Resistentia

 С этого дня мы с Асланом были неразлучны. Дидье и остальные боялись даже смотреть в нашу сторону, а уж тем более озвучивать свои мысли по поводу нашего появления. Я перестала слышать за своей спиной шепотки других девочек, нарочито громко обсуждающих меня на моем же языке. Ведь я дружила с «бешеным».

Теперь в коридорах монастыря Сен-Мало гремело две фамилии – моя и Аслана. Я с удовольствием разделила с ним его, как он выразился, предназначение: не давать нашим нянечкам скучать. Мы продолжали устраивать неожиданные взрывы у двери мадам Робер, подкладывали насекомых в тарелки особо впечатлительных девочек и самой впечатлительной из них – мадам Жамаль - каждый раз наслаждаясь ее визгами. Конечно за наши проделки большую часть времени мы проводили в комнате для наказаний, но мы с Асланом всегда сходились на том, что это того стоило. К тому же, мы были вместе. Как-то услышав наш звонкий смех из-за закрытой двери, мадам Жамаль поняла, что наказание не приносит должного страдания, и с этого дня нас начали разводить по разным комнатам. Подходящей для раздумий над своим поведением была всего одна, потому Аслана запирали в каморке, где хранились швабры и другие средства, предназначенные для уборки. Она находилась в другом крыле, но его это не останавливало. Каждый раз ему удавалось выбраться.  По его словам, замок на его двери взломать было гораздо проще, чем тот, под которым сидела я, что, однако, не помешало ему нарушить мое одиночество в день нашего знакомства. Он приходил ко мне, и часы наказания мы все равно проводили вместе. Вся жизнь мадам Робер была расписана по часам, даже часть, отведенная под наши наказания, так что Аслан всегда успевал вернуться и изобразить искреннее смирение и покорность, когда она наконец открывала дверь, не подозревая, что та закрылась всего несколько мгновений назад.

Конечно же бывали дни, которые мы полностью проводили на свободе, но их можно было пересчитать по пальцам. В один из таких дней, необычайно теплых и солнечных, нас вывели на прогулку раньше обычного, чтобы успеть насладиться им до очередного каприза погоды. Ребята разбились на небольшие группки: кто-то играл в прятки, в основном, малыши, мальчишки гоняли мяч, а девочки наблюдали за ними и что-то шептали друг другу, прикрываясь ладошками. Я сидела чуть поодаль под большим старым кленом, чьи ветви уходили далеко к небесам, приметив его еще в свои первые дни здесь, и рисовала, сосредоточенно выводя каждую линию на слегка пожелтевшей бумаге. Полностью поглощенная этим занятием, я не заметила, как рядом со мной возник Аслан и плюхнулся на траву:

- Что это у тебя тут? – он ловко выхватил рисунок из моих рук, внимательно рассматривая. Я потянулась за ним, но тот отвел руку, держащую его, себе за спину.

- Отдай! Он еще не закончен!

Аслан продолжал рассматривать его, выставив вперед свободную руку и мешая мне завладеть им, а его лицо все больше вытягивалось от удивления. С трудом оторвавшись, он медленно перевел глаза на меня:

- Это...это что, я?

Наконец я смогла вырвать лист из его рук и сразу отвернулась, начав складывать свои инструменты, состоящие всего лишь из кусочка угля и больше, чем на половину, сточенного карандаша.

- Ну ты что, обиделась?

Не отрываясь от своего нового занятия, я ответила, стараясь придать строгости своему голосу:

- Я хотела показать тебе его после того, как закончу.

- Прости, Лале. Мне не стоило так делать.

Я мельком взглянула на него и прижала рисунок к груди, не позволяя ему заглянуть в него снова:

- Вот именно. Надеюсь, в следующий раз ты сначала спросишь разрешения.

Он поднял правую руку, принося мне торжественную клятву, на что я покачала головой и усмехнулась. На него просто невозможно было долго сердиться. Аслан осторожно продолжил, боясь вновь разозлить меня:

- Ты очень хорошо рисуешь. Правда. Почему ты не говорила, что так умеешь?

