Глава 5
Беатрис
Когда дверь за Массимо закрылась, мой фасад рухнул. Я прижалась к спинке кровати, будто к последней стене, которая могла удержать меня от падения в пустоту. Ужас пережитого накрыл внезапно и целиком. Ладони сжались в кулаки, ногти впились в кожу, и только эта боль казалась настоящей.
Я сжала плечи, чувствуя, как по коже ползет чужое прикосновение, которого уже нет. Его запах все еще стоял в носу, я хотела вырвать его вместе с легкими. Я жива. Но то, что случилось, останется со мной, даже если я никому не скажу.
Я чувствовала, как волна панической атаки накатывает на меня. Я старалась удержаться, но тело предало меня. Горло сжалось, дыхание стало рваным, будто лёгкие разорвали на куски. Сердце колотилось, словно хотело вырваться наружу. В ушах стоял звон, всё расплывалось, и я не могла ни вдохнуть, ни закричать.
Пальцы дрожали так сильно, что я вцепилась в простыню, но ткань не давала опоры. Паника сжимала грудь, выдавливала воздух, и я чувствовала — ещё немного, и я задохнусь.
И вдруг — прикосновение. Теплое, твёрдое, реальное. Чужая ладонь легла на моё запястье, вырвав меня из липкой темноты.
Я распахнула глаза.
Он стоял рядом, тихо, без лишних слов, и его большая ладонь обвилась вокруг моего запястья. Не жалостливо — спокойно, уверенно, будто проверяя, жива ли я и дышу ли нормально. Он опустился напротив меня на безопасном расстоянии.
— Слушай, — сказал он так, будто мы готовились обсудить план операции, а не мое дыхание. — Вдох через нос. Медленно. Задержи. Выдох через рот.
Я попыталась, но воздух все равно рвался, и мои глаза вновь начали бегать в разные стороны.
— Смотри на меня, — тихо, но твердо сказал он. - Не на пол, не в стену. На меня.
Я послушалась. Я встретилась с его тепло-карими глазами. Его взгляд был четким, цепким и в нем не было той мягкости и жалости, от которой мне хотелось бы отвернуться. Вместо этого — уверенность, что он знает, что делает.
— Давай еще раз. Вдох. Задержка. Выдох. — повторил Массимо. Он синхронизировал дыхание со мной, хотя выглядел так, будто просто сидит.
Я следовала его рекомендациям, ощущая, как сердце постепенно замедляет бешеный ритм. Каждая секунда с его присутствием казалась странной и чужой, и в то же время безопасной и знакомой. Когда я перестала нервно глотать воздух и дрожь в руках стихла, Массимо убрал свою руку.
— Так лучше, — сказал он, но это звучало как вывод, а не утешение.
Он задержал взгляд чуть дольше чем следовало и только потом встал.
— Тебе стоит переодеться, — констатировал он, оглядев меня с ног до головы: я по-прежнему сидела в своих пижамных штанах и его кофте. — Я принесу что-нибудь.
Я не возразила, лишь слабо кивнула.
Он уже собирался выйти, но я подняла голову, собирая остатки сил.
— Я могу позвонить маме?
Массимо задержался у двери, на миг обернувшись. Его взгляд был всё таким же спокойным и безэмоциональным, но я заметила, как в нем что-то едва уловимое шевельнулось.
— Сейчас наша семья собирается созвониться с твоим отцом, — сказал он ровно. — Думаю, после этого ты сможешь поговорить с матерью.
Я сжала пальцы в его кофте на себе, будто она могла защитить меня от дрожи. Кивнула, понимая, что ему можно доверять.
— Хорошо, — прошептала я, больше себе, чем ему.
Он кивнул в ответ и вышел, оставив за собой тихий шорох закрывающейся двери.
Массимо
Она выглядела так, будто мир под её ногами рухнул, а она всё ещё пыталась стоять. Паническая атака. Я видел это раньше — слишком много раз, чтобы счесть редкостью. Обычно я держался в стороне. Это не моё. Чужие проблемы не должны застревать у меня в голове. Но сейчас - я не мог просто стоять в стороне.
Я знал, что делать: отец научил замечать признаки и сбивать приступ до того, как он затянет. Механика проста — дыхание, концентрация, контроль над телом, пока разум не перестанет метаться. Но когда я смотрел на неё, это переставало быть просто техникой.
