9. Я помню про хлеб.
«Всегда».
Я просыпаюсь с этим словом в голове. Что-то вызвало его в моих снах, но оно стало постепенно ускользать как песок сквозь пальцы. И не осталось никаких подсказок, зачем это слово всплыло в памяти. Как же я устал от этой слепоты.
Я лежу в своей палате. Ремни вернули, потому что я покинул комнату без разрешения. Значит здесь я такой же пленник, каким был в Капитолии.
Когда в Китнисс выстрелили - я закричал, и крик мой был таким громким и пронзительным, что перебудил, наверное, половину госпиталя. Я против собственной воли выпрыгнул из своего укрытия и, протянув руки к экрану, упал на пол. Не знаю, что на меня нашло. Я хотел увидеть её, увидеть, что с ней стало. Но мне не дали: в ту же секунду навалились и охранники, и доктора. Доктор Роберт заорал на сторожей за то, что те покинули свой пост у двери в мою палату, где им положено было находиться. Стало так страшно. Меня вернули в палату. Я вырывался из рук, крича имя Китнисс. Потом зарядил одному из охранников по носу. Они связали мне руки за спиной, чтобы усмирить.
- Она мертва? - кричал я, но никто не ответил.
Сейчас я снова один. Лежу в кровати, чувствуя неприятную пульсирующую боль на щеке, куда прошлой ночью меня ударил охранник, и прокручиваю в голове миллион вопросов, уже отчаявшись когда-нибудь найти ответы. Она умерла? Хорошо ли это? Или печально? Разбито ли моё сердце? Потерял ли я что-нибудь? Поскорее бы пришёл доктор и дал мне дозу морфлинга. Сейчас он был бы очень кстати.
Дверь наконец открывается, но на пороге стоит совсем не доктор, а девушка с блестящей, недавно выбритой головой. Это Джоанна Мэйсон.
- Привет, Пит, - говорит она. - У тебя есть морфлинг? Мне не хватает.
Я удивлённо мотаю головой.
- У меня его нет. Доктор вводит лекарства через трубку. - Я указываю на иглу, торчащую из вены. - Морфлинг она приносит с собой.
- Паршиво, - Джоанна входит в палату и садится на край кровати. - Почему ты связан? Мне есть о чём беспокоиться?
- Прошлой ночью я вышел из палаты, - пожимаю плечами я. - Видимо, гулять мне здесь запрещено.
- Конечно, запрещено, - нетерпеливо бросает Джоанна. - Ты пытался убить Китнисс. Не хватало нам, чтобы по госпиталю сломя голову носился сумасшедший.
- Нигде я не носился, - огрызаюсь я. - И я не сумасшедший.
- Да ну? - смеётся Джоанна. - Ладно, тогда скажи, зачем ты пытался придушить Китнисс?
После недель терапии, потребления морфлинга и бесчисленных разговоров с Прим, Делли и доктором Маржей я уже не уверен, почему пытался убить Китнисс.
- Она опасна, - шёпотом произношу я, но уже знаю, что Джоанна мне не верит.
- Говорю же, - восклицает она. - Сумасшедший! Это не она опасна - это ты ненормальный.
- Как скажешь, - отзываюсь я. Какой же надоедливой может быть Джоанна. - Она жива?
- Ты про Китнисс? Конечно, жива. Прошлой ночью пулю получила во Втором, теперь в госпитале отлёживается. Костюм Цинны не оставил стрелявшему никакой надежды, так что всё с ней будет хорошо. - С этими словами Джоанна закатывает глаза, якобы все суетятся вокруг Китнисс почём зря.
Я вздыхаю и упираюсь взглядом в потолок. Китнисс ещё жива. Это и пугает до смерти, и радует одновременно.
- Доктор идёт. Мне пора! Увидимся. - Джоанна спрыгивает с кровати и выскальзывает из палаты. В следующую секунду в дверях появляется доктор Маржа.
- Это была Джоанна Мэйсон? - спрашивает она. Я киваю. - Что она хотела?
- Ничего, - отвечаю я. Несмотря на её надоедливую натуру, я не хочу рассказывать о ней. Доктору необязательно знать, что Джоанна приходила за лишней дозой морфлинга. Думаю, это негласный уговор соседей по камере - не доносить друг на друга.
Доктор проверяет показания тонометра.
- Всё хорошо, - говорит она. - Только вот я слышала от охранников, что ты вчера покинул свою палату, да ещё и оказывал сопротивление, когда тебя попытались вернуть. Это правда?
- Я не сопротивлялся.