- Ты не спрашивал.

Он подсел ближе и легонько подтолкнул мне в бок, заулыбавшись:

- Хватит дуться, я же извинился. Хочешь я подбегу к Мартину и дам ему пинка? Или спущу штаны с Алена? О-о-о, или же...

Я рассмеялась, прогоняя последние капли досады от произошедшего. Он тоже засмеялся, радуясь, что так легко смог заслужить мое прощение.

- Не нужно, я не сержусь. Хотя я бы с радостью посмотрела на то, как Мартин дает тебе пинка в ответ, - Аслан закатил глаза и лег на спину, прикрывшись ладонью от ярких лучей солнца, захвативших уютную тень нашего дерева, - Тебе правда понравилось?

- Спрашиваешь! Я никогда не видел таких красивых рисунков, - я смерила его неверящим взглядом, и от тут же с чувством добавил, - Клянусь!

Я невольно вспомнила картины в Лувре и галерее Уффици во Флоренции, где мы бывали с мамой, которым мои работы даже в подметки не годились, но промолчала.

- Твоя мама была художницей?

- Нет. Она пела. Это было так красиво, казалось, будто время останавливается, стоило ее голосу зазвучать. Она была довольно известной, но на пике своей карьеры ушла в тень - по ее словам, сама того захотев. А вот мой дедушка – художник. Он жил на Кубе и зарабатывал своими картинами себе на хлеб. Однажды увидев мой рисунок, сказал, что у меня большой потенциал, и пообещал научить парочке интересных техник.

- И как, научил?

- Не всему, чему бы мне хотелось, - в груди вновь начала разрастаться жгучая обида на него, бабушку и мою тетю за то, что они бросили меня совсем одну после того, как я потеряла маму, и очень в них нуждалась. В глазах вновь наметились слезы. Я сразу поспешила отвернуться, чтобы Аслан не успел их заметить, вытирая глаза рукавом. Никогда в жизни я столько не плакала. Сейчас же мне казалось, что я только этим и занимаюсь и очень стыдилась этого, ведь прошло уже восемь месяцев с того страшного дня, а я все никак не могла взять себя в руки. Боль не отступала, а, казалось, с каждым днем все росла, вытесняя все остальное. В попытке отвлечь Аслана от моей внезапной перемены настроения, я спросила:

- Почему ты не стал играть дальше? Они ведь еще не закончили.

Аслан посмотрел на ребят, продолжающих играть в футбол, и махнул рукой:

- Да с ними не интересно. Они по правилам играют.

Конечно же мой план не сработал, ведь он всегда подмечал каждую мелочь. Придвинувшись еще ближе, он взял меня за плечи и мягко развернул к себе, обнимая, затем осторожно опустил мою голову себе на плечо и начал укачивать точно ребенка:

- Все наладится, Лале, вот увидишь. Они еще локти кусать будут, когда ты выйдешь отсюда и станешь известной художницей, разбогатеешь и не включишь их в завещание.

Я попыталась рассмеяться, но настолько разомлела в его руках, что больше не могла сдерживать потоки слез, собравшихся во мне всего от одного упоминания родных. Я спрятала лицо у него на груди, голос тонул где-то в складках его футболки:

- Откуда ты знаешь?

- Просто знаю. Ты мне веришь? Веришь же?

Я усердно закивала, продолжая всхлипывать. Аслан заулыбался и наклонил голову, прижимался щекой к моей макушке, но в ту же секунду отпрянул, начав усердно тереть нос:

- Твои кудряшки попали мне в нос! Зачем тебе их так много?! – я рассмеялась, наблюдая за тем, как он продолжает свое странное занятие, а он недовольно покосился на меня, - Я серьезно! Ужасно чешется!

- Я все хочу спросить, - проговорила я, продолжая наблюдать за его действиями с лукавой улыбкой, - Почему именно Лале?

- А как тебя мама с отчимом сокращенно называли?

