Survive at any cost

Дазай идёт по тёмному, мрачному обшарпанному коридору, стены которого немного обгорели. Видимо, пожар не добрался до этого места во всей своей красе. На полу стоят многочисленные поломанные тумбочки, с открытыми пустыми ящиками и проржавевшие инвалидные кресла.

      Осаму надеется, что во время его отсутствия с Чуей ничего не случится и тому не станет хуже. В голове летают мрачные мысли по поводу того, что, если Дазай даже и не найдёт недостающую деталь, то Накахара просто-напросто не сможет нормально идти из-за своего состояния. Ему бы поесть и отдохнуть, но только вот в этой больнице не поспишь нормально без опаски за свою жизнь, да и буфеты, полные еды, не стоят на каждом шагу. Самому Осаму тоже хочется есть, но силы у него ещё достаточно, чтобы нормально передвигаться.

Одно Дазай знает точно: он не бросит гнить Накахару в стенах этой больницы. Он не хочет выбраться из этой лечебницы такой ценой. Осаму потащит Чую на своих плечах. Пускай он и не сможет его дотащить до конца, но не бросит.

Пускай они даже умрут вместе.

Двойной суицид.

Дазай так мечтал о нём, говорил часто об этом Чуе, когда они ещё жили вместе, мол найдёт красивую девушку и спрыгнет с ней с моста. Накахара злился, даже ревновал, пытался выбить дурь из головы Осаму… Но, если быть честным, то Дазаю нахер не сдалась никакая девушка, ведь у него был Чуя, но только он не хотел, чтобы рыжий умирал.

Видимо, нехотения тоже сбываются.

Да почаще, чем обычные желания.

В коридоре на пути Осаму начинают встречаться этакие места подношения со свечками, и на каждом из этих мест на обоях была написана надпись кровью: «Молю ради откровения». Странная фраза, видимо, очередные поехавшие пациенты нашли способ для поклонения Вальридеру.

В тот день, когда больные вырвались из-под контроля, Дазая тоже пытались втянуть в этот религиозный культ поклонения Вальридеру. Осаму даже был на одном их собрании. Жуткое зрелище… Больные потрошили докторов, а затем их кровью писали разные послания адресованные «священному духу». Дазай считал это даже в какой-то мере смешным (конечно, потрошения докторов не было таковым): поехавшие пациенты ищут спасение в какой-то непонятной летающей чёрной херне, которая убивает всех на своём пути. Возможно, своими поклонениями они пытались задобрить Вальридера, но после того, как прошло собрание, на котором присутствовал Осаму, его чуть было самого не раскромсал злой «дух». Ему тогда повезло, что он успел добраться до шлюза, другим же бедолагам пришлось принять «кару божью».

На одном из так называемых «алтарей» Дазай замечает что-то похожее на хлеб. Неужели эти пациенты что-то раздобылись съестное в этой больнице? Или же они сами попытались его испечь из оставшихся продуктов?

Осаму наклоняется берёт в руки кусочек хлеба и начинает нюхать. На запах свежий, разве только немного превратился в сухарик. Но и это сойдёт. Двоим не хватит, но Чуе нужнее. Дазай берёт кусочек хлеба с собой и продолжает идти по коридору, посматривая на «алтари». Ему снова везёт, на одном из них Осаму находит ещё хлеб. Видимо, он и вправду был рождён под счастливой звездой.

В конце коридора Дазая ожидает дверь и больной сидячий на коляске. Суицидник приглядывается к нему, понимает, что тот мёртвый, ведь на Осаму он совершенно никак не реагирует, и грудная клетка остаётся совершенно неподвижной.

Парень с опаской открывает дверь, мало ли, кто или что может ожидать за ней?

Дазай видит через камеру пациента с напильником, стоящего возле небольшого стола, на котором лежит та самая недостающая деталь.

Осаму медленно подходит к столу, не отводя взгляд от сумасшедшего. Вообще, его практически всегда принимали за своего, но были и буйные пациенты, которые гонялись за ним по коридорам лечебницы, желая его убить.

Дойдя до стола, Дазай осторожно протягивает руку и быстро хватает деталь. Больной никак не реагирует на это действие, только лишь смотрит пустым, ничего не означающим взглядом. Оно и к лучшему.

