=
Глава 20. Процесс века
Такого Визенгамот не видел за все века своего существования. Признанный сильнейший маг из ныне живущих с видом оскорбленного достоинства уселся в кресло для подсудимых, а на скамье обвинителей главные места заняла пара магглов. Воистину, куда катится мир!
Мальчик, сидевший рядом с женщиной-магглой, крепко вцепившись в ее руку, был не просто волшебником, а единственным потомком старого и уважаемого рода, что лишь добавляло скандальности этому невиданному театру абсурда. «Магглы против Альбуса Дамблдора в защиту прав Гарри Поттера» — вот уж точно, процесс века! Несмотря на сенсационные публикации в «Пророке», изрядно всколыхнувшие волшебное сообщество Британии, большинство членов Визенгамота полагало происходящее дурацким балаганом, неуместной шуткой, в лучшем случае — происками врагов Дамблдора. Впрочем, помня о скорых выборах, кое-кто здесь откровенно радовался предстоящему фарсу.
До сих пор общественность полагала единственной ошибкой Дамблдора то, что он отправил маленького Поттера на воспитание к магглам, проигнорировав возможных опекунов из родственных Поттерам семей. Но, в конце концов, из этой магглы вышла не такая уж плохая приемная мать для маленького волшебника, у Поттера все хорошо, у его опекунов тоже, им бы спасибо Дамблдору сказать, а они в суд подали?
Самым вероятным казалось предположение, что глупых магглов подкупили враги Дамблдора. И что здесь их быстро поставят на подобающее место, а может, и маленького Гарри передадут более достойным воспитателям. Однако первые же слова Главного Аврора, зачитавшего весь список обвинений, заставили зал встревоженно загудеть. Дело-то, оказывается, куда серьезней, чем можно было понять из статей в «Пророке»!
Многократные воздействия на магглов, корректирующие их поведение, вторжение в память, попытка похищения Гарри Поттера с целью вмешательства в личность и возможного убийства? Утаивание от Аврората сведений о возможном возрождении Того, Кого Нельзя Называть? Сокрытие от специалистов достоверно установленного хоркрукса? Полноте, о ком вообще речь, о Великом Светлом Волшебнике или о ближайшем пособнике Неназываемого?!
Зал взорвался.
— Не может быть!
— Альбус заигрался!
— Это не игры, коллеги! Это вопиющая безответственность на грани преступления!
— О какой вы грани говорите, преступление и есть!
— Не верю! Альбус не мог! Поклеп и гнусные происки!
— Скримджер не дурак, на поклепах суд строить.
— А Альбус, по-вашему, дурак?!
— Тихо! — молоток председателя с грохотом ударил по столу. — Тишина в зале! От имени истцов излагает дело Кристофер Вуд.
Начало рассказа не открыло читателям «Пророка» ничего нового. Все здесь уже знали и о пресловутой корзинке, подкинутой на крыльцо холодной ночью, и об отсутствии в оной корзинке денег, документов и хоть каких-то координат для связи в случае проблем. Все читали о том, как несчастная маггла сбивалась с ног, таская ребенка волшебников по маггловским детским врачам, и каким чудом она попала к целителям из Св. Мунго.
А вот дальше начались открытия. О поставленном Гарри диагнозе «Пророк» не писал. Не знали журналисты и о том, что Дурсли вынуждены были покинуть свой дом, находившийся под слишком пристальным и отнюдь не дружественным наблюдением. Впервые прозвучала для публики история о том, как детям испортили выходной в зоопарке, как Дамблдор влез в разум второй тетки Поттера и как Гарри до истерики и стихийного выброса испугался появившегося во дворе его школы незнакомого волшебника. Во дворе, заметьте, маггловской школы! Статут Секретности, видимо, не для Альбуса Дамблдора писан?
Протокол допроса Дамблдора под веритасерумом произвел в зале эффект даже не разорвавшейся бомбы, а десятка, а то и сотни бомб. Петунья, впервые услышавшая так ужаснувшее Скримджера «поэтому мальчика нельзя было убить», рвалась вцепиться Дамблдору в бороду, и кое-кто из сидевших в зале женщин явно был не против составить маггле компанию в этом, несомненно, праведном деле. Вернон потрясал кулаком и орал что-то о том, как в нормальном мире отнеслись бы к подобным заявлениям, но в поднявшемся гвалте слышали его разве что сидевшие рядом гоблины и авроры из охраны. Журналисты строчили как заведенные, кто-то из судей глотал успокоительное, а побледневший чуть ли не до трупной зелени Люциус Малфой, ничуть не стесняясь посторонних глаз, рассматривал метку — светлую, едва видную, ничем не указывавшую на возрождение его Лорда. При слове «хоркрукс» ему кое-что стало понятно, и он раздумывал, как бы поговорить со Скримджером без лишних ушей и ко взаимной выгоде.