- Мама звала исключительно Шанталь, независимо от ее настроения и предстоящего разговора, ей очень нравилось, как звучит мое полное имя, Скотт иногда называл «Шанни», например, когда я в очередной раз жаловалась ему на упрямство мамы и ее несправедливость по отношению ко мне.

- Я пропустил, когда тебя привели сюда в твой первый день. Меня наказали, поэтому был лишен завтрака, обеда и прогулок, так что пришел сразу в общий зал. Ты сидела спиной к ко всем остальным, они то и дело бросали в твою сторону недовольные взгляды и о чем-то перешептывались, но тебя, казалось, это совершенно не волновало. Твое внимание полностью занимали белые тюльпаны на подоконнике. Ты поставила на него локти, подперла подбородок рукой и любовалась ими, иногда касаясь цветочных головок, чему-то улыбалась. Казалось, ты разговариваешь с ними. Я застыл в дверях и молча наблюдал за вашим немым диалогом и почему-то тоже заулыбался. Подумал, что ты сама как эти белые тюльпаны. Изящная, хрупкая, трепетная. А еще, что у тебя, должно быть, очень красивая душа. И мне захотелось узнать тебя. Этот образ плотно засел у меня в голове, и вновь возник, когда я задумался над лучшим именем для тебя. Как ты наверно знаешь, рома – любители всего яркого и звучного, это касается и имен, которые они дают своим детям. Так же имя обязательно должно иметь глубокое значение, ведь оно будет защищать человека до конца его дней. Для мальчиков выбирают величественные имена, например, Богдан – данный Богом или Тагар – король; для девочек же те, что подчеркнут красоту. Дочь приятеля моего отца звали Лала, что в переводе означает «тюльпан», но оно тебе подходило не больше, чем Шанталь. Задумавшись, я вспомнил, что когда он был особенно преисполнен нежности к ней, использовал турецкий вариант этого имени – Лале. И это оказалось тем, что нужно.

- Оно и правда красивое, вот только я считаю, что Шанталь мне все же подходит больше. А что означает твое имя? Почему именно Аслан?

- Вообще-то при рождении меня назвали Арслан, но это имя мне никогда не нравилось, и я упрямо не откликался на него. Говорил всем, что меня зовут Аслан. В конце концов им пришлось смириться и называть меня так, как я того хотел, потому что я не слушался. Ну сама подумай, как я мог сделать то, что они поручили какому-то Арслану? Это было бы несправедливо по отношению к нему. Что касается значения...насколько я помню, «Аслан» переводится как «могучий лев».

Я расплылась в улыбке и кивнула. Что ж, теперь понятно, откуда в его голосе столько властности, а в движениях – животной грации.

- Да, Аслан звучит лучше. И оно тебе действительно подходит, - он благодарно склонил голову, потянулся всем телом и сладко зевнул, в очередной раз продемонстрировав свои кошачьи повадки.

Оставшееся время до конца прогулки мы провели сидя под деревом, придвинувшись как можно ближе к его стволу, чтобы спрятаться от набирающих силу солнечных лучей, и я рисовала Аслана с натуры. Было видно, что ему очень тяжело так долго сидеть на одном месте, однако он молчал и терпеливо ждал, когда я закончу корректировать черты его лица на своем наброске. В дверях появилась мадам Жамаль и позвонила в колокольчик – сигнал к началу занятию. Аслан тотчас подскочил на ноги, радуясь вновь обретенной возможности двигаться, подал мне руку, помогая подняться, и мы отправились на урок.