- Что же произошло? - допытывается Маржа.
- В неё выстрелили. - Я прячу лицо в ладонях. - Не могу точно вспомнить, что случилось потом.
- Что ты испытываешь, зная, что Китнисс ранена?
- Мне страшно. - Я закрываю глаза, и доктор решает оставить эту тему.
Она внимательно смотрит на меня.
- Ты устал. Я дам тебе немного поспать. На сегодня никаких просмотров; ремни я отстегну.
Доктор Маржа покидает палату. Я решаю внести хоть какую-то ясность в свои мысли и чувства по отношению к Китнисс. Мне просто нужно перестать беспокоиться о ней.
Нет, не переродок. Но и не человек, о котором стоит переживать. Думаю, что такой подход хоть немного успокоит меня. Разорвёт цепь тревоги.
Вечером приходит Делли.
- Китнисс поправится, - говорит она.
- Мне плевать, Делли, - резко бросаю я. - Ей всё равно, что я умираю. Она даже слезинки не пустит, если меня не станет.
- Ей не всё равно, - говорит Делли.
Я лишь нетерпеливо отмахиваюсь.
- Знаешь, раньше ты по этому поводу не сильно мучился, - продолжает Делли. - Тебя не волновало, печётся она о тебе или нет. Это ты, несмотря ни на что, беспокоился за неё, - резковатым тоном произносит девушка.
- Зато теперь не беспокоюсь, ясно?! - кричу я. Делли отшатывается в сторону из-за моей внезапной вспышки гнева. - Она лгунья, Делли! Ей нельзя доверять! Она думает лишь о себе! Почему ты этого не видишь?
Делли поднимается со стула и направляется к выходу.
- Мы здесь, чтобы помочь тебе, Пит. Почему ты этого не видишь? - Она выходит, хлопнув дверью.
Той же ночью меня навещает Китнисс в белоснежном шёлковом подвенечном платье.
- Ты совсем не переживаешь за меня? - спрашивает она. - Тебе всё равно, если я умру?
Пуля попадает ей в живот - Китнисс истекает кровью. Насыщенная алая кровь просачивается через ткань и течёт сквозь пальцы, капая на пол. Заволакивая всё вокруг красным полотном.
Я просыпаюсь с криком. Оставшаяся на ночное дежурство медсестра спешит в палату и пытается меня успокоить. Китнисс до сих пор стоит передо мной, и я кричу на неё, в ярости размахивая руками:
- Убирайся! Оставь меня! То, что ты мне снишься, ничего не значит!
На следующий день медсестру переводят в другой отдел госпиталя. Мне же дают больше морфлинга; запястья опять привязывают ремнями.
Мне ставят записи Голодных Игр. Мы с Китнисс снова в пещере. Наши поцелуи - не самое приятное зрелище. Всё выглядит таким ненастоящим. Потому что так оно и было. Мыслями я возвращаюсь в тот день, когда Гейла высекли на площади. Китнисс была подавлена. Ясное дело, она любит его, а не меня. Она просто использовала меня и выбросила, когда я стал не нужен. Когда она поняла, что я больше не представляю никакой пользы, Китнисс отставила меня в сторону, как мешок с мусором. Нет, хуже, потому что даже с мусором обращаются лучше, чем со мной. Но теперь те страшные дни позади. И больше мне таких не надо.
- С тобой кое-кто хочет поговорить, - сообщает мне доктор Маржа несколько дней спустя.
- Кому же я понадобился?
- Пришёл твой ментор, Хеймитч Эбернети.
Хеймитч. Конечно же, он здесь, в Тринадцатом. Я на долгое время о нём и не вспоминал, но теперь он снова здесь, врывается в мою жизнь. Внутри вскипает злость.
- Он предал меня. Он обманул, - шиплю я.
- Верно, - просто отвечает доктор Маржа. - Думаю, будет лучше, если ты сам об этом ему скажешь. Иногда полезно пооткровенничать. Особенно, если твой собеседник этого заслуживает.
- Думаете, это хорошая идея?
- Посмотрим. Мы будем рядом. - Доктор Маржа указывает на тёмное стекло за её спиной. Я киваю. - Прекрасно. Я позову его.
Хеймитч сильно похудел. Его кожа приобрела болезненно-жёлтый оттенок. Выглядит он неважно. Может быть, Делли права. Может быть, раньше меня это волновало. Но не теперь. И уж точно не Хеймитч предмет моего волнения. Мне безразлично, как он выглядит или что чувствует. Да пусть хоть замертво упадёт - мне всё равно.