Осаму разворачивается, быстрым шагом выходит из комнаты, захлопывая за собой дверь на всякий случай. Вдруг пациент одумается и побежит за ним? Поэтому подстраховка не помешает. Но лучше бы этого не было, иначе будут проблемы с быстрым перемещением вместе с Чуей.

Дазай возвращается в комнату с Накахарой с довольно оптимистичными мыслями. У них теперь есть ключ от третьего этажа (наверное, но если не от него, то от какой-то двери) и два куска хлеба. Как-нибудь выживут.

Во всяком случае, Осаму на это надеялся.

— Чуя, я нашёл пропавшую деталь от замка, — произносит Дазай, садясь на колени рядом с Чуей. Вгляд Накахары не меняется, такой же безжизненный и замученный. — И еду, — на мгновение в глазах рыжего читается недоумение, — вот, держи, — суицидник протягивает два куска хлеба.

Накахара берёт еду немного дрожащей рукой, а затем подносит один кусок хлеба ко рту, откусывая. Жевать как-то непривычно, да и пить хочется. Чуя с трудом проглатывает, разжёванный хлеб с какой-то тупой болью проходит по пищеводу.

— Спасибо, — тихо благодарит Чуя. — А ты?

— Тебе нужнее, — говорит Осаму.

— Нет уж, на, — приказывает Накахара. Раз уж приказывает, то, значит, стало лучше. — Тут всё равно два.

— Ладно, я съем половину куска, — соглашается Осаму.

Кое-как съев хлеб, Дазай поднимается с пола и идёт к ящику, чтобы вставить недостающую деталь в замок. Она вставляется с небольшим трудом, но когда парень впихивает её, то раздаётся щелчок открытия, а после труп, лежащий в ящике, с глухим грохотом падает на пол вместе с ключом. Осаму тут же поднимает заветный предмет, возможно и не на волю, но в комнату, которая обязательно приблизит их с Чуей к выходу.

— Теперь у нас есть ключ, — произносит Осаму с долей радости в голосе, а затем подходит к Чуе. — Тебе лучше?

— Да, спасибо тебе, — тепло отвечает Накахара. — Только где ты нашёл в этой лечебнице еду?

— По дороге в комнату, в которой лежала деталь, было много «алтарей» для поклонения Вальридеру, на двух из них лежали кусочки хлеба. Не знаю, где эти пациенты только его нашли, но это не важно.

— Вальридеру поклоняются?

— Да, почти все пациенты. Они хотят задобрить его, чтобы он не убил их, а освободил от тяжелой ноши, полученной в результате экспериментов… — Дазай умолкает. Под тяжёлой ношей подразумевалось уродование тел больных.

***

— Значит, священник, так сказать, проповедник их странной веры, а тот безумный доктор, проводящий опыты над пациентами, был против него, — внезапно делает вывод Чуя. Потихоньку полученная информация за время, проведённое в стенах лечебницы складывается в единую картину.

— Выходит, что так, — подтверждает Осаму. — Раз уж ты можешь нормально размышлять, то тебе определённо лучше. Сможешь самостоятельно идти?

Чуя медленно пытается подняться, придерживаясь стены. Он несколько секунд стоит, облокотившись о стену, а затем делает неуверенный шаг. Голова не кружится, и перед глазами не плывёт.

— Могу.

— Точно? — переспрашивает Дазай.

— Да, — произносит Чуя.

Они не торопясь идут обратно в комнату с шахтой лифта и лестницами. Чуя слаб, ни к чему его нагружать лишними пробежками, решётчатая дверь всё равно никуда не денется.

Дазай достаёт ключ из кармана штанов и вставляет его в замочную скважину, поворачивает. Раздаётся щелчок оповещения об открытии двери, а затем решётка сама немного приоткрывается.

— Прошу, — показывает Осаму рукой на теперь уже открытый дверной проём.

— Как галантно с твоей стороны, — наигранно отвечает Чуя. Если есть силы шутить, значит, точно ему уже лучше.

Накахара проходит на лестницу наверх, а за ним заходит Осаму, закрывая за собой дверь с внутренней стороны.

