Часть 7
Три дня пролетели, как один миг, момент, в который, как предполагалось, завеса тайны прошлого Аксель должна была приоткрыться, неумолимо приближался. За прошедшее время Росита вместе с Мирабель испытывали дар девочки, чтобы в нужный час всё прошло, как надо. Методом проб и ошибок удалось выяснить, что человек, которому нужно связаться с умершим, должен для начала сорвать цветок бархатца, что росли на полянке в комнате Роситы. Дело было в том, что в испаноговорящих странах верили, что оранжевые бархатцы привлекают души умерших, хотя в Энканто и исповедовали католичество, менять правила магии было неподвластно никому. Цветок нужно было подержать в руках и отдать девочке, а после происходило волшебство. Дочь Долорес была вторым человеком в семье Мадригаль, после Бруно, которому для использования своего дара был нужен своеобразный ритуал. Сидя на полу, спиной к алтарю Санта Муэрте, девочка брала в руки переданный ей цветок, закрывала глаза, делая глубокий вдох и выдох, затем снова открывала свои большие глаза, глазные яблоки которых начинали светиться ровным белым светом, после чего от тела ребенка вместе с этим светом отделялся бесформенный полупрозрачный силуэт, который медленно принимал очертания и, наконец, призрачный неосязаемый облик умершего, которому Росита позволяла на время посетить мир живых. По словам девочки, она чувствовала, как конкретная ушедшая из этого мира душа хочет пообщаться, и пропускала её через собственное тело, чтобы другие могли видеть и слышать умершего.
Только вечером третьего дня, когда всё было сделано, как надо, Росите и Мирабель удалось поговорить, разумеется, с покойной Альмой, первой хранительницей магии. В комнату девочки сбежалась вся семья, на какое-то время там даже пошел дождь из тучки над головой Пепы, ведь она, как и большинство, не смогла сдержать слёз. Альма не могла прикоснуться к родным, как и они к ней, но все равно пожилая женщина была очень рада снова их увидеть, уже такими взрослыми, особенно правнучку. Она без устали повторяла, как она их любит и, что она спокойна за судьбу Энканто, попросила не горевать о ней. Также она познакомилась с Аксель, девушка поначалу не хотела врываться в личное пространство семьи, ведь Альме она была никем, но Мирабель её уговорила и рассказала бабушке о том, что произошло за последние две недели. Женщина была преисполнена гордостью за свою семью, ведь они оберегали не только жителей общины, но и человека, пришедшего из-за гор, который нуждался в помощи и поддержке. Целый час семья провела с духом Альмы, но в какой-то момент все же пришло время попрощаться, Мирабель и родители Роситы переживали, что такое долгое использование дара может как-то на ней сказаться. Женщина снова сказала родным, как сильно их любит, и пожелала Аксель удачи и счастья, она верила, что семья сумеет ей помочь. Цветок бархатца положили в глиняную чашу и подожгли пламенем спички, он вспыхнул и сгорел практически мгновенно, оставив после себя лишь маленькую горстку пепла, и в этот момент силуэт Альмы распался на множество крошечных белых огоньков, что медленно осели на пол и исчезли. Радость с привкусом тоски осталась в сердцах и на лицах членов семьи, которые уложили Роситу спать и разошлись по своим комнатам.
Ночь прошла для Аксель беспокойно, она долго не могла уснуть и несколько раз просыпалась. Девушку терзала необъяснимая тревога, с одной стороны, она могла узнать что-то о себе, чего искренне хотела, а с другой, в её прошлом могло таиться что-то, что могло бы её сильно расстроить, ведь неспроста её истинная природа иногда проявляла себя в виде проблем с доверием и какой-то отчужденности. Аксель хотела познать себя настоящую, и в то же время будто убегала от этого, боясь, что жизнь могла сделать её холодной и черствой, и, будучи совершенно новым, жизнерадостным и, по большей части, открытым к миру и людям, человеком, ей совсем не хотелось меняться, как ей казалось, к худшему, ведь от самого себя не убежишь.
Всё утро и большую часть дня девушка была отстраненной и рассеянной, всё едва ли не валилось у неё из рук. Чем ближе был вечер, тем меньше Аксель хотела есть из-за переживаний, что скручивали её живот, Джульета отпаивала её холодной водой с мякотью питайи и соком лайма и чаем с травами. Помимо страха, что девушка узнает о себе что-то ужасное, добавился страх того, что она вообще ничего не узнает, вдруг никто не захочет говорить, или тот, кто захочет, не будет знать о ней абсолютно ничего.
