Часть 16
Ты был так рядом, но не ведал, не знал,
Что всё так печально случилось.
Она уж допита твоими друзьями до дна,
И совсем на колени спустилась.
Ребёнок, что в чреве её – не желанен,
Но что же поделать? Рожать заставляют.
И смысла уж нет, на Земле оставаться.
Спуститься бы в Ад и не возвращаться.
(с)nasika
Звон в ушах. В голове вакуум. Это невозможно.
То чувство, когда кровь идет носом, ты запрокидываешь голову, тогда алая жидкость словно слизь стекает по горлу, ты её глотаешь, пьешь собственную кровь, но не чувствуешь вкуса – в горле нет вкусовых рецепторов. То же самое и с Китнисс, она понимает, что беременна, но не может осознать этого. Эти мысли столь непонятны, что не укладываются в голове. Может, это не правда? Может, произошла ошибка? Она не может быть матерью – слишком молода. Она сама ещё ребёнок. Ей впору бегать осенью по лужам, лазить летом по деревьям, а зимой играть в снежки и лепить снежную бабу. Жизнь и без того остановилась и потеряла смысл, а тут ещё и это. Может это и есть её смысл? Нет! Это уже ненавистный ребёнок, который не принесет счастья, он лишь разрушит хрупкие надежды, если таковые остались. Это всё слишком сложно, а думать об этом уставшим за день мозгом, вдвойне неосуществимо.
Люди всегда считают, что отрицательные периоды в жизни рано или поздно сменятся на положительные. Все мечтают о счастье, все верят в это, а что, если лучше уже не будет? Что, если ТО, что ты считал плохим, было тем самым единственно хорошим?
- Я обязана буду сообщить твоим родителям, - медсестра всё ещё не ушла и внимательно наблюдает за Китнисс, которая свернулась в комочек, закрываясь от окружающего мира. Китнисс подскакивает с кровати и быстро неаккуратным подчерком пишет:
«Я хочу сделать аборт» - девушка протягивает медсестре тетрадку, а после того как она её взяла, Китнисс снова ложится на кровать, так же в форме эмбриона.
Медсестра делает глубокий вздох, но всё-таки принимает решение объяснить, что это невозможно. По прибытию в больницу, Китнисс полностью обследовали, но тогда срок беременности был весьма мал, всего два дня, поэтому плод не заметили.
- Нет, Китнисс. Ты несовершеннолетняя. Ты не имеешь права принимать такие решения. Всё будет зависеть от твоей матери. Но прогнозы врача, в случае если ты сделаешь аборт, неутешительны. Так как это первая твоя беременность, ты не сможешь, скорее всего, иметь детей после аборта, - Китнисс всё так же находится в своей раковине, закрыта от мира и не подаёт признаков присутствия. Медсестра решила оставить Китнисс одну, чтобы та подумала.
Так или иначе, но всё всегда меняется к лучшему. Просто иногда кое-что меняется к лучшему более длинным путём — через худшее.
Китнисс всю ночь так и не сомкнула глаз. Она то и дело прокручивала в голове скопившиеся мысли. Девушка никогда не стремилась стать матерью. Нет, детей она любила, но становиться родителем было ещё очень рано, поэтому такие мысли даже не посещали её голову. К тому же не было такого человека, от которого она действительно хотела бы родить. Боже, да просто было рано! В силу своего возраста она не стремилась о ком-то заботиться. Даже кошка, которая то и дело разгуливала по дому, а по весне ещё и с раздутым животом, не вызывала у девушки приступов нежности. Кошке редко перепадали ласки от Китнисс, к тому же и само животное не стремилось получить порцию поглаживаний от девушки.
Китнисс намеревалась уговорить мать дать добро на аборт, ну или уговорить отца, а возможно даже Хеймитча. Девушке стыдно лишь от одной мысли, что все всё знают. Что все в курсе, а возможно и видели, что с ней происходило. Это было так унизительно, что просто выть хотелось. Эта «грязь» будет преследовать её до конца жизни.
