+15
Тэхену так и не удалось убедить брата, вернуться обратно и навестить Чонгука, потому что Намджун уверен, что Юнги подозревали в предательстве, а Чон в живых таких людей не оставляет, даже не церемонится. Как бы не хотелось помочь омеге, ведь он должен ему, Тэхен понимает, на что Чонгук способен, поэтому, спустя пару часов после ужина, набирает номер Мина. Да, может и глупо, потому что телефон омеге вряд-ли бы дали, и вряд-ли он вообще жив, но не убедившись в этом, себе не простит. Телефон, по крайней мере, должен быть у Чонгука, а он точно скажет, что случилось с Мином.
Идут гудки, никто не отвечает. Он набирает снова, и спустя пару гудков, трубку поднимают. Тэхен чувствует, как все внутри обжигается, но это быстро проходит.
— Мин Тэ, Ким Тэхен, — растянуто выговаривает Чонгук, удобней устраиваясь в кресле у себя в кабинете. — Какой долгожданный звонок.
— Юнги жив? — пропускает все сказанное, идёт прямо к делу.
— С твоей скоростью спасать его, давно мог быть мертв, — достает из пачки сигареты, закуривает, но рад звонку. Правда он не ожидал, что Тэхен сам выйдет на связь, удивляет.
— Не трогай его, он даже не был в курсе, что я сделал, — пытается объясниться с главой мафии, но Зверь никого не слушает, верит в то, во что желает, убивает тех, кого хочет. Слова предателя для него просто пустой звук, но если Юнги и в правду не предавал его, Чонгук был бы рад, ведь убить его рука не поднимается, к нему тянет так, что он бы себе руки сломал, если бы мог. Потому что никогда таким не был, зависимым себя считает, и мысли спокойно жить не дают. Это ведь сам Чон Чонгук, безжалостный и свирепый зверь, напивающийся чужой кровью.
— Доказательства. Доказательства, Тэхен, — вдыхает дым, закрывает глаза.
— Ты же сам его домой отправил, а я в тот момент приехал к тебе с новостью, что принял предложение. До этого я говорил с Намджуном, у меня не было времени предупредить его. Думаешь, я бы стал оставлять его, понимая, что ты его соучастником посчитаешь?
— Сделка, — решает Чонгук кое-что предпринять. — Ты возвращаешься в Корею, сдаешься мне, я не трогаю твоего омегу. Думаю, я так даже больше добра сделаю, чем ты заслуживаешь, учитывая то, что мой друг присмерти по твоей вине. До Намджуна я и так доберусь, он, ради твоего омеги и пальцем не пошевелит. Вы по-любому будете мертвы, проще прийти и сдаться.
— Я и так мертв, умирать снова не стану. Я просто хотел сказать, что Юнги ничего не знает, дальше решать тебе. Если с Юнги что-то случится, я приду за тобой. Я займу место Кима, в скором времени избавлюсь от него, тогда у меня будет его власть. Думаю, что союзник тебе не помешает, но я могу стать тебе врагом. Убивать тебя не было причин, просто мне нужно было доказать ему, что я на его стороне.
— Угрозы. Тэхен, ты же не глупый мальчик, ты же понимаешь, что я куда сильней Намджуна.
— Поговорим, когда я разберусь с Кимом, а пока, я сказал, что хотел.
Звонок прерывается. Чонгук все не знает, верить ли в невиновность омеги, что сидит в этом доме, как в тюрьме, или же Тэхен снова ведёт игру, в которой Чонгук никаким образом не должен проиграть. Затягивается глубже, а потом срывается с места и идёт на второй этаж. В одной из комнат лежит Риз без сознания. Он ещё не приходил в себя, и врачей он выставил наблюдать за его состоянием 24 часа в сутки. Не дай бог его друг, практически брат, хоть на секунду в комнате один останется, Чонгук каждого расстреляет, и новых врачей призовет. Потому что Риз должен жить, потому что Чонгук никакие дела без него не ведёт, своим лучшим человеком, другом называет.
— Риз, твою сука мать, ты уже достаточно отдохнул, ты мне нужен, — выгоняет врачей, садится рядом на кровати. — Не смей уходить, нам ещё столько войн пройти вместе нужно, какой смысл, если со мной не будет моего единственного друга? Отдохнул, хватит, возвращайся ко мне.
Чонгук смотрит на друга, никак поверить не может, что вроде Риз и тут, но так далеко сейчас.