С неба уже слабо светил молодой месяц, городок, погруженный в сумерки, завершал ещё один день, прожитый в маленьком безопасном райском месте, жители зажигали небольшие фонари под крышами своих домов, непринужденно рассказывая своим друзьям и семьям, как прошел их день. Касита была непривычно тихой в этот вечер, черепица, плиты на полу, и даже лестница, всё замерло, не решаясь шелохнуться, в воздухе висело волнение, которое так или иначе ощущал каждый член семьи Мадригаль.
Аксель стояла на галерее, опираясь поясницей на бирюзовые деревянные перила и скрестив руки на груди, и смотрела в пол, кусая нижнюю губу. Рядом, на тех же перилах, сидел Камило, перекручивая подушечками пальцев бахрому своего пончо. Парень был там, потому что ещё вчера вечером, после того, как вся семья пообщалась с Абуэлой, он решил перед сном поговорить с девушкой:
— Завтра вечером Росита попробует поговорить с кем-то, кто тебя знал. Ты как, готова?
— И да, и нет, — Аксель протерла пальцами глаза, рвано вдыхая через нос, — Мирабель сказала, что я боюсь неизвестности. Казалось бы, я так хочу что-нибудь о себе узнать, а когда этот момент вот-вот должен наступить, я боюсь узнать что-то ужасное, или не узнать вообще ничего, и даже не знаю, что хуже.
— Думаю, второй вариант хуже, — Камило прислонился плечом к стене, на которую девушка облокачивалась спиной, — Как по мне, хоть какая-то ясность лучше, чем полное неведение. Даже если в твоем прошлом и было что-то плохое, что с того? Это ведь не обязано влиять на тебя нынешнюю.
— Надеюсь, ты прав, — девушка вздохнула, повернув голову к собеседнику, — Знаешь, хотела тебя кое о чем спросить. Вернее, у меня один вопрос и одна просьба.
— Какие? — юноша невольно сделал маленький шаг ближе к Аксель, которая осмотрелась на предмет того, не слушает ли их кто-то.
— Почему ты рассказал мне о тех зеркалах?
— Ну, я.. — парень запустил руку в свои волосы, на секунду отводя взгляд, — Подумал, что могу довериться человеку, который меня понимает лучше, чем кто-либо другой.
Последние слова глубоко тронули Аксель, она перенесла вес тела на правое плечо, полностью повернувшись к юноше:
— Я тоже тебе доверяю. И поэтому я хотела попросить тебя, — опустив глаза, девушка заправила за ухо прядь волос, и снова посмотрела на Камило, — Завтра вечером.. Побудешь вместе со мной? Конечно, там и так будет Мирабель, но я бы хотела, чтобы и ты тоже был рядом, — Аксель слегка мялась, думая, что слишком много просит.
— Конечно, — парень ответил, не раздумывая, по правде говоря, он и сам собирался напроситься пойти с кузиной, но это уже не требовалось.
— Спасибо, — девушка улыбнулась уголком губ, — Тогда увидимся завтра, — неспешно обойдя Камило, Аксель направилась в комнату хранительницы и скрылась за зеленой дверью.