Время неумолимо приближалось к походу на завтрак, Китнисс заметно проголодалась из-за бессонной ночи, а организму нужна энергия, если он не получает её во сне, то должен получать благодаря еде, иначе веки неминуемо сомкнутся, что сейчас и намериваются сделать, но Китнисс, чуть пошатываясь побрела в ванную комнату, чтобы отогнать подступающий сон. Придирчиво оглядев себя в зеркало и обнаружив мешки под глазами и припухшее лицо из-за бессонной ночи, девушка осталась довольна. «Пусть внешность совпадает с внутренним миром».
За завтраком девушка пытается быстро всё съесть, чтобы не слушать разговоры новых друзей и их попытки вывести её из внутренних размышлений, которые неминуемо возвращаются к беременности. Закончив с завтраком раньше друзей и махнув им рукой напоследок, девушка удалились в свою палату, в которой её уже поджидала мама с собранными в чемоданы вещами Китнисс.
- Привет, Китнисс, проверь, все ли я вещи собрала, - затараторила женщина. Девушка не издала ни звука, а лишь удивлённо уставилась на мать. – Я забираю тебя домой. Давай живее, - на мгновение Китнисс хотела расплыться в улыбке, она была так рада, что возвращается домой, но девушка сдержала внутренний порыв, вспомнив, по какой причине она тут оказалась и наверняка дома все были в курсе.
***
На выходе из больницы, папарацци уже поджидали девушку, чтобы сделать хотя бы один кадр или, если повезёт, взять интервью. К счастью Китнисс, такой возможности в полной мере у них не было. Девушка натянула очки, пряча опухшие глаза, а взять интервью помешал вовремя подоспевший Боггс, растолкавший навязчивых людей.
Дорога домой не заняла много времени и как только девушка попала домой, то тут же, чуть ли не вприпрыжку направилась в свою комнату. И вот она уже на втором этаже, напротив своей двери, стоит повернуть ручку и окунуться в былую атмосферу, которая всегда её защищала от жестокого мира и всех событий. Поможет ли сейчас ей её родная комната расслабиться и забыться? Поможет ли стать той жизнерадостной Китнисс? Поворот ручки. Дверь отворяется. Нет! Не поможет. Особенно, когда в ней находится Пит. Китнисс тут же фыркнула и захлопнула дверь.
«Да как он может? Какое имеет право находиться в моей комнате? Какого хрена вообще?» - от негодования девушка сжимала кулаки и уверенным, твердым шагом направлялась на первый этаж, чтобы предъявить все претензии родителям. Найдя в гостиной записную книжку и ручку, девушка начала размашисто писать. Родители лишь удивлённо переглянулись, пожав плечами. Отца Китнисс выписали из больницы, и он шёл на поправку. Строго настрого мужчине запретили нервничать.
«Что Пит, делает в моей комнате? Я не хочу его видеть!» - Китнисс недовольно развернула записанную книжку, чтобы родители смогли прочитать.
- Милая, Пит пока поживёт у нас, - инициативу отвечать перед бушевавшей дочерью на себя взял отец.
«Я не хочу его видеть!» - вновь написала те же строки девушка.
- Китнисс, он очень за тебя переживал. Дай ему шанс. Он хороший парень, - вновь ответил отец, и уже было хотел обнять дочь, но пресёк попытки. – Просто позволь ему быть рядом. Если он тебя обидит, я лично выставлю его за дверь. Уж поверь, - уверенно добавил мужчина. Девушка, смирив отца гневным взглядом, направилась в свою комнату, попутно громко топая – выказывая своё недовольство.
Резко распахнув дверь в свою комнату, Китнисс жестом руки и выставленным указательным пальцем указала Питу, что ему необходимо удалиться из её обители. Парень поднялся с кровати и, опустив глаза в пол, поплёлся к двери, возле которой стояла девушка.