Публике требовалось спустить пар, и в заседании объявили перерыв.
Остаток дня заняли допросы свидетелей. Семейство Дурслей, целители из Мунго, детективы агентства Вуда и гоблинской службы безопасности, и на сладкое — Гораций Слагхорн, подтвердивший информацию о хоркруксах и рассказавший, как к нему приходил советоваться явно растерянный, доведенный до отчаяния Регулус Блэк. Впрочем, к делу Гарри Поттера это уже не имело отношения. Ведь маленького Гарри, благодаря героическим усилиям целителей и вопреки планам Альбуса Дамблдора, из списка хоркруксов вычеркнули.
Именно это и стало главной сенсацией всей вышедшей на следующий день магической прессы. Делать публичные выводы о Дамблдоре редакторы пока опасались, в конце концов, суд еще не окончен, а наживать себе такого врага по меньшей мере неосмотрительно. Да и куда торопиться, что-то ведь нужно ставить и в завтрашние, и в послезавтрашние выпуски. А пока все маги Британии могли увидеть колдофото пятилетнего Гарри Поттера, радостно улыбавшегося целителям из Мунго. И прочитать своими глазами, как героический ребенок ответил на вопросы суда.
«Гарри, это правда, что тебя каждый месяц осматривает целитель Смоллет?»
«Да».
«Ты знаешь, почему это важно?»
«Да, дядя Гидеон объяснил мне».
«Расскажи нам, пожалуйста».
«Ну, в моем шраме сидит гадость, которая убила моих настоящих маму и папу и хочет убить меня. Дядя Гидеон следит, чтобы эта гадость крепко спала, пока я не подрасту и не стану сильным, чтобы выпихнуть ее».
«А ты хочешь ее выпихнуть?»
«Конечно, хочу! А вы бы не хотели?»
Под этим весьма красноречивым ответом прекрасно смотрелось пророчество, называвшее Гарри Поттера «тем, у кого хватит могущества победить Темного Лорда». Неудивительно, что в такой сенсации Альбусу Дамблдору не нашлось места — он удостоился разве что упоминания как тот, при ком было произнесено пророчество и кто бессовестно умолчал о нем, попытавшись использовать в своих непонятных пока интересах.
Альбусу стоило, пожалуй, радоваться, что ни обычные письма, ни вопиллеры не проникают в камеру для подследственных.
Скримджер не торопился. Он намерен был, во-первых, тщательно разобраться во всех хитросплетениях открывшейся ему интриги, а во-вторых, прижать Альбуса качественно, всерьез и надолго, отыгравшись за все годы ненавистного «Руфус, мальчик мой». После сенсационного первого заседания он объявил перерыв на неделю «для доследования открывшихся фактов». За эту неделю пресса успела всячески обмусолить пророчество и Избранного, в сейф Св. Мунго поступило небывало много пожертвований от благодарных магов, а профессия колдомедика стала неожиданно популярной среди выпускных курсов Хогвартса.
Чего бы ни ждала магическая Британия в день следующего заседания, но Сириус Блэк на скамье свидетелей точно оказался сюрпризом.
Блэк демонстративно не смотрел на Дамблдора, а миссис и мистер Дурсль демонстративно не смотрели на него. Что же касается Дамблдора, за прошедшую неделю он подрастерял свою благостную невозмутимость, выражение невинно оскорбленного достоинства на лице сменилось тревожно-ожидающим. Впрочем, изумительно синяя борода оттягивала внимание зрителей, мешая им понять, что еще изменилось в облике Великого Светлого Волшебника. Но Скримджер — видел. Видел Кристофер Вуд, видели гоблины, и прекрасно видели Дурсли, с их привычкой и умением вглядываться в лица: Вернон — как преуспевающий бизнесмен, а Петунья — как прирожденная и увлеченная сплетница.
Второе заседание оказалось полностью посвящено семейству Блэк.