И теперь они вдвоем ждали Мирабель и Роситу. По сути, вместо него там мог бы быть кто угодно, Аксель могла попросить почти любого, к примеру, Антонио, или вовсе никого не просить, ведь они с хранительницей тоже были достаточно близки. Сказать, что просьба девушки тешила самолюбие Камило, не правильно, ведь он не был таким человеком, уже давно не был. Но он искренне был рад и даже, в какой-то степени, горд, что она позвала именно его, хоть особо этого и не показывал. Он думал, что Аксель видит в нем человека, на которого может положиться в трудный для неё момент, и, отчасти, так оно и было. Девушка действительно доверяла ему и Мирабель больше, чем кому-либо ещё, несмотря на то, что в первую неделю пребывания в Энканто с парнем она практически не взаимодействовала. Поначалу она была немного закрытой и пугливой, поэтому Камило не приставал к ней с разговорами или попытками развеселить её, это занятие он не разлюбил и с каждым годом совершенствовал. А потом он нашел её, в отчаянии, плачущую, напуганную и такую одинокую, и внутри него самого в тот момент что-то надломилось, едва заметная трещина появилась где-то глубоко внутри. Поначалу, он считал, что дело в жалости и сострадании, но чем больше времени они проводили вместе, тем отчетливее парень понимал, что дело уже не только в этом. Сидя там, на перилах, напротив двери племянницы, Камило периодически поднимал глаза и задерживал взгляд на Аксель, он знал, что она в тот момент была слишком глубоко в себе, и не заметит, как он на неё смотрит. Он видел, как ей сложно, хотя ничего страшного еще не успело случиться, и от этого ему было невероятно горько, ведь он не знал, как помочь человеку, к которому определенно испытывал чувства. После того дня в школе юноша всё обдумал, и признался самому себе: «Она мне нравится». Он не торопился называть это любовью, как максимум - влюблённостью. Камило знал её чуть меньше двух недель, это было для него странно, но этого времени оказалось достаточно, чтобы чувства, такие лёгкие и светлые, как подснежники, расцвели в его сердце.
Парень вздрогнул, коротко прокашлялся и перевел взгляд на Роситу, которая окликнула его, выглядывая из-за угла. Аксель тоже повернулась к девочке и улыбнулась уголком губ, когда та подошла к ней и обняла:
— Ты готова? Я готова! Это будет так здорово, ты наконец узнаешь что-то о себе, ты рада?
— Конечно, милая, — Аксель потрепала Роситу по мягким волнистым волосам, — Спасибо, что идешь на это для меня. Не знаю, что бы я без тебя делала.
Малышка расплылась в широкой улыбке, гордая собой, и обернулась, услышав шаги, это была Мирабель, которая освободилась от дел и, наконец, пришла. Девушка открыла дверь в комнату племянницы и вошла, кивком головы приглашая остальных за собой.
Свечи на стенах ровно горели, создавая в комнате атмосферу таинственности, маленькие огоньки отражались в кусочках разноцветного стекла, что висели под потолком. Девушка уже сидела напротив Роситы на мягком ковре, держа в ладонях цветок бархатца, что успела сорвать, справа от неё, скрестив ноги, сидел Камило, напротив него была Мирабель. Аксель держала руки на коленях, её плечи и грудь ровно вздымались от глубокого дыхания, все собравшиеся терпеливо ждали, когда она соберется с мыслями. Шумно вдохнув носом и сглотнув, девушка слегка сжала оранжевый цветок в руках, мысленно прося высшие силы, были ли они на свете, или нет, придать ей сил и помочь Росите почувствовать душу, которая прольет свет на прошлое Аксель, после чего привстала и наклонилась вперед, протягивая руку и передавая девочке цветок. Росита приняла бутон, устроилась поудобнее и закрыла глаза.
Первые несколько секунд было тихо, ничего не происходило, все затаили дыхание, смотря на ребенка, как вдруг она немного нахмурилась и произнесла:
— Я чувствую.. Какая-то очень беспокойная душа.. Мужчина, и он, кажется, был твоим близким родственником.. Это твой отец, — Росита распахнула глаза, которые мерцали белым светом, и от неё, вместе с ним, начали отделяться белые искорки и полосы, напоминающие тонкие ниточки дыма.
