11
Эти бессонные болезненные и беспокойные ночи не дают мне покоя.
Флаке постоянно крутиться вокруг меня, хотя сам не слабо травмирован, а вот информацию выкладывать не собирается, я иногда злюсь. Шнайдер не смотря на то что спокоен, неразговорчив и слаб, предпочитает передвигаться по всей палате и коридорам отделения, нежели пролеживать на своей койке все конечности. Я начинаю по малу завидовать.
Сам то не могу встать, точнее могу, но не надолго, и то по делу, врачи не позволяют, бояться что станет хуже, хотя говорят что быстро иду на поправку. Как собака дворовая.
Боли не дают мне покоя, от сна мне приходится отказываться чаще, чем от еды. Снятся кошмары, которые не на шутку пугают меня. От такого не редко приходится просыпаться с криком и пугать двоих в палате, но со временем они начинают дежурить возле меня, не смотря даже на то что я сопротивляюсь и ругаю за такую глупую идею.
Только когда они успокаивают меня после каждого дурного сна, я совсем забываю о их дежурствах и принимаю поддержку.
После такого каждого сна я спрашиваю как там Пауль, и мне либо отвечают молчанием, либо словом "борется".
Внутри буря, бедственная волна отчаяния и спасительный плот из веры. Но волна такая большая, что едва грозится потопить все надежды.
Мне так и снится, каждый раз, умирающий Хайко, прямо у меня на руках. Он так обезображен, что я почти не узнаю его. Из его горла вырываются хрипы и бульканье, и он произносит три слова до того как замереть, закрывая глаза.
«Я тебя ненавижу».
Они заставляют меня выйти из строя, ломаться.
Приходится бороться с врачами, с их требованием отдохнуть и не мучить себя, а потом попытки напичкать меня снотворным, что тоже не выходит.
Меня с детства учили не тянуть что попало в рот.
Но и здесь они находят своё решение. Вяжут меня к койке. А пока я обездвижен и беспомощен, вкалывают то же снотворное. С каждым разом сопротивление падает, но состояние с этим становится совсем неважным.
Аппетит напрочь пропадает, в горло даже не лезет вода. Мне становится пусто, не смотря на то что живу с двумя охламонами, и ещё двумя путешественниками, которые на свой страх и риск приходят к нам в палату, так сказать навестить, иначе уже устали что Шнайдер и Флаке приходят к ним. Хотят и меня повидать.
Читают морали как подростку с гармонами, что решил уйти в выдуманную депрессию. А после моего рявканья и срыва, затыкаются, позабыв о нотациях. И только пытаются уговаривать поесть, да с ними чаю попить, главврач разрешил, а завершают всё предложением нормально поспать. Как они говорят сделать всё "по-человечески". А я значит зверьë, так?
Прогоняю их.
Не могу я так.
Они ведь даже не представляют что я чувствую.
А этих чувств у меня уйма, и все они по своему страшны.
Я так много думаю, и каждая мысль кажется страшнее прошлой, вот только побороть самого себя мне не удаётся. Стоит только раз моргнуть, и внезапная усталость и пелена сна, поджидает меня, захватывая в свои лапы, не давая и шанса выскользнуть.
Опять этот мрак, тишина. Пустота вокруг и внутри меня. Теперь мне даже не страшно, будто бы меня отправили на разжен войны, где я стою по середке поля боя, зная что у меня нет шансов и я прекращаю бояться смерти. Смело гляжу в глаза самой костлявой, зная что внутри себя я уже умер.
Оживить меня может только низкорослый паренёк со светлыми волосами и голубыми глазами, солнечной улыбкой и невероятной красотой.
Вот только смогу ли я увидеть его вновь таким весёлым, светлым, чистым и невинным?
Он правда само очарование и нетронутость.
Через всё что он прошёл в жизни, даже не смотря на его вспышки, Пауль остался добрым, понимающим, тем кто готов отдать самого себя, чтобы помочь окружающим. Хайко никак не достоин такой участи.
Стоя в этой тьме, мне хочется думать только о том, как бы не расплыться в лужу.