— Мало ли, пациенты обнаружат пропажу еды и захотят найти вора, — говорит Дазай, вынимая ключ из замочной скважины.

— Да, ты прав, — соглашается Чуя. Он не верит в то, что за эти несколько часов он согласился с Осаму больше, чем за пять лет их совместной жизни.

На третьем этаже Чую и Дазая сразу же встречает очередной «алтарь», только больший в размерах. На нём стоят штук десять свечей, а по середине лежит фотоаппарат старой модели, таких уже не делают в наше время, да и тот был разбит.

На стене возле «алтаря» кровавая надпись: «Следуй за кровью». Напарники по несчастью сразу же опускают глаза на пол, на нём свежие следы, ведущие в очередной коридор. След настолько отчётливый, будто бы кровью, вместо краски, специально вычерчивали путь. Кто такими изощрениями занимается? Священник? Пациенты? Ни Чуя, ни Дазай не могут даже предположить.

— Кто-то специально для нас проложил маршрут, — подмечает Осаму.

— Только вот, кто?

— Понятия не имею.

Идти по следу?

Конечно, идти, потому что всё равно других выходов, как пойти в коридор, нет.

— Ну что, пошли, — говорит Осаму.

Чуя кивает головой.

Напарники по несчастью заходят в коридор, но не успевают они сделать и десяти шагов, как обнаруживают, что пол дальше провален, и единственный путь — пройти по карнизу, оставшимся от пола, и перепрыгнуть в соседнюю комнату.

— Умеешь прыгать? — задаёт вопрос Чуя. Ему-то не впервой совершать такие трюки, а вот Осаму… Приходилось ли ему заниматься такими «цирковыми» трюками.

— Ну, я попробую, — отвечает суицидник, — если не получится, то разобьюсь, — в шутку произносит парень. Конечно, он не собирался разбиваться. Вообще, в нём впервые за долгие годы проснулось сильное желание жить, ведь если они выберутся вместе с Чуей, то он непременно попробует наладить отношения с рыжим.

— Ага, только попробуй мне разбиться, я тебя на том свете достану.

Осаму широко улыбается. Шансы наладить отношения явно велики, что не может не радовать.

Первым прыгает Накахара, это ему удаётся куда лучше, чем в тюремном блоке, даже умудряется приземлиться на согнутые ноги, не вытягивая при этом для опоры руки. Как только Чуя встаёт и отходит, то прыгает Осаму, у суицидника это выходит не так мастерски, как у рыжего.

— Блять, больно, — шикает Осаму, смотря на свои ладони. — Сколько заноз, надо вытащить.

— Господи… — тянет Накахара, — ты даже прыгнуть не можешь. Показывай руки, я вытащу твои занозы.

Осаму с ехидной улыбкой вытягивает ладони внутренней стороной вверх, но улыбка сразу же пропадает, когда Чуя принимается за дело. Занозы вытаскиваются с небольшой болью, да и медленно. Если был пинцет, то дело пошло бы куда быстрее, да только вот пинцеты тут на каждом шагу не валяются. Приходится обходиться пальцами, на которых ногти короткие. Ещё неудобство прибавляет то, что комната еле-еле освещена, почти во мраке, а как-то умудряться держать камеру, придавливая её подбородком к груди, умудряясь при этом смотреть в объектив и вытаскивать деревяшки, очень тяжело.

— Всё, вроде, всё, — наконец, говорит Накахара. — Продезинфицировать бы, да только нечем. Надеюсь, что заражения не будет.

— Чуя, ты такой заботливый, — ласково произносит Осаму. — За это я тебя люблю.

Если бы здесь не было приглушённое освещение, то Дазай бы увидел полностью покрасневшего от смущения Чую.

— Не мог же я тебя оставить с занозами, подтягиваться к вентиляциям или ещё к чему-то было бы тебе неудобно, — пытается как-то сменить тему Чуя. Ладно признания в любви, когда он находился в подавленном состоянии и на грани, а сейчас, когда состояние Накахары улучшилось, и снова появилась надежда на спасение, он был как-то к этому не готов. Конечно, он любил Дазая, и когда был подавленным, и когда был в приподнятом настроении, но сейчас немного была не та ситуация для признаний. Сейчас нужно было найти священника или же выход. — Ладно, пошли.