— Просто хватит, хорошо? — продолжает. — Я тебя жду. Живым.
По руке друга хлопает, потом выходит и снова отправляет к нему врачей. Спускается в гостиную, просит старшего лакея привести к нему Юнги, а сам расслабляется на диване. Спустя пару минут омега, в просторных домашних штанах и мешковатой футболке, что явно были ему на несколько размеров велики, спускается к хозяину дома и смотрит так, будто перед ним самый худший враг всего человечества.
— Что? — звучит голос омеги, все такой же сорванный голос, как и в тот момент, когда Чонгук пытал его.
— Что случилось в ту ночь, когда Хосок приехал к тебе домой? Что вы оба делали там?
— Он был пьян, я уложил его на диван, а потом позвонил тебе. Ты не поднял трубку, и я подумал, что с тобой что-то случилось, что случилось что-то с Тэхеном, и я начал переживать, — рассказывает омега, с перерывом на кашель. — Это все?
Юнги смотреть на него не может, все тот день в подвале забыть не может, тот взгляд ненавистный, когда он так безжалостно пытал его ледяной водой, а ведь Юнги и так было хреново, как хреново сейчас. Из-за этого альфы у него поднимается температура, он кашляет так, как никогда не кашлял, то, чем его накачали при похищении, до сих пор не полностью отпустило.
— Ты ужинал? — задаёт Чонгук очередной вопрос.
— Да, — лжет омега. На самом деле он из рук Чона ничего не возмет, лучше с голоду умрет, но есть не станет. Он еду в шкафу прячет, понимает, что узнают, но какая разница, Юнги и так к смерти приговорен, это всего дело времени. От Чонгука ещё никто не уходил, если только на тот свет.
— Хорошо, — поднимается Чонгук с мыслями обнять его, но сам себя мысленно в цепи закладывает. Нельзя к нему приближаться, ещё больше затянет, а ему это не нужно. Ненависть омеги его остановит, главное себя в оковах держать. — Я рапоряжусь, чтобы тебе давали таблетки, твоя простуда пройдет.
— Я не буду ничего пить, побереги свои таблетки для других омег. Я лучше умру, — честно заявляет Юнги, в глаза не смотрит, пол изучает.
— Как хочешь, — безразлично говорит Чонгук, после чего идёт в сторону сада. — Отведите его в комнату.
Люди, что везде следуют за омегой, идут за Юнги, который возвращается к себе. Он хотел принять душ и лечь спать, только самочувствие было отвратный. Словно кости ломаются, кожа от прикосновений с материалом доставляла жгучую боль, потому Юнги просто укладывается в постель, мечтая поскорее заснуть. Сон - это единственное лекарство, которое он примет добровольно.
Чонгук в это время выходит к бассейну, смотрит, как красиво отражается свет луны, что почти приняла круглую форму. Вдыхает холодный вечерний воздух, надеется таким образом бьющееся, неестественно быстро, сердце успокоить, понять, почему ему так хреново при виде омеги, который даже в глаза не смотрит. Он спал с ним, проводил чуть ли не каждый вечер, но такого не ощущал. Ему было хорошо, он не спорит, но сейчас это всё доставляет боль. Лучше бы его пырнули ножом, чтобы не сердце ныло, а тело. Он привык к физической боли, но не душевной. Хочется выть диким воплем, чтобы хоть как-то прекратить это, чтобы прийти в то состояние, которое у него всегда: ни чувств, ни сострадания.
Простояв вот так, без каких либо посторонних, неизвестно сколько времени, Чонгук возвращается в дом. Все давно уже спят, а вот у него сон ни в одном глазу. Поднимается наверх, идёт в сторону своей комнаты, но останавливается у чужой. Запах черники все внутри обволакивает, к себе зовёт. Самовнушением считает, мимо проходит, но покоя не находит. Увидеть белое личико желает, иначе уснуть не сможет, сам себя дураком называет, только в сторону комнаты Юнги возвращается. Дверь открывает, убедить себя, что не нужно этого делать, пытается. Только собирается уйти, как понимает, что тяжёлое дыхание слышит, словно его в эту комнату неведомые силы тянули, чтобы увидеть, в каком состоянии омега сейчас.
Чонгук включает свет, подходит к Юнги. Омегу трясет, лоб покрыт испариной, губы бледные-бледные, бледнее, чем когда-либо. Чонгук тянется к чужому лбу, понимает, что у омеги жар и кричит:
— Врача сюда!