«Грани» || Внешние отмели

Вивиан долго собиралась с мыслями, долго связывала слова воедино, дабы они были похожи на что-то благоразумное. Но, из этого выходила одна сплошная чушь, которую, если бы услышала сама Роутледж, то подумала, что человек сумасшедший. Солнце все ещё не взошло, но начинало выступать на ступенях дома. Рыжеволосая не могла знать, дома ли Рэйф? Спит?

Она стояла, как брошенная. Не у чужого порога — у своей личной границы. Серый фасад дома Кэмеронов был пропитан тенями уходящей ночи, и в этом мертвенном свете он казался ей больше не домом, а останками чего-то прежнего — того, что когда-то могло значить безопасность, крышу, близость. Теперь же здесь остались только фантомы.

Вивиан подняла глаза на тёмные окна — в каких-то отражался розовый отсвет рассвета, в других стояла плотная тьма. Она не видела ни одного силуэта. Ни малейшего движения. Ни сигаретного огонька, которым Рэйф обычно выдавал своё присутствие. Даже старый пёс, которого раньше держали Кэмероны, не лаял — дом будто вымер.

Она сжала кулаки, и ногти тут же впились в ладони. Холод пронзал куртку, но не так больно, как страх. Не тот, что «а вдруг он не примет», и не тот, что «а вдруг всё повторится». А страх самого себя — того, кто ты есть рядом с ним. Той, в кого она превращается. Того бездонного отражения в его взгляде, где она — не совсем она.

«Ты же сама говорила, что хочешь жить. А теперь вот стоишь тут. Где, по-твоему, жизнь?»

Но внутри что-то отвечало:

«Она — в тебе. В этом шаге, в том, что ты не побоялась. Не убежала. Не спряталась за чужое мнение, а стоишь здесь, перед самым трудным».

Она присела на ступеньку — не чтобы отдохнуть, а чтобы не рухнуть. Ладони дрожали, ноги ныли, словно она прошла несколько миль без остановки. Столько всего хотелось сказать, и ни одно из этих слов не звучало достаточно правдиво.

«Привет», — слишком жалко.

«Мне нужно с тобой поговорить», — банально.

«Я не знаю, что с нами», — поздно.

«Я тоже люблю тебя», — слишком.

Роутледж поднялась, нервно заправляя прядь рыжих волос за ухо. Казалось, что она двигается при помощи нечистых сил, словно сама того не хотела, но её тянуло к дверям, как магнитом. Машины Уорда не было, а это значило, что их уж точно нет дома, поэтому, первый стук раздался громче, чем девушка сама того ожидала.
Он разнесся по внутренностям дома, словно отозвался эхом внутри неё самой. Так гулко, что у Вивиан дрогнуло сердце — не от страха, что кто-то выйдет, а от страха, что никто не выйдет. Что ей придётся снова отступить. Снова не найти слов. Снова унести своё сердце, как мёртвый груз, обратно в сырой предрассвет.

Она сделала шаг назад, как будто собиралась уйти или хотя бы сделать вид, что может.

Но нога застыла на нижней ступени. Она слишком хорошо знала — если сейчас уйдёт, то не вернётся. У неё не хватит сил на второй раз. Это не история, в которой кто-то борется бесконечно. Это история, где каждая попытка становится последней, где каждая надежда — на грани самоубийства.

Второй стук прозвучал медленнее, тише, будто бы Вивиан молила о том, чтобы он вышел, чтобы услышал.
И снова — тишина.

Она прижала ладонь к двери, словно могла на ощупь угадать, кто там, за деревом. Спит он или сидит в углу, слышит ли её или глушит воспоминания таблетками, заливает в глотку глушитель для боли. Она не знала и именно в этом неведении пульсировала жизнь. Надежда, потому что если бы она знала точно — тогда всё. Тогда конец.

Вивиан прижалась лбом к косяку двери. Не плакала. Не рыдала. Слёзы уже были где-то далеко, на другой стадии боли, до которой ещё нужно было дожить.

— Я не знаю зачем мы все разрушаем, — прошептала она, цепляясь ногтями в дубовую поверхность, словно она была спасательным кругом. — Возможно этот урок, который нам нужно пройти, но вместе.

Воздух пах деревом, влажным от ночного дождя. Её голос звучал так, будто обращался не к человеку, а к самому дому. К тем стенам, где он жил. К тишине, которая его окружала. И, может, это было правильно. Может, именно с неё и нужно было начать.