— Чуя, а если мы выберемся отсюда, то мы будем снова встречаться? — внезапно задаёт вопрос Дазай. Вот за такие вопросы не в тему Чуя совершенно не любил его, ведь после них приходилось думать несколько минут, подбирать правильные слова, чтобы чётко выразить свои мысли.

— Давай когда выберемся, тогда и поговорим, — как можно холоднее отвечает Накахара.

— Ну Чуя, — тянет Осаму.

На счастье рыжего он замечает выбитые двойные двери.

— О, вот и выход! — восклицает Накахара.

— И вправду.

Чуя надеется, что Осаму не переключится снова на эту щепетильную тему, хотя бы несколько минут. А лучше пусть вообще забудет. Но Дазай не забудет, Чуя слишком хорошо его знает...

Проход вёл в очередной тёмный коридор, как только напарники по несчастью перешагнули за порог комнаты, перед ними пролетает чёрный призрак Вальридера. От неожиданности Чуя делает шаг назад, устремляясь в крепкие объятия Осаму.

— Так ты будешь со мной встречаться? — шепчет Дазай на ухо Накахаре. Чуя пытается вырваться из объятий, но они слишком крепкие. Суицидник не ел нормально несколько дней, а ещё умудряется так крепко держать.

В голове Накахары прокрадывается мысль о том, что долгое пребывание в стенах лечебницы пагубно сказалось на моральном состоянии Осаму, и у того просто-напросто поехала крыша. Хотя Дазай всегда был непредсказуемым, а атмосфера больницы лишь усугубила это.

— Дазай, блять, нам нужно идти, а ты задерживаешь, — недовольно произносит Чуя, в попытках выбраться.

— Пока не ответишь — не отпущу, — твёрдо говорит Осаму.

— Мне нужно всё обдумать, а сейчас не самое подходящее место, чтобы думать об этом.

— Ладно, хорошо, — объятия Дазая ослабляются, — но ты обязательно ответишь на этот вопрос.

— Да, отвечу, — теперь Чуя может спокойно отойти от Осаму на несколько шагов. — Что этому Вальридеру от нас нужно?

— Хм… — тянет суицидник. — Не знаю, даже врачи Меркофф не знали. Он, так сказать, эксперимент, вышедший из-под контроля. Я не удивлюсь, что именно он освободил всех остальных пациентов, а теперь почему-то убивает их.

В памяти Чуи прокрадывается момент, когда священник вколол в него снотворное. Видео с камер видеонаблюдения, на котором спецназовцев убило невидимое нечто. Возможно, это и был Вальридер, ведь его Накахара видел только через ночное видение.

— Этот дух убил спецназовцев, — поникшим голосом произносит Чуя.

— Здесь были спецназовцы? — удивлённо спрашивает Осаму. Накахара кивает. — Значит, моё сообщение по радиоволнам всё-таки дошло.

— Тут есть радио?

— Было, пока один из работников Меркоф его не сломал.

Напарники по несчастью не заметили, как за своими разговорами они дошли до приоткрытых двойных дверей.

Чуя с опаской открывает одну из них и сразу предстаёт в ужасе: в середине комнаты близнецы, идущие к двойным дверям.

В памяти сразу вспоминается момент в душевой, и то, как эти двое чуть было не окружили Чую и не убили его. От воспоминаний сразу же начинают болеть мышцы рук, которые были потянуты именно в ту встречу.

Накахара быстро закрывает дверь и начинает метаться из стороны в сторону, в поисках укромного места, где можно было спрятаться.

— Не мельтеши, — тихо произносит Осаму, хватая Чую за плечи, — я знаю, где спрятаться.

Дазай ведёт Накахару к тумбочке, стоящей в коридоре и тихо произносит:

— Садись.

Чуя непонимающе смотрит на Осаму, но садится на корточки, в это время двойные двери распахиваются и из них выходят двое близнецов в разные стороны.