Сириус — четыре года в Азкабане без вины, практически без следствия. Заключен на основании невнятного «я во всем виноват», явно сказанного в состоянии аффекта. Впервые допрошен с веритасерумом на следующий день после ареста Дамблдора. Скримджер надеялся узнать от «верного пособника Темного Лорда» о волдемортовских хоркруксах, а узнал о том, как приравняли к Пожирателям и кинули к дементорам человека, честно боровшегося с Волдемортом. О том, как Сириуса Блэка обвинили в предательстве тех, за кого он готов был отдать жизнь. Зал в шоке слушал протокол допроса, и когда были прочитаны последние строки, тишину разорвал высокий голос Петуньи Дурсль:
— Как был безответственным шалопаем, так и остался. Прости, Блэк, но лучше бы ты тогда о ребенке позаботился.
— А ты больше похожа на Лили, чем я думал, — виновато отозвался Сириус. — Она так же сказала бы. Четыре года я только об этом и думал. Прости, Петунья. Ты ведь разрешишь мне видеться с Гарри?
Миссис Дурсль окинула его строгим взглядом.
— С матерью сначала помирись. И веди себя прилично. Крестный ты или нет, а делать из Гарри шалопая я не позволю.
В зале раздались смешки, в первом ряду зрителей Люциус Малфой неторопливо зааплодировал.
— Помирюсь, — мрачно ответил Сириус. — Я и за Рега перед ней виноват. За то, что моему младшему брату не к кому оказалось пойти за помощью.
Регулус Блэк стал еще одной сенсацией, затмив даже невинно осужденного Сириуса. Семнадцатилетний мальчик, героически и безвестно отдавший жизнь ради уничтожения хоркрукса. Реабилитация и орден Мерлина посмертно. Первую страницу «Пророка» почти целиком заняли две колдографии: давняя — семикурсника в слизеринской мантии, и свежая — его измученного Азкабаном старшего брата, прячущего в ладони лицо, чтобы не показать слез. Колдограф поймал удачный момент — по губам Сириуса отчетливо читалось: «Прости меня, Рег».
Альбус Дамблдор подтвердил, что знал о подвиге Регулуса Блэка, что именно эта информация окончательно подтвердила его предположения о хоркруксах. Но ничего не ответил на вопрос, почему не сказал об этом ни матери мальчика, ни аврорату.
Дело раскручивалось неторопливо, но основательно — куда основательней, чем можно было предполагать из первоначального иска. Магглы Вернон и Петунья Дурсль, бросив крохотный камушек, стронули с места лавину.
Сенсации продолжались. Честный и законопослушный (но, к великому своему сожалению, неустойчивый к Империусу) Люциус Малфой добровольно принес в аврорат некий артефакт, спрятанный Темным Лордом на территории его поместья. Артефакт оказался еще одним хоркруксом. Все тот же Малфой предположил, что о других хоркруксах может знать его родственница Беллатрикс. Ту допросили с веритасерумом, после чего еще одно хранилище осколка наитемнейшей души было найдено и уничтожено. Имея на руках два хоркрукса и данные целителей о «силе» последнего, сидевшего в Гарри, аналитики и артефактологи аврората вычислили общее их количество, составили список предполагаемых вместилищ и мест хранения — и, действительно, нашли ровно то, что и предполагали.
Таким образом, меньше чем через месяц после получения Скримджером первых сведений о хоркруксах «якоря» Того, Кого Нельзя Называть, были уничтожены. И лишь осколок, спящий в Гарри, мешал объявить Темного Лорда окончательно поверженным. Скримджер объявил во всеуслышание, что верит в знания и опыт целителей и в силу Гарри Поттера, но и сам поставит дело на личный контроль, поэтому тревожиться не о чем.
«Великая афера Дамблдора», — кричали заголовки. На разные лады журналисты спрашивали одно и то же: «Если бы Альбус Дамблдор не утаил сведений четыре года назад, с угрозой было бы покончено уже тогда. Но что ждало бы волшебный мир, если бы маггла Петунья Дурсль не озаботилась здоровьем племянника, а маггл Вернон Дурсль не решил добиваться справедливости?»
Тиражи «Пророка» росли, общество лихорадило, Скримджеру на следующих выборах отчетливо светило кресло министра. Адвокат Альбуса пытался апеллировать к былым заслугам своего подзащитного, к его ордену Мерлина, к благим намерениям, но максимум, на что он мог надеяться — замена Азкабана домашним арестом. Из уважения к сединам, так сказать. Уважение к былым заслугам, благим намерениям, чистым помыслам и прочим высоким материям с именем Альбуса Дамблдора сочеталось теперь как-то плохо.
Впрочем, какой бы приговор в итоге не вынес суд, в политике Альбус Дамблдор отныне был хуже, чем трупом. О мертвых, в конце концов, принято говорить либо хорошо, либо ничего, а о Дамблдоре говорили много, охотно, на каждом углу, но исключительно плохо.