- Китнисс, позволь... - начал парень. Но Китнисс тут же топнула ножкой, как маленькая, и вновь указала парню удалиться прочь из комнаты. – Ладно. Как хочешь, - безразличным тоном пробурчал он себе под нос и поплёлся в соседнюю комнату.
Китнисс не стала затаскивать свой чемодан с вещами из больницы в комнату, это наверняка кто-то сделает. Сейчас она хочет насладиться обстановкой в комнате, по которой она так соскучилась. Кажется, что всё было так давно. Выпускной, яхта, друзья, поцелуи... Девушка тут же трясёт головой, дабы избавиться от таких «сладких» воспоминаний. Как давно это было, хотя нет, прошло чуть больше двух недель, а кажется, что целая жизнь. Китнисс уже почти забыла, как выглядит её комната. И дабы освежить воспоминания, проводит по шероховатым бледно-персиковым стенам. Здесь всё пропитано ей. Всё пропитано теми эмоциями, которые девушка переживала на протяжении всей жизни, но в этот, самый сложный момент, родные стены не помогут.
Так хочется смыть с уставшего тела медикаментозный запах и освежиться после бессонной ночи. Поэтому Китнисс направляется в душ. Девушка становится под горячие, почти обжигающие струи воды. Хочется отмыться. Она каждый день окунается в воспоминания. Чувствует, как по ногам стекает белое мужское семя, с примесью её крови. Чувствует солоноватый запах, даже ощущает на кончике языка. Противно. От себя противно. От своего тела противно. Лишиться бы памяти. Стереть бы воспоминания. Ощущает мужские разгоряченные руки на бедрах. Ощущает, как её тянут за косу, как она в ответ запрокидывает голову.
Плачет.
Больно.
Страшно.
Трет с силой мочалкой тело. Пытается стереть кожу, которая и так уже красная и так уже тонкая. Почти не защищает. Трёт сильнее ноги, внутреннюю сторону бедра. Кажется, что эти запахи въелись в её тело, пропитали насквозь. Выдавливает ещё гель для душа на мочалку. Снова намыливает тело. Вновь трёт кожу до красна. Жгучие слёзы смешались с водой. Девушка без сил скатывается по стене и садится на корточки, под нескончаемыми потоками воды из душевой лейки.
- Сука! – удар кулаком по кафельной поверхности пола. – Ненавижу, твари! – крики в никуда. Просто злость, но зато вслух. Да, она сказала вслух, а не сдержала порыв в себе. Новый поток слез стирает руками и собирается с силами. Смыв с себя пену выходит из душа.
Мама уже позвала девушку на обед. Китнисс крайне не хотелось спускаться туда и встречаться с родными, с персоналом, а в особенности с Питом. Но ничего не поделать.
Официанты уже накрыли на стол, за которым все собрались, не хватало только Китнисс. Девушка спустилась по лестнице и сразу направилась в помещение, из которого исходил чудесный аромат свежеприготовленных блюд – гостиную. Все сидящие за столом тут же притихли и изредка бросали настороженные взгляды в сторону девушки. Но она этого не заметила, так как опустила глаза и присела за оставшееся свободное место, рядом с Питом. Парень же с удовольствием запихивал новую ложку с супом в рот и пытался хоть как-то разрядить накалившуюся обстановку:
- Да, я написал ещё одну картину, - обращался он к миссис Эвердин. – Я бы хотел, конечно, показать её Китнисс, мне кажется, ей бы понравилось, – парень специально заговорил о девушке, чтобы привлечь её внимание. Что ему очень даже удалось, так как, девушка прислушалась. – Вы не против, я завтра, скорее всего, пойду, погуляю с Финником. Мы договаривались, - тут уже Китнисс не сдержалась и обернулась в сторону парня, но тот в свою очередь преднамеренно не обращал на девушку никакого внимания, в то время как Китнисс делала дыру в виске парня. Её раздражало, что Пит, идёт с её другом гулять. Это друг Китнисс, а не Пита!
