Часть 9. Хрупкое перемирие
Договор висел между нами незримым, но ощутимым щитом. Мы стали мастерами избегания. В Большом зале я садилась так, чтобы стена Гриффиндора закрывала мне вид на стол Слизеринов. На уроках я смотрела исключительно на профессоров. В коридорах я сворачивала за угол, заслышав характерный протяжный голос или быстрые, уверенные шаги.
Но избегать можно было все, кроме собственных мыслей. И воспоминаний. Я видела его лицо в темноте шкафа. Слышала его сломленный шепот: «Оно сломает тебя». И теперь к этому добавился образ медальона в моей ладони и его холодные, расчетливые глаза, заключающие сделку.
Утро. Завтрак.
За столом Гриффиндора царило оживление. Джинни Уизли, сияя, рассказывала о новом маневре, который они отрабатывали на квиддиче.
— Если все получится, Слизерены нам и не соперники! — весело кричала она, размахивая ложкой.
— Только если Малфой не подкупит судью снова, — мрачно пробурчал Рон, заливая сиропом стопку блинов.
— Рон! — укоризненно сказала Гермиона, но ее взгляд был прикован ко мне. — Ты сегодня опять молчишь. Как сонная муха.
— Просто не выспалась, — соврала я, ковыряя кашу. Я чувствовала ее взгляд на себе, тяжелый и подозрительный.
— Может, она влюбилась наконец? — подмигнул Джинни. — Кто-то из наших? Может, из Пуффендуя? Невилл, может? Он такой милый стал!
Невилл, сидевший напротив, покраснел, как маков цвет, и чуть не уронил в чашку сок.
Я заставила себя улыбнуться. — Оставь Невилла в покое, Джинни. Просто уроки. Трансфигурация выматывает.
Гермиона не отвела взгляда. Она что-то подозревала. И это было хуже, чем прямое допрашивание.
День. Трансфигурация.
Профессор Макгонагал объясняла сложное заклинание по анимации сложных объектов. Я старалась изо всех сил, но мысли путались. Я снова и снова прокручивала в голове наш «договор». «Это не союз. Это перемирие».
Мой объект — резная шкатулка — вместо того чтобы элегантно парить в воздухе, дергалась и подпрыгивала, как заведенная.
— Мисс, концентрация! — раздался строгий голос Макгонагал у меня за спиной. — У вас есть все способности, но разум должен быть ясен, как горный хрусталь!
— Простите, профессор, — пробормотала я, чувствуя, как краснею.
С другой стороны класса раздался тихий, но отчетливый смешок. Панси Паркинсон. Она смотрела на меня с ядовитым удовольствием, что-то шепча на ухо Миллисент Булстроуд.
И тогда я увидела его. Малфой. Он сидел рядом с ними, уставившись в свою идеально парящую шкатулку. Но его плечи были слегка напряжены, а уголок рта подрагивал — не от смеха, а от... раздражения? Нетерпения?
Панси, ободренная его молчанием, громче прошипела: — Видимо, гриффиндорская храбрость не помогает против простых заклинаний. Может, ей нужны частные уроки?
Малфой резко, почти незаметно, повернул голову в ее сторону. Он не сказал ни слова. Просто посмотрел. Взгляд был ледяным, острым, как лезвие. В нем не было ни дружелюбия, ни заступничества. Было чистое, беспримесное предупреждение. «Заткнись. Сейчас же».
Панси замерла, ее ухмылка сползла с лица, сменившись на удивление и обиду. Она отвернулась, делая вид, что полностью поглощена своей работой.
Я застыла, не в силах поверить в произошедшее. Он только что... заступился за меня? Пусть и молча, пусть и таким образом, что это можно было истолковать как угодно. Но я-то знала. Я видела.
Наша хрупкая договоренность дала первую трещину. Он нарушил ее первым, не выдержав давления извне.
Вечер. Библиотека.
Я пыталась делать домашнее задание по древним рунам, но буквы расплывались перед глазами. Я все думала о том взгляде. Что это было? Импульс? Расчет? Он боялся, что Панси выведет меня из равновесия, и я проболтаюсь? Или... что-то еще?
Из-за стеллажа с книгами по темной магии послышался шорох. Я инстинктивно подняла голову. Он стоял там, на половину в тени между полками. Его лицо было бледным и невыразительным.
Мы смотрели друг на друга через проход, заваленный книгами. Никто не видел нас. Мадам Пинс была где-то далеко.
Он не сказал ни слова. Он просто медленно, очень отчетливо, провел пальцем по своей мантии — от плеча к локтю. Четкий, ровный жест. Затем его взгляд упал на Панси, которая сидела вдалеке за своим столом, и он едва заметно покачал головой.
Сообщение было кристально ясным. «Держи себя в руках. Не поддавайся на провокации. Иначе...»
Потом его взгляд скользнул по мне, быстрый и оценивающий, будто проверяя, поняла ли я. И прежде чем я успела хоть как-то отреагировать, он развернулся и растворился в лабиринте книжных стеллажей.
Я сидела, затаив дыхание, сердце колотилось где-то в горле. Это было не нарушение договора. Это было... обеспечение его выполнения. Напоминание. Поддержание того самого хрупкого равновесия страха, что нас связывало.
Он не хотел, чтобы я сорвалась. Потому что если сорвусь я, рухнет и он.
Это было рационально. Холодно. Прагматично.
Но почему-то в глубине души, вопреки всему, это чувство самая странная и необъяснимая форма заботы, которую я когда-либо получала.
Я снова взялась за перо, но теперь моя рука не дрожала. Я поняла правила. Мы были двумя одинокими островами в бушующем океане, и единственный способ не утонуть — следить, чтобы волны не поглотили соседа.
Наше перемирие оказалось еще более хрупким и сложным, чем я думала. И еще более необходимым