Глава опубликована: 02.11.2016Глава 21. Рождественские подарки
Суд тянулся почти до Рождества, но Гарри на заседания больше не таскали. Строго говоря, там и Дурсли не особо были нужны, и Вернон с удовольствием доверил все своим представителям и вернулся к рутине сделок, комиссий и расширения производства. Зато Петунья не желала пропустить ни минуты долгожданного торжества справедливости. Она приходила к началу очередного заседания, чопорно усаживалась на скамью обвинителей и сверлила Дамблдора возмущенным взглядом, заставляя его ерзать и отворачиваться. И все в зале видели, что великий волшебник не может прямо посмотреть в глаза обвинившей его маггле.
Возможно, и это тоже помешало судьям смягчить приговор. Но окончательно судьбу Альбуса решила Трелони, однажды ввалившаяся в зал с остекленевшим взглядом и выдавшая нечто маловразумительное о верном слуге Темного Лорда, который прячется у верных сторонников Великого Светлого, чтобы однажды снова стать человеком. Казалось бы, бред бредом, как и любое пророчество — поди истолкуй, покуда не исполнится! Но Скримджер тут же отправил авроров проверять дома всех известных сторонников Альбуса, и уже к вечеру Питер Петтигрю мог бы при желании переговариваться со своим бывшим директором через решетки их камер. Артур Уизли разводил руками, недоумевая: это и в самом деле было весьма странно, но ни он, ни Молли, ни их сын Перси обстоятельств появления в доме питомца не помнили.
Что самое удивительное, не помнил их и Петтигрю, и даже веритасерум не освежил его память. Зато повторный допрос Дамблдора под сывороткой правды прояснил эту тайну всего за шесть вопросов. «Ежедневный пророк» порадовал читателей протокольной точностью:
«Вы знали, где находится Питер Петтигрю?» — «Да».
«Как он оказался у мальчика Уизли?» — «Я попросил Персиваля Уизли позаботиться о Питере».
«Почему мальчик и его родители об этом не помнят?» — «Я решил, что это знание будет их тревожить».
«Вы знали, что Петтигрю служит Волдеморту?» — «Да, бедный мальчик. Он запутался».
«Почему вы не сдали преступника в аврорат?» — «Я дал ему возможность искупить вину действием. Он тот, кто может сыграть роль в уничтожении зла».
«Как именно?» — «Ему предназначено возродить Волдеморта и привести его к окончательной гибели».
О том, какая буря поднялась после этих слов сначала в зале суда, а после — и по всей Британии, лучше всего, пожалуй, скажет заголовок экстренного выпуска «Пророка»: «Альбус Дамблдор собирался возродить Темного Лорда!» И бесполезно уже было доказывать, что на самом деле Альбус всего лишь разрешил бы событиям идти своим чередом, и бесполезно было объяснять, что хотел он лишь блага, окончательной победы добра и света. Приговор был вынесен единогласно: Азкабан.
Директором Хогвартса неожиданно для всех стал профессор Флитвик. Минерва МакГонагалл осталась заместителем.
Правление банка «Гринготтс» заявило, что готово рассмотреть схемы более тесного сотрудничества с людьми в случае пересмотра принятых при Дамблдоре дискриминационных законов.
Скримджер провел серию тайных совещаний и построил предвыборную программу на сотрудничестве волшебников и магических рас и на вливании в волшебное сообщество родителей и родственников магглорожденных. Вспыхнувшее было возмущение чистокровных быстро угасло: для публики — после пояснения будущего министра «я делаю ставку на приток свежей крови при сохранении традиций», а на самом деле — кто уж там разберет. Традиции дело хорошее, но ходили слухи, что одним из главных козырей стала динамика роста банковского счета Гарри Поттера после того, как дела наследника Поттеров взял на себя маггл. Как сказал в интервью все тому же «Пророку» Люциус Малфой: «Если магглы поставят свои таланты на службу магическому сообществу, не покушаясь на незыблемость принципов нашей жизни, я первый пожму им руку. В конце концов, именно магглы сохранили роду Поттеров наследника, и их принципиальность и уважение к законам избавили нас от страшной угрозы».
О том, что Малфой уже предложил Вернону Дурслю совместный бизнес, а тот согласился, в «Пророке», естественно, не было ни слова. Зато были слова мистера Дурсля: «Разумеется, я знаю о Статуте Секретности, и детей учу его соблюдать. Волшебники не должны вмешиваться в жизнь нормальных людей. От вашего Дамблдора мы не видали добра. У вас свой мир, у нас свой, а если живете на два мира, так будьте добры, оставляйте свои чудеса на Косой аллее! Вот мистер Вуд — правильный джентльмен, я мог бы годами пользоваться его услугами и даже не предположить, что с ним что-то не так!»