- Нет, Пит, конечно, мы не против. Не держать же тебя взаперти на летних каникулах. Жаль, Китнисс не сможет с тобой пойти, к ней приедет президент Сноу, - ответил отец девушки.
Все сидящие за столом преднамеренно не делали из девушки сумасшедшую. Отец, конечно, прекрасно знает, что Китнисс не сможет пойти гулять не из-за президента Сноу, а потому, что просто-напросто боится людей, да и вообще неизвестно как может себя повести. Но все эти «углы» сглаживали таким образом, чтобы заставить девушку поверить, что она нормальная.
Китнисс стало интересно, для чего она могла понадобиться президенту? С какой целью ему навещать её? Но вопрос этот вслух не задала.
- Дорогой, а зачем Китнисс понадобилась президенту? – мама Китнисс задала этот вопрос, дабы удовлетворить любопытство дочери и своё собственное, хотя вполне возможно, что женщина уже обо всем знала и спросила только лишь для дочери.
- Не знаю. Он меня не посвятил, - несколько настороженно ответил мужчина. – Но мне это уже не нравится, - пробурчал мистер Эвердин себе под нос, чтобы никто не услышал.
Дальше обед проходил в полной тишине, лишь размеренный звон приборов о тарелки нарушал тишину. Китнисс тоже решила переключить своё внимание с Пита, и родителей, по которым она очень соскучилась, на еду. Каково же было её удивление, когда в тарелке она обнаружила суп.
Вспышка.
Тошнит.
Девушка отшвыривает тарелку с супом, которая ударяется о стену, а всё содержимое стекает по обоям. Тарелка с грохотом приземляется на пол, но не разбивается, а лишь, словно юла кружится на деревянной поверхности, издавая противные звуки, которые заставляют всех замолчать. Китнисс же зажав рот рукой, уже рванула в ванную комнату, где её буквально вывернуло наружу.
Она больше не ест суп. От одного взгляда на это блюдо во рту возникает вкус той похлебки в подвале. Она так и чувствует на языке вкус разваренной капусты. Картинка как она словно собака хлебала жижу из металлической, грязной миски всплывает в голове. Как всасывала жидкость с овощами, как вылавливала со дна картошку. Она словно животное накинулась тогда на «еду». Так и чудятся слова: «Жри, тварь». От самой себя тошно, тошно от своей опущенности. Тошно, что уподобилась тем извергам. Тошно, что приняла похлебку «из их рук». Гордость пошатнулась.
Не станет прежней...
Мир рухнул...
Девушка нервно убирает налипшие прядки распущенных волос с потного лица и жмет на кнопку слива. Весь непереваренный завтрак отправился в унитаз. Но больше гложет то, что воспоминания вновь настигают её. Китнисс умывается холодной водой и чистит зубы. Есть ей теперь совсем не хочется. Девушка выбилась из сил и если она ещё секунду простоит в ванной комнате, то уснёт прямо тут. Пересилив себя, Китнисс добрела до своей комнаты, и как только голова её коснулась подушки, девушка провалилась в забытье.
***
Китнисс проспала весь оставшийся день и почти всю ночь, проснувшись в четыре утра. Странно, что ей не снились кошмары. Девушка, словно довольная кошка, потягивается на кровати, чуть улыбаясь, не хватает ещё мурчания. Сладко вдыхает запах подушки и приобнимет её двумя руками.
«Она так вкусно пахнет. Корицей. Так сладковато пряно» - девушка ещё крепче обнимает подушку, зарываясь в неё лицом.
«Стоп!» - тут же одёргивает она себя, вспомнив, чей это запах. Пит.
Китнисс недовольно отпихивает подушку и встаёт с кровати. Цветок на прикроватной тумбочке бросается в глаза, и девушка довольно проводит пальчиком по листику, огибая контур. Всё напоминает о нём. Он не даёт забыть о себе.
