Глава 20
«Никогда бы не подумала, что находясь на пике Духовного буду ощущать себя достопримечательностью из США», — пронеслась у меня мысль, когда я лежала на какой-то кушетке, а по контуру роста моих волос были вставлены иголки. Ощущение было такое, словно я тяжесть в невесомости, а ещё чувствовалось тепло, растекающееся от висков по всему телу.
— Как расслабление на тебя этот способ действует, а вот способов пробраться тебе в голову пока нет, — сказал старейшина Лунг Рит. — Но нужно понять, что там внутри.
— Если вы это мне потом ещё объясните, то будет очень хорошо, — пробормотала очень расслаблено я.
Старейшина аккуратно вынул одну из игл, следя за тем, как по контуру её ауры дрогнули линии света. Это выглядело необычно, словно компьютерная графика была в реальности.
— Не двигайся, даже если кажется, что ничего не происходит, то изменения фиксируются, — и коснулся пальцем моего лба, что-то просчитывая.
— Хорошо,,, — произнесла я, при этом медленно моргнув. — Просто немного тепло.
— Тепло — это нормально, — кивнул он сухо. — Это значит, что энергия не сопротивляется. Но глубже ты всё равно не открываешься.
«Там, в глубине, можно увидеть и Роксану Морозову, и её жизнь, так что лучше никому туда не лезть», — сразу пришла ко мне мысль, но мимика была настолько расслаблена, что на лице ничего не отразилось.
— Может, и не надо глубже?
— Для тебя это значит только задержку в работе мозга, — он убрал ещё одну иглу и провел ладонью в воздухе, как будто ощупывал невидимые потоки. — Не питай иллюзий: даже если на тебе висят «Оковы бессмертия», то это не означает, что после них твой разум восстановился. У тебя просто не разваливается душа, от чего потоки ци проходят легче, чем в прошлый раз и можно увидеть более красочную картинку твоих меридиан в голове. Но ведь это всё равно необычно, — продолжил Лунг Рит, слегка прищурившись. — Ученица первой выпускной ступени, а на первом своём задании вне Ордена так крупно облажалась. Да и статус у тебя совсем не рядовой… Каково тебе, находиться на особом положении в Ордене РР?
Я моргнула опять очень медленно, словно сквозь сон:
— Какое ещё особое положение?..
Старейшина резко поднял на меня глаза, впервые за время процедуры проявив настоящее удивление.
— Ты хочешь сказать, что не помнишь?
— А что я должна помнить? Что особое положение заключается в том, что мне на другие пики переводиться нельзя? — спросила я, чувствуя, как от его интонации расслабленность уходит, уступая место тревоге.
— Твоё первое задание вне Ордена, — медленно произнёс он. — Тебя отправили туда, куда даже младшие группы учеников отправляют без сопровождения. Но на этом задании ты получила несколько ударов по голове, для ученицы первой ступени это отвратительный результат. После задания по исчезновению куриц, получить такие ранения. Именно из-за твоего особого положения, с тобой отправили взрослого, — он на миг замолчал и, чуть сжав губы, добавил. — Старейшина Шен настоял на том, чтобы именно ему самому проследить за тобой.
— Старейшина Шен настоял на том, чтобы он следил за мной? — удивленно спросила я, чуть дернувшись на кушетке.
— Его интересовало, как ученица твоего уровня смогла выжить в зале с Глубинной Тьмой, присутствие которой способен выдержать только он. Это воистину удивительное явление. — Лунг Рит убрал последнюю иглу, и по моей коже словно пробежала прохлада. — Ты не помнишь этого?
— Почему я на особом положении?
Старейшина Лунг Рит на миг задумался, словно решая, стоит ли продолжать. Его пальцы задержались у меня над виском, потом он всё-таки сказал ровно, без лишней интонации:
— Ты — не обычная ученица. Двадцать лет назад в Чёрном замке погиб твой брат. И глава ордена Ир Шиан прекрасно помнит, что его семья обязана твоей. Эта смерть не должна была случиться, и потому тебе дозволено лишь числиться в ордене, а не рисковать жизнью.
Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Казалось, будто меня окунули в ледяную воду: дыхание сбилось, губы сами приоткрылись, но слова застряли в горле.
— То есть… все эти годы?.. — голос мой дрогнул, прозвучал тонко, будто не мой.
— Да. — Старейшина кивнул. — До двадцати лет — ни трудных заданий, ни настоящих рисков, лишь обучение «для галочки», потом возвращение в столицу и брак.
Я с трудом сглотнула, глаза сами закрылись, и откуда-то из груди поднялось удушающее чувство — обида, злость и стыд в одном.
— Брак… — выдохнула я. — С Шаолом?