- Зачем пришёл? - холодно спрашиваю я.
- Хотел увидеть тебя, узнать, как дела, - говорит Хеймитч.
- Всё просто великолепно. Твоими стараниями, - отзываюсь я.
Хеймитч вздыхает и роняет взгляд на пол. Он переминается с ноги на ногу, потом говорит:
- Мне жаль, что так вышло.
- Тебе жаль? Мне, конечно, ох как поможет твоё сожаление. Теперь уж точно перестанут видеться кошмары, и яд из крови сам собой выветрится, - язвлю я. Хеймитч смотрит на меня с болью в глазах, но ничего не отвечает.
И тут меня прорывает.
- Чем ты только думал?! Почему скрывал от нас, почему ничего не сказал? Как ты посмел? Как посмел распоряжаться нашими жизнями? Так же как и раньше вы делали с Китнисс, ты всё от меня скрыл. Поверить не могу, - выплёвываю я. - Какой же ты подлец. Хеймитч, я презираю тебя.
- И правильно делаешь.
Оторопев, смотрю на него. Чего уж я не ожидал, так это что Хеймитч со мной согласиться. Я думал, что он разозлится...
Молча принимаюсь теребить край одеяла.
- Почему ты не сказал нам? - спрашиваю я через пару минут уже гораздо тише.
- Мы думали, что это слишком опасно, - отвечает Хеймитч. - Вы бы не справились.
- Потому что ты думаешь, что мы всё ещё дети?
- Вы и есть дети.
- Всё равно. Ты должен был предупредить нас. Ты должен был предупредить меня, - говорю я.
- Да знаю я, знаю.
Следует пауза, которая затягивается ещё на несколько минут.
- Выглядишь уже лучше, - подаёт голос Хеймитч. - А чувствуешь себя как?
- Я многого не понимаю. Ещё мне жутко надоело целыми днями торчать в этой палате. Я хочу чем-нибудь заняться. Чем угодно. - Я смотрю на него. - Ты можешь что-нибудь сделать? У тебя есть здесь хоть какое-то влияние?
- Могу попросить Плутарха. - Хеймитч колеблется, затем продолжает: - Нам скоро понадобится торт.
- Торт?
- Да. Свадебный торт для Финника и Энни. Они женятся. Было бы неплохо, если бы ты помог. Я узнаю, что можно сделать, идёт?
Доктора поначалу возражают: они не хотят выпускать меня из госпиталя. Видимо, мне нужен постоянный контроль. После того, как я учинил драку, когда Китнисс получила ранение, доктора боятся, что я сорвусь. Но Плутарху просто необходим свадебный торт, и он знает, как добиться своего. В конце концов, мне для работы выделяют место на кухне госпиталя. Все ингредиенты наилучшего качества были доставлены прямиком из Капитолия. Меня навещает Плутарх и интересуется сроками.
- Торт нужен до пятницы, - предупреждает он. - Два дня. Как думаешь, справишься?
Его слова звучат больше как приказ, чем просьба.
Я киваю и приступаю к работе. Приятно снова заняться любимым делом. Делом, в котором я достаточно хорош. Руки перестают дрожать, и я могу сосредоточиться на мелких деталях.
За всё это время охранники не отходят от меня ни на шаг. Дверь кухни на всякий случай заперта. Однако Делли ко мне пускают, и мы вместе трудимся над цветами глазури.
- Они из Четвёртого, Пит, - напоминает девушка. - Чем ты украсишь торт?
- Нарисую волны, наверное, - отвечаю я. - А ещё рыбу, парусники... и тюленей.
- Кого?
- Это животные такие. Я видел их, когда был в Четвёртом во время Тура победителей.
- Ты помнишь Тур победителей! - восклицает Делли.
- Смутно, - киваю я.
Её лицо озаряется счастливой улыбкой.
- Я так рада, что твои воспоминания возвращаются!
Главный повар госпиталя впечатлён моей работой. Он просит помочь ему с хлебом.
- Ты ведь сын пекаря? - спрашивает он. - Знаешь, я считаю, твоё ремесло достойным делом.
Мы печём румяный хлеб с орехами и изюмом, рецепт которого я знаю наизусть. Хоть что-то осталось. Запах свежевыпеченного хлеба тянет за собой ещё одно воспоминание.
- Что-то про хлеб... - вслух произношу я. Повар вопросительно смотрит на меня. Воспоминание проявляется.
Она умирала от голода. Я отдал ей буханки.