Встряхнув головой, девушка «выбрасывает» все мысли о Пите и, умывшись, тихо спускается на первый этаж. В гостиной ещё не накрыли на завтрак, поэтому девушка решила поискать, что перекусить на кухне.
Найдя в холодильнике недоеденное мясо, девушка запихивает кусок себе в рот и, мурлыча что-то себе под нос, набирает из под крана воду. Осушив стакан, ставит его на стол, а взгляд невольно падает на тумбочку, на которой аккуратно лежит нож с огромным лезвием, наверное, сантиметров в двадцать. Настроение вмиг меняется, а безумная мысль уже промелькнула в голове. Девушка долго размышляет о том, как лучше совершить самоубийство:
«Может его зажать между дверок и напороться на него?»
«Нет, так не получится» - перечит девушка сама себе.
«Может зафиксировать на полу и просто упасть?» - всё ещё перебирает она версии.
Ни один из вариантов не кажется осуществимым, лучше вонзить его себе в грудь прямо в сердце. Дикая, сумасшедшая улыбка озаряет лицо девушки, когда она представляет как острое как бритва лезвие, разрезает мягкую ткань груди, проходит, не задевая ребер и, вонзается в сердце, а ещё неплохо было бы пошевелить ножом, чтобы разрезать сердце, и Китнисс невозможно было бы спасти. Девушка уже представляет, как жизненно важный орган разрезается ножом, как кровь брызжет по стенкам организма, как её внутренности утопают в крови.
Не время медлить, а то вдруг кто-то придёт.
Девушка тут же ставит огромный нож напротив, как ей кажется сердца, зажав острый предмет двумя руками.
Закрывает глаза.
Один...
Вбирает внезапно потяжелевший воздух в легкие.
Два...
Руки стали потеть, а сердце надрывно отстукивает ускоренный ритм. Ей страшно. Но на попятную она не пойдёт.
Три...
- Что вы делаете, мисс Эвердин? – Лавиния подбегает к девушке и тут же одергивает нож, отодвигая лезвие от сердца. – Немедленно отдайте! – девушки начинает перетягивать нож. Китнисс не намеренна отдавать, ведь она уже решила. А служанка, появившаяся раньше времени всё портит. Сейчас на её вопли остальные проснутся. Лавиния, будто услышав мысли девушки, стала орать как ненормальная: - Мистер Эвердин! Кто-нибудь, помогите! – Китнисс уже хотела прикрикнуть на нерадивую служанку, но ей помешали:
- Китнисс! – парень подлетел и стал вырывать из рук девушки нож. – Блять, Китнисс, отдай! Отдай немедленно! – громче прикрикнул Пит и вырвал нож из рук, который полетел в неизвестном направлении, издавая звенящий звук.
Китнисс недоуменно смотрит на блондина. Тот в порыве страха обнимает девушку. Крепко прижав к груди. Сказать, что все в шоке, значит ничего не сказать. Китнисс всё ещё не может собраться с мыслями и стоит в оцепенении, позволяя Питу себя обнимать. Они недолго так стояли, от силы минуты две, так как Китнисс пришла в себя, и уже шепча: «Не трогайте меня», вырвалась из крепкой хватки любимого.
- Китнисс, пожалуйста, - вымолил блондин, протягивая к ней руки. Но её дикие глаза говорили красноречивее слов, что к ней не стоит приближаться. – Пожалуйста, - вновь попытка и шаг в сторону девушки, которая уже уперлась в стену.
Отступать ей некуда, тогда её испуганный крик раздаётся на весь дом, и Китнисс вновь с шепотом: «Не трогайте меня», срывается с места, по направлению к своей комнате.