Она была не из моих. Не из Каморры. Не из семьи, за которую я обязан переживать. И всё же я чувствовал, как что-то внутри меня дернулось, будто я увидел трещину в собственном доспехе.
Не знаю, что именно меня раздражало больше — то, что её это сломало, или то, что я не мог просто отвернуться.
Она выравнивала дыхание, и я видел — с каждой секундой возвращается контроль. Но её взгляд всё ещё метался, будто она искала выход из комнаты, из собственной кожи.
Я держал себя в руках. Не позволял показать лишнего. Всё, что ей было нужно — стабильность. Я стал этим якорем, потому что никто другой сейчас не мог.
Я повторял ей слова отца. Техника. Ритм. Чёткая инструкция, без жалости, без пустых утешений.
Она слушалась. Она держалась за мой голос, за мой взгляд. И это раздражало меня ещё больше — то, что я был для неё тем самым «опорным пунктом».
Когда её дыхание стало ровнее, я отстранился. Словно мы оба участвовали в каком-то эксперименте, и результат оказался предсказуемым.
Я сказал ей, что принесу одежду, но, когда уже тянулся к дверной ручке, её голос остановил меня.
— Я могу позвонить маме?
На секунду я замер. Просьба звучала просто, но я понимал, какой вес она для неё несёт. Я не умел успокаивать словами. И сейчас тоже не знал, что правильнее — дать телефон сразу или дождаться, пока отец возьмёт под контроль ситуацию.
— Сейчас наши связываются с твоим отцом, — сказал я медленно, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Думаю, после этого ты сможешь поговорить с матерью.
— Хорошо, — выдохнула она почти неслышно.
Я кивнул, не позволяя себе добавить ничего лишнего. В её глазах впервые мелькнула радость - искра надежды. И это было хуже, чем её дрожь: я чувствовал, что не имею права разрушить её ожидание. Как Римо и сказал, я должен преподнести это как гостеприимный прием, чтобы Данте был точно убежден в том, что мы ее не похищали.
С этими мыслями я вышел из комнаты, закрыв за собой дверь тише, чем обычно. На мгновение задержался, прислушиваясь к тишине в комнате за спиной. Её ровное дыхание всё ещё давалось с трудом.
Нужно было идти. Я думал сперва взять одежду у Серафины — Беатрис и она, как никак доводились друг другу, и схожесть в чертах, даже в телосложении, бросалась в глаза. Но я всё равно направился к маме. Я спустился по лестнице, шагая в сторону родительского крыла, и столкнулся с ней в коридоре.
Она подняла на меня взгляд — мягкий, внимательный. В ее руках уже лежал сверток одежды, будто она знала заранее, что я попрошу.
— Для нее? — спросил я коротко, и только после заметил, что голос прозвучал хрипловато.
Мама чуть улыбнулась уголками губ, но в её глазах мелькнула тень тревоги.
— Да. Я могу увидеть её? — спросила она спокойно.
Я замешкался, вспоминая лицо Беатрис.
— Лучше чуть позже. Сейчас ей нужно время побыть одной, — наконец ответил я.
Мама кивнула, не споря. Она передала мне одежду, и ее пальцы на мгновение задержались на моих руках.
— Ты сделал правильно, Массимо, — сказала она тихо, глядя на меня с гордостью в глазах.
Я не стал уточнять о чем она. О том, что я ее спас или о том, что я спустился за одеждой. Лишь слабо кивнул и развернулся обратно к лестнице.
Поднявшись наверх, я остановился перед дверью в свою комнату. Я постучался прежде чем войти. Когда Беатрис не откликнулась, я не удивился, я не ожидал, что после своей атаки она так быстро придет в себя, я просто хотел проинформировать ее, чтобы она не испугалась. Я открыл дверь и вошел, положив одежду на кровать возле нее.
— Ты можешь переодеться, — сказал я, стараясь звучать спокойно. — Вот тут ванная, — указал я на еще одну дверь в комнате.