Аксель была шокирована тем, что услышала. Её отец был мертв, от этой мысли в груди непрятно защемило, пусть она его не помнила и, технически, не знала, но сам факт, что один из людей, которые привели её в этот мир, был мёртв, всё равно причинял боль. Свет приобрел размытые очертания силуэта, наконец, отделившись от тела Роситы, замер напротив девушки и начал медленно приобретать образ человека. Ниточки света изгибались, формируя тело, лицо и одежду, белый цвет сменялся на бледные призрачные оттенки. Наконец, бесплотный образ стал чётким: перед Аксель стоял невысокий крепко сложенный мужчина, на нём были темно-бордовые, почти черные, потертые брюки, кожаная туника с плотным нагрудником и широким поясом, запястья обхватывали узкие ремни, на ногах были высокие грубые кожаные сапоги, с плеч до пола струился плотный теплый плащ, воротник которого был обит шкурой неизвестного девушке зверя, из-под него было видно шею, покрытую татуировками в виде странных угловатых узоров. Черты лица были суровыми: под крупным носом черные усы, ровно стриженая черная борода с легкой сединой, слегка вьющиеся черные волосы с седыми прядями были зачесаны назад, спадая на плечи и спину, на светлой коже были заметны возрастные морщины, от слегка сощуренных светло-зеленых глаз необъяснимо веяло холодом. На широкой груди покоился большой круглый медальон с изображением оскаленной морды волка, висевший на плотной бордовой веревке, крепившейся к плащу, лоб мужчины окольцовывал широкий узорчатый обруч из потемневшего золота. Взгляд девушки метался по неосязаемому образу своего отца, она осознавала, что этот человек был откуда-то с севера, о существовании других стран она узнала от Антонио, одежда мужчины когда-то защищала его от холода далеких земель, откуда она и сама была родом. Вдруг, Аксель встретилась взглядом с мужчиной, его брови сдвинулись к переносице, и девушка робко произнесла:
— Отец?.. — её голос слегка дрожал, в уголках глаз уже начали поблескивать слёзы, то ли от необъяснимого страха, который в нее вселял стоящий перед ней человек, то ли от грусти из-за мысли о том, что настолько близкий родной человек уже умер.
— Ты.. — наконец, мужчина подал голос, он был низкий, глубокий и громкий, хотя первое слово он произнес довольно тихо, — Дочь моя.. — внезапно, отец девушки широко открыл практически налившиеся кровью глаза, его ноздри расширились от глубокого шумного вдоха, лицо исказилось в ужасной гримасе ярости, — Маленькая дрянь! — глаза Аксель расширились от ужаса, когда её отец крикнул на неё, его лицо напугало её до смерти, она буквально впервые видела, чтобы кто-то смотрел на неё с такой ненавистью и агрессией, — Проклятие моего рода! — вдруг мужчина откинул плащ назад, открывая взгляду присутствующих болтающиеся на поясе ножны, в которых был огромный меч.
Отец Аксель сжал ладонь на рукояти меча и одним движением вытащил из ножен, занося его над головой и гневно сжимая зубы. Девушка вскрикнула и дернулась, падая назад, из глаз, полных ужаса, брызнули слёзы. Мирабель, увидев меч, сразу же притянула к себе Роситу, которая мертвой хваткой сжимала в руках оранжевый цветок, забыв о том, что души, вызванные девочкой, не могут физически никому навредить. Камило машинально, не думая ни секунды, закрыл Аксель своим телом, пряча её за свою спину:
— Не смей её трогать! — как только юноша оказался перед девушкой, она вцепилась трясущимися руками в его пончо, уже плача от страха.
— Тварь, я убью тебя! — мужчина резко опустил меч, вкладывая в это движение всю свою силу, сталь прошла сквозь Камило, не оставив и следа, и отец Аксель, распаляясь ещё больше, начал наносить удар за ударом, ведомый яростью, хоть они и были бесполезны, — Я знал: надо было убить тебя, когда ты только родилась, предательница своей семьи и своего народа! — мужчина кричал всё громче, в его голосе ощущалась всеобъемлющая ненависть к Аксель, которая совершенно не понимала, в чем была причина, продолжая рыдать, вскрикивать от каждого слова и отползать назад, к стене комнаты, — Мразь, если ты вернешься домой, тебя убьют, ты будешь страдать, как никто, ты испытаешь такую боль, какую и представить не можешь, никто не даст тебе умереть сразу, ты будешь молить о смерти! Тебя будут истязать огнем и мечом, с тебя сдерут кожу, а то, что от тебя останется, бросят в горах на съедение волкам! — девушка отпустила желтую ткань пончо Камило, забилась в угол между стеной и комодом, зажала ладонями уши, скукожившись на полу, и закричала.
Душераздирающий вопль страха, боли и отчаяния наполнил комнату, свечи на стенах резко вспыхнули, пламя стало ярче и больше, оно металось из стороны в сторону, едва не поджигая всё вокруг, дверь с грохотом распахнулась, на пороге были перепуганные родители Роситы, которая хваталась за блузку Мирабель, что была в не меньшем ужасе, чем все остальные.
— Мирабель, цветок! — Камило вывел хранительницу из оцепенения, она выхватила цветок из рук племянницы, бросила его в глиняную чащу, дрожащими руками зажгла спичку и бросила её вслед за бутоном, который вспыхнул ярким пламенем, которое через пару секунд погасло, оставив на дне чаши лишь пепел.