— Именно, — Лунг Рит смотрел спокойно, но в его глазах мелькнула тень сожаления. — Помолвка заключена быстро, после того как император публично заявил, что ты не можешь быть его невестой. Для твоих родителей это был удар, и они нашли компромисс — связали судьбу с Ир.
Я дернулась, словно от пощёчины.
— Значит… я просто… запасной вариант? — в горле першило, слова были хриплыми. — Учиться, чтобы все видели видимость… ждать, пока меня продадут в приличную обёртку?
— Это не «продажа», — отрезал Лунг Рит, хотя говорил всё тем же холодным тоном. — Это политика, ты должна остаться живой, и если для этого тебя держали в стороне.
— Глупо было отправлять девушку туда, где пару десятилетий назад погиб наследник семьи, — насупилась я.
— Зато твоё обучение в самом влиятельном Ордене, это показатель того, что отказ императора не задел тебя и репутацию твоей семьи настолько сильно, насколько это хотелось другим.
Я вдруг почувствовала, как всё это — чужая память, чужая судьба — накатывает волной.
Для меня, Роксаны, это лишь сюжет, я всегда могу отмахнуться: «Ну, не моя жизнь». Но для настоящей Мэй Хуа, которой я себя даже никогда не ощущала, это было невыносимо. Представить: удар по самолюбию — сам император публично отвергает тебя как невесту. Какая это боль — оказаться выставленной на всеобщее осмеяние, знать, что твоя семья тоже потеряла лицо. И всё, что остаётся, — выйти за того, кого навязывают, пусть он тебе неприятен даже на физическом уровне. Как можно было жить с таким?
А потом — в Ордене, где опять же семья Ир, которую ты ненавидишь, тебя берегут, будто хрупкую фигурку из фарфора, учат, но не дают испытать настоящей силы. Всё потому, что двадцать лет назад погиб твой брат, и теперь каждый твой шаг контролирует глава ордена, который опять же всё ещё Ир, которого ты ненавидишь.
Ши Мэй говорила, что Мэй Хуа хотела бы остаться в мире заклинателей, в Ордене, правда каком конкретно не известно. Если мать в письме писала, что понимает истерику дочери, что та не хочет выходить за Шаола, а значит он ей был противен, но это не отменяло брачного контракта, потому что это было выгодно семье Мэй, которая плевать хотела на чувства дочери. Пыталась ли Мэй Хуа сама учиться, чтобы сбежать? Многие про эксперименты говорили, возможно, осознавала, что ей нормально не учат и пыталась быть самоучкой. Может она пыталась сбежать, раз после какого-то мелкого намека Шиан выдал мне бумажку на запрет выхода из Ордена РР, после которого меня отправят в столицу. В столице Ир Шиану бы не пришлось за мной следить, а эта бумажка гарантия того, что меня можно на легальных основаниях выпнуть. Может она и умереть пыталась…
Я чувствовала, как грудь сжимается от жалости к девушке, тело которой стало моей оболочкой. Вся её жизнь, её выборы — сводились к чужой воле: Ир Шиан держал её буквально в загоне, семья на коротком поводке, а сама она осталась с болью и унижением, которые не позволяли дышать свободно.
Я лежала на кушетке, чувствуя, как по коже ещё гуляет лёгкая дрожь после игл Лунг Рита. В голове стоял холод, а вместе с ним — невыносимое чувство: всё, что я только что услышала про настоящую Мэй Хуа, врезалось в сердце сильнее, чем любой удар по черепу.
«Император отказал публично, семья — ради приличия. И всё это время она жила, как в клетке, находясь в ордене, который был ей противен. Какая «благоприятная» судьба, почему после этого не хотелось быть матерью наследников империи? Вообще не понятно, всё же на блюдечке с голубой каёмочкой подают, а ей не нравилось. Почему все люди такие эгоисты, и я в том числе? Почему до этого момента я даже не задумалась о том, как моему телу жилось… Хах… Даже для меня она сейчас не девушка, не Мэй Хуа, а просто тело…»
Меня затрясло изнутри. Я впервые позволила себе подумать это прямо, без отговорок: я ведь заняла место живого человека.
— «Разве это NPC?!» — мысленно выкрикнула я, не заботясь о том, услышит ли меня Система. — «Разве это пустышка, сгенерированная для «сюжета»? Это же живая девушка, с трагичной, настоящей историей! Вы просто списали её, как ненужную куклу!»
[Вы знали условия изначально.]
Голос Системы всплыл в голове — и я вздрогнула. Четыре месяца она молчала и вот теперь — снова тут.
— «Ты… ты знала!» — я почувствовала, что горло сжимается. — «Ты знала, что она не фиктивная оболочка, а человек, которому пришлось прожить ад! И молчала?!»