Беатрис кивнула и аккуратна встала с кровати. Сделав первый неуверенный шаг, она пошатнулась. Я видел это заранее — тело ещё не слушалось её, слишком много адреналина и усталости. Инстинкт дёрнул меня вперёд, но я остановил себя. Ей нужно было самой добраться, почувствовать контроль. Спокойными шагами она дошла до ванной и закрыла за собой дверь.
Я отвернулся к окну и провел рукой по волосам. Дебил.
Недолгое время спустя Беатрис вышла из ванной уже переодетая. Мама выбрала для неё обычную белую футболку и свободные джинсы. Белый кардиган, который маме доходил до щиколотки, на Беатрис сидел чуть ниже колена. Но всё же я заметил — она держалась увереннее, будто одежда дала ей хоть иллюзию защиты. Она обвела взглядом комнату, наткнулась глазами на меня и благодарно улыбнулась.
Я не был готов к этому. Улыбка — такая простая вещь, но после её дрожи и бледности она показалась почти чужой. И раздражающей. Не потому, что была неуместна. А потому, что я уловил в себе желание сохранить её.
Я позволил тишине повиснуть. Обычно я не задавал лишних вопросов. Они отнимали время и открывали лишние двери в чужие жизни. Но сейчас — от её ответов могло зависеть слишком многое.
Я подошел ближе, скрестив руки на груди, но оставил между нами расстояние. Не хотел, чтобы она почувствовала себя в ловушке. Отодвинув непривычные мне эмоции, я начал осторожно подталкивать её к разговору, будто каждое слово было шагом по тонкому льду.
— Беатрис, — произнёс я ровно, — я понимаю, что сейчас не самое подходящее время. Но ты должна рассказать всё, что помнишь. Даже если это кажется неважным.
Я заметил, как она слегка напряглась. Ее плечи дернулись, словно от удара.
— От этого, возможно, зависит жизнь другой девушки, — продолжил я холодно. — Я знаю, что ты не обязана ей помогать. Но я так же знаю, что Кавалларо не бросают невинных девушек в беде.
Я видел, как эти слова задели её сильнее любого утешения. Жалость только сломала бы её. Но гордость. Гордость могла вытянуть наружу даже то, что она боялась вспомнить.
Беатрис колебалась: в ней борются две крайности — желание спрятаться, исчезнуть и гордость, впитанная с детства. Гордость Кавалларо.
Но недолго поколебавшись, она кивнула, вздёрнула подбородок и встретила мой взгляд прямо.
— Я расскажу только то, что знаю. Только факты. И не ради тебя или твоей семьи. А ради того, чтобы помочь спасти другую девушку и чтобы это не повторилось.
Я кивнул, слегка удивившись её реакции. В ней не было привычной покорности или страха — только твёрдое, упрямое достоинство, которое невольно вызывало уважение.
— Хорошо. Возможно, они упоминали что-то о других «заложниках» или о том, на кого работают? — спросил я.
— Нет, — ясно ответила она. — Давай я лучше расскажу все с начала, а если будут вопросы — ты задашь.
Я согласился.
— Это был обычный рождественский вечер, — начала Беатрис, пожав плечами. — После того как ужин закончился, мы все разошлись в свои комнаты, чтобы отдохнуть. Был где-то двенадцатый час ночи, и, поскольку мне не спалось, я решила посмотреть сериал, чтобы побороть бессонницу. Я вышла во двор к своей машине, чтобы забрать айпад. Я даже не могла подумать о том, что мне может угрожать опасность. И лишь когда возвращалась, я заметила тёмный силуэт, выходящий из заднего двора. Это был он. Человек, похитивший меня. Когда я поняла, что это не кто-то из охраны, сердце ухнуло. Я развернулась и бросилась к дому. Но не успела. Он заметил меня и догнал. Я закричала изо всех сил, забрыкалась, пытаясь вырваться, звала на помощь, но он был сильнее.
И перед тем, как меня оглушили — я увидела маму: она выбежала на крыльцо с пистолетом в руках. В этот же миг раздался выстрел.
Я внимательно ловил каждую деталь её рассказа. Но больше всего меня сбивало не то, что она говорила, а как. Сухо. Ровно. Словно пересказывала чужую историю. Я ломал голову: кто она на самом деле — эта девушка, способная держаться так, будто ничего не произошло? В её глазах было что-то, что не укладывалось в привычные для меня схемы. Не сломалась. Не расплакалась. Держала себя так, как держались лучшие мужчины из Каморры. И в этом было что-то... восхищающее.