Все твердят, что она не переродок. Что она человек. Может быть, если бы я увидел её, то тоже в этом убедился бы? Может, я снова смогу увидеть умирающую, насквозь промокшую под дождём девочку на грязном дворе пекарни? Ту девочку, которая вцепилась в буханки как в спасательный круг. Должно быть, они действительно были для неё последней надеждой. Я дал ей хлеб и получил оплеуху от мамы. И я знал, что она меня ударит. Я знал, что придётся заплатить. Так почему же я так поступил?
Проходит какое-то время прежде, чем я нахожу ответ, но когда, до меня наконец доходит, я замираю словно громом поражённый.
Должно быть, я сильно её любил.
В день свадьбы, в то время как я всё ещё вожусь тортом, ко мне вновь приходит Хеймитч.
- Ты прекрасно поработал, - говорит он.
- Почти готово. Как дела у Финника и Энни?
- Души друг в друге не чают. Твои как?
- Я хочу увидеться с ней, Хеймитч, - отчеканиваю я.
Ментор застигнут врасплох. Но он тут же берёт себя в руки и усмехается.
- С Китнисс? Ты хочешь с ней увидеться?
- Да. Если, конечно, она сама захочет, - запинаясь, говорю я. - В смысле, я пытался убить её... Может, она и слушать не станет?
- Может, и не станет, - бормочет Хеймитч. - Может, я не люблю выпить? Или - предположим на секунду - может, и земля не круглая?
Я пропускаю мимо ушей его замечание.
- Так ты поговоришь с ней?
- Только если пообещаешь мне, что не будешь пытаться её придушить. И нужно посоветоваться с твоим доктором.
- Тогда не жди.
Доктор Маржа миллионный раз советует мне глубоко дышать.
- Если почувствуешь, что уже близко - просто дай нам знать, - наставляет она. - В случае чего мы введём транквилизатор, и ты моментально отключишься. Помни, Пит: она не переродок. Никакой агрессии. Даже не думай об этом.
Я раздражённо вздыхаю.
- Вы уже говорили об этом. Все талдычат одно и то же. Я всё понял! - До меня доходит, что я вспылил, поэтому прибавляю более тихим голосом: - Я спокоен. Я справлюсь.
- Хорошо, - отвечает доктор. - Ты многого достиг. Я горжусь тобой.
Она направляется к выходу.
- Мы прямо за стеной. Если что-то пойдёт не так - подай сигнал.
Я опять киваю, и доктор покидает палату.
Тревога растёт. Китнисс скоро будет здесь. Она уже ждёт в коридоре. Мне страшно. Я не знаю, чего ожидать. Могу ли я доверять ей? Могу ли я доверять себе? Но я хочу увидеть её. Хочу увидеть ту девочку, которой я когда-то отдал хлеб. Правда ли мне до сих пор есть до неё дело? Делли сказала, что раньше я о ней беспокоился. Мне нужно знать.
Дверь медленно открывается - Китнисс входит в палату. Первое, что я замечаю, - это беспокойство в её глазах; глазах, в которые я вглядываюсь пристальным взглядом. Такие серые-пресерые, как у девочки из Шлака. Я столько раз смотрел в них, хоть и не помню. Но эти глаза оставили неизгладимый отпечаток в моём сознании. Разве в них есть что-то неестественное? В их сиянии? Неужели она настоящая? Я окидываю Китнисс взглядом с ног до головы, пытаясь найти хоть какой-нибудь намёк на работу Сноу. Ничего. Передо мной стоит девчушка, по сути ничего не значащая.
Она скрещивает руки на груди и тихим голосом говорит:
- Привет.
- Привет, - осторожно отзываюсь я, по-прежнему не испытывая к ней доверия.
- Хеймитч сказал, ты хочешь поговорить со мной.
- Хотя бы посмотреть для начала, - произношу я и слышу, как мой голос надламывается от напряжения.
Я искоса гляжу на неё, немного наклонив голову в сторону, пытаясь разглядеть то, что кроется за обличием. В конце концов, прихожу к заключению, что передо мной стоит девушка и только. Всё очень просто.
Китнисс нервничает. Я вижу, как она бросает взгляд на одностороннее стекло. Там, за стеной доктора, скорее всего, исписывают ручки в своих блокнотах. Каждый из них ждёт, что я вот-вот сорвусь. Но у меня нет такого намерения. Вместо этого я обрываю молчание, вслух заявляя то, что на уме.
- А ты не такая уж высокая. И не особо красивая.
