ну, теперь ты точно распалил моё любопытство.

Однако для привлечения внимания не хватает даже присутствия на расстоянии нескольких сантиметров. Я стою рядом с диваном, чуть опираясь ногами о подлокотник. Нервно покашливаю, уже буквально закипая от злости. Он медленно поворачивает голову, скучающим взглядом окидывая меня с ног до головы, а затем останавливает взгляд на протянутой мною тарелке.

- Спасибо, - он принимает у меня завтрак, вновь возвращаясь к новостям.

Несколько секунд я ещё стою рядом, пытаясь осмыслить произошедшее, но остатки похмелья явно тормозят все мозговые процессы, отчего я чувствую себя заторможенной рыбкой. Что? На автомате разворачиваюсь, следую в кухню, и с размаха плюхаюсь на мягкий стул, сминая под собой фартук. Это он сейчас мне бойкот объявил? Ну вот. И надо же мне было приклеиться к нему вчера с этими поцелуями.

Выглядываю в дверной проём, ловя взором дядю, который с аппетитом поглощает блинчики. Наглец! Что за поведение детсадовского мальчишки? Неужели надеется, что таким образом я вдруг разлюблю его? Ну, нет, дорогой. Таким поведением ты только сильнее подстегнёшь мои чувства.

Он заходит в кухню через несколько минут, звоном тарелки опущенной в раковину вырывая меня из раздумий. Я замечаю, что он уже одет, умыт и готов к работе. Хотя, какая работа в субботнее утро? Точнее, день. Наспех наводит себе кофе, опустошая половину кружки одним глотком. Всё это проходит в диком для меня молчании.

- Закрой за мной, - сухо бросает он, а я надуваю щёки, аки обиженный бурундучок.

Всё равно поднимаюсь с места и плетусь в коридор, где Влад, натянув туфли и накинув пиджак, бросив опять-таки сухое «пока», покидает квартиру. Закрываю замок и ещё долго смотрю на дверь, словно могу сквозь неё увидеть Влада. Моего Влада. Так отчаянно хочется увидеть его улыбку, адресованную мне. Что его разозлило в банальном поцелуе? Это же не значит, что он должен на мне жениться, хотя, такой вариант был бы самым лучшим для меня.

Весь оставшийся день я провожу в гордом одиночестве. Звонят Ирка, Кирилл и ещё кто-то. Я не отвечаю. Просто выключаю звук и убираю телефон подальше. Нет желания ни с кем разговаривать. Берусь за учёбу, когда день клонится к концу. Долго мучаюсь с алгеброй, пытаясь решить ненавистные интегралы, пролистываю физику, историю и биологию. Вдруг просыпается какое-то яркое желание сделать побольше. Возможно, таким образом мне удается отвлечься от безрадостных мыслей. А их сейчас предостаточно.

Заканчиваю работу я где-то в начале одиннадцатого ночи. Внезапно по дому разносится трель домашнего телефона, и я мчусь в гостиную, которая, к слову, ещё в ужасном состоянии. У мамы точно случился бы приступ, увидь она это. Кстати о ней...

- Дорогая, ты как там?! – певучий голос матери доносится сквозь небольшие помехи.

- Отлично мам, только уроки сделала. А вы? Когда домой? – добавляю щепотку бодрости в собственный голос, с целью избежать ненужных расспросов.

- Да, всё замечательно. Только вернулись со встречи. Милая, у тебя точно всё хорошо?

- Конечно, мамуль. Я в полном порядке. Хорошо сплю и кушаю. За компьютером не засиживаюсь, - отчитываюсь я, несказанно радуясь, что услышала мамин голос. Оказывается, я скучала.

- Настён, ты уверена, что не хочешь поехать к бабушке на то время, пока нас не будет? Я волнуюсь за тебя. Две недели – это ещё не известно. Возможно, нам придётся задержаться, - взволнованно добавляет родительница.