Одно прикосновение и импульс её учащенного сердцебиения передался ему. Одно касание, чтобы заставить их сердца биться в унисон. Прикосновения. Объятия. Её запах. Её тепло. Её бархатистая кожа. Её шелковистые волосы. Всё это он будет вспоминать каждый день, каждую ночь. До тех пор, пока не представится возможность вновь ощутить её в своих руках, до тех пор, пока она вновь не окажется так близко. И пусть придется ждать вечность... До тех пор, пока её душа жива, он жив вместе с ней. Глупо говорить о том, что он последует за ней на край земли. Он последует за ней даже к солнцу, пусть обожжется, пусть сгорит, но ради он неё он будет испытывать подобные муки изо дня в день.
Парень, тяжело выдохнув, направился в свою комнату.
***
В комнате горит свет, она включала? Не помнит. Всё на автомате, все действия отлажены. О них Китнисс не задумывается. Залазит под одеяло. Холодно. Пуховое одеяло не греет. Почесывает ногу, которая покрылась редкой щетиной. Нужно бы побрить ноги. Или попросить свою группу подготовки проэпелировать всё тело? Вряд ли, к её телу, кто-то ещё когда-то, прикоснётся. Не допустит. Не подпустит. Достаточно. Не верит. Не доверяет.
Горькие слёзы не помогают, а лишь глубже раскапывают душу. Лишь больше обнажаются её раны. Ни что не забыто. Всё на поверхности, но не каждому дано понять мотивы такого поведения. Она не забудет, а будет страдать. Такие раны не заживают, а если и заживают, оставляют глубокие рубцы, которые находятся под семью замками. Мотивов покалеченных людей не каждый поймет, но лишь такие люди в действительности носят маски, пряча боль глубоко внутри.
Тогда, когда она боялась, что её убьют, Китнисс по-настоящему хотела жить. Тогда, девушка боролась за каждую минуту, предоставленную ей на земле, буквально вгрызалась зубами во врагов, посягнувших на её право – жить. Тогда были мечты, были грезы – познать мир, отправиться в бескрайнее путешествие вместе с друзьями, познать вкус свободы и жажду приключений. Этой было тогда, две недели назад. Сейчас же, жизнь окрашена черными красками, даже не серыми, а черными – цветом смерти. Мир потерял привлекательность, больше не существует стремлений к чему-то новому. Всё идет своим чередом, но свою жизнь она не проживает, наслаждаясь каждым моментом, а растрачивает на самобичевание. Она – отдельно, мир – отдельно. Китнисс на грани, на пороге между существованием и адом. Больше нет хохочущей, жизнерадостной девушки, сейчас есть угрюмое, серое существо, передвигающееся словно тень – старается оставаться незамеченной. Она словно загнанный зверь, смотрит на всех с опаской, в каждом видит «браконьера».
Вновь истерика. Вновь воспоминания. Вновь горькие слезы, размазанные по щекам. Дикие крики из её комнаты, на которые никто не придёт. Короткими ногтями царапает лицо. Хочет разодрать его в клочья, хочет избавиться от него, чтобы было таким же ужасным, как и её внутренний мир. Царапает руки: сперва правая, потом левая. Красные полосы остаются, но ей этого мало. Хочется больших повреждений, хочется физической болью заглушить душевную.
Никто не поймет...
Никто не позволит уйти...
А она будет спрашивать?
Улыбка озаряет лицо.
Никто не узнает...
Чистая тетрадка, ручка. Больше ничего не понадобится. Прощальное письмо. Выдирает три листа, садится за стол и словно маниакальная покрывает чистый лист, всё новыми и новыми строками. Последние слова, для любимых:
«Мама, папа. Простите меня. Я вас безумно люблю. Мне нет оправдания за мой поступок, но я так больше не могу. Знаю, вам нелегко было видеть меня в таком состоянии, чтобы не причинять большей боли, покидаю вас. Простите. Просто примите мой выбор и не судите строго.
С любовью. Ваша Китнисс.»
Следующий лист.
«Джоанна, Финник, Гейл. Простите меня, что я покидаю вас. Вы стали мне настоящей семьёй, в чём я никогда не смогу вам лично признаться. Вы мне дороги. Джо, будь счастлива с Финником. Сахарок, ты будь с ней построже, а то она совсем распаясается. Гейл, надеюсь, ты на меня не в обиде. Люблю тебя, ты словно мой старший брат. Будь счастлив, ты навсегда в моём сердце.