Отец Аксель снова занес меч, выпуская из груди крик, наполненный ненавистью, который был звучал как гром среди ясного неба, но не успел опустить оружие, его неосязаемое полупрозрачное тело снова приобрело белые, едва узнаваемые, очертания, и в ту же секунду распалось на сотни крошечных светящихся искорок, которые разлетелись во все стороны и потухли, исчезнув.
— Росита! — Долорес бросилась к дочери, как и Мариано, девочка плакала, протягивая ручки к родителям.
Плачущего ребенка перенесли на кровать, укутывая её в объятия, успокаивая и утешая, её очень напугал дух мужчины, что было неудивительно, она была маленькой и не сталкивалась с таким поведением людей в месте, где всё строилось на добре. Но кто был напуган еще больше, так это Аксель. Она всё еще сидела в углу, сжимаясь в комок и сдерживая крик, рвущийся наружу с новой силой, по щекам лились горячие слёзы, ладони всё еще давили на уши, причиняя боль, но девушка этого не замечала, оцепенев, и тряслась, как осиновый лист, смотря огромными от ужаса глазами куда-то в пустоту. Камило сидел на коленях напротив и даже боялся до неё дотронуться, хотя очень хотел. Он хотел помочь ей, заверить, что она в безопасности, её состояние было гораздо хуже, чем в тот вечер, когда он привел её в свою комнату, и это причиняло юноше боль. Мирабель, растирая вспотевшие ладони, присела рядом и потянулась к девушке, накрыв её кисти и осторожно разжав её пальцы, опуская её руки и ободряюще сжимая их, хотя сама хранительница едва сохраняла самообладание, внутри неё клокотало беспокойство.
— Аксель, тише.. Всё в порядке, никто не причинит тебе вреда, — девушка посмотрела на кузена, — Уведем её к тебе, хорошо?..
Камило и Мирабель взяли девушку под локти, медленно, без резких движений, поднимая её на ноги. Аксель колотило от страха, но она смогла с чужой помощью дойти до двери и выйти в коридор. Некоторые члены семьи были на галерее, другие в холле, все волновались, не понимая, что произошло в комнате Роситы, и сбежались на крик, который не смогли поглотить даже хорошо звукоизолированные, благодаря магии, стены. Кузены завели Аксель в комнату юноши и усадили на кровать:
— Камило, побудь с ней, пожалуйста.. Я должна вернуться, Росита, Долорес.. Я им нужна, — парень лишь несколько раз кивнул, и хранительница унеслась обратно, закрывая за собой дверь.
Парень проводил Мирабель взглядом и тут же повернулся к Аксель, что сидела на постели, обнимая себя за плечи и поджимая ноги, она всё ещё плакала, беззвучно, но по её лицу было ясно, как сильно её травмировало всё, что она увидела и услышала. Камило присел на одно колено, снял с девушки туфли и помог ей полностью забраться на кровать, после чего сам скинул сандалии и сел к ней. Аксель поджала к груди колени, зажмурилась и сдавленно промычала, рыдания накатили с новой силой, у неё перед глазами хаотичными вспышками появлялся образ мужчины, который был её отцом и ненавидел её всем своим существом, желал ей мучительной смерти, его крик эхом отдавался в ушах, в голове девушки крутился лишь один вопрос: «Почему?».
Увидев, что девушка вот-вот заплачет сильнее прежнего, Камило не сдержался: он сгрёб её в объятия и крепко прижал к своей груди, стараясь не давить руками на тело Аксель слишком сильно, чтобы не делать ей больно, но это давалось ему с трудом, держа её в объятиях, он будто хотел забрать всю её боль себе, он бы действительно сделал это, если бы мог. Прижимаясь щекой ко лбу девушки, юноша чувствовал, как всё её тело дрожит от слез и ужаса, светлая кожа почти обжигала холодом, одной рукой он обнимал Аксель, сидевшую между его ног, за плечи, широкой ладонью свободной руки он обхватил её трясущиеся кисти и прижал к своим губам, дыша на них в попытке согреть. Девушка спрятала лицо в изгибе шеи Камило, утыкаясь в него, как слепой котенок, роняя слезы на воротник его белой рубашки, ей хотелось плакать в голос, хотелось кричать, внутри неё тоже всё тряслось и клокотало, сердце Аксель было разбито словами родного отца, боль тягучей темной субстанцией, разливалась внутри, обжигая и заставляя всё тело беспомощно сжиматься.