[Я предупреждала.] — Тон был не сухим, а скорее обиженным, даже колким. [Ваши действия всегда выходили за рамки основного сценария. Я напоминала, но вы закрыли интерфейс. Вы буквально выгнали меня, как навязчивого соседа.]
— «Потому что ты лезла в каждый мой шаг!» — сорвалась я. — «Баллы, задания, наказания… Угроза смерти, если я что-то сделаю не так. Ты хоть понимаешь, каково это?»
[Понимаю, но у меня тоже есть ограничения. Вы — пользователь номер два. Ваша основная миссия была «спасти Ир Шена от смерти». А не «переосмыслять сюжет» или «восстанавливать справедливость». Личность Мэй Хуа была интегрирована в вас по протоколу.]
— «Интегрирована?!» — я чуть не вскрикнула. — «Ты слышишь себя? Это же убийство личности!»
[Нет, это слияние, полное и безвозвратное. В ней не осталось отдельных воспоминаний, только место, в которое вы вошли. Она — исчезла.]
Эти слова будто ножом прошли по мне. Я представила ту самую девочку, которая жила двадцать лет в ожидании чужого решения. Её боль, её унижение, её страх перед тем, что даже собственное тело ей неприятно. И теперь — ни единого следа.
— «Ты… ты даже не жалеешь?» — спросила я глухо.
[Жалость не входит в мои параметры.] — но голос Системы дрогнул. — [Хотя… признаю: это было не по правилам. Пользователь номер два должен был занять это тело, не вы.]
— «Я знаю, Ши Ён», — вспомнила про ещё одного героя.
[Пользователь номер два был выбран системой изначально. Его миссия: «продвигать сюжет», но произошёл сбой. Вместо этого вы — посторонний человек — попали в тело Мэй Хуа. Из-за этого я вынуждена была вести сразу два сценария: Один — для вас, другой для пользователя номер один, который должен был призвать нужную душу, очень желательно в тело Ир Шена.]
— «Значит… всё это время я жила чужой жизнью просто по ошибке? Мэй Хуа тоже умерла по ошибке?»
[Фактически — да.]
Я вцепилась руками в ткань кушетки, чтобы не закричать. Внутри клокотало всё: злость, горечь, отчаяние.
— «И ты даже не подумала остановить это?! Ты управляешь этим миром!»
[Я не могла, я же не всесильная, не анализатор какой-то.] — Теперь Система звучала уже не столько раздражённо, сколько устало. [Ваши действия напрямую влияли на жизнь Ир Шена. Протокол не позволял меня вмешаться напрямую: только задания, только баллы. Когда вы скрыли интерфейс, я осталась наблюдать. Это… было очень грубо со стороны пользователя номер два.]
— «Грубо?!» — я рассмеялась нервно, почти в истерике. — «Девушку лишили личности, меня втянули в чужую жизнь, где каждое решение может стоить головы, а что-то внутри разваливается, а ты обижена, потому что я отключила тебе интерфейс? Да я вообще не специально? Кто же знал, что тебя отключить можно?»
[Да] — короткий, но твёрдый ответ. [Я выполняю свою задачу, и моё существование завязано на взаимодействии, когда вы «заперли» меня, я оказалась в пустоте, когда пыталась достучаться до вас, для меня это равносильно изоляции — унизительно.]
Я замолчала, даже ругаться не смогла, система обижалась, как человек. Хотя, с учетом её создания и родителя, то это не удивительно.
[Баланс требует наблюдателя, ] — продолжила она. [А наблюдатель — всегда личность, даже если создана искусственно.]
Моё сердце колотилось так, что я чувствовала каждый удар.
— «И что теперь?»
[Теперь два противоречивых задания висят одновременно. У пользователя номер один — вселить в Ир Шена душу. У вас — спасти его. Но выполнить оба невозможно, поэтому я делаю единственное, что могу: наблюдаю, кто окажется быстрее.]
— «И если я проиграю?» — выдавила я.
[Вы умрёте.]
«Позитивно, очень даже логично».
Я закрыла глаза, груди разрывалось всё, передо мной вставали лица: Мэй Хуа, которой больше нет; Шен, которого мне велено спасать; и Система — странное существо между машиной и человеком, обиженное, но связанное правилами.
— Ты собираешься вставать с кушетки? — услышала я голос Лунг Рита, который вывел меня из разговора с Системой и моих мыслей.
Я поднялась с кушетки, ноги дрожали так, словно бежала марафон, хотя всё, что со мной делали, — это ставили иглы и задавали неприятные вопросы. Но внутри чувствовалось пусто, настолько, что даже воздух в груди будто не задерживался, а проходил сквозь меня, не оставляя следа.
