Глава 15
= Чонгук =
Предупреждающие знаки вспыхивали ярко и громко, призывая меня прислушаться.
Как оказалось, я был так рад любоваться золотистым румянцем моей невесты, ее соблазнительной шеей, полной грудью и ужасающей красотой, что ослабил бдительность.
Она выглядела восхитительно даже в перепачканном пеньюаре. Была так мучительно юна, невинна и полна жизни. Ласкать ее грудь было все равно что разлить чернила по свежевыпавшему снегу. Безупречное прегрешение. Пятнание чистого.
Подписание брачного договора прошло без сучка и задоринки. Печенька вчитывалась в каждое слово, десяток раз оставила свою подпись над пунктирной линией и слушала, кивая при необходимости. Она впервые проявила признаки рациональности.
Это должно было стать для меня первым звоночком.
Ее дерзость вернулась в полном объеме, когда наши юристы уехали и прибыла Кара с новыми нарядами. Печенька пристально рассмотрела пятидесятисемилетнюю Кару с обручальным кольцом на пальце. Ее плечи поникли.
Бесстрастное выражение лица у моей невесты выходило не лучше, чем у нетерпеливого щенка.
– Эта одежда – визуальное оскорбление для всего мира. Будет выглядеть так, словно я переоделась шестидесятилетней старушкой. – Лалиса разбрасывала по паркетному полу кашемировые платья и кардиганы ручной вязки, пока выбирала наряд для ужина.
У меня подскочила температура. Я терпеть не мог беспорядок, а она во всем была неряхой.
Кара вилась вокруг Лалисы, подавая ей разные предметы одежды. Хэтти присоединилась к сборищу, посмеиваясь всякий раз, когда Лалиса испытывала терпение Кары.
Я подозревал, что они быстро подружились, пока я был в своем пентхаусе в Вудли-Парке. Я не возражал. Хорошо, что Печеньке есть с кем поговорить. Потому что этим человеком буду не я.
Тем не менее я был не в восторге от того, что мне пришлось воочию наблюдать эту сцену.
Кара взяла в руки клетчатый свитер.
– А что не так с этим платьем?
Лиса недовольно высунула язык, как ребенок, лишь бы досадить мне.
– Я буду выглядеть в нем так, будто собираюсь разразиться монологом о том, что уже восемьдесят четыре года не видела своего возлюбленного.
Хэтти, которая уловила отсылку к «Титанику», повалилась на пол, хватаясь за живот от смеха. Растерянная Кара уперла руки в бока.
– Это уже шестнадцатое платье, которое вы примерили, юная леди. Умопомрачительное платье. Классическое. Стоит целое состояние. Я не слышала никаких жалоб, когда Чонгук купил такое для своей бывшей дев...
Она не закончила предложение, но этого хватило, чтобы на лице Печеньки промелькнуло отвращение.
– В таком случае пусть на ней и женится.
Нет, спасибо.
Я предпочту Лалису вместо Морган в любой день своей отвратительной недели.
Спустя сорок минут этого представления я выхватил платье у Лисы из рук.
– Если не выберешь себе наряд, я сделаю это за тебя. Осмелюсь предположить, что наши вкусы разнятся?
Ее щеки залил яростный румянец.
– Я хочу, чтобы меня оставили одну. Все на выход.
С удовольствием.
Я ждал в прихожей, не отрываясь от сообщений в телефоне.
Чимин: Все равно этот диван надо было обновить.
Тэхен: Жаль тебя расстраивать, но ты женишься на женской девственной версии Чимина.
Чонгук: Тэхен, милый, ты точно просиживаешь за строками кода, а не за дорожками кокаина?
Хэтти присвистнула рядом со мной.
– Охренеть.
Я убрал телефон в карман и поднял голову. Печенька спускалась по лестнице, напоминая мне, почему я ее украл.
Впервые в жизни я пожалел о своем принципе отказа от секса. Думаю, если бы увидел, как эта неопытная, наивная женщина извивается подо мной, пока я лишаю ее девственности, то это зрелище стало бы лучшим за последние десять лет, если не за всю мою жизнь.