***

Занятия проводились на родном для большинства языке – французском. Остальным же, кому не повезло родиться в стране любви и высокой кухни, выдавались печатные материалы на английском языке, что было не очень-то удобно, но не волновало никого, кроме тех, кому приходилось по ним обучаться. По мнению наших воспитателей, мы должно были быть благодарны за то, что находимся здесь, и получаем образование на ряду с остальными, вместо того, чтобы бы сосланными в нашу родную страну. Этого я по-настоящему боялась, ведь в этом случае потеряла бы Аслана навсегда. К тому же, здесь я чувствовала себя безопасности, тот мужчина, который отнял у меня все, что было мне дорого, ни за что не догадается искать меня во Франции. Однако не так давно в качестве эксперимента социальная служба прислала нам учительницу из Америки, вопреки недовольству мадам Робер и остальных. По их мнению, это могло поспособствовать не только повышению успеваемости среди иностранных детей, находящихся под их опекой, но и более углубленному изучению второго языка французскими сиротами, что, несомненно, пригодится в будущем и скажется на общем показателе успешности выпускников подобных заведений. Все без исключения сомневались в эффективности подобного мероприятия, но к удивлению и разочарованию наших воспитателей и по совместительству учителей, мисс Миллер довольно быстро освоилась, а ее уроки посещали не только мы, те, кто не владел французским, но и все остальные. Она прекрасно говорила по-французски и умело совмещала то, чего не могли другие – преподавала на двух языках, не обделяя никого из присутствующих. По этой причине ее конечно невзлюбили, ведь для них она была чужой, впрочем, как и все мы, но спорить с теми, за чей счет они существовали, не решались. Мисс Миллер было на вид не больше тридцати лет, она умела расположить к себе и обращалась к каждому из нас на «вы», что повергало нас в ступор. В целом она была очень приятной и милой женщиной, которая, как мне казалось, по-настоящему сочувствовала каждому из нас. Ее специальностью была история, но позже она начала вести такие предметы, как математика, английский и литература. Религия по-прежнему оставалась за старожилами монастыря.

Мы сидели на очередном уроке мисс Миллер, посвященном французской революции, Аслан скучающе смотрел в окно, подперев подбородок рукой, разочарованный неудачными попытками привлечь мое внимание. Я же была полностью сосредоточена на словах учительницы, периодически конспектируя их. Я очень любила историю еще до того, как попала сюда, она была моим любимым предметом. Всегда с удовольствием бралась за доклады и рефераты, как-то раз даже принимала участие в конкурсе исследовательских работ для младших классов по нашему штату. Правда я заняла всего лишь пятое место, и очень из-за этого расстроилась, но Скотт, как и всегда, поднял мне настроение в тот день. Он пришел на мое выступление с огромным букетом, а когда я отвечала на вопросы по своему исследованию, постоянно поднимал большой палец вверх и ободряюще улыбался. Мама не смогла прийти, и я была невероятно счастлива, что он здесь. Когда огласили результаты, я, совершенно разбитая, спустилась со сцены, нырнув в его отеческие объятия. Помню, он шепнул мне тогда: «Ты была лучше всех. Что бы они ни говорили. Я тобой горжусь.»

Погрузившись в воспоминание о том счастливом дне, который не должен был быть таковым, я отвлеклась и совсем не следила за происходящим на доске, пока Аслан не коснулся моей руки, возвращая меня в настоящее, прошептав:

- Не спи. Тебя спросили.

Я подняла глаза, заметив, что все взгляды направлены на меня, включая мисс Миллер. Кто-то посмеивался или ухмылялся, другие смотрели с интересом в ожидании моего ответа.

- Шанталь, вы ответите на мой вопрос? – спросила мисс Миллер, слегка улыбнувшись.

- Я...вы не могли бы его повторить?

Смешки стали смелее и громче, девочки начали шептаться между собой, не сводя с меня глаз.

- Конечно. Какие культурные изменения повлекла за собой французская революция? Мари и Томас не смогли ответить на этот вопрос. Вы – моя последняя надежда.

Мари фыркнула, смерив меня неприязненным взглядом, и гордо вздернула нос:

- Вы о них не рассказывали. Только о социальных и политических.

- Верно. Вопрос не простой, нужно подумать. Однако если вы внимательно меня слушали, то ответ на него не должен вызвать затруднений, ведь все три этих аспекта тесно связаны между собой и следуют друг из друга.

