Глава 5.1
Следующие дни были тревожными и беспокойными.
Аня находилась под домашним арестом.
Душу заволокло сизыми тучами, и, казалось, в ней нет больше места свету. Солнце ушло - спряталось, и зеленые глаза Ани стали тусклыми, а руки - бессильными. Она не могла поверить в то, что Рома, действительно, украл портмоне дяди. Он ведь не мог так с ней поступить, так подставить и бросить.
Нет, не мог.
Не мог!
Не мог же?..
С одной стороны Аня категорически отрицала вину Беса, а с другой, ее мозг, привыкший все-таки анализировать происходящее, наконец, включил логику, избавившись от цепкого романтического флера.
Бес не был хорошим мальчиком. Бес занимался подозрительными вещами. Кроме того, он не учился и не работал, как и его друзья. И имел определенный авторитет среди сверстников, которые его откровенно побаивались. Как и Андрея Марта. Откуда Бес брал деньги - оставалось загадкой, потому как о своих таинственных подработках он не говорил и слова, отмахивался от подобных вопросов, заявляя, что то, как он зарабатывает на жизнь - не важно.
Аня вспоминала его ловкие пальцы, которые умели делать невероятные вещи - не только показывать фокусы, но и незаметно вытаскивать из карманов вещи или снимать с пальцев кольца, вспоминала, как ловко он обращается с картами и с какой любовью говорит о покере, вспоминала и то, как однажды спасла Рому от преследования полицейского. Раньше ей и в голову не приходило, почему тот бежал за парнем в тот вечер, это казалось забавной ситуацией, положившей начало их знакомству. А теперь, когда она, сидя на подоконнике с кружкой горячего кофе, о которую грела ледяные ладони, понимала, что все это было неспроста.
Крошечные паззлы складывались в единую картину, не слишком радостную для девушки.
Неужели Бес вскружил ей голову ради того, чтобы обчистить дядю?
Или он преследовал иные цели, а портмоне стало приятным бонусом от общения с наивной и глупой Анютой?
Девушка не могла понять, что правда, а что - ложь.
Вера или здравый смысл?
Аню бросало из крайности в крайность.
Иногда она словно приходила в себя, просыпалась от любовного сна, четко осознавала, что кроме Беса никто, совершенно никто не мог взять это проклятое портмоне. И тогда девушка начинала злиться,
А иногда она вдруг понимала, что не хочет, чтобы ее домыслы были правдой.
Любовь - это доверие. Любовь - это высшая степень доверия. Рома ведь говорил, что не причинит ей зла, что она должна верить ему, и она не имеет права предавать его чувства и свои обещания!
Ей часто вспомнилась квартира неизвестного друга Беса, из которой был виден ее остров, и вспоминалось тепло его рук с жесткими, но нежными ладонями, и от этого на душе становилось то тепло, то противно.
А Рома не отвечал на сообщения и до сих пор его телефон был недоступен, а сам он словно забыл про ту, которую просил верить ему.
Постоянно быть дома было несладко, и Аня все больше и больше понимала, как ненавидит и эту квартиру, и эту семью, и свое положение - бессмысленное и бесправное.
С дядей было легче - он игнорировал ее, к тому же постоянно пропадал на работе, но, когда Аня видела его, то невольно вспоминала пощечину и гнев в глазах. Слава Богу, что денег у него пропало не так уж прямо и много - Верховские не обеднеют, а документы он с помощью знакомых восстановил быстро. Зато с теткой было не сладко - если близняшки уезжали с водителем в школу и в первой половине дня отсутствовали, то тетка дома находилась постоянно. Раньше Анастасия часто ходила по магазинам и торговым центрам, посещала салоны красоты и разъезжала по многочисленным подружкам и знакомым, а сейчас целую неделю она почти не выходила из дома, то и дело напоминая Ане, что оставлять квартиру, пока та в ней находится, не собирается. Мало ли кого еще неблагодарная племянница позовет в дом, мало ли что еще пропадет! А ведь в доме хранятся и деньги, и драгоценности!
Все это слышала и домработница, а от того девушке становилось вдвойне неприятно, потому как ей хотелось хоть какого-то участия, каплю сочувствия и сопереживания, а домработница смотрела на нее боязливо. Не потому, что верила, что Анька такая плохая, а потому, что боялась вызвать гнев хозяйки.
Сестры тоже откровенно измывались над ней. Они издевательски называли ее воровкой, спрашивали, куда она сбывает краденное, и то и дело включали шансон, а на дверь своей комнаты повесили распечатанную вывеску: «Ворам вход запрещен», на которой был изображен карикатурный крадущийся человечек в черной маске и с мешком за спиной, перечеркнутый красным крестом.
Когда Ане, наконец, разрешили пойти в школу, она с облегчением выдохнула, однако и там ей не пришлось ждать спокойствия. Лилия, казалось, только и ждала, когда девушка вернется на учебу, и подкараулила вместе с верными подружками после уроков. Они почти затащили ее в подвальное помещение, чтобы поговорить по душам, однако им помешала химичка, и Ане удалось вырваться и убежать.
Домой идти не хотелось, и она по детской привычке отправилась на остров, на котором уже давно не была. Дошла до берега, спустилась по узкой тропинке с пологого обрыва к воде и ступила на бетонные плиты, которые вели на остров, летом - залитый зеленью, осенью - багрянцем, а зимой - белым золотом.
Почему мост не уничтожили, оставалось для Ани загадкой. Во многих местах не было перил, плиты шатались - особенно посредине, и сам он казался ненадежным и старым. Никому не нужным - таким же, как и она сама.