В её глазах нескрываемое изумление. Она не ожидала, что я скажу такое. Её голос звучит холодно, когда она произносит:
- Ну, раньше ты тоже выглядел получше.
С моих губ срывается смешок. «Вот тебе и доказательство, Делли. Ей плевать на меня».
- А уж какая деликатная! Сказать такое, после всего, что я пережил!
- Мы все много чего пережили. А деликатностью из нас двоих всегда отличался ты, - огрызается Китнисс. Секунду на её лице отражается и потрясение, и злость. В сердце закрадывается страх. Почему она так сказала? От неё холодом веет. Я не ожидал такого. Мысли вихрем крутятся в голове. Что она будет делать дальше? Убьёт меня?
Но когда Китнисс заговаривает снова, голос её звучит устало:
- Слушай, я неважно себя чувствую. Давай загляну к тебе завтра, идет?
Она поворачивается и идёт к двери. Но я всё ещё не получил ответ. Правда ли я видел её? Умирающую девочку на заднем дворе моего дома? Я должен знать.
- Китнисс, - мягко говорю я, - я помню про хлеб.
Она оборачивается и смотрит на меня.
- Тебе показали запись, где я рассказываю об этом?
- Нет. А есть такая запись? Странно, что капитолийцы ее не использовали.
- Мы сняли ее в тот день, когда тебя спасли, - поясняет Китнисс. - Что ты помнишь?
- Тебя, - голосом чуть громче шёпота произношу я. - Как ты копалась в наших мусорных баках под дождем. Как я нарочно подпалил хлеб. Мама меня ударила и сказала, чтоб я вынес хлеб свинье, но вместо этого я отдал его тебе.
- Да. Все так и было, - подтверждает она. - На следующий день, после школы, я хотела поблагодарить тебя. Но не знала как.
- После уроков на школьном дворе я пытался поймать твой взгляд. Но ты отвернулась. А потом... кажется, сорвала одуванчик. - Я замолкаю, не зная, что говорить дальше, но всё же произношу: - Должно быть, я очень тебя любил.
- Да. - Её голос срывается, и я понимаю, что Китнисс тяжело говорить. Скорее всего, сейчас она хочет быть где угодно, только не здесь. Но я ещё не закончил.
- А ты любила меня?
Китнисс даже не смеет взглянуть мне в глаза, когда отвечает:
- Весь Панем так говорит. Все это знают, потому Сноу и пытал тебя. Чтобы доставить боль мне.
- Это не ответ, - обрываю я. - Когда я смотрю записи, не знаю, что и думать. Тогда, на первых Играх, все выглядело так, будто ты хотела прикончить меня с помощью ос-убийц.
- Я хотела убить вас всех, - объясняет Китнисс. - Вы загнали меня на дерево.
- Потом эти поцелуи... С твоей стороны они смотрятся не очень-то искренними. Тебе нравилось целоваться со мной?
- Иногда, - говорит Китнисс и снова косится на стекло. - Ты знаешь, что за нами сейчас наблюдают?
- Знаю. - Для меня это не новость. К тому же, последняя вещь, которая меня сейчас интересует, - это пара чужих глаз. Мелочь по сравнению с тем, что мне необходимо знать правду. - А с Гейлом?
На миг её лицо искажает злость.
- Тоже неплохо, - фыркает Китнисс.
Неужели эту девушку я любил? В самом деле? Вероятно, у меня был ужасный вкус, иначе, что можно было в ней найти? В ней нет ничего прекрасного, это ясно как день.
- И нас это устраивало? Что ты целуешься с обоими? - спрашиваю я.
- Нет. Вас это не устраивало. Только я у вас и не спрашивалась.
Вот тебе и пожалуйста. Сколько ещё нужно доказательств? Каким же я был дураком, когда любил её, когда ждал от неё ответных чувств. Я издаю короткий смешок: хочу показать, что ей больше не удастся задеть меня.
- Ты, я смотрю, порядочная стерва!
Она с горечью смотрит на меня, но не отвечает. Вместо этого разворачивается и выходит из палаты.
Я знал, что я ей безразличен, и наш разговор тому доказательство. Она просто оставила меня здесь одного, и уже давно позабыла. Неужели я совсем ничего не значу? Неужели я так ничтожен? Не знаю почему, но я чувствую себя потерянным, даже брошенным и от того не менее разозлённым. Неужели я никому не нужен?
Из-за неё в голове вновь возникает куча вопросов. Из-за неё весь мир содрогается. Из-за неё я снова задумываюсь, удастся ли мне когда-нибудь обрести покой. И я ненавижу её за это.