Она замерла, прислушиваясь: ни шагов, ни скрипа пола, ни щелчка замка. Только тишина — плотная, вязкая, как смола. Та, в которой можно утонуть. Вивиан уже почти поверила, что это и есть её ответ. Признание, брошенное в бездну. Но в эту самую тишину вдруг, как капля крови на белой простыне, вкралось нечто другое — едва уловимое движение воздуха. Треск, словно под ногой кто-то наступил на щепку.

Вивиан отшатнулась от двери. Не испуганно, скорее инстинктивно — тело отреагировало раньше, чем разум успел сообразить. Она замерла, взгляд уперся в ручку и та дрогнула.

Один щелчок, потом второй. Медленно, будто с той стороны кто-то колебался. Словно точно так же, как она, он не был до конца уверен, что стоит это делать. Словно и его тоже трясло. Не от холода — от близости неизбежного.

Дверь приоткрылась — едва, щелью, шириной с ладонь. Тепло из дома ударило в лицо — не физическое, а то странное, болезненно узнаваемое ощущение, как если бы внутри всё ещё ждали. Или пытались не ждать, но не справились.

Он стоял в полутьме холла. Без футболки, в одних шортах, с мокрыми от сна волосами, растрепанными, как в те ночи, когда он ворочался, не находя покоя. Глаза блестели — неясно от чего. От недосыпа? От злости? От страха?

Он не сказал ни слова, только смотрел, а она стояла на пороге, с впившимися в ладони ногтями, с глазами, которые вот-вот наполнятся слезами, только от его вида, и тоже не могла сказать ничего. Ни «привет», ни «я скучала», ни «прости». Потому что между ними лежало столько всего, что любое слово было бы кощунством.

Рэйф открыл дверь чуть шире и от этого простого движения у неё закружилась голова. Он ничего не сказал, но это было приглашение. Девушка сделала шаг. Пол под ногами был теплым, словно хранил в себе его бессонные ночи. Он отступил на шаг, пропуская её, и закрыл за ней дверь. Без щелчка щеколды, осторожно, будто боялся, что резкий звук разрушит хрупкое равновесие между ними.

— Ты… — начал он, но осёкся. Гортанный, хриплый голос, будто давно не говорил или не знал, что можно говорить.

— Как и ты, не знаю зачем пришла, — наконец выдохнула рыжеволосая, оборачиваясь к нему и цепляясь глазами куда попадется, лишь бы не на него, лишь бы не выдать своего волнения. — Но, я знаю, что если бы не пришла, то все бы закончилось, именно там, в баре.

Он наклонил голову, медленно, будто пытаясь расслышать смысл её слов, который не до конца доходил сквозь гул собственных мыслей. Его плечи были напряжены, дыхание неравномерное. Рэйф выглядел так, словно проснулся не от стука, а от кошмара. Или, может, это она — и была его кошмаром.

— Может, и надо было, — сказал он наконец. — Тогда бы… ну, тогда бы всё стало легче.

Девушка подняла взгляд, ей было больно слышать это. Она переступила через себя, пришла в это чёртово кубло, а Рэйф говорит, что возможно так было бы лучше. Вивиан пыталась сдерживаться, пыталась посмотреть на это под призмой того, что ему тоже страшно, но не получалось — крик рвался наружу.

— Ты серьезно? — прошипела она, глядя ему прямо в глаза. Лучи солнца начинали проникать в холл, обрамляя лицо Кэмерона в нежные золотистые оттенки. — Я пришла сюда не для того, чтобы обвинять тебя. Я пытаюсь поверить тебе, без каких-либо осуждений. Я хочу забыть все, что со мной было, хочу думать, что тебя не было со мной в тот год, Кэмерон.

Это прозвучало как мантра, как защита, как последняя попытка сохранить себя — не поверить, что всё, что она чувствовала, всё, за что цеплялась в те бессознательные ночи и мутных днях, могло быть связано с ним.

Он ничего не ответил, не двинулся. Даже не моргнул и это молчание — оно было громче крика. Потому что в нём было всё: и боль, и понимание, и невозможность.

Вивиан выпрямила плечи, будто хотела казаться сильной. Но голос всё равно дрожал:
— Потому что если ты был… если ты и правда был, Рэйф… тогда я уже не знаю, что реально.

— Хорошо, Виви, — потирая переносицу пальцами, выдохнул Рэйф, будто бы это последнее, что у него осталось. — Я не убивал Джона Б., не убивал Питеркин и не накачивал тебя наркотиками, понимаешь?