Моя будущая жена выглядела великолепно.
Роскошное декольте выглядывало над корсетным лифом однотонного золотого платья. Узкая талия покачивалась с каждым шагом, пока она спускалась, придерживая шлейф длиной до пола. Волосы были собраны в свободный пучок, а их темные завитки обрамляли лицо.
Лалиса была так безумно красива, что я наблюдал за каждым ее движением, будто она Фата Моргана. Увы, даже мисс Манобан, какой бы притягательной ни была, не могла нарушить мое правило: никаких наследников.
Лиса дошла до последней ступени и сунула свою сумочку от Chanel мне в грудь. Я поймал ее, потакая ей. Если то, что сегодня вечером я подержу ее сумочку, означало, что она будет порядочной девушкой, когда представлю ее родителям, то я готов ненадолго прикинуться джентльменом.
– Возьму с собой что-нибудь перекусить. Я уже два часа ничего не ела.
Куда она только вмещала всю эту еду?
– Поторопись и не испорти платье.
Она ринулась на кухню, а потом остановилась и нахмурилась.
– Твоя семья ужасна? Мне нужно знать, стоит ли дополнить перекус стопкой чего покрепче.
– Выпей две стопки. А вообще, бери всю бутылку. Разделим.
Впрочем, если подумать, меня терзал синдром сожаления.
Всю дорогу до дома моих родителей я не сводил глаз с будущей жены, гадая, не растила ли ее стая койотов. Лалиса разметала свои длинные стройные ноги, будто лишнюю ткань только что надетого платья.
Она открыла пачку печенья «Орео» и со стоном слизала крем, а потом запила винтажным шампанским, которое мы пили с ней вместе.
– Ты знаешь, что в Японии есть шоколадно-кофейное печенье с бурбоном? Представь, какое оно на вкус.
Единственное, что я сейчас представлял: как моя сперма стекает с ее сочных губ вместо крема из «Орео».
Меня взбесило, как быстро я поверил, когда она заявила, будто постоянно пьянствует. Эта женщина была прямая как стрела. Ленивая, избалованная и, конечно же, безрассудная. Но, похоже, ее единственным пороком было пристрастие к еде, которое приведет ее к диабету второго типа и преждевременной кончине.
К сожалению, Лиса восприняла мои взгляды как приглашение завязать беседу.
– Итак, почему твой отец так сильно хочет, чтобы ты женился? – Она выбросила оставшееся без крема печенье в мусорку и взяла следующее, разделив его пополам только ради начинки.
Я не стал утруждать себя вопросом о том, откуда ей это известно. Камеры в моем кабинете засняли со сверхвысокой четкостью и разрешением в 4K, как она копается в моем рабочем столе.
– Потому что он, так же как и я, помешан на контроле и знает, что я скорее обзавелся бы домашним медведем, чем женой, будь моя воля.
– Поздравьте меня. – Лиса слизала крем. Господи. – А почему ты на это соглашаешься?
– Потому что он заманивает меня компанией, которую я должен унаследовать, и я ни за что не уступлю ее Брюсу, этому подхалиму и вороху венерических заболеваний.
– Расскажи мне об этом Брюсе.
Она перестала слизывать крем и окинула меня взглядом с возросшим любопытством. Впервые эта женщина не пыталась свести меня в могилу или с ума, поэтому я снова пошел ей навстречу.
– Он главный исполнительный директор в «Чон Индастриз», невыносимый придурок и, что хуже всего, необычайно хорош в своем деле. Когда мы приедем, ты заметишь, что мой отец относится к Брюсу как к любимому пуделю. Старший познакомился с Брюсом за год до того, как Моника забеременела мной. Они годами безуспешно пытались зачать ребенка, поэтому он решил, что Брюс – его единственный шанс продолжить наследие.
– А что же отец Брюса?
– Неважно. Он владеет собственной фармацевтической империей, которая перейдет старшему брату Брюса, а затем дальше по наследству.
– Значит, Брюс хочет получить наследие Чона?