Я задумалась, невольно посмотрев на Мари, и наши взгляды столкнулись. Она продолжала буравить меня глазами, предвкушая мой провал. Оторвавшись от нее, я перевела взгляд обратно на мисс Миллер, которая тоже с нетерпением ждала, что я скажу:

- После революции несколько тысяч французов эмигрировало в соседние страны, такие как Германия, Великобритания и Австрия, чтобы спасти свои жизни в связи с политической напряженностью. Также многие уехали в Америку, что способствовало распространению французской культуры по всей Европе и Новому Свету, в том числе и созданию законов, регулирующих эмиграцию.

Мисс Миллер широко улыбнулась и кивнула мне, явно довольная услышанным:

- Умница.

Я снова посмотрела на Мари и ухмыльнулась при виде ее побагровевшего от злости лица. Я не была уверена, поняла ли она мои слова, но реакции мисс Миллер на мой ответ было достаточно, чтобы понять заключенный в них смысл. Решив добить ее окончательно, я добавила, обращаясь уже непосредственно к ней:

- Кстати, если кто-то, - последнее слово я намеренно выделила интонацией, - не знает, то Новый Свет – это Америка. Ее так назвали европейские первооткрыватели в XV веке из-за того, что в то время им была знакома география только Старого света.

Мари стиснула зубы, продолжая испепелять меня взглядом, мисс Миллер же утвердительно кивнула. Мне показалось, что в ее глазах сверкнула гордость:

- Так и есть. Мне всегда приятно видеть искренний интерес к моему предмету. Вы молодец, Шанталь.

Я смутилась, благодарно улыбнувшись ее. Она вернула мне улыбку и продолжила рассказывать о культурных последствиях французской революции, раскрывая и дополняя сказанное мной, то и дело меняя язык повествования, как будто жонглировала ими.

- Откуда ты это знаешь? – зашептал мне на ухо Аслан, ошарашенный не меньше Мари.

- Я люблю историю. А французская революция была темой моей работы на конкурсе.

- Черт..., - он обхватил руками лицо, в ужасе таращась на меня, - Я что, дружу с ботаником?

- Ой, заткнись, - я толкнула его локтем в бок, но не смогла сдержать улыбки, - Лучше бы тоже послушал, вместо того, что бы мух на подоконнике считать.

- К твоему сведению, я занимаюсь исследованием прямо сейчас.

- Да ну? И какая у тебя тема?

- Влияние траектории полета мухи на развитие онейрологии.

- Это что еще такое?

Аслан изобразил искреннее удивление, для пущей убедительности приложив ладони к щекам.

- Лале, как ботаник вроде тебя может этого не знать?! Это наука о сне.

- Меня больше интересует, откуда это знаешь ты.

Он равнодушно пожал плечами:

- Я знаю куда больше тебя, просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя некомфортно рядом с великим умом вроде меня, - Аслан подмигнул мне и игриво поддел локтем. Я лишь закатила глаза в ответ:

- Не отвлекайся. Какая связь вообще может быть между мухой и оре...орейно...наукой о сне?

- А ты смотри внимательнее, - он жестом велел мне последовать за ним взглядом, и я хмуро вперила взгляд в сомлевшую муху, лениво нарезающую круги по кабинету. Через пару секунд я отмахнулась, намереваясь отвернуться, но Аслан схватил меня за руку, вынуждая продолжить наблюдение:

- Нет-нет, смотри! Вот сейчас!

Совершив еще один ленивый пируэт вокруг своей оси, муха приземлилась на руку Марка, дремлющего на парте. Она сделала пару шажков по его предплечью, затем, окончательно осмелев, опустилась прямо ему на нос. Марк звонко шлепнул себя по лицу, прогоняя ее, и тут же проснулся, растерянно озираясь по сторонам. Громкий звук, конечно, не остался незамеченным для остальных, полсотни глаз теперь были прикованы к нему. Каждый понимал, что произошло, однако никто не решался засмеяться первым.

- С добрым утром, Марк. Как приятно, что ты решил нас посетить, - сказала мисс Миллер, улыбнувшись. В ее взгляде не было раздражения или досады, казалось, она просто решила его подразнить. Ее слова стали последней каплей в чаше терпения и невозмутимости остальных, потому как только они прозвучали, класс взорвался таким хохотом, что бедная муха, главная виновница происходящего, испуганно заметалась по комнате и, пару раз ударившись об оконное стекло, все-таки смогла вылететь навстречу теплому бретаньскому ветру.