Накахара боится, но старается не трястись от страха, хорошо, что Дазай держит его за руку. От нервов Чуя со всех сил сжимает ладонь суицидника, чувствуя как тот напрягся.

Неужели они смогут спрятаться от близнецов, сидя за какой-то тумбочкой. Вообще, Чуя не верит в это, ведь близнецы, по его мнению, были самыми разумными из всех встречавшихся пациентов в больнице: они хотя бы не ломают двери, а открывают их.

Когда один из близнецов начинает подходить к месту их укрытия, душа Накахары чуть ли не покидает его тело. Он уже готовится, что через несколько секунд по его шее проскользит острое лезвие мачете, и всё — не будет больше Чуи Накахары, знаменитого журналиста Йокагамы.

Близнец проходит на одном уровне рядом с укрытием напарников по несчастью, даже не поворачивая голову. Неужели не заметил? Хотя заметить кого-то в кромешной тьме невозможно.

Когда близнец отдаляется от места укрытия на пять метров, Дазай начинает толкать Чую в бок: мол якобы, поднимайся. Накахара боится, ведь совсем рядом противник, а где-то в другой стороне бродит ещё один близнец, но всё же медленно и беззвучно поднимается.

Осаму ведёт его к двойным дверям, из которых несколько минут назад вышли близнецы, держа при этом за руку. Накахара хотел бы спросить к чему это всё, но не решается: мало ли противники услышат.

Когда они заходят в помещение, а двойные двери плотно закрываются и подпираются лежащими так кстати досками, Чуя наконец-то задаёт вопрос:

— Почему ты был уверен, что близнецы не найдут нас в таком плохом укрытии?

— Ну… — тянет Осаму. — Когда я с ними встречался, мне удалось пройти мимо них вплотную, и они никак не отреагировали на меня.

— Значит, ты полагался на волю случая, да? — нервно разводит руками Чуя.

— Выходит, что да.

— Когда я встречался с ними, мне пришлось прыгнуть в окно и умудриться ухватиться за наружный подоконник. Из-за этого манёвра я потянул мышцы обоих рук, а ты просто-напросто положился на волю случая, — чуть ли не кричит Накахара. Он бы орал во всей голос, но сдерживало его то, что рядом бродили близнецы.

— Ну, я же везучий. И держа тебя за руку, я хотел тебя зарядить удачей.

— Ты неисправим.

— Ладно, Чуя, мы выбрались, а значит разговоры о том, что было, если бы нас поймали, бессмысленны.

— Когда-нибудь я всё-таки тебя убью.

— Я тоже тебя люблю, — ухмыляется Осаму. — Всё, пошли.

Чуя вдыхает полную грудь воздуха, а затем выдыхает в попытках успокоиться. Это всего лишь Дазай — тот ещё придурок и его бывший парень. Надо бы уже привыкнуть к его выходкам.

Из огромного помещения с кроватями был только один выход — дверь, из которой лился хоть и тусклый, но свет.

Напарники по несчастью уже на радостях, что наконец закончится кромешная тьма, ускорились. Каково было их разочарование, когда, выйдя из комнаты, они оказались в самом огромном помещении больницы (во всяком случае, больше они не видели), да только вот практически весь пол был в нём обрушен, и только местами торчали обветшалые доски, на которые ступать было страшно. С такого обзора было видно другое помещение внизу, в котором сидели несколько пациентов. К ним точно не надо спускаться, хотя если доски обвалятся, то хочешь не хочешь, а спустишься.

— Надо прыгать, — подмечает Осаму.

— А доски выдержат нас?

— Не прыгнем — не узнаем.

— Если провалимся, то прямиком к этим пациентам, — произносит Чуя, показывая рукой на сидящих внизу психов. Те посмотрели на них пугающими взглядами.

— Ну, тогда побежим со всех ног в поисках спасения, — оптимистично говорит Осаму. Иногда такая оптимистичность пугала Чую ещё больше, чем спокойствие. — Всё, прыгаем, ты первый, тебя-то доски по-любому выдержат.

— А если тебя нет?

— Ну, значит, моё везение покинуло меня, — спокойно произносит Дазай, подталкивая Чую. — Прыгай!