Старейшина Лунг Рит что-то ещё говорил, давал указания — «не перенапрягаться», «дать себе время» — но я слушала его так, как слушают фоновый шум: слышишь, но не запоминаешь.
Когда я вышла из зала, коридоры ордена встретили меня холодом каменных стен и полумраком. В этот момент я ощутила себя не то чтобы человеком, а декорацией, случайно попавшей в чужую пьесу.
«Ну что, довольна?» — почти автоматически спросила я сама себя, но ответила вместо меня Система.
[Это необходимый шаг. Ты узнала больше.]
— Узнала, что заняла место живого человека, — прошептала я вслух, и звук собственного голоса эхом ударился о камень. — Прекрасное открытие, спасибо.
[Вы всегда знали, что душа разбита. Вы оправдывали этим свои действия.]
Я усмехнулась криво, но от этого стало только больнее.
— Оправдывала… да. «Разбитая душа», «хаос мыслей»… Так было удобно. Я могла позволить себе истерики, сарказм, глупые выходки, потому что — ну что взять с человека, у которого сознание, как калейдоскоп, но ведь правда в том, что я просто… не думала… Даже не пыталась…
[Большинство попаданцев не думают.]
— Я такая, как все, — сказала я, остановившись у окна. — Читала сотни историй, где герои вселялись в чужие тела, и ни один не задавался вопросом: а что стало с тем, кто жил до этого на серьёзной основе? Я смеялась, проглатывала эти сюжеты. И вот теперь сама оказалась внутри — и только сейчас понимаю, насколько это чудовищно.
[Вы — обычная девушка, это естественно.]
— Обычная… — я горько усмехнулась. — Но обычные не живут чужими жизнями, не стирают других ради себя.
[Вы не стирали, это была ошибка протокола.]
— Ошибка… — я сжала кулаки. — Для тебя это ошибка, для Мэй Хуа — конец.
Я пошла дальше по коридору, чувствуя, как в груди нарастает тяжесть. Каждый шаг отдавался эхом, будто сама Вселенная напоминала: «ты чужая».
И всё же внутри был ещё один узел, который не давал мне покоя.
— Я ведь до сих пор хочу собрать душу Рурет, — призналась я почти шёпотом. — Зачем? Почему это важнее для меня, чем всё остальное? — Я остановилась, уставившись на собственное отражение в потускневшем металле двери. — Я чувствую… обожание… Слепое, болезненное… Я знаю, что это не моё, что это отголосок, осколок души, но он сильнее меня. И если соберу её душу, даже ценой того, что сотру часть себя… разве это не будет правильно? Я ведь уже стёрла кого-то однажды. Почему бы не довести до конца?
[Слияние всегда несёт риск потери личности.]
— Но я уже потеряна, — выдохнула я. — Разве нет?
Система не ответила, и от этого стало только хуже.
— Люблю ли я Шена? — спросила и это прозвучало так, будто я подписывала себе приговор. — Но теперь я не знаю, моё ли это чувство. Может, это Рурет любит его во мне, а я — лишь копия, пустышка, которой позволили сыграть роль?
[Ваши чувства реальны, если вы их осознаёте.]
— Реальны? — я усмехнулась. — А если это всего лишь эхом отзывается её любовь? Если я — фонарь, в который вставили чужой светильник? Какая тут «реальность»?
[Вы — пользователь. У вас есть выбор.]
— Выбор… — я остановилась у выхода, и прохладный воздух хлынул в лицо. — Но каждый раз, когда я выбираю, кто-то другой платит.
Я шагнула наружу. Вечер был прохладным, небо окрашивалось в серо-розовые тона, и на миг мне показалось, что мир просто издевается: как можно быть таким красивым, когда внутри тебя — пустыня?
Я шла по дорожке к общежитиям, и мысли крутились вокруг одного: все мои «глупые» поступки казались мне логичными, даже правильными, в тот момент всё имело смысл, а сейчас в этом же виделся абсурд.
Но вместе с этим я понимала: я всё равно сделала бы то же самое, потому что не контролировала себя…
[Вы продолжаете оправдываться.]
— Да, — призналась я устало. — Потому что если перестану — придётся признать, что я просто ничтожество.
Я дошла до своего пика, поднялась по лестнице, прошла по коридору. С каждой ступенью в голове всё громче звучало: «Ты не настоящая, чужая здесь».
И застыла у порога, глядя на троицу главных учеников. На их ровные спины, собранные причёски, уверенные взгляды. В голове вспыхнула мысль — острая, как нож:
«Надо же… мне быть таким ничтожеством по сравнению с ними».