— То есть, ты не была их основной целью? — спросил я, стараясь звучать ровно.
— Нет, — её губы дрогнули, но голос оставался твёрдым. — Как потом сказал этот извращенец... — она сделала короткую паузу, словно сама споткнулась о воспоминание. — Я стала свидетелем того, чего не должна была видеть.
Я нахмурился, стараясь не выдать раздражение. Я знал, что за воспоминание она проглотила, обошла его стороной, будто боялась произнести вслух.
— Тогда из-за чего они могли пробраться к вам? — спросил я, чуть наклонившись вперёд.
На лице Беатрис заиграло задумчивое выражение, словно в её голове вертелись шестерёнки, пытаясь сложить, что к чему. Она отвела взгляд в сторону, к окну, будто там мог спрятаться ответ.
— Если я помню всё точно, — начала она, слегка вскрикнув, словно пазл в её голове сложился, — он вынес какие-то бумаги из особняка. Я просто оказалась в неправильном месте. Получается, — произнесла она медленно, — что и девушка вашего клана могла стать свидетелем. Так же, как и я.
Я задумался. Её слова имели смысл — если взглянуть на камеры видеонаблюдения, было видно: это не было тщательно организованное нападение. Карлотта просто оказалась на их пути, стала препятствием, и её забрали. Всё складывалось в логическую цепочку, но от этого не становилось легче.
— Хорошо, возможно, у тебя есть какие-то мысли, кто это могли быть? — спросил я.
Она покачала головой.
— Я знаю лишь то, что это точно не «Наряд».
Я кивнул, не удивляясь: каждый защищал свой синдикат.
— Ты настолько доверяешь своим людям?
— Да, — сказала она с лёгкой гордостью, — Леонас пресекает любое насилие по отношению к женщинам. И авторитет отца всё ещё играет роль. И да, на Братву это тоже не похоже, по крайней мере на чикагскую. Это были явно не русские. Мне показалось, у них был какой-то акцент..— она вновь впала в раздумья.
И я тоже задумался, обводя комнату взглядом. Пазл наконец стал собираться в единое целое: номера машины, на которой увезли Лотту, акцент, который проскальзывал у мужчин в реабилитационном центре, где мы нашли Беатрис.
— Мексиканский? — одновременно выпалили мы, встретившись взглядами, и Беатрис кивнула.
Я едва заметно улыбнулся про себя — так, чтобы она не заметила. Я восхищался ее силой, сдержанностью и умом. Она быстро складывала факты в голове, словно маленький стратег, замечала детали, которые другим могли бы ускользнуть.
Я глубоко вдохнул, пытаясь переварить всю информацию.
— Спасибо, Беатрис. — сказал я, стараясь, чтобы мой голос был спокойным. Я редко благодарил, но мама учила меня быть вежливым с дамами, и сейчас я не мог не отметить помощь Беатрис.
Она пожала плечами.
— Буду рада, если это хоть чем-то поможет в поисках, — сказала она тихо, но уверенно.
Я кивнул, направляясь к двери.
— Сейчас, скорее всего, мы будем созваниваться с твоим отцом. Возможно, он захочет сам убедиться, что ты действительно у нас и что ты в безопасности. — проинформировал я ее. — А пока... если хочешь, можешь взять какую-нибудь книгу из моей комнаты и почитать, — добавил я, слегка улыбнувшись.
Беатрис кивнула, и я вышел, оставляя её наедине.
Я поднялся в кабинет Римо, где собрались практически все, не было только Адамо и Савио, которые разбирались с охраной. Я преодолел расстояние, что разделяло меня от остальных и встал рядом с Алессио.
В кабинете стояла такая тишина, будто даже стены прислушивались к предстоящему разговору. На столе перед отцом лежал телефон, соединённый с Кавалларо.
Римо, с привычной ухмылкой, развалился на подлокотнике кресла. Отец стоял рядом, каменная тень в мягком свете лампы. Я и Алессио держались позади, а Невио, неспособный усидеть на месте, мерил шагами комнату, барабаня пальцами по бедру.