Не возмущайтесь Джо, Финник, вы тоже в моем сердце, но у вас есть вы – вторые половинки. Так что, не смейте обижаться.
Люблю вас. Целую. Ваша Китнисс.
P.S.: Гейл, можешь забрать мою гитару. Только умоляю, найди того, кто научить тебя на ней играть. Жаль, я не успела.»
Слеза, которую девушка не успела смахнуть рукой, приземляется на лист, размазывая чернила. Девушка вспоминает, как ужасно Гейл бренчит на гитаре, как он мучил музыкальные инструмент, чуть ли не обрывая струны. Невольная улыбка трогает губы, но тут же пропадает, когда девушка понимает, кому осталось написать письмо. Пит.
Девушка берёт новый лист. Строки не идут. Она нервно грызёт ручку, а время неумолимо движется, хорошо, что часов на стене нет, которые жутко напрягали бы монотонным тиканьем. Китнисс понимает, что нужно закругляться, иначе родители скоро проснутся и позовут на завтрак. Она не хочет копаться в памяти и вспоминать все счастливые моменты, которые парень подарил ей, не хочет копаться. Боится передумать. Поэтому оставляет короткое послание:
«Пит, всегда люблю, всегда твоя. Прощай.
Прости. Твоя Китнисс.»
Положив все записки на столе. Ту, которая предназначалась Питу, Китнисс положила последней.
Теперь необходимо решить, каким образом всё осуществить. Попытка зарезать себя ножом не увенчалась успехом. Можно перерезать вены, но на взгляд Китнисс, так действуют малолетки, которые просто-напросто хотят привлечь к себе внимание, а это девушке уж точно ни к чему, нужен такой способ, чтобы уж наверняка. Повеситься? Этот способ не очень привлекает девушку. Так как она где-то слышала, что человек может опорожниться. Сбросится с крыши? Да, это более благоразумно, если учесть, что как таковой боли не почувствуешь. Достаточно с неё страданий и боли душевной, и физической. Хочется лёгкой смерти. Хочется уйти так, чтобы не было возможности её откачать. Да, останется не очень привлекательный след на асфальте, но девушку сейчас это волнует меньше всего.
Натянув трикотажные шорты и обычную футболку, девушка прошмыгнула через балкон на улицу.
Солнце издевательски одаривало всех теплом. Теплый ветер играл с распущенными волосами. Ну чем не идеальный день для самоубийства? Выбор пал на высокое, двадцатиэтажное здание, которое находится не так уж и далеко от дома девушки, всего семь минут ходьбы. Вышедший человек из подъезда, помог девушке пробраться в здание, миновав домофон. Скоростной лифт быстро доставил на последний этаж.
Дома в элитном районе Капитолия, все в ухоженном состоянии, коммунальные службы вовремя успевают делать косметический ремонт. Это девушка заметила, обратив внимание на чистый подъезд, в котором ещё витал легкий запах краски. Преодолев лестницу, ведущую на крышу, девушка подошла к краю. Как высоко. Дух захватывает. Сейчас она действительно на высоте птичьего полёта.
Как там говорят? Полюби себя, и люди к тебе потянутся? А как жить, если ненавидишь себя? Если ненавидишь своё тело, ненавидишь свою душу, ненавидишь себя за свою глупость, что убежала от любимого, ненавидишь этого самого любимого – Пита, за то, что он стал общаться с Диадемой, тем самым вынудив Китнисс спрятаться? Она ненавидит родителей, ненавидит за то, что не смогли её спасти вовремя. Ненавидит этот мир, и хочет его покинуть. Как жить там, где не видишь смысла к существованию? В её душе пустота. Нет ничего, кроме всепоглощающей ненависти, озлобленности и жалости к самой себе.
Это конец.