Ночь накрыла Энканто, небо, словно полотно, на котором рассыпали сахар, светилось сотнями звёзд. В доме семьи Мадригаль было темно и тихо, месяц едва освещал комнату Камило холодным светом, пробивающимся сквозь неплотно задернутые шторы. Юноша долго сидел, продолжая обнимать до смерти напуганную Аксель, он медленно покачивался взад-вперед, убаюкивая вымотанную пережитым ужасом девушку. Она перестала плакать довольно скоро, сил на это уже не было, казалось, что слёз в ней вовсе больше не осталось. Светлые руки поначалу сжимали мягкую ткань чужого пончо до побелевших костяшек, но вскоре и они обессилено опустились, дрожь прекратилась, дыхание стало ровным и глубоким. Аксель гнала прочь свежие болезненные воспоминания о встрече с духом отца, медленно моргая и цепляя указательным пальцем кудряшки юноши, которые под натяжением распрямлялись, а когда она их отпускала, снова возвращались в форму пружинки. Ужас медленно отступал, не до конца, но девушка снова чувствовала, что она в безопасности. Здравый смысл напоминал ей, что отец за ней не придет, и ничего ей не сделает, но чувство защищенности было вовсе не от этого, а от того, что в тот момент объятия Камило казались ей самым комфортным и безопасным местом в мире. От парня буквально пахло теплом и чем-то сладким, это мысленно возвращало девушку в прожитые моменты беззаботной радости. Где-то внутри Аксель копошилось чувство сожаления о том, что она решилась на разговор с умершим родственником, который довел её буквально до панической атаки, но ещё больше она жалела, что это пришлось увидеть маленькой Росите, которая явно была напугана не меньше, чем сама девушка, малышка этого не заслужила, и Аксель было ужасно жаль, что всё так обернулось. Чертовски вымотанная произошедшим, девушка зевнула, прикрыв рот рукой.
— Как ты себя чувствуешь? Хочешь спать? — Камило немного наклонил голову, смотря в заплаканное и утомленное лицо девушки.
— Я устала.. И голова начинает болеть, — шмыгнув носом, ответила девушка.
— Давай я схожу возьму что-нибудь с кухни, чтобы тебе стало лучше, — парень уже хотел опустить Аксель на постель, как вдруг она снова вцепилась в его одежду, хватаясь за него, как за спасительную соломинку, будто боялась, что если он отпустит её хоть на секунду, она окажется в опасности.
— Нет, пожалуйста, не уходи, не надо, останься, — шептала Аксель, поджимая ноги ближе к груди и смыкая его руки плотнее вокруг своих плеч, словно пытаясь «укутаться» в юношу посильнее.
— Хорошо, не волнуйся, я останусь, — Камило отчетливо видел, что девушка нуждалась в нём, в его заботе и тепле, от этих мыслей его сердце гулко билось в груди, и ему хотелось, чтобы её действия были обусловлены чем-то большим, чем страхом, но знал, что сейчас грузить её признанием в чувствах будет эгоистично, поэтому он осторожно уложил Аксель на подушки, устраиваясь рядом и накрывая их обоих тонким одеялом, — Иди ко мне.
Произнеся последние слова, Камило почувствовал, как к его щекам прилил жар, но он был уверен, что в темноте это укроется от взгляда девушки. Она придвинулась ближе, укладывая голову на руку юноши и снова утыкаясь лицом в его теплую шею, обвила рукой его широкую спину и, наконец, закрыла уставшие глаза. Парень свободной рукой обнял Аксель за талию и уложил подбородок на её макушку. Пока девушка засыпала, Камило четко осознал для себя, что эта чужестранка, свалившаяся на него, как снег на голову, и в самом деле значит для него гораздо больше, чем он думал еще несколько дней назад, и он сделает всё, что в его силах, чтобы оградить её от опасностей и защитить от боли, чтобы она больше никогда не испытывала таких мучений, и он вместе с ней. И он сделает всё возможное, чтобы пережитое на ней не отразилось, чтобы изгнать из неё боль, которую она не заслуживала и не должна была испытать. Он не мог пережить всё это за неё, но твердо решил, что переживёт вместе с ней.