Тёплая рука касается моего плеча, позади меня. Я боюсь даже посмотреть краем глаза. Мне не хочется видеть обезображенного ритм-гитариста (через столько кошмаров, я никогда не перепутаю его прикосновения), но я не могу сдержать себя. Ноги не слушаются, только заставляют повернуться к нему, я не смотрю на его лицо. Только на его белую кофту, ту, в которой был Пауль, когда мы вместе, сидя в парке, разговаривали на различные темы, и в ней он рассказал мне о своём прошлом.
Такие воспоминания не могут пройти мимо. Из моих глаз катятся слезы, крупными каплями, пропадая в темноте.
Пауль освещается как ангел, как яркая звезда, что сошла ко мне с небес.
Я больше не могу. Поднимаю голову и впечатываю свой взгляд прямо в его небесно-голубые глаза.
Он...
Такой красивый...
И обеспокоенный.
Жалостливо глядит на меня, поднимая свою руку, мягко касаясь моей щеки. Гладит её и чуть улыбается.
Я только могу замереть, впитывая в себя его прикосновения и чудесную красоту, что вот-вот сведёт меня с ума.
Еле успевая всё понять, резко обнимаю его. Прижимаю к себе так крепко, зная что вечно это не будет длиться, и тихо дрожащим голосом нашëптываю слова ему на ухо.
— Я тебя не оставлю, буду беречь и любить, пойду на всё, только пожалуйста, прошу, прийди в себя. Ты так нам нужен... Ты так нужен мне! — умоляю, совсем переставая держать себя в руках, проливая слезы на его белые одежды, почему то уверенно считая что он никогда меня за это не осудит.
Он нежно шепчет мне в ответ.
— Ты жди.
Мой сон прерывается так, будто бы меня выгнали из него силой.
И я рано думал что я смогу от него отойти в спокойствии.
Стоило мне только открыть свои глаза, как я увидел перед собой четверых. Что же им опять надо.
Флаке активно расхаживает по палате, Тилль устроился на краю моей койки, Шнайдер сидит на стуле, а Оливер сидит дальше всех, на кровати Лоренца. И все они то ли думали, то ли ждали моего пробуждения. Но стоило мне прокашляться, как они все встрепенулись и посмотрели на меня.
— Круспе! — вдруг сказал громко Линдеманн, что мои уши вдруг познали всю тяжесть звука. Скривившись я буркнул.
— Дружище, ты проспал почти два дня, хоть представляешь как мы начали волноваться?! — говорит Кристиан, хватаясь за железную быльцу моей кровати. У меня это вызывает странные чувства внутри.
Они мне как братья. Надоедливые и заботливые.
— Ты тут пока храпака давал, полтора часа назад Пауль очнулся и...
Я так резко подпрыгнул на кровати, что Шнайдер который начал это говорить, вдруг умолк.
Так быстро я ещё никогда не пытался рваться.
— Стоять! Сиди не рыпайся, его пока осматривают. Даже нас не пустили, сказали пока не положено, Поль должен прийти в себя! — останавливает меня Олли, который вдруг оказывается рядом.
— Но... Он же боится больниц...
После моей фразы стоит тишина, смотрят на меня с удивлением. Я предпочитаю ретироваться, и с чего-то вдруг мне даже не преграждают путь, не заставляют отчитываться.
Я вдруг решил что мне нужно для начала умыться. Дохожу в уборную как в тумане, не обращая внимания на других, даже проигнорировав своего лечащего врача. Мне даже не хотелось видеть это серьёзное лицо, которое не один раз заставляло прочувствовать тревогу когда дело заходило за сон.
Я в кои-то веки возненавидел его, за решения пичканья снотворным и попытками заставить выпить успокоительного.
Только от одного слова мне становится дурно.
Ни черта это не успокоительное, это самый настоящий наркотик, признанный безопасным, хотя это ни в каком месте не правда. Иначе после них не нужно было лечиться и чистить кровь.
Такие моменты заставляли ещё больше нервничать и злиться уже на весь мир.
Прямо сейчас было тяжело понять что я чувствую. Я рад что Пауль пришёл в себя, но к этому навивается тревога.