— Понимаю, — ответила она, через несколько мгновений, когда утопила все сомнения в своей голове. — Я тебе верю, Рэйф. Я очень хочу верить, что это не ложь.

Кэмерон продолжал цепляться за её очертания, которые то и дело вызывали в нем чувство ломки, когда Вивиан находилась рядом. Он услышал лишь обрывки её фраз, но послушно кивал, поднимая взор на её бледное лицо, которое утратило свой природный блеск и румянец.

— Останешься? — внезапно спросил он, прослеживая каждую эмоцию, которая отражалась на её лице, каждый дёргающийся нерв, дабы уловить первоначальную реакцию.

Вивиан опустила глаза, казалось, вопрос, столь простой по форме, вспарывает ей грудную клетку изнутри. Остаться — значило не только войти в этот дом, войти в его пространство, но и впустить Рэйфа обратно в своё. В те обломки внутреннего мира, которые ещё хранили память о его прикосновениях, взглядах, о его разрушениях и спасениях, иногда неотличимых друг от друга.

Она посмотрела на него: плечи ссутулились, взгляд блуждал между её глазами и ковром, будто он ожидал приговора. Он не выглядел уверенным, как прежде. В его позе не было былой хищной грации, только растерянная покорность — и, может быть, слабая надежда. От этого ей стало не по себе. Потому что сейчас, впервые за долгое время, он не подавлял, не отравлял своим контролем — он просил. Почти молил. И впервые она чувствовала, что может сказать «нет» — но не хотела.

— Да, — просто сказала она.

Рэйф моргнул, как будто не был готов услышать согласие. Он хотел уточнить, переспросить — не ослышался ли? Но вместо этого медленно кивнул и, развернувшись, жестом пригласил её следовать за ним. Их шаги эхом отдавались в коридоре, наполненном холодной тишиной. Вивиан снова отмечала для себя, как много в этом доме пустого воздуха — и как мало тепла. Всё казалось чужим, от вычищенного до блеска пола до полупрозрачных штор, которые слегка дрожали от ветра. Но его спина впереди была знакомой. И она шла за ней, как за ниточкой, что вела обратно из лабиринта.

Комната Рэйфа находилась в конце длинного коридора, на втором этаже. Дверь открылась перед ней без церемоний, тот же приглушённый свет торшера, небрежно заправленная серым пледом кровать, и едва уловимый запах его парфюма, впитавшийся в воздух. Всё в этом помещении кричало о человеке, который здесь живёт — замкнутом, тревожном, беспокойном и настоящем.

Он остановился посреди комнаты и обернулся к ней, чуть нахмурившись.

— Ты дрожишь, — сказал он, делая шаг ближе. — Ты всегда дрожишь, когда нервничаешь.

— Ты это помнишь?

— Я помню всё, Виви, — девушка прикусила губу, вдруг ощутив, как всё внутри неё сжимается. От его слов, от его взгляда. Он приближался, но не навязывался. Он стоял достаточно близко, чтобы почувствовать тепло, и достаточно далеко, чтобы дать ей выбор.

— Я… — начала она, но замялась. Она не знала, как сказать то, что внутри неё уже стучало с такой силой, что было не скрыть. — Я не знаю, что будет дальше. Что мы делаем. Почему я здесь. Почему хочу, чтобы ты был рядом… после всего этого…

Он молчал, только его пальцы двигались — поднялись к её лицу, остановились в полушаге, как будто спрашивая разрешения. Вивиан закрыла глаза и тогда его ладонь коснулась её щеки, аккуратно поглаживая большим пальцем. Девушка ощущала холод металлического кольца, что охлаждал пылающую щеку.

— Потому что ты хочешь жить, — прошептал он, — а я хочу быть тем, кто будет рядом, пока ты это делаешь. Даже если мне придётся стоять на расстоянии или отпустить.

Она открыла глаза и впервые за долгое время увидела в нём не угрозу, не безумие, не разрушение — а человека, который потерялся. Который, возможно, уже давно хочет найти выход.

— Не отпускай, — сказала она тихо. В следующее мгновение всё стало замедленным. Их дыхание слилось в одно, взгляды — в полувздохе, и она шагнула навстречу, чтобы закрыть между ними остаток пустоты. Он прижал её к себе неуверенно, осторожно, как будто боялся, что она растает в его руках. А она позволила этому случиться, позволила себе не бояться. На этот короткий, хрупкий миг.