Накахара разбегается, а затем отталкивается от пола, устремляется ввысь, приземляется на доски, которые начинают противно скрипеть — выдержали. Теперь очередь Осаму.

— Ты отойди подальше, чтобы я тебя не задел.

Чуя делает несколько шагов вперёд в надежде, что Дазай сможет перепрыгнуть, ведь он не хотел, чтобы тот угодил в руки пациентам, тогда Накахаре придётся жертвовать собой и тоже спрыгивать.

Осаму разбегается и отталкивается. Мгновение, и он приземляется рядом с Чуей.

— Вот, видишь, удача на моей стороне, — гордо говорит Дазай, Накахара лишь вздыхает. Осаму ничто не исправит, даже такой стресс, испытанный в стенах лечебницы.

Дальнейший путь лежал по ветхому деревянному карнизу, остатку пола, у стены.

— Снова пойдём по очереди, — предлагает Дазай. — И ты снова первый.

— Почему я?

— Ну мало ли, если доски обрушатся под моим весом, тогда ты не сможешь уже пройти.

— Дазай, ты издеваешься? — задаёт вопрос Чуя. — Даже если доски обрушатся под тобой, после того, как пройду я, то я в любом случае спущусь за тобой.

— Чуя, — тянет Осаму, — это так мило с твоей стороны. Давай обнимемся?

— Давай ты уже пойдёшь, а то наши разборки — концерт для этих ненормальных.

После сказанных слов Накахарой, психи подняли недовольный шум. Неужели у них ещё осталась хоть маленькая частичка разума?

Осаму ступает на деревянный карниз, а затем медленно начинает переступать ногами. Доски скрипят при каждом движении, норовят вот-вот обвалиться под тяжестью тела. У Чуи при каждом шаге Дазая сердце замирает. Когда же путь пройден, то Накахара облегчённо выдыхает — теперь его черёд.

Рыжий ступает одной ногой на доску, ухватывается за несуществующие неровности стены, и начинает движение. Шаги даются достаточно легко и быстро, ведь Чуя не в первый раз проворачивает это. Если он выберется, то непременно нужно будет попробовать подработать в цирке, ведь как ещё можно объяснить то, что он настолько хорошо держит равновесие.

Когда остаётся несколько шагов до упорной поверхности, нога Чуи соскальзывает, а доска под ней предательски ломается. Сердце начинает бешено колотиться, а перед глазами пролетает вся жизнь. Если бы не Осаму, ухвативший Накахару за руку, то рыжий непременно упал.

— Аккуратнее, — говорит Дазай, когда Чуя оказывается на прочной поверхности.

— Спасибо, — запинаясь произносит Накахара. Он пытается отдышаться после испытанного им стресса. Волновался за Дазая, а сам чуть было не провалился.

— С тобой всё нормально? — взволнованно спрашивает Осаму. — Не ушибся?

Вообще, в этом месте не может быть ничего нормально, но по сравнению, как Накахара чувствовал себя морально раньше, то всё даже лучше, чем нормально. В голове прокрадывается мысль о том, что если бы он не встретил Дазая в стенах лечебницы, то не дошёл бы до этого места, ведь передвигаться по психушке полной психов на грани нервного срыва и помутнения сознания, да ещё и с отрубленными пальцами — невозможно. Хотя, если бы не Осаму, то Накахара навряд ли смог бы вообще сбежать от доктора.

— Нормально всё, — произносит Чуя.

Напарники проходят несколько метров по хлипким, скрипящим доскам, в надежде, что те не обвалятся, а затем заходят в тёмный дверной проём, оказываясь уже на твёрдом и надёжном полу.

В конце очередного коридора видно яркий свет, от которого при приближении Осаму и Чуи, у них начинают болеть глаза. И неудивительно, ведь за долгое время пребывания в лечебнице, они могли довольствоваться лишь тусклым освещением, а в большинстве случаев только беспроглядной темнотой.

В конце коридора, на освещённой его части, Чую и Осаму дожидался пациент с изуродованным лицом, стоя возле открытой решётчатой двери.

— Лишь один выход. Лишь один, — произносит ненормальный, вежливо показывая рукой на дверной проём.