Что мне делать дальше? Я хочу позаботиться о нём, помогать, но как он примет это? Я напугаю его таким проявлением себя?
Странно спрашивать это себя, когда почти признался человеку, а ведь он даже сам оказывал знаки внимания к моей персоне.
И страшно подумать что возможно это было по-дружески.
Руки вцепились в раковину, они болят от повреждений. Бинтованная рука на запястье намокает и заставляет морщиться.
Отвратительно.
Хочется вывернуть все свои внутренности, но я всё же осознаю последствия и сдерживаю рвотный позыв. Слезы сливаются с холодной водой, только чувствуются тёплые дорожки что обжигают мою бледную кожу, которую я наблюдаю в зеркале напротив себя.
Во мне целый Армагеддон, но я сдерживаю его как никогда. Где-то внутри всё таки находятся силы чтобы сдержать самого себя.
Я прекрасно знаю для кого это.
Я уверенно выхожу и следую к палате, где должен находиться Пауль, я полностью крепок в каждом шаге, не смотря на возможную боль от травм. Но уверенность так и растворяется до того как я успеваю дойти.
Останавливаюсь прямо перед палатой. Руки трясутся. Я боюсь. Очень боюсь. Только понять чего, становиться так сложно.
Все мысли как на зло вылетели. Я только знаю что просто обязан зайти. Мне это надо!
Я сам шёл к тому чтобы быть с Паулем, так почему же я сейчас должен развернуться и уйти?!
Но даже врач, что вышел из нужной мне палаты, с разрешением на посещение, не смог вселить мне уверенности.
Трус!
Жалкий трус, не способный прийти к тому, к кому стремился и яро молил о дальнейшей жизни!
И сейчас так жалко бежишь обратно в свою палату, боясь, но наверняка зная что Пауль ждёт, и боиться не меньше тебя! Идиот!
Понимаю где я нахожусь только на своей койке, накрытый одеялом, что плотно закрывало от любого света. Тяжело дыша, я сдерживал слезы, но подушка всё равно стала намокать, а я дрожал.
Вроде бы совсем взрослый, а веду себя как мальчишка которого обидели.
Ничтожные мысли заставляли ещё больше разнервничаться.
— Риха, ты чего? Там совсем чтоле всё плохо? — раздаётся рядом, и я застываю, пугаясь голоса.
— Нет... Не знаю... — несмотря на старания, я всё равно произношу это дрожащим голосом.
— Мы думали ты пошёл к нему и сами уже хотели сходить... Что с тобой?
Только Олли может так говорить, он всегда находит выход так спокойно.
— Я не знаю, честно. — я сдаюсь, зная что они уже видят моё состояние, сопротивляться нет смысла.
— Ты боишься? — услышится уже от Тилля, этот жёсткий баритон, становится мягким, тот что я слышал пару раз за свою жизнь. Этот мягкий успокаивающий тон редкое явление, до меня его смог получить Флаке и Хайко.
— Риха, мы тоже боимся, сами никогда не видели Хайко в тяжёлом состоянии и увидеть его будет ударом, но без нас он не сможет, ты ведь сам сказал что он боится больниц, так почему же мы просиживаем время здесь, вместо того чтобы пойти к нему и дать поддержку которую мы успели оказать друг другу? Мы должны пойти к нему прямо сейчас и показать что он не один! — говорит Кристоф, он был неделю через чур молчаливым и возможно это время помогло ему многое обдумать, мне хотелось в это верить.
Все поддержали его речь, а ведь он в точности попал в точку, объяснив причины и решение.
Свои переживания и страхи я оставил при себе, с ними разберусь потом, а сейчас нужно идти к Хайко.
Я хочу его увидеть. В любом виде, главное чтобы видеть родное.
Только один шаг через порог белой двери и я вижу его.
Измученный, покалеченный, уставший и совсем бледный. Все белые медицинские пластыри почти сливались с его лицом. Сухие потрескавшиеся губы. Веки покрытые маленькими тоненькими синими сосудами вен, сами они имеют сине-желтый оттенок. Его прекрасные голубые глаза были прикрыты. Нос был покрыт лоскутом марли, не дающей увидеть его полностью. А вот щетина казалась чем то совершенно новым, я ещё не видел Пауля с ней.