Рэйф поцеловал её в висок, едва касаясь. Потом — в щёку. Потом — чуть ниже. Её руки обвились вокруг его шеи, словно всегда были там. Она ощущала, как его сердце стучит быстро — и в унисон с её собственным.

Девушка чувствовала, как его сильные руки обхватили ее талию и притянули к себе. Его запах ударил в ноздри, и она закрыла глаза, еле сдерживая стон. Горячее дыхание Рэйфа обожгло ей шею, а через секунду девушка ощутила прикосновение его теплых губ. Его язык обжигал, проникал под кожу. Вивиан поняла, что задыхается, как будто из легких выкачали весь кислород. Ее тело изогнулась дугой, и она сильнее прижалась  к парню. Их губы снова соприкоснулись, жадно, растерянно, с внутренней дрожью, будто они оба шли по краю и, наконец, решились сделать шаг в пустоту.

Он смотрел на неё с такой незащищённой нежностью, как будто больше не мог позволить себе быть хищником, каким его знали все вокруг. Вивиан впервые увидела его таким: растерянным, почти уязвимым. И в этом — ни тени игры. Ни капли лжи. Только мальчик, слишком рано ставший волком, который не знал, как держать в руках то, что дорого.

— Скажи, если захочешь остановиться, — прошептал он, почти не касаясь её губ. Его голос был хриплым, будто сорванным изнутри.

Вивиан кивнула, пальцами поглаживая линию его ключицы. Её тело отзывалось на его присутствие быстрее, чем разум успевал осознать. Всё происходящее было почти невыносимо интимным — не столько из-за физической близости, сколько из-за того, как он на неё смотрел. Не с вожделением, а с каким-то мучительным удивлением: она здесь, она не ушла, она выбрала меня.

Он помог ей сесть на край кровати, опустился на колени перед ней. Вивиан провела ладонью по его щеке, большим пальцем задержавшись у уголка губ. Он прижался к её ладони, закрыв глаза, словно это прикосновение было для него целой жизнью. Их дыхание вновь стало общим — как будто они делили не воздух, а саму суть существования. Всё остальное исчезло.

Рэйф медленно расстегнул пуговицы её рубашки, не торопясь, как будто открывал не ткань, а что-то бесконечно хрупкое. Его руки дрожали. Она помогла ему, и ткань соскользнула с её плеч, оголив ключицы, бледную шею, изгиб грудной клетки. Он не смотрел жадно — смотрел, как будто запоминал. Как будто боялся, что это всё исчезнет.

— Ты красивая, — выдохнул он, и голос его будто сломался. Не как комплимент. Не как соблазн. Как правда.

Она прикоснулась к его волосам, мягко потянув за затылок. Он склонился к ней, коснулся губами груди — медленно, уважительно, почтительно, как человек, молящийся о прощении. Вивиан выгнулась, впуская в себя этот жест. Он не рвался вперёд. Он будто просил разрешения на каждое движение, на каждый поцелуй, а она позволяла. Потому что в этот момент он был не Рэйф Кэмерон, сын убийцы, наследник злобы, а просто — он. Такой, каким она, возможно, когда-то хотела его видеть.

Их тела сплелись. Не в страсти — в боли, в надежде, в тишине. Это было как возвращение из долгого мрака — туда, где можно дышать. Его руки гладили её кожу, проводили линии по её спине, по бёдрам, по животу, оставляя за собой тепло. Каждый выдох был шагом к новому доверию. Каждое движение — как молитва: не исчезни, не исчезай, останься.

Он двигался медленно, почти неуверенно, как будто боялся потревожить хрупкость момента, разрушить его даже дыханием. Пальцы Рэйфа дрожали, когда он скользил ими по изгибам её тела — не как мужчина, добивающийся близости, а как человек, прикасающийся к чуду, в которое не смеет поверить до конца.

Её кожа была холодной от тревоги, но под его прикосновениями теплела. Он не спешил, не требовал. Это было странно — почти нежно. Почти неправдоподобно нежно для того, кто носил на плечах всю жестокость Кэмеронов. Но сейчас он был иным. Он не толкал, не врывался, не ломал — только просил, только замирал в ожидании её ответа, её согласия, её дыхания навстречу.