- Мам, мы же это обсуждали? Мне далеко ездить от бабушки в школу. Совсем не удобно. Я уже взрослая. Восемнадцать через несколько месяцев. Справлюсь уж как-нибудь, - надеюсь, мои слова звучат убедительно?

- Я всё понимаю, но и меня пойми – материнское сердце волнуется, особенно если ты там совсем без присмотра. И не надо мне «как-нибудь», - опять цепляется за слова. - Я что-нибудь придумаю, и обязательно потом позвоню. Но сразу предупреждаю, чтобы никаких пререканий.

- Ма-а-м, - недовольно стону я, закрывая глаза. - Ну, что ты заладила? Я же говорю, что всё отлично.

- Я сказала, поговорим об этом потом, - отрезает мама, я слышу вздох. - Ой, детка, я совсем забыла про часовые пояса. Ты же спать, наверное, хочешь.

- Да так... - уклончиво отвечаю я, учитывая, что после пробуждения после полудня, я ни в одном глазу.

- Ты опять? Чтобы никаких сидений до полуночи. Быстро в душ и спать, поняла? – иногда я реально задумываюсь, что в маме сожительствуют два разных человека, несмотря на то, что временными раздвоениями личности в нашей семье страдаю только я.

- Хорошо, - послушно соглашаюсь я. В любом случае, проследить она не сможет, и моё подсознание хитро потирает ладошки.

- Ладно, родная. Мы с папой очень по тебе скучаем. Будь умницей. Целую.

- Пока, мамочка. Я тоже скучаю, - тихо отвечаю я, кладя трубку на место.

Меня вновь накрывает тишина родного дома. Так одиноко. И так хочется увидеть его. Поговорить, объясниться. Сказать, что всё, что вчера произошло (мы же не переспали, это было невинное прикосновение к губам) было ошибкой. Я готова сказать что угодно, лишь бы он вновь улыбнулся, обнял меня, и прошептал что-нибудь ласково-язвительное на ухо. В его любимой манере. В моей любимой манере.

Доедаю блинчики, оставшиеся с утра, потому что желудок просто сводит от голода, и заваливаюсь смотреть кино, недавно загруженное на ноутбук. За одним следует другое, потом ещё, и в итоге засыпаю я ближе к пяти часам утра.

Воскресение проходит в таком же скучном ритме, но на этот раз никто не звонит и не пишет, и я провожу целый день за уборкой гостиной, а потом за чтением очередного романа для девочек-подростков про неразделённую любовь. Очень в тему, кстати. На этот раз ложусь пораньше, с целью вновь войти в режим и не проспать учёбу. Ночь проходит без сновидений, но зато утром я чувствую себя на удивление бодрой и выспавшейся. Даже какие-то моральные силы появляются. Хорошо. Не будет никаких расспросов о моём внешнем виде, потому как сегодня я старательно привожу волосы в порядок, заплетая их в косу-дракончик, и наношу лёгкий макияж, слегка подкрашивая ресницы и губы. Натягиваю узкие джинсы, кремовую водолазку и чёрный пиджак. Собираю сумку, тщательно проверяя наличие всех учебников и тетрадей, обуваюсь, накидываю пальто и покидаю квартиру.

Улица встречает меня прохладным ветром и противной моросью дождя. С упоением вдыхаю холодный влажный воздух, словно я не выходила на улицу больше недели, а не два дня. Хотя, эти выходные тянулись так долго, что у меня действительно складывается ощущение, что меня не было на свежем воздухе целую вечность. Не сразу замечаю Володю, который стоит у водительской двери своего внедорожника. Он одет по-осеннему тепло: тёмное пальто, из-под которого выглядывает массивный ворот серой водолазки, тёмные брюки и туфли.

- Доброе утро! – слишком громко выкрикиваю я, отчего, задумавшийся на несколько секунд Владимир вздрагивает.

- Доброе. У кого-то хорошее настроение? – интересуется он, открывая для меня пассажирскую дверь.

- Вот именно, - я закидываю сначала сумку, а потом своё бренное тельце в салон.