Сириус Блэк навестил Дурслей через неделю после вынесения приговора Альбусу Дамблдору — как раз под Рождество. Он смотрел побитой собакой, прижимая к себе сверток с детской метлой, и Петунья не стала поминать Джеймсову дружку их былых шалостей. Впустила, вздохнув, провела в гостиную, сказала портрету Дореи:
— Вот, тетушка, полюбуйтесь. Пришел. Еще и метлу ребенку притащил, будто у Гарри этих метел без него мало. Остолоп!
— Здравствуйте, тетушка, — поклонился портрету Сириус. — Матушка передает вам наилучшие пожелания. Петунья, а где Гарри?
— Мои дети в школе, — Петунья произнесла это как-то так, что Сириусу мгновенно стало ясно: во-первых, здесь ему не позволят баловать Гарри и не замечать его кузена-маггла, во-вторых, что бы ни думал он сам о правах рода Блэк в целом и его самого, как крестного, в частности, Гарри прежде всего — ребенок Петуньи. Не сказать, чтобы Сириус готов был с этим мириться. Петунья, конечно, молодец и почти героиня, но как же Джеймс и Лили? Нельзя же их забывать?! Уж они-то герои без всякого «почти»!
Сказать об этом вслух Сириус по непонятной ему самому причине остерегся: он вообще после Азкабана, суда и примирения с матерью притих, придавленный виной перед братом, матерью, Джеймсом и Гарри. Решил только, что расскажет Гарри о родителях, но после долгожданного знакомства оказалось, что тот не раз слышал и об их подвиге («глупости», по мнению Дурслей и тетушки Дореи), и о детстве, и о годах учебы в Хогвартсе, и даже о проделках Джейми и Сириуса. Петунья и Дорея заботились о том, чтобы младший Поттер знал свои корни, имел представление о подобающем и достойном и даже в свои малые годы помнил, что ему предстоит возродить старый и уважаемый род. Нет, малыш Сохатик вовсе не отказывался пошалить с крестным, но, во-первых, участие в забавах Дадли он полагал обязательным, а во-вторых, на некоторые предложения Сириуса оба пацана синхронно стучали себя по лбу со словами: «Ты, крестный, совсем того?»
Сириус с нешуточной тоской понял, что мать права и придется остепениться.
Между тем настало Рождество. Семейный праздник, который Сириус Блэк впервые за долгие годы проводил в родовом особняке и впервые в жизни — вдвоем с матерью. Он послал подарки Гарри и всем Дурслям — приличные и подобающие подарки, а не что-нибудь из пришедших на ум веселых розыгрышей. Коньяк папаше-магглу, шоколад и красивые гребни Петунье, волшебные игрушки и сладости пацанам. Он напился и рыдал на груди у матери, рассказывая, как тошно без прежних друзей, как не хватает безудержного веселья, а мать, от которой он ни разу за все детство не услышал слов любви и сочувствия, гладила его по голове, как ребенка, и говорила, что все это проклятые дементоры и что радость к нему вернется. А под конец расплакалась сама и почему-то просила прощения — или это был уже пьяный бред?
Да, у Сириуса было очень странное Рождество. И разбирать поутру подарки тоже казалось странным, хотя больше всего удивляло то, как много их было. От Гарри и Дурслей, от Нарциссы и Андромеды, от матери, конечно же, а еще почему-то от кучи почти незнакомых или давно позабытых людей — сокурсников, сослуживцев-авроров, даже от Флитвика и МакГонагалл. Открытки с теплыми словами, горы шоколада, выпивка, теплый шарф от Петуньи и корявый рисунок от Гарри, который Сириус бережно прикрепил на стену возле кровати, сорвав с нее показавшиеся вдруг безобразно пошлыми плакаты с красотками.
У Дурслей и Гарри Поттера подарков тоже было куда больше обычного, но больше всего удивило приглашение на детский праздник к Малфоям. Петунья даже побежала советоваться с Дореей, но та лишь фыркнула презрительно:
— Дорогая, не бери в голову, это новый курс. Малфои держат нос по ветру. Но их сын поступит в Хогвартс в один год с Гарри, так что это обоюдно полезное знакомство.