Не переставая смеяться, я посмотрела на Аслана:

- Это лучшая исследовательская работа, какую мне доводилось видеть!

Он приложил руку к сердцу и низко поклонился:

- Я тоже так считаю. И у меня уже есть новая тема! Благодаря нашему подопытному конечно. Только послушай, - он выдержал неуместную драматичную паузу, затем наконец сказал, - Десять шагов к успеху: как перестать бить себя.

- Это не звучит как тема исследования. Скорее заглавие книжки для лузеров.

- Тогда ты просто обязана будешь прочитать ее, - Аслан заложил руки за голову и удовлетворенно откинулся на спинку стула. Туше. Однако я не желала сдаваться так просто, схватилась за спинку его стула и потянула назад. Стул опасно накренился, влекомый земным притяжением, Аслан же пытался ему противостоять и замахал руками, стараясь удержать равновесие, но осознав, что законы физики ему неподвластны, резко подался вперед и схватился обеими руками за парту, возвращая свой стул в состояние покоя, - Ты что творишь, Лале? А если бы я упал и ударился головой?!

- То ничего бы не случилось, ведь она у тебя - пустая, - я показала ему язык, а он в ответ скорчил рожу. Остаток урока мы провели пихая и подкалывая друг друга. Мировое равновесие было восстановлено.

Наконец мисс Миллер посмотрела на экран своего смартфона и объявила об окончании занятия. Все сразу повскакивали со своих мест, и их как ветром сдуло. Аслана тоже снесло этим не уступающим в мощности Ла-Маншу потоком, и я даже потеряла его из виду на несколько мгновений. Когда же этот детский поток наконец благополучно растекся по прилегающим коридорам, наткнувшись на волнорез в лице мадам Жамаль, Аслан вернулся в класс, махнув мне рукой:

- Все чисто, можем идти.

Я усмехнулась и направилась к двери, как вдруг меня окликнула мисс Миллер:

- Шанталь, задержитесь ненадолго, пожалуйста, - она подарила мне очередную обезоруживающую улыбку, после которой невозможно было в чем-то ей отказать, ведь вместе с этим она источала нежность и тепло, в которое мисс Миллер буквально кутала того, кому предназначалась эта улыбка, словно в пуховое одеяло. Она перевела взгляд на Аслана и, судя по вдруг изменившемуся выражению его лица, он тоже получил точно такую же, - Я верну ее вам через пару минут.

- Как скажете, мисс Миллер, - все еще находясь под ее чарами, Аслан с трудом оторвался от ее лица и взглянул на меня, - Я подожду тебя в коридоре.

Он скрылся за дверью, а я подошла ближе к мисс Миллер, остановившись у ее стола, разделяющего нас. Мы обе молчали, словно изучая друг друга. Мой взгляд, настороженный и пытливый, против ее, прямого и открытого. Наконец она заговорила:

- Для начала хотела узнать, не будешь ли ты возражать, если во внеурочное время я буду обращаться к тебе на «ты»?

- Совсем нет. Так гораздо привычнее, чем когда вы обращаетесь к нам на «вы». Мы ведь просто дети.

- Конечно, но обращение на «ты» более неформальное, уместное для хороших знакомых или друзей. «Вы» же позволяет держать дистанцию, которая необходима, пока мы в классе.

- Мы по-прежнему в классе, - я позволила себе легкую улыбку, на которую она тут же ответила, - Но, как я уже сказала, я не против.

- Хорошо. Я только хотела сказать, что твои знания очень впечатляют, учитывая столь юный возраст. Увлекаешься историей?

- Да, немного. В школе...ну, то есть в «нормальной» школе, я часто брала дополнительные задания, делала доклады и презентации для уроков. Особенно мне нравилась история Франции.