Чуя, если честно, поражается такой доброжелательности, но всё равно проходит дальше, оказываясь в затемнённом коридоре. За время, проведённое в лечебнице, Накахара ещё ни разу не видел положительно настроенных пациентов. Неужели священник постарался и утихомирил их? Хотя, больше верилось в то, что Чую приняли тоже за пациента, ведь он ходит вместе с Осаму.

— Спасибо, — благодарит Дазай, проходя в дверной проём за Чуей.

Впереди их ждала преграда в виде стеллажей, между которыми рыжий пролез сто процентов, а вот Осаму… это был большой вопрос.

— Надеюсь, ты не разжирел, и сможешь пролезть между стеллажами, — говорит с насмешкой Накахара.

— Обижаешь, Чуя, я протиснусь быстрее, чем ты.

— Ну, посмотрим, — произносит рыжий, начиная пролазить.

Как и ожидалось преграда далась ему легко, и через несколько секунд Чуя стоял расслабленный, в другой части коридора. Да только вот, не успел Накахара вдохнуть полной грудью воздуха, как сзади послышался самодовольный голос Дазая:

— Вот, видишь, пролез, даже быстрее, чем ты.

— Не важно, кто быстрее.

Осаму издаёт похотливый смешок.

— О чём ты вообще думаешь, придурок? — недовольно спрашивает Чуя.

— Я… — Дазай не успевает договорить, как впереди, на другом конце коридора слышатся чьи-то тяжёлые шаги и лязг железных цепей.

Громила…

Чуя уже и забыл о его существовании.

Здоровяк разворачивается и замечает напарников по несчастью. Он, оскалившись, смотрит на них, а затем начинает бежать, только лишь слышится оглушительный лязг цепей.

Они в ловушке.

Осаму хватает Чую за руку, и вместе с ним забегает в первую попавшуюся открытую комнату, закрывая при этом за собой дверь. На их удачу в небольшом помещении была вентиляция.

— Полезай, быстрее, — командует Дазай.

— А ты?

— Я его задержу.

— Ты что, с катушек съехал? — нервно кричит Чуя.

— Нам двоим не успеть.

— Нужно хотя бы попытаться, — чуть ли не плача произносит Накахара. — Если ты полезешь вместе со мной, то я буду с тобой снова встречаться.

Осаму смеётся.

— Чуя, не надо таких жертв, — произносит Осаму.

— Кто бы ещё говорил о жерт… — Чуя не успевает договорить, как его затыкают поцелуем. Дазай целует его чувственно, но без похоти, как обычно это делает. Целует именно так, как это делают в последний раз.

Первый толчок в дверь.

Здоровяк уже добежал, а значит осталось совсем мало времени.

Осаму отстраняется, смотрит на еле сдерживающего слёзы Чую, а затем подхватывает его, подтягивая к входу вентиляции. Накахара пытается сопротивляться, он не хочет обрекать Дазая на верную смерть. Не хотел он свободы такой ценой.

— Чуя, соберись, — говорит суицидник, практически впихивая Чую в вентиляцию.

— Дазай… — тихо произносит рыжий. По щеке катится горячая слеза. Он не смог удержаться и заплакал. — Я люблю тебя.

После этих слов в комнату врывается здоровяк. Чуя судорожно начинает передвигаться по вентиляции, он не хочет смотреть на то, как будут убивать Дазая. Это выше его сил.

— Я тоже тебя люблю! — слышится крик Осаму.

Чуя аж вздрагивает. Слёзы ещё сильнее начинают литься из глаз, и всё впереди предательски размывается. Внутри нестерпимо больно и пусто.

Накахара часто шутил, что когда-то непременно убьёт Дазая за все его выходки. Дошутился. Хотя убил вовсе и не он.

Впереди видно свет. Чуя старается доползти до него как можно быстрее, он хочет оказаться подальше от той комнаты, где растерзал Осаму мерзкий здоровяк.

Накахара спрыгивает вниз, оказываясь по ту сторону, тех стеллажей, из которых его вытащил громила в начале пути.

Неужели он вернулся?

Неужели до выхода и вправду осталось совсем немного?

Чуя не хочет свободы, полученной такой огромной ценой.

3945слов.