Знакомство в итоге оказалось не только полезным, но и приятным: Петунье весьма польстило, что ее принимают в столь аристократическом доме, а парк и оранжерея были совершенно волшебны. Куда ей с ее крохотным садиком... Но теперь, когда можно больше не опасаться козней Дамблдора, а у Вернона хватает денег, можно наконец продать домик в Литтл-Уиннинге и купить коттедж с большим участком, а то и поместье! Перспектива совершенно захватила Петунью, и она с удовольствием обсудила с Нарциссой устройство оранжереи.
Зато Гарри и уж тем более Дадли о полезности знакомства не думали. Они стерпели одевание в «приличных мальчиков из хорошей семьи», чинно поклонились леди Малфой, вежливо поздоровались со всеми, кто изъявил желание поглазеть на недавнюю сенсацию, и с облегчением встретили предложение поиграть с другими детьми. А что итогом игры стали два расквашенных носа — у Винса и Грега, так нечего было обзываться.
И все же хорошая штука волшебство! Носы залечились по одному щелчку пальцев няни-домовушки, а в споре о том, что круче — волшебная палочка или добрый английский бокс — сошлись на том, что одно другому не мешает, а вовсе даже дополняет. Хотя Дадли остался непоколебим во мнении, что шестизарядный ковбойский кольт все равно круче всего.
Счастливым выдалось Рождество и у Скримджера, чувствующего себя без пяти минут министром. И у Криса Вуда, чье агентство вознеслось на пик популярности. И у Риты Скитер, за какой-то месяц сделавшей головокружительную карьеру. И у целителей из Св. Мунго, которые наконец-то получили достойное финансирование. И у Марджори Дурсль, хоть ей и пришлось бросить недоеденной рождественскую индейку и среди ночи принимать роды у молодой, но крайне перспективной сучки. Пять замечательных здоровых щенят — чем не подарок?
И только Люси Амалия Уотсон в это Рождество была катастрофически несчастна. Потому что у нее снова склеилась нечаянно разбитая любимая чашка, и мама из-за этого долго плакала. Люси решительно не понимала, где здесь повод для слез — наоборот ведь, радоваться надо. Люси немножко неуклюжая и посуду бьет часто, а чашка такая, с принцессой и единорогом, у нее одна. Но мама чего-то боялась, заклинала никому не показывать странностей и даже не рассказывать о них. А от маминых слез Люси чувствовала себя очень виноватой, хотя она ведь ничего специально не делала.
И поэтому даже подаренная Дадли Дурслем настоящая ковбойская шляпа совсем ее не радовала. Разве что самую чуточку.
Глава опубликована: 02.11.2016Глава 22. Гарри Поттер и исполненное пророчество
Свой десятый день рождения Гарри Поттер встретил в Мунго.
На самом деле он хотел бы покончить со всем до праздника, но так уж получилось, что герр Фальк, без которого целитель Смоллет отказывался проводить решающую операцию, мог прибыть только в этот день. «Зато ты сам себе сделаешь крутой подарок», — утешил Дадли, от души хлопнув по плечу, и Гарри в ответ пихнул его в бок.
Дадли вместе с мамой, папой и крестным ждали его здесь же, в холле для посетителей, и это здорово успокаивало. Потому что, уж чего там врать, Гарри малость побаивался того, что должен был сейчас сделать. Победить Волдеморта. Не шутка.
Ему оставался год до приглашения в Хогвартс, и Гарри совсем не хотел, чтобы каждый одноклассник мог ткнуть его в лоб и спросить: «И как оно, разгуливать с Неназываемым в башке?»
В детской палате отделения недугов от заклятий госпиталя святого Мунго собрались пятеро. Гидеон Смоллет, которого Гарри за эти годы привык называть «дядя Гидеон» и втихаря считал своим вторым крестным. Гиппократ Сметвик, встретивший Гарри дружеским: «Не дрейфь, пацан, теперь-то сил у тебя хватит». И два специалиста с континента — месье Анри Птижан и герр Фальк, которые когда-то помогли британским коллегам разобраться с диагнозом Гарри, а теперь собирались принять участие и в окончательном излечении.
И сам Гарри. Он радостно поздоровался со знакомыми целителями, смутился под внимательными взглядами их коллег с континента и поежился, когда герр Фальк, пробормотав: «Разрешите», — заглянул ему в глаза и ощупал шрам прохладными пальцами. Взгляд был тяжелым и давящим, под шрамом зазудело и задергалось, а голова закружилась. Гарри даже сам не понял, как его уложили в кровать.
— Начинаем, коллеги, — скомандовал Сметвик. — Гарри, помнишь, что нужно делать?