– Именно. За месяц до того, как узнал о беременности Моники, Старший взял Брюса под крыло, вписав его в «Чон Индастриз». С тех пор тот всячески ему угождает, женившись на похожей на лошадь наследнице модной империи только ради того, чтобы ее отец инвестировал в проекты Старшего. Отец хочет, чтобы все мы были его марионетками. А все, что принадлежит нам, должно достаться и ему.
Печенька заправила прядь волос за ухо.
– Похоже, твой отец даже хуже моего.
– Сомневаюсь.
– Это почему?
– Ни один порядочный человек не отдал бы свою драгоценную дочь такому, как я.
– Значит, ты признаешь, что ты ужасен. – Она победоносно выставила кулак в воздух.
– Я признаю, что мне недостает сострадания, сочувствия и эмпатии. Поэтому мне лучше было бы оставаться одному.
– А твоя мать?
– А ей в основном недостает твердости характера. С состраданием у нее все в порядке.
Лалиса закатила глаза.
– Я имела в виду, вы с ней близки?
– Отнюдь. – Я отпил шампанского. – В ней нет ничего особенного, о чем можно было бы рассказать родным.
– Разве она сама не должна быть для тебя родной?
Боже, Лиса снова заговорила фразами из детских книжек.
– Хватит болтовни, Печенька. Ты здесь для того, чтобы выглядеть красивой и энергичной. Бесплатная терапия – уже перебор.
Лиса вздохнула.
– Разве не ужасно, что в конечном счете мы всего лишь побочный результат амбиций, принципов и желаний наших родителей? Коллекция воспоминаний, ошибок и необъяснимого стремления угодить тем, кто подарил нам жизнь. Взгляни на нас. – Она смотрела в окно, уголки ее совершенных губ бантиком опустились вниз. – Оба оказались заложниками помолвки, к которой не хотим иметь никакого отношения, и все из-за наших родителей.
Я уставился на нее, и ледяная глыба, заполнявшая мою грудь, слегка растаяла. Лалиса впервые озвучила глубокую мысль, и я задался вопросом: было ли в ее прекрасной головке еще что-то интересное, или же это были пустые слова, которые она случайным образом запомнила?
Лалиса отодвинулась от меня, наверное испугавшись, что я снова доведу ее до грани оргазма, что стало моим новым неудачным хобби.
– Почему ты так на меня смотришь?
– Потому что, – сказал я, когда «Майбах» остановился перед домом моих родителей, – кажется, ты сейчас ненароком озвучила разумную мысль.
Мои родители жили в поместье в стиле прованс, облицованном декоративным кирпичом. Мы проживали на одной улице, но все равно потребовалось десять минут, чтобы добраться до их ворот, а потом еще две – чтобы пересечь подъездную аллею длиной в полтора километра. Их дом площадью в четыре акра был величественным и вместе с тем достаточно сдержанным, чтобы свидетельствовать о потомственном богатстве. В широких окнах мерцали манящие желтые огни, освещавшие длинный стол с приготовленными профессиональным поваром блюдами. Я знал, что для любого, кроме меня, это казалось воплощением семейного счастья.
Я бросил Лисе последнее предупреждение, прежде чем нажать на дверной звонок.
– Запомни: сегодня ты благовоспитанная женщина, а не девица, выращенная на вольных хлебах.
– Кто-то сказал «хлеб»? – ахнула она, прикидываясь дурочкой. – Прошу, скажи, что мясная подливка там тоже будет. Или что-то еще, во что его можно обмакнуть.
За дверью послышался стук каблуков Моники. Как только дверь открылась, я толкнул Печеньку в ее объятия, словно человеческую жертву.
– Матушка, познакомься, Лалиса Манобан. Лалиса, это Моника, женщина, которая подарила мне жизнь, вероятно мне назло.
– Ничего себе, только погляди! – Моника отбросила все приличия и этикет, сжав щеки Лисы длинными ногтями и рассматривая изящное лицо моей невесты вытаращенными глазами. – Не стану притворяться, будто не сделала пару звонков, чтобы узнать о тебе побольше. Все говорили, что ты красавица, но это слово не отдает тебе должного.