На остров редко попадали люди - кому охота идти по полуразрушенным небезопасным плитам с пробоинами и торчащими штырями, и Ане казалось, что она была единственным другом этого клочка земли с заросшими тропинками и высокими деревьями.
Она привычно обошла остров, пряча замерзшие пальцы в карманах кутки. Хоть тут и было холодно - от воды дуло, но казалось намного комфортнее, чем в теплом доме.
Вытащив из рюкзака купленные около школы булку и воду, Аня села на поваленное старое дерево у берега и, глядя на подмерзшую у земли воду, стала медленно есть. Серый город напротив не радовал, казался чужим и недобрым. Она, то и дело набирая номер Ромы, давилась булкой, запивая ее невкусной водой, и плакала беззвучно, глотая куски вместе со слезами.
Почти час она провела а потом, не чувствуя ног от холода, двинулась прочь.
На следующий день история с Лилией повторилась, только теперь никто из учителей не появился вовремя, чтобы ее спасти, и Ане пришлось спасаться бегством, как и на третий день, и на четвертый. А на пятый она попалась - после уроков, когда шла домой, думая, что теперь ей ничего не грозит, по крайней мере, на выходных.
Лилия и ее подружки окружили ее со всех сторон и, понимая, что жертве некуда деться, утащили от дороги за дом, к старым гаражам, где было нелюдимо и тихо. Вырваться не получилось - их было шестеро, а она - одна. И никто не помог - проходившая мимо женщина с коляской лишь ускорила шаг, когда отчаянно сопротивляющуюся девушку поволокли за собой.
- Что тебе надо? - тихо спросила Аня, стоя напротив Лилии, упревшей руки в боки. Волосы ее были взлохмачены - шапка куда-то упала, а рюкзак валялся рядом. На щеке виднелась царапина, только боли она не чувствовала - ее поглотил страх.
- Что ей надо? - басовито хохотнула одна из подружек и с силой толкнула Аню в спину - так, что она едва не полетела на промерзшую землю, прямо к ногам. Эта идея показалась девчонкам заманчивой и они, не давая ей встать, поставили девушку на колени перед Лилией. Это получилось у них далеко не сразу, и чтобы Анька не вырывалась, пришлось несколько раз ударить ее. И держать, чтобы не вскочила с колен, оцарапанных о камни.
Это было унизительно, и Аня крепко сцепила зубы, понимая, что не справится.
Они смеялись, громко, обидно, а она боялась заплакать - показать себя еще слабее, чем есть.
- Ну как? Он хорош? - спросила, наклонившись к ней, Лилия. - Отвечай, сучка, - крикнул она и цепко схватила Аню за подбородок, заставляя смотреть в глаза. - Хорош? Отвечай, говорю! - ударила она ее по лицу, а после снова больно схватила за подбородок, с силой сжимая. - Он ведь с тобой переспал? Переспал? Да отвечай ты мне, тварь!
А она упорно молчала.
- Мой Рома очень хорош, - разъяренно говорила Лилия, которую Анькино упорное молчание бесило. - Ты кричала? А если я сейчас повторю то же самое, - при этих словах остальные захохотали, и тотчас зазвучали пошлые шутки, - кричать будешь?
- Она тупая, - презрительно сплюнула одна из ее подруг. - Молчит, как дура. От страха ничего не понимает. В штаны наложила.
- Да все эта *запрещено цензурой* понимает, - больно дернула за волосы Аню третья девушка, самая бойкая на вид. - Понимаешь ведь, куколка? А ты знаешь, что бесишь своим кукольным личиком? - она похлопала свою жертву по щекам. Аня дернулась, но ее, естественно, удержали.
- Понимает, - с усмешкой подтвердила Лилия. - Не смей больше встречаться с моим Бесом. И я, так и быть, тебя прощу.
- Мы сегодня добрые, - подхватила одна из ее подруг.
А Анька, сама не понимая, зачем, разлепила сухие губы и сказала:
- Он - мой.
За что тотчас получила по этим самым губам, мигом почувствовав вкус крови во рту. Эти слова отрезали ее путь к отступлению. Сначала ее повалили на землю, стали бить, а она лишь закрывала голову руками. Казалось, никто из девочек не понимает, что они делают, - всех шестерых охватило безумие, жажда бессмысленной крови и чувство собственного беззакония. Они превратились в гончих, преследовавших свою жертву, и Ане казалось сквозь боль, что они не разговаривают и не смеются - а лают.
Ее грубо схватили за руки и подняли против воли, то и дело награждая обидными словами и презрительным смехом. Расстегнули куртку, сняли ее, оставив девушку в тонкой футболке.
- Твой? - спросила Лилия, кривя губы. - Ты что о себе возомнила, маленькая стерва? Но я сейчас сделаю так, что ты будешь кричать, как будто под ним!
- Давайте, ей лучше мордашку разукрасим? - предложила одна из девчонок. - А то слишком красивая. Будет тебе уроком. Перестанешь на чужих парней заглядываться.
И она достала из кармана маленький складной ножик, который тотчас вырвала из ее рук Лилия, которая все пыталась доказать, что Бес - ее собственность. Остальные согласно засмеялись, вглядываясь в красивое лицо, искаженное испугом и бессильной злостью.
Скорее всего, они пугали ее, купаясь в чужом страхе, как в море с теплыми волнами, но Аня, испугавшись, что сейчас ее лицо, действительно, изуродуют осколком, дернулась с неожиданной силой, вырвалась, и получилось так, что Лилия, сама, кажется, того не желая, полоснула ее по голой руке.
Царапина оказалась не опасной, но глубокой, а потому кровь тотчас залила руку, горячая, как кипяток.