Гарри кивнул и закрыл глаза: он должен сосредоточиться, а незнакомые лица мешали. Сосредоточиться и думать обо всем хорошем в своей жизни, о том, что ему дорого и что он никогда и ни за что не хочет потерять. А Волдеморт, если сумеет возродиться, все это погубит.
Хорошего в жизни Гарри было много. Родители и брат (ну и что, что на самом деле — тетя, дядя и кузен, он ведь им как родной, и они ему тоже!), тетя Мардж, бабушка Дорея, крестный Сириус и бабушка Вальбурга. Поттер-хаус, в котором они жили, пока шел учебный год, и купленный четыре года назад коттедж неподалеку от дома тети Мардж, с большим участком, садом и оранжереей — его все дружно прозвали Дурсль-хаус, а к оранжерее с легкой руки дяди Вернона прилипло прозвание «Петунья-хаус». И еще дом Блэков, мрачный и жутковатый, но все равно почему-то уютный — бабушка Вальбурга сказала, потому что Гарри Блэкам родня. А еще где-то есть закрытый пока Поттер-холл — старинный особняк, в котором несколько веков жила семья Поттеров и где висит гобелен их рода. Гарри сможет туда попасть в свой одиннадцатый день рождения, если его признают достойным наследником.
Быть наследником Поттеров Гарри нравилось. Волшебство и само по себе — здорово, но изучать старые фамильные секреты, то, чему не учат в Хогвартсе — это по-настоящему круто. Бабушка Дорея уже много чего рассказала им с Дадли и кое-чему научила, а еще она пообещала, что теперь учить их будет и дед Чарлус. «Хогвартс — это для всех, — объясняла бабушка, — там дают то, что можно знать любому и с чем справится любой. Глупы те, что считают ТРИТОНы Хогвартса законченным образованием. Твоя мать, Гарри, была лучшей ученицей на курсе, но она не знала наших фамильных секретов. Хотя могла бы узнать, если бы твой отец не увлекся дурными идеями. Теперь наша надежда на тебя, внук».
А еще бабушка сказала, что Дадли тоже нужно учить, потому что на самом деле он не простой маггл, а сквиб. Потому что только сквибы видят волшебство. «Мама с папой тоже видят», — сказал тогда Дадли. А бабушка ответила: «У твоего папы, внучек Дадли, свой талант, и неважно, волшебник он, сквиб или маггл. А твоей маме достаточно счастливой семьи и ее любимой оранжереи. Да и побаиваются они волшебства. Я думаю, все вы на самом деле были магглами, но вас связали кровной защитой с волшебным домом, и это вас изменило. Дом настроился на вас, а вы на него. Только не говори этого маме с папой, внучек Дадли, они не оценят. А вот ты сможешь делать кое-что из фамильных секретов Поттеров. Для ритуалов нужна не только сила, но и точные расчеты, и мастеру-артефактору бывает нужен умелый помощник, который не фонит собственной магией».
После этого разговора Гарри с Дадли приналегли на математику в школе, да так, что едва не выбились в лучшие ученики. Спасла их от незавидной славы заучек-ботаников вовремя случившаяся драка с приставшими к Люси хулиганами. Отличная была драка, вот только Дадли после нее записали в секцию бокса, а Гарри с его сверхлегким весом, посоветовавшись с бабушкой Дореей, отдали на фехтование. Фехтование Гарри совсем не нравилось, но бабушка сказала, что после него будет легче работать с палочкой, а палочку Гарри очень ждал. Жаль, что ее покупают только перед Хогвартсом.
Гарри немного помечтал о палочке, а потом — о том, как было бы здорово, если бы Дадли все-таки оказался не сквибом, а волшебником. На самом деле ему иногда казалось, что бабушка Дорея втайне тоже этого ждет, иначе зачем бы ей учить их обоих одинаково строго? Как-то он даже спросил об этом, но бабушка лишь покачала головой: «Поговорим об этом позже, Гарри. Способ есть, но ты должен стать сильнее».
Гарри очень хотел стать сильнее. Хотел, чтобы Дадли поехал в Хогвартс с ним вместе. Чтобы Поттер-холл принял нового наследника. Хотел прославить снова свою фамилию — уже не тем, что последний из Поттеров ухитрился как-то выжить, попав под сомнительную аваду, а настоящими волшебными артефактами, такими же, как делали предки, а может, и еще покруче. Хотел, чтобы мама спокойно возилась в своей оранжерее. Чтобы вся их семья жила спокойно, никого и ничего не боясь.
Волдеморт в картину счастья не вписывался. Он мешал.
