Шанс, чтобы все исправить [ЗАВЕРШЕНО]

День выдался длинным. Он тянулся, как серая скучная кинолента. Перед лицом Гарри, как отдельные кадры этой пленки, то и дело мелькали люди, требовали его подписи, какого-то разрешения. Он глядел сквозь пальцы на то, что подписывал, слушал в пол-уха то, что ему говорили. Время без посетителей тянулось еще дольше: он, как завороженный, смотрел на паинит, вглядываясь в острые грани красного камня. Несколько раз он отмахнулся на заботливое «Как прошло?» от Гермионы, и та прекратила свои расспросы.
Как прошло?
Да, никак. Он, человек, который умирал однажды, который шел на свою смерть сознательно, едва не умер при виде Малфоя. И что самое ужасное, страшно испугался этого человека, несущего ему смерть. Влюблен, бесповоротно, окончательно, влюблен. Сердце в груди билось огромной птицей, грозя сломать костяные прутья своей клетки и, вырвавшись, взмахнуть крыльями и лететь вслед за Малфоем. И ведь дело не только в красоте слизеринца.
Его внешность - это всего лишь оболочка, скрывающая под собой что-то недоступное для понимания Гарри. Впервые Гарри стал вспоминать не то, как длинные пальцы Малфоя скользят по шелку стен, когда тот проходит по коридорам Малфой-мэнора, или как он криво усмехается своими необыкновенно красивыми, с четко очерченными изгибами, губами. Нет, не то.
О чем думал Малфой в эти моменты? Что он чувствовал, когда его одиночество рушилось на целый час? Или какой-то час? Он, оставленный школьными друзьями, покинутый миром, заброшенный в Малфой-мэноре - в поместье, которое всегда больше имело угрожающий вид тюрьмы, чем богатого особняка. Тюрьма, разрисованная зелеными красками, украшенная причудами главного надзирателя. Что происходило в его душе, когда после пятилетнего отсутствия его встретил мрачный фасад Малфоя-мэнора?
Он не просит жалеть его. Он отрицает жалость, как чувство, присущее слабым людям. А насколько силен сам Малфой? По строению своего тела Малфой всегда напоминал хрустальный сосуд. Изделие хрупкое, но прочное. Но недостаточно прочное для сильного удара. А что касается характера Драко? Насколько он крепок духом? Каким должен быть удар, чтобы, наконец, пробить брешь в теле и сознании, чтобы достучаться до того, что обычно ото всех прячут? Чтобы достучаться до настоящих чувств?
Обычно прячут...
Как давно Малфой пробил эту брешь в тебе, Гарри? Как давно ты не прячешь свои настоящие чувства от него? Секс, похоть, желание обладать и быть во власти, - вся эта грязь, которую ты испытываешь, случилось ли это от сокрушающего удара, или это пробудилось от щелчка по носу? Банальщина - серые, колючие глаза; улыбка, которая украшает бледные губы. Как мало тебе было нужно, чтобы сломаться. Ты очень простой, Гарри.
Гарри взял паинит двумя пальцами и поднял его на свет, прищурил глаза. Комната, отражаясь в камне, выглядела мутной, виделась сквозь кровавую пелену. Внутрь камня заглянуть было невозможно. Гарри вздохнул, сам того не заметив, и убрал камень подальше в карман.
«Был рад узнать, что ты сходишь с ума»
Все должно было быть по-другому. Старший Малфой мертв, Нарцисса сошла с ума, их единственное чадо спивается от отчаяния, а Герой переживает смерть каждый раз, когда думает о Малфое. Вечный круговорот страдания.
Стрелки часов, наконец, показали окончание рабочего дня. «Что с того?» - спросил себя Гарри. Просто прошел еще один день. Завтра будет то же, послезавтра все повторится. И так по замкнутому кругу.
Камень в кармане казался непривычно тяжелым. Гарри попрощался с Гермионой и аппарировал домой.
***
Гарри уже приготовился к тому, что его встретит тишина. Тишина, которая живет с тобой, словно скромная соседка по дому. Когда дом полон друзей, она не показывается, прячась от посторонних глаз, но стоит остаться тебе одному, и от нее нет покоя. Она звенит, когда ты опускаешь на стол бокал. Она бьет по вискам ударами часов. Воет ветром в дымоходе камина. Она навязывается тебе, просит тебя считаться с ее мнением, учитывать ее предпочтения: будь тише, не кричи. Чем больше ты создаешь шума, тем заметнее тишина.
Но в этот раз навязчивой соседки не было. В доме был кто-то еще, Гарри чувствовал это. Так чувствуют взгляд на спине, так чувствуют присутствие постороннего в комнате. Гарри достал волшебную палочку.
«Гоменум ревелио»
И, прежде чем чары сработали, Гарри из столовой услышал голос Малфоя:
- Успокойся, Поттер. Это всего лишь я.