Вивиан смотрела в его глаза и впервые за долгое время не чувствовала страха. Там не было безумия. Не было того резкого, дикого света, от которого у неё сжималось сердце. Там была боль. Настоящая, обнажённая, непокрытая под маской иронии, силы или опасности. Он смотрел на неё как на свет в конце длинного туннеля, в который он сам себя затолкал, и как будто не верил, что она — здесь.

***

— Я всё испортил, да? — прошептал он. Его голос был низкий, хриплый, будто прорывался сквозь глыбу внутренней вины. — Всё испоганил.

Вивиан провела пальцами по его щеке. Там, где когда-то был синяк, там, где кто-то однажды ударил его слишком сильно. Или, может, недостаточно.

— Не сейчас, — прошептала она. — Просто... будь.

Рэйф прижался к ней, уткнувшись лбом в её ключицу, и на несколько секунд застыл. Он дрожал, его плечи вздрагивали от чего-то, что могло быть либо сдержанным рыданием, либо напряжением, сдерживаемым на грани.

— Знаешь, — прошептал он, — я всегда думал, что если ты когда-нибудь снова дотронешься ко мне, я сломаюсь. Просто рассыплюсь, как стекло. Но ты… ты только смотришь — и я уже не знаю, кто я.

Вивиан хмыкнула, переворачиваясь на другую сторону так, что солнечные лучи пробивающиеся между занавесок, плясали на её спине, ярко очерчивая нанесённые на теле рисунки. Блики играли с её волосами, делая их действительно более яркими.

— Почему именно мотылек? — проводя пальцем по обнаженной лопатке, где красовались несколько мелких татуировок, тихо шептал Рэйф. Он чертил контур каждой, от чего по коже проходились мурашки.  Вивиан до сих пор не могла поверить, что это происходит в реальной жизни, она лежала не шевелясь, дабы не спугнуть такой момент.

— Он всегда казался мне... — Вивиан сделала вдох. Её голос звучал глухо, как будто под водой. — Хрупким. Лёгким. Но он ведь и ночью летает. Пока все спят.

Рэйф остановился, всё ещё касаясь её плеча. Его пальцы теперь лежали спокойно, будто он сам не хотел нарушать границу.

— Как ты, — пробормотал он, и в его голосе было нечто странное — не то нежность, не то тоска. — Всегда появляется тогда, когда меньше всего ожидаешь. И исчезает так же тихо.

Вивиан не ответила сразу. Только глаза её на мгновение прикрылись, и по губам скользнула слабая улыбка. Не та, которой улыбаются, чтобы понравиться, или чтобы что-то скрыть, а едва заметная, хрупкая — как её мотылёк.

Рэйф смотрел на неё, приподнявшись на локте. Его пальцы всё ещё лежали на её лопатке, но теперь он чувствовал, как в них дрожит импульс — остаться. Остаться рядом, задержаться здесь, в этой тишине и тепле, где её дыхание — единственный звук, за которым хочется идти.

— Ты ведь знаешь, что я не умею быть таким, — сказал он почти извиняясь, словно чувствовал, как зыбко началось это утро. — Мне... Я никогда не держал ничего хрупкого в руках. Всегда только ломал.

Он не смотрел на неё, когда говорил это. Глаза его были прикованы к кончикам её волос, к изгибу спины, к той самой татуировке. И в каждом слове сквозила неуверенность, не привычная маска, не злость, не угроза — просто сомнение. Тихое и безоружное.

— Ты держишь меня сейчас, — ответила Вивиан, не открывая глаз. — И пока ещё ничего не сломалось.

Эта фраза будто осталась висеть в воздухе между ними. Не упрёк, не требование, просто факт, как утреннее солнце, как блики на простынях, как лёгкий запах её шампуня, впитавшийся в подушку.

Рэйф засмеялся. Низко, хрипло, с неуверенным выдохом, будто в первый раз за долгое время. Потом опустился рядом с ней, ткнулся лбом в её шею.

— Ты серьёзно? — спросил он, уже чуть тише, с оттенком детского недоверия. — Я думаю, у тебя вообще с инстинктом самосохранения беда. Влюбиться в меня — это как... прыгнуть с крыши, надеясь, что вдруг научишься летать.

— Я не прыгала, — спокойно возразила она. — Я падала. Давно. Просто ты оказался внизу.

Он прижался к ней ближе, уже не пытаясь ничего сказать. Она слышала, как замедлилось его дыхание, как пальцы нашли её руку и сжали, осторожно, будто проверяя, не исчезнет ли она, если к ней прикоснуться.