Болезненный вид заставлял моё сердце разрываться. Но он жив, и это уже победа. Со всем остальным можно разобраться.
Тяну свою руку к его бледной руке, которая потом ещё и оказывается прохладной. Я вздрагиваю от мурашек по коже. Хочется Пауля пригреть на груди, прижать к себе и... Любить.
Сам же не замечая глажу его по волосам, позабыв что нахожусь не один.
— Эх, Пауль... — вздыхает Флаке, присаживаясь на стул, который ему заботливо ставит Тилль, он даже не смотря на такие же тяжкие травмы, оказывается сильнее и старается позаботиться о других. Шнайдер с Олли садятся поодаль, наблюдая.
Ласково продолжаю гладить ритм-гитариста. И я понимаю что ничего не боюсь. Не боюсь вида Хайко, не боюсь того что все увидят моё отношение к нему, не боюсь своих настоящих чувств и эмоций, мне не страшны мои желания.
Мне хватает совсем немного времени чтобы поменять взгляды на жизнь.
Неожиданностью становятся красивые голубые глаза Пауля, которые открываются и делают его внешний вид более живым, они куда ярче, бледность их делает такими, но я восхищён этим и мне хочется смотреть в них как на звезды, также долго и заворожено.
При виде них я готов упасть к его ногам.
Я увлечён и поражён.
Ребята уходят, видимо удостоверившись что всё в порядке и не хотят нам мешать, вот только я замечаю это случайно, и остаюсь с Паулем наедине.
Я вижу как он прикладывает силы и расходится в улыбке. Искренней и нежной.
Моё сердце стучит с действительно быстрой скоростью. В этот раз я рад этому, потому что чувствую счастье.
Пауль тянет вторую, ещё ослабленную, руку, и кладёт её мне на щеку, поглаживая.
Всё как в том самом сне. От этих дивных воспоминаний я сам расплываюсь в улыбке. Мне не хочется ни о чем думать, только наслаждаться моментом.
— Я боялся. — слабо шепчет мне он, хрипотца прекрасно слышится в его голосе, но это порождает желание больше заботиться о нём, чего я очень желаю.
— Я готов позаботиться о тебе и защитить, обещаю тебе, мы точно доживём до первой пятницы октября. — неосознанно выдаю я, а потом начинаю извиняться за свои глупые слова. Вот только он тихо смеётся, и я совсем не могу понять причины.
— Я доверяю тебе, Риша. — признается Пауль, и мне становится ещё теплее. — Я скажу тебе одну вещь, но ты выслушай. — просит, ещё крепче вцепляясь в мою руку.
— Хайко, позволь мне подарить тебе букет из звёзд... — я случайно проигнорировал его просьбу.
Дурак.
— Ты опередил меня, Круспе! — немного со злобой возмущается он, пытаясь сложить руки на груди, а я усмехаюсь. — Я вообще-то... Тоже тебя очень люблю.
Я таю от этих заветных слов. А ведь я даже не надеялся на взаимность, тем более с этим прекрасным парнем.
— Ну что, муженёк, целовать будешь? — хитро спрашивает меня, а я опешав гляжу на него. Издевается чтоле?
— Пеняй на себя! — предупреждаю и наклоняюсь к нему, всё ближе приближаясь к этим заветным губам.
И наши губы касаются друг друга, я чувствую суховатые, но мягкие губы.
Поцелуй выходит неуверенным, сдержанным, а также немного со страстью, нежностью и искренним удовольствием. Точно чувствительный и захватывающий.
Возможно если бы с мы были целы, был бы Пауль бедным. Такие чувства могут перерастать в нечто большее. Но я готов подождать.
Я ещё долго сижу рядом с ним, рассказывая ему глупости, а он улыбаясь внимательно слушает.
Я рад что смог сказать ему заветные слова, рад что он жив и сейчас слушает меня.
Я искренне рад что он просто есть, и я думаю что Всевышний дал нам шанс быть вместе. Я никак его не упущу!
____________________
Новая глава! Надеюсь увидеть оценку и комментарий! Большое спасибо за прочтение!