Голос был без злобных нот, безучастный и равнодушный запредельно. Гарри даже стало жутко: уж лучше бы в этой интонации звучала злоба, ярость, что угодно. Тогда хотя бы можно понять, чего ожидать. Гарри прошел на голос.
Малфой сидел за столом и крутил в руках зеленое яблоко. Одет он был по официальному строго, еще не переодевшись после суда. Вопрос «Что ты здесь делаешь?» встал в горле острой спицей, как только Гарри увидел лицо Малфоя: мертвенно серое, с землистым оттенком. Нужно ли говорить, что куда бледнее обычного? Глаза были красными, веки - чуть припухшими.
- Ты плакал? - Глупо спрашивать об этом мужчину, особенно, Малфоя. Гарри присел на краешек стула, с тревогой вглядываясь в лицо блондина, не выражающее ничего. Ответа Гарри не ждал, но Малфой на удивление спокойно кивнул.
- Люди, которых мы не слушаем, часто оказываются правы. Отец был прав. Не прошло и недели, - Драко закрыл лицо руками, яблоко скатилось со стола. Звук его соприкосновения с полом спугнул беззастенчиво подслушивающую тишину. - Мама умерла.
- Этого не может быть, Малфой, ты ошибаешься, - в этом Гарри старался убедить скорее себя, чем Драко, - охрана бы заметила...
Драко убрал руки от лица. Его бледные руки подрагивали, Драко уставился на них, как на предателей. Потом, не в силах унять дрожь, убрал их под стол.
- В доме есть полотно. На таких полотнах рисуют директоров Хогвартса. Их портреты рисуются еще при жизни, а появляются они на них после смерти.
Гарри понял. Малфой увидел Нарциссу на полотне. В Азкабане о смерти Нарциссы узнают, только когда принесут ей ужин, а до этого момента еще час или полтора - это на совести охраны Азкабана. Стоит напомнить, что в Азкабане сидят преступники, и не многие считают своим долгом кормить убийц и воров.
- Я должен похоронить ее, - продолжал Малфой, - помоги мне.
Гарри встал и вышел из комнаты. Оставлять Малфоя наедине с его горем даже на пару минут не хотелось. Он прошел в гостиную, зачерпнул горсть летучего пороха, небрежно кинул его в камин. Руки его тряслись.
- Гермиона Грейнджер.
Он был прав, думая, что подруга еще на работе, - не прошло и пары минут, как в камине показалась ее лохматая голова:
- Гарри! Что случилось?
- Гермиона, распорядись, чтобы тело Нарциссы Малфой было доставлено для погребения в Малфой-мэнор.
Лицо подруги вытянулось от удивления:
- Тело? Погребения?
Гарри кивнул.
- Хорошо, - заикающимся голосом ответила Гермиона, и ее голова исчезла в темноте камина. Гарри вернулся в столовую, но встал на пороге, не решаясь войти.
Что сказать Малфою? Как утешить? Вот он, тот сокрушительный удар, хрусталь лопнул на острые осколки - попробуй собрать, не поранив руки. Гарри сам сирота, но его родители умерли, когда Гарри был совсем младенцем, а слов утешения от Дурслей он не слышал никогда. Когда погиб Сириус, друзья не смели заговаривать об этом с ним, время было другое. Гибли многие. Фред... что он сказал тогда Уизли? Когда погиб Сириус, Молли обняла его. Тепло и по-матерински. Когда погиб Фред, никто ничего не говорил.
«Слова - это просто ненужные звуки», - решил Гарри, заходя в столовую. Увидев, как Малфой встал, ожидая новостей, Гарри немного замешкался и вдруг кинулся к нему, заключая его в объятия, стараясь вложить в эти объятия все тепло своих чувств. Гарри почувствовал, как спина Малфоя напряглась под его руками, но уже через мгновения руки Драко легли на его плечи, блондин уткнулся головой в его шею и заплакал.
Заплакал, как маленький ребенок, надрывно, всхлипывая в голос, плечи его тряслись, и Гарри чувствовал, как понемногу промокает от слез плотная ткань мантии. Малфой был беззащитен, слаб, как никто другой. Сила его характера заключалась в том, чтобы прятать свои слабые стороны, но, открыв их, он не выглядел сопливой девчонкой. Он оставался мужчиной, которого постигло горе, горе, способное сломать кого угодно.
Так, обнявшись, они стояли долго. Когда, наконец, Драко немного пришел в себя, он вдруг отпрянул от Гарри, будто обжегся. Лицо его было испуганным, глаза расширились. Он испугался этого внезапного порыва, демонстрации своих слез.
- Не нужно, - тихо сказал Гарри, взяв Драко за руку.