И наконец на линии послышался голос Данте. Холодный, спокойный, со сталью, от которой воздух стал мрачнее.
— Римо Фальконе, — произнёс Кавалларо так, будто выплёвывал яд. — Чем обязан твоему звонку?
— Данте-е-е, — протянул дядя, ухмыляясь. — Давненько не слышались. Неужели не скучал по моему голосу?
— Фальконе, я не трачу время на пустые разговоры. Говори, зачем звонишь.
Ухмылка Римо мгновенно сползла с лица. Взгляд стал жёстким, слова — короткими, как выстрел:
— Твоя дочь у нас.
На линии воцарилась тишина, настолько густая, что даже дыхание казалось громким.
— У вас? — он сделал короткую паузу. — Или в плену у вас?
Ни удивления, ни гнева. Только напряжение в его голосе и холодный расчёт, словно он уже просчитывал все варианты, где Фальконе могли оказаться врагами, а где — союзниками поневоле.
— Как бы сильно я ни хотел испортить тебе вечер, Кавалларо, — протянул Римо с кривой ухмылкой, — но в этот раз — не наш номер.
— Мы не знаем, кто стоит за похищением, — спокойно вставил Алессио. — Но именно мы нашли её и вернули домой живой.
— Домой? Не называй дом Фальконе домом моей дочери.
Римо усмехнулся, но отец перебил его, ровно, без лишних эмоций:
— Мы не ищем конфликта. Твоя дочь в безопасности, и мы не причиним ей вреда. Но, возможно, она слышала то, чего не знаем мы.
— Она упомянула испанскую речь, — добавил я, чувствуя, как каждая секунда молчания тянется вечностью. — Мы предполагаем, что это может быть связано с мексиканцами.
— Испанская речь... мексиканцы. Возможно. Возможно — нет. — небольшая пауза, . — Я не верю словам врагов. И не верю вашим выводам.
И после короткой тени усмешки в голосе он добавил:
— А уж доверять мужчинам Фальконе — последнее, что я сделал бы.
Римо наклонился ближе к телефону, его усмешка вернулась, но на этот раз в ней слышался яд:
— Знаешь, Данте, смешно слышать твои речи о «дочери» и «доме». Напомнить, кто ещё когда-то потерял племянницу? — его голос был ленивым, почти насмешливым. — И ничего, живёт, дышит, мать моих детей. Иногда похищение — не конец, а начало.
Я заметил, как у Алессио напряглись скулы, а отец бросил на Римо холодный взгляд, но не остановил его. В комнате стало душно.
На линии повисло молчание, но когда заговорил Данте, его голос был ещё тяжелее прежнего, сталью пронзая каждое слово:
— Ты все так же самоуверен, Фальконе. Уверенность — опасная штука. Особенно для тех, кто считает себя неприкасаемым.
Он сделал короткую паузу.
— Если не ошибаюсь, у вас самих случилось похищение. Карлотта Баззоли...
Я почувствовал, как внутри всё сжалось. Даже Невио, который до этого мерил шагами комнату, застыл на месте. Алессио медленно выпрямился, взгляд его стал ледяным. Римо перестал улыбаться.
Тишина повисла гнетущим грузом. Каждое дыхание в кабинете казалось слишком громким.
— Откуда ты знаешь об этом? — первым сорвался Невио, в голосе которого звенела ярость. Он шагнул ближе к столу, словно готов был вцепиться в трубку. — Ты причастен?
— Невио, — тихо, но резко остановил его отец, и брат замер, сжав кулаки.
Алессио скрестил руки на груди, его взгляд стал острее ножа:
— Если тебе известно больше, чем нам, Кавалларо, мы хотим услышать, откуда у тебя такая информация.
Дядя прищурился, его голос прозвучал низко и опасно:
— Ты играешь грязно, Данте. Скажи прямо — это твоих рук дело?
На линии снова воцарилась пауза. И когда голос Кавалларо прозвучал, он был ледяным, лишённым эмоций, но от этого только страшнее:
— Не путай меня с собой, Фальконе. Всё, что я знаю, я скажу. Но не раньше, чем увижу дочь живой и убедюсь, что она не в плену у вас.
Его слова прозвучали приговором.
— Пока я не уверен, что Беатрис в безопасности, ваши вопросы останутся без ответов.