Шрам тянул, зудел и дергался, в висках стучало, голову словно стиснул горячий обруч. Гарри зажмурился крепче, удерживая перед глазами картинку того, как сегодня вечером все они сядут за праздничный стол, как Гарри задует свечи на торте, как мама украдкой вытрет слезы, сказав: «Господи, Гарри, ты совсем уже большой», — а папа довольно фыркнет, пригладив усы. А Дадли хлопнет его по плечу и скажет: «Большой — я! Большой Дэ, вот!» — и согнет руку, показывая бицепс.
Хорошо бы и шрам тоже исчез, когда этот чертов Волдеморт сгинет.
«Уходи, — шептал Гарри, сжав кулаки, — проваливай, сдохни окончательно, исчезни без следа!»
Под веками взорвалось ослепительно-черным, резануло острой, обжигающей болью, и тут же прошло — Гарри даже вскрикнуть не успел. Глаза открылись сами собой, ему тут же приподняли голову и поднесли к губам стакан с водой. От воды почему-то очень захотелось спать, и Гарри успел только услышать: «Молодец, герой, все сделал как надо». И заснул.
Целитель Смоллет привел в палату Дурслей — Гарри сейчас нужно чувствовать, что его семья рядом. Сметвик отправил сообщение министру, цинично отметив про себя, что сидеть Скримджеру в его кресле и следующий срок — единственное колдофото в «Пророке» с Гарри Поттером, под заголовком «Волдеморт окончательно побежден», прекрасно заменит всю предвыборную компанию. Герр Фальк задумчиво вертел в пальцах ловушку с заключенным в ней огрызком темной души — уничтожить его они обещали в присутствии Скримджера. История Того, кого уже можно будет называть, подошла к логичному и давно ожидаемому финалу.
— Все же потрясающей глупости был этот ваш... — герр Фальк покачал головой и презрительно хмыкнул. — Ну что ж, коллеги, вот теперь не грех и о публикации задуматься.
Гарри проснулся днем. Солнечные лучи щекотали лицо, он довольно зажмурился, повернул голову и тут же очутился в крепких маминых объятиях.
— Ох, Гарри, наконец-то! Целитель Смоллет сказал, что все хорошо и что ты можешь проспать долго, но мы все равно так волновались!
— Торт ждет! — коротко и веско влез Дадли.
Целитель Смоллет, легок на помине, возник прямо посреди палаты.
— Как себя чувствуешь, герой?
— Отлично, только совсем не героем, — смутился Гарри. — Это же вы все сделали.
— Мы все сделали, когда твоя тетка принесла тебя сюда на руках восемь лет назад. А ты сейчас доделал.
— Значит, это ты настоящий герой, мам, — засмеялся Гарри. Он и вправду чувствовал себя отлично — как никогда отлично, легко и весело.
— Никогда не понимал концепцию героизма, — Вернон Дурсль пригладил усы и по-моржовьи фыркнул. — В этой истории, как я ее вижу, героем пытался стать Дамблдор. А все остальные просто делали то, что и должен делать любой порядочный человек в такой ситуации.
— А знаете, мистер Дурсль, вы правы, — согласился невесть как оказавшийся в палате министр Руфус Скримджер. — Не возражаете против пары-тройки фото на память? Хочу поздравить Гарри с днем рождения.
— Праздник обещает быть шумным, — залихватски подмигнул Сириус.
Гарри кивнул всем сразу. Да, он понимает, что не может просто так взять и уйти домой, слишком много людей волновались о нем и ждали этого дня, и наверняка Рита из «Пророка» уже ждет за дверью палаты со своим Прытким пером и довольно глупыми, на взгляд Гарри, вопросами. И опять будет гора писем, и родители будут ворчать, что пора просить политического убежища у Мардж, а Сириус хохотать, приговаривая: «Вот она, слава, Сохатик». Ну и ничего. Потерпеть несколько дней, и все утихнет, а лета еще целый месяц, а до Хогвартса и вообще целый год.
Чего Гарри Поттер точно не хотел, так это ехать в Хогвартс «мальчиком, который выжил». Ведь в том, что он выжил, вовсе нет его заслуги. За это спасибо родной маме и маме Петунье, и целителям, и бабушке Дорее, и гоблинам — много кому. А ему вовсе не нужна незаслуженная слава. Он вырастет, закончит Хогвартс, выучится на Мастера, и вот тогда можно будет подумать о славе — о той славе, которую он на самом деле хочет заслужить.
Глава опубликована: 02.11.2016КОНЕЦ