Узкая ладонь Малфоя была холодной, как лед. Гарри повел Драко за собой, в свою спальню. Когда дверь за ними закрылась, Гарри заметил, с каким ужасом смотрит Драко на его огромную кровать. Честно, он едва не рассмеялся. Так смотрит пьяная девственница на любовное ложе, боясь, что ею воспользуются. Но Гарри сдержал смех, понимая, что Малфой проломил бы ему голову за внезапный приступ веселья.
- Я буду спать в гостиной, - произнес Гарри, надеясь, что недопонимание исчезнет. - Вся моя комната в твоем распоряжении, - добавил Гарри, подходя к кровати.
Гарри вдруг некстати вспомнил про дневник, брошенный на кровать сегодня утром. Он сделал вид, что поправляет простынь, незаметно поднял дневник и убрал руку с книжонкой за спину.
- Спокойной ночи, Драко, - поспешно, но довольно мягко произнес Гарри, выскальзывая за дверь.
Это было неправильным так быстро оставлять Драко одного... Или лучше оставить? Кто же разберет, как лучше поступить.
Гарри почти пробежал в гостиную, кинул дневник на диван и, на всякий случай, решил вернуться в спальню. Он немного потоптался перед дверью, потом вежливо постучал - тихо, ненавязчиво. Когда дверь открылась, Гарри скороговоркой выпалил:
- Малфой, если тебе нужно поговорить или выговориться или еще что...
Драко покачал головой:
- Ты все уже сделал. Спасибо.
Дверь закрылась, а Гарри, растерянный, направился в гостиную. Раздеваясь, он думал о том, что имел в виду Малфой.
«Ты все уже сделал».
Что он имел в виду? То, что он, не сдержав слова, посадил Нарциссу в Азкабан? Гарри настойчиво гнал от себя выражение «поспособствовал ее смерти». Или Малфой имел в виду это объятие в гостиной? Гарри лег на узкий и неудобный диван. Совершенно примечательно, что единственное одеяло и удобная подушка остались в спальне. Гарри немного поерзал, устраиваясь поудобнее, взял в руки дневник. Направив на него палочку, произнес:
- Откройся мне, - но ничего не произошло. - Откройся мне, - настойчиво повторил он.
- Так ничего не выйдет, - произнес усталый голос из темноты коридора. В комнату вошел Малфой, укутанный в одеяло и с подушкой в руке. - Можно?
Драко кивком головы указал на диван, и Гарри подвинулся. Драко лег рядом, положив подушку под голову и свернувшись калачиком. Колени его выпирали за края дивана, и он накрыл их одеялом. Гарри для удобства повернулся на бок, положив руку себе на бедро. Малфой лежал настолько близко, что Гарри чувствовал, насколько холодна его спина, а у самого Гарри сводило легкие. Он с трудом делал вдохи-выдохи, думая, что если бы он перестал дышать в этот момент, то и не заметил бы.
- Малфой, - тихо позвал Гарри, - когда ты сказал, что я «уже все сделал», что ты имел в виду?
- Что ты позволил мне остаться. Возвращаться в пустой, по-настоящему пустой дом было бы для меня слишком. Я знаю, о чем ты подумал. Я имел в виду не это. Если бы я думал, что в ее смерти виноват ты, я бы не пришел.
- Но ведь ты же винил меня в... - Гарри запнулся, не зная, как помягче обозвать свой проступок.
- Так ты ведь и был виноват, Поттер. Разве это не было справедливо? Но в этой истории ты виноват меньше всех. Все было справедливо. Она, я думаю, считала бы так же. - Немного помолчав, ответил Малфой.
Гарри облегченно вздохнул, его дыхание обожгло шею Малфою, и тот неловко повел плечами.
Наступила тишина. Но Гарри чувствовал, что Малфой не спал. В свете луны, что падал из окна в комнату, вырисовывались очертания кресел, книжного шкафа. Таинственные черные тени легли в углах комнаты, словно притаившиеся детские страхи, но где-то в глубине дома тикали ходики, отчего на душе становилось спокойнее.
- И все равно, я тебя не понимаю, - буркнул Гарри.
- Если ты хочешь, я попробую тебе объяснить. Но не надеюсь, что даже после объяснения ты поймешь меня. Я не простил тебя. Просто мне все равно. Я один. Я и раньше был один, но когда ты знаешь, что где-то у тебя есть мать, пусть и больная, тебе кажется, что не все еще потеряно. А сейчас. Когда точно знаешь... - Малфой замолчал, и Гарри услышал, как тот проглатывает ком слез, - просто все теряет смысл. Я вернулся, чтобы жить, просто жить, радоваться каким-то житейским, бытовым мелочам. Хотел пойти учиться. А сейчас - какой смысл? Если жить, то для кого-то. А так, для себя - это чистой воды онанизм. Причем онанировать я буду на виду у общественности - моя жизнь и так вызывает у всех отвращение, а теперь, когда я Последний... Но мама сделала свой выбор. Сама. После смерти отца, как она сама призналась, она уже была не в себе, а отец капал на ее мозг, подталкивая... но ведь у нее был я.... Я заслужил это все за трусость.