Уроки тянутся мучительно долго. Я то и дело поглядываю на часы, стрелки которых, кажется, остановились. Полдень. Сейчас физика и несравненный Ваня Кобырев, который до пены у рта обожает этот предмет, на радость физичке щёлкает сложные задачи у доски, аки белочка орешки. Ирка, сидящая рядом, выдаёт какую-то остроумную шутку про нашего ботаника, приглушённо хихикая, и я поддерживаю её скупым смешком. Я ведь даже не слышала, что она сказала.

- Романова, - скрипучий голос физички обращен ко мне, а его обладательница выжидающе смотрит на меня, поверх очков.

Скривившись, я поднимаюсь с места, искоса поглядывая на одноклассников, которые с поникшими головами уткнулись в учебники, дабы не навлечь на себя гнев преподавательницы или, чтобы их не вызвали к доске. Готовая к пытливым вопросам учителя, я становлюсь рядом с её столом, но она лишь молча протягивает мне пустую бутылку. Не сразу до меня доходит, что же нужно сделать с этим предметом, на что Любовь Борисовна закатывает глаза.

- Романова, ты где витаешь? Сходи за водой, цветы надо полить, - кряхтит она, показывая на подоконник, усеянный крохотными подобиями цветов, на которых даже нет бутонов, в таких же крохотных горшках. Это вам не кабинет биологии, вот там прямо джунгли тропические.

Принимаю кусок пластика и с довольной моськой, под пристальные и завистливые взгляды «любимых» одноклассников, следую к выходу – считай на пол-урока я свободна. Коридор пуст. Из-за дверей кабинетов доносятся наставительные голоса учителей, что-то вещающих и пытающихся вбить в детские головы побольше информации, из столовой доносится великолепный аромат свежей выпечки и фруктового компота.

Спускаюсь по лестнице на второй этаж, неторопливо соскакивая с одной ступеньки на другую, словно играю в классики. Снизу доносится эхо чьих-то голосов, но я не вслушиваюсь, продолжая свой путь по лестнице. Уже в коридоре второго этажа, я лихорадочно пытаюсь найти укрытие, потому что прямо в мою сторону направляются директриса и молодой парень, в котором я узнаю своего дядю. Погодите, а он что тут делает? Попытка бегства проваливается с треском, потому что меня нагоняет властный голос Клары Васильевны. Я замираю, чертыхаясь, натягиваю улыбку и поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

- Анастасия, - как всегда официально. - Почему не на уроке? – она строго поглядывает на меня, поправляя короткую стрижку.

- Физич... кхем... Любовь Борисовна за водой послала, - демонстрирую пустую бутылку в доказательство своих слов.

- Ну, хорошо, - сдержанно произносит она. – Знакомься, Настенька, Романов Владислав Юрьевич, - ох, не поверишь, я его всю свою жизнь знаю.

Его доброжелательная улыбка просто выводит меня из себя.

- И что ты тут забыл? – совсем по-хамски вопрошаю я, подпирая бок рукой, словно отчитываю младшеклассника. Его глаза темнею, а уголки губ кривятся в издевательской усмешке. Нет, ну как он это делает?

- Анастасия! Это что ещё за поведение? – пораженно охает директриса, уже запасаясь воздухом для гневной тирады, но её прерывает Влад.

- Ничего, всё в порядке. Магнитные бури, а моя племяшка в группе риска, - ехидно подмечает он, прикрываясь милой улыбочкой.

Я возмущенно фыркаю и скрещиваю руки. Бутылка в руках издает глухой звук. Клара Васильевна понимающе кивает.

- А-а, племянница, - улыбается она.

- Н-да. Клара Васильевна, думаю, мы всё обсудили? Мне нужно переговорить с Настей, - вежливо, но, в то же время, тоном нетерпящим возражений, произносит он.

- Да-да. Конечно. Ждём вас завтра, - она активно кивает головой и поспешно ретируется, скрываясь в кабинете.