Некоторое время они лежали молча. Тишина была тёплой, почти плотной. Солнечные пятна двигались по простыням, пробегали по полу, карабкались по их телам. И Вивиан, впервые за долгое время, не чувствовала себя виноватой за то, что просто жива.

Рэйф отстранился, чтобы посмотреть на неё. Его глаза были ясными, как будто он сбросил что-то тяжёлое — маску, имя, фамилию. Он просто был — мальчик с разбитыми руками и усталыми глазами, который, быть может, впервые не хотел ничего разрушить.

— У тебя веснушки, — заметил он, щурясь от солнца. — Маленькие такие, как пыль.

— Спасибо за научное открытие, — хмыкнула Вивиан.

— А ещё ты хмуришься, даже когда улыбаешься, — добавил он, проводя пальцем по её брови. — Вот так.

Она скосила на него взгляд, в котором блеснуло что-то живое, и подняла бровь.

— Рэйф, ты анализируешь моё лицо или собираешься рисовать портрет?

Он сделал серьёзное выражение лица.
— Я собираюсь сделать научную статью. «Феномен Вивиан: как выжить, если ты солнечный ожог в человеческом теле».

— Тогда включи туда главу про то, как не сгореть, — фыркнула она, пряча улыбку в подушку.

Он не выдержал — пальцы Рэйфа метнулись к её бокам, и в следующее мгновение он уже щекотал её, с видом учёного, решившего приступить к практическому исследованию.

— Рэйф! — Вивиан зашлась смехом, отталкивая его, извиваясь под его руками. — Прекрати! Я тебя убью!

— Это во имя науки! — торжественно заявил он, наваливаясь на неё всем телом, пока она не захохотала так, что по щеке скатилась слеза. — Ты — редкий подвид! Надо зафиксировать!

Она пыталась отползти, но он ловко подныривал под её руки, щекотал снова — и снова, пока её хриплый смех не заглушил всё остальное. В этом смехе было столько настоящего, что он сам едва не потерял дыхание.

Наконец, оба вымотанные, они рухнули обратно в простыни, тяжело дыша. Вивиан вытерла щёку тыльной стороной ладони и посмотрела на него.

— Ты псих.

— Ты знала, на что шла, — буркнул он, уставившись в потолок. — Я честно предупреждал.

— Ты предупреждал, что сломаешь. Не говорил, что щекотка — твоё секретное оружие.

Он повернулся к ней и, немного сбивчиво, но серьёзно сказал:
— Я не знал, что у меня оно есть. Пока не оказался с тобой вот так. Просто… Я не думал, что могу быть рядом и не чувствовать, что срываюсь.

Она молчала, и тишина снова окутала комнату. Но это уже была другая тишина — не тяжёлая, не ледяная. Скорее, как одеяло: укрывающее, родное. Он осторожно сдвинул прядь с её лица.

— Мне иногда кажется, что ты не настоящая. Что я придумал тебя. Потому что ты... слишком. Слишком светлая. Слишком сильная. Ты должна была пройти мимо.

— Я пыталась, — тихо ответила она. — Поверь, я очень старалась.

Он посмотрел на неё и кивнул, словно понимая всё, что она не сказала. И тогда он снова потянулся к её татуировке на лопатке, снова провёл по ней пальцем — почти с благоговением.

— Ты всё-таки как мотылёк, Виви. И я, кажется, дурак, который смотрит на тебя слишком близко. И знаешь, что будет. Но всё равно не отводит глаз.

— Потому что хочешь быть сожжённым?

— Потому что впервые в жизни чувствую тепло, — сказал он, и в этот раз в его голосе не было ни маски, ни страха. Только искренность.

Она молча придвинулась ближе, вложив ладонь в его, как будто это было всё, что им обоим нужно — быть рядом, касаться, дышать одинаково. Не спасать друг друга. Не обещать вечность. Просто жить это утро вместе.

Так и лежали. И пока солнце медленно ползло по полу, а за окном вставал новый день, Рэйф Кэмерон впервые в жизни не думал, как сбежать. Он только держал её за руку — крепко, до онемения. Как будто боялся, что, если отпустит, всё исчезнет.

[очень благодарна вам за прочтения и отзывы! после некоторых просьб и осознавая свои возможности, я решилась на создание телеграмм канала, где буду делиться с вами спойлерами, примечаниями и многими другими приколами к своим работам! кому это будет интересно, то милости прошу 🫶🏻
ссылочка: https://t.me/wxstrfy

юз: wxstrfy (катя философствует)]