Малфой вдруг замолчал, запнувшись, сделал глоток воздуха. Гарри почувствовал, что он просто из последних сил старается сдержать слезы. Гарри набрался смелости и обнял Малфоя, прижимая его к себе. Несмотря на то, что Малфой давно уже грелся под одеялом, он был холоден, как лед. Гарри постарался представить, как Малфой беседует с тенью своей матери, как бьет кулаком по раме, и золото рамы обдирает ребро его ладони, как обвиняет мать в том, что она наделала... Как он встретил эту новость? С криком ненависти, отчаяния? С ледяным спокойствием? Но ведь плакал же он. Но когда? Когда портрет матери просил у него прощения, или когда уже он, растерянный, не понимающий, что ему теперь делать, появился на пороге дома Гарри?
"Я ведь даже не предложил ему поесть", - вдруг подумал Гарри, - "Вряд ли его это сейчас волнует, но кто знает, как давно он ждет меня дома".
- Ты не один. Я с тобой, слышишь? - Гарри поцеловал белобрысую макушку Малфоя. Тот всхлипнул, но отвечать не стал. Они лежали молча, обнявшись. Вскоре дыхание Малфоя стало глубже, и он уснул.
Если бы Гарри потом сказал, что тело его было в эти моменты предельно вежливо и тактично, то он бы соврал. Но он из всех сил сдерживал свои мысли, направляя их в нужное русло. Прекрасно понимая, что если он сейчас сорвется, то сам себе этого не простит. Но Гарри, конечно, понимал, что Малфой чувствует к себе прикосновение его горячего тела и «чего-то» твердого в районе поясницы. От этого становилось стыдно, и Гарри старался не делать лишних движений.
«С телом не поспоришь», - думал Гарри, - «Ну и черт с тобой, тело. Терпи. Ты не можешь»
Малфой, несмотря на свой рост и атлетичное, немного сухое, телосложение в момент разговора выглядел беззащитным. И переступить через его доверие значило бы вконец его добить. Кроме того, Гарри понимал, что перед ним настоящий Малфой, без защитных заборов, загораживающих эмоции. Он позволял себя жалеть, позволял прогнать его одиночество. Он пришел за помощью. И если сейчас произойдет хоть какое-то непристойное движение, то Малфой вновь закроется в своем мирке, восстанавливая свою оборонительную крепость - и никто уже не сможет ему помочь.
Гарри не простили, но хотя бы поняли и приняли его поступок - дальше будет легче. «Почему я так нуждаюсь в нем? Бросаюсь в его глаза, как в грязное болото: и тянет, тянет на самое дно...»
Но вот же он - Малфой, лежит, прижавшись холодной спиной к животу Гарри, и плевать, что он его не простил. Рядом ведь! Если бы не простил, не пришел бы...
«Будь честен с самим собой: смерть Нарциссы тебя нисколько не трогает, ведь так? Драко жаль, жаль до физической боли в сердце. Хочется его понять, разобраться в нем, помочь ему справиться со всем, что тяжким грузом легло на его плечи. Хочется обнять его, хочется, чтобы он чувствовал поддержку, чтобы чувствовал себя рядом со мной комфортно, чтобы больше никогда не прятал от меня свои страхи. Я мог бы ему помочь»
Сложный, сложный Малфой. Гарри в жизни не встречал человека с такой же неповторимой судьбой, как у Малфоя. Хотя, впрочем, один такой человек есть: Гарри Джеймс Поттер, сирота, немного похолодевший к друзьям, мир к которому так же неравнодушен, как и к Драко. Гарри и Драко - не серединные люди, они находятся на разных полюсах: Малфой на негативном минусе, а Гарри на абсолютно положительном плюсе. В общих чертах, в общих началах - они похожи в своих различиях. Они всегда были на разных сторонах, на разных берегах одной и той же реки. Один был слеп, чтобы увидеть, что в нем нуждаются, чтобы протянуть руку помощи, а другой, наоборот, видел все, но у него не было хваленой гриффиндорской смелости, чтобы сделать первые шаги к спасению самому. Что за штука - судьба! Мальчишки, которые готовы были поубивать друг друга, слишком разные люди, чтобы понимать друг друга, лежат в одной постели.
Притягиваются, сталкиваются, склеиваются - клещами не оттащишь.
«Это уж точно, не оттащишь», - ухмыльнулся Гарри, притягивая Драко ближе. Гарри прислушался: Драко дышал глубоко и шумно. Гарри не знал, что Драко впервые за шесть лет так легко и быстро заснул, и что этому причина - он сам.