- Правда? И мне тоже, - она улыбнулась и заправила за ухо непослушную прядь волос, - Я со школы обожала все французское: искусство, моду и, конечно, кухню. Начала учить французский и решила поступать в Париже, - мисс Миллер замолчала, должно быть, погрузившись в воспоминания о тех временах. Она смотрела как будто сквозь меня: смотрела, но не видела. Решив оставить ее с ними наедине, я сделала шаг к двери, но вдруг взгляд мисс Миллер снова приобрел осознанность, она коснулась моей руки, и я вздрогнула от неожиданности, отдернув ее, - Ты ведь тоже не отсюда?

- Нет.

- А откуда?

Я не понимала, к чему она ведет и зачем весь этот разговор, однако решила попробовать подыграть и выяснить, что ей нужно:

- Из разных мест. Мы часто переезжали, поэтому мне сложно ответить, ведь ни одно из этих мест не стало мне домом. Родилась в Нью-Йорке.

- Я тоже из Нью-Йорка, - она усмехнулась каким-то своим мыслям и покачала головой, - Забавно, правда? Мы знаем об истории Франции гораздо больше тех, кто здесь родился.

- Наверно, - я все больше напрягалась, теряясь в догадках. Мисс Миллер была первым человеком здесь, которая, как мне казалось, просто хотела узнать меня. Учитывая последние восемь месяцев моей жизни здесь, в течение которых разговоры со взрослыми происходили исключительно в требовательном или приказном тоне, подобное казалось мне безумием и вызывало еще большую враждебность, чем уже привычные крики и ругань.

Она замолчала, продолжая с любопытством разглядывать меня, словно видела впервые. Окончательно разозлившись от подобного ребячества, я резко спросила:

- Мисс Миллер, это все? Скоро начнется биология, и меня ждет Аслан.

- Да, что это я...прости, совсем тебя заговорила, - она виновато улыбнулась, и я почувствовала укол совести за свою грубость, которой она конечно не заслуживала, - Я просто хотела сказать, что если тебе понадобятся какие-либо дополнительные материалы, и не только по истории Франции, то ты всегда можешь обратиться ко мне. Я здесь каждый день до восьми вечера, иногда могу задержаться до девяти. И...если тебе просто захочется с кем-то поговорить, то мои двери...

Неожиданно к глазам подступили непрошенные слезы и, не дав ей договорить, я вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь. Из-за нее раздалось окончание фразы, которую я так грубо оборвала: для тебя всегда открыты. Я яростно терла глаза, пытаясь от них избавиться, мне не хотелось, чтобы Аслан узнал, что я снова плакала. Сделав несколько глубоких вздохов, я кое-как пришла в себя и пошла искать его. Аслан сидел в конце коридора на подоконнике, уставившись в окно и задумчиво качая ногой, но как только до него донесся звук моих шагов, сразу вскочил, а увидев меня - расплылся в улыбке:

- Ну что она сказала? Предложила тебе стать ее заместителем?

- Вообще-то она попросила меня кое-что тебе передать.

- Серьезно?! И что же?

- Подойди поближе, я шепну на ушко.

Аслан послушался и чуть наклонился вперед, чтобы его ухо было на уровне моих губ, весь обратившись в слух:

- Ну давай уже, говори.

Я тоже подалась вперед, нечаянно коснувшись губами нежной кожи, мое дыхание щекотало ему ухо, и я успела заметить, как он дернулся, отстраняясь, но затем придвинулся еще ближе. В его глазах плясали бесята. Одному господу известно, что в этот момент творилось в голове у этого мальчишки. Я шепнула:

- Она просила передать тебе это, - я дала ему щелбан и, смеясь, побежала по коридору.

- Ах ты! Ну ладно, я тебе сейчас покажу!

Аслан бросился за мной, тоже засмеявшись, наш топот и веселье эхом отражались от стен, разносясь по всему монастырю, которому, казалось, именно этого и не хватало многие годы. Заслышав их, мисс Миллер вышла из кабинета и проводила взглядом наши спины, улыбнувшись уголком рта.