Рука сама дёргается в резком порыве и глухой стук бутылки об голову этого умника разносится по пустому коридору.

- За что? – не громко вскрикивает он, бросая на меня испепеляющий взгляд и прикладывая руку к макушке.

- Какие, нафиг, магнитные бури? Просто один очень вредный человек решил устроить мне истерику из-за невинного поцелуя. Ты даже не дал мне объясниться! – шепчу я, отражая его взгляд точно таким же со своей стороны, выливая всё накопившееся за выходные.

- Может, не будем устраивать разборки в школе. Я заеду к тебе вечером, договорились? – спокойно отзывается он, но я-то видела, что при упоминании о небольшом инциденте, в его взгляде что-то поменялось.

- Ты снова уходишь от ответа. Так и скажи, что испугался! Или я тебе настолько противна?

- Что за глупости? Конечно ты мне не противна. Чёрт, Насть, я совсем не хочу это обсуждать здесь! Сказал же, поговорим дома, - уже строже добавляет он и, резко развернувшись, двигается к выходу.

Вновь уходит. Ну, ничего, я попытаю его вечером. Пусть только придёт. Не отстану, пока не выведаю всё, что мне нужно. Внутренняя богиня, уже облачившись в форму красной армии времён Великой Отечественной войны, возвышается над фотографией Влада в образе немецкого военного. Так, кажется, меня понесло. Тряхнув головой, отгоняя глупые мысли, я двигаюсь по заданному раннее маршруту в сторону женского туалета. Возвращаюсь в класс минут за пять до звонка. У доски уже мучается Дима Маркелов – футболист, активист, но никак не физик. Это сразу видно по его страдальческому выражению лица. Сама физичка встречает меня угрюмым взглядом и фразой типа: «тебя только за смертью посылать». Упрямо игнорирую все её выпады и щедро заливаю все горшки водой.

- Спасибо, - женщина удостаивает меня сухой благодарности.

После звонка мы дружной толпой движемся в столовую, занимая любимые два столика, сдвинутые вместе у окна. По обыкновению тянем жребий из зубочисток, кому предстоит стоять в очереди за «хавчиком» для всех. Удача сегодня явно не на моей стороне, поэтому я, в компании главного задиры нашего класса Игоря Красавина, который тоже сегодня непонятно где потерял свою фортуну, стойко выдерживаем очередь с испытаниями в виде наглых первоклашек и неуклюжих лосей-девятиклассников. Мы особо не разговариваем, перебрасываемся парой дежурных фраз и, как следует затарившись аж на два полных подноса, следуем к нашему обычному место.

- Слышали новость? – бодро вскрикивает Дима, откусывая кусок пиццы. Хотя у меня язык не поворачивается назвать эту лепёшку теста с горсткой колбасы, сыра и ещё чего-то, пиццей. – Говорят, у нашей школы спонсор появился. Мол, мероприятия устраивать будет, поездки там всякие. Организаторская деятельность.

- Да ладно? – Рита недоверчиво косится на парня, потягивая сок из небольшой коробочки, - С чего это вдруг? И где, интересно, его Клара добыла?

- Да-да, я тоже слышал. Вроде как молодой мультимиллионер, решивший заняться благотворительностью, - подтверждает Ваня, кивая и вновь поправляя сползшие очки.

- Молодой? – тут же оживляется Лиза.

- Поверь, с ним тебе точно ничего не светит, - мгновенно осаживает её Ирка, на что блондинка хмурит идеальные брови.

- Ну, точно... как же его там. А! Романов. Романов Владислав, вроде бы. Настюх, не родственник, часом? – все взоры тут же устремляются на меня, а я, кажется, начинаю краснеть.

- Да это же её... - я не даю Ире продолжить, пихая локтем под рёбра, на что она шипит что-то неразборчивое.

- Однофамилец, - уже спокойно отвечаю я, чувствуя, как краска быстро откатывает от лица, и принимаюсь за свой обед. Всё же, я очень проголодалась.