Печенька театрально заключила мою обычно сдержанную мать в объятия. Пускай они обе не особо мне нравились, я все же остался доволен тем, что они нашли общий язык.
– Что ж, миссис Чон, я уже вижу, что мы с вами прекрасно поладим.
– Прошу, зови меня мамой!
Даже я не называл ее мамой. И, кстати, почему она заканчивала каждую сказанную ей фразу с восклицательной интонацией?
– О, ну если вы настаиваете. Мама, вы знаете какие-нибудь хорошие магазины поблизости?
– Знаю? – У Моники чуть сердце не остановилось. – У меня есть персональный консультант в каждом из них. – Ее взгляд упал на жемчужное ожерелье, которое Лиса, видимо, стащила из моей комнаты. Я знал, что она там рыскала (всюду остались жирные отпечатки ее пальцев), но только сейчас заметил ожерелье на ее шее. Моника прижала кончики пальцев к губам и бросила взгляд на Старшего. – О, милый, Чонгук подарил Лисе ожерелье твоей прабабушки. Они и впрямь женятся.
Позади нее Старший, Брюс и Шелли глядели на Лису. Я рассматривал отца. Его напряженные плечи. То, как они дрожали при каждом вдохе. Он опустил руку на перила. Как я понял, для поддержки, хотя он никогда бы в этом ни признался. Он ненавидел слабость. Плохая новость заключалась в том, что Старший все еще жив. А хорошая? Похоже, он немного сдал позиции с тех пор, как я видел его в последний раз.
Брюс и Шелли подошли ближе, когда Лалиса сумела высвободиться из объятий Моники.
– Дорогая. – Шелли сжала плечи Печеньки, а ее лицо приобрело мрачное выражение. – Мы слышали о случившемся на балу дебютанток. Как вы?
– Мисс Манобан. – Брюс протиснулся между ними и взял Лису за руки с актерской игрой, достойной Оскара. – Если вам нужно обсудить что-то с глазу на глаз, я в вашем распоряжении. – Придурок хотел, чтобы Печенька бросилась к его ногам и умоляла спасти ее от большого злого волка.
Я предвидел такое поведение Брюса, как и реакцию Лисы, – она знала, что у нее нет выхода. Ей некуда возвращаться. После нашего позора в розарии в Чапел-Фолз ее теперь примут только в качестве моей жены.
Хотя я предполагал, что Лиса откажет Брюсу, я не ожидал, что она задерет нос и станет смотреть на него как на смиренного слугу.
– Брюс, верно? – Она прищурилась и отступила назад.
– Да. – Он склонил голову с притворной скромностью. – Не нужно храбриться, моя дорогая. Я видел записи в социальных сетях...
– Знаете, что говорят о социальных сетях. – Печенька рассматривала свои наманикюренные ногти, снисходительно надув губы. – Они не что иное, как ложная реальность.
Шелли выступила вперед, пытаясь выдавить из моей невесты хоть какое-то признание.
– Но вы были будто вне себя от злости...
– О, так и было. – Лиса рассмеялась, намотав прядь волос на палец. Я заметил, что на переносице у нее россыпь веснушек в форме крыльев. – Но потом у меня было время успокоиться и подумать о том, как сильно этот мужчина одержим мной. Только посмотрите, на что он пошел, чтобы мы поженились. Клянусь, каждый раз, когда он смотрит на меня, у него в глазах стоят слезы. Он не может сдержаться. Его счастье в моих руках. Разве это не романтично? – Я был готов поцеловать ее в этот момент. Конечно, в отместку она бы наверняка откусила мне губы.
Разочарованные Брюс и Шелли рванули в сторону, и Старший наконец подошел к Печеньке. Кровь застыла у меня в жилах. Мышцы напряглись. Я обхватил ее за талию в собственническом жесте.
Лиса окинула взглядом общее состояние здоровья моего отца. Или, вернее, его отсутствие. Миллион вопросов плясал в ее глазах цвета гречишного меда. Я надеялся, что Старший видел каждый из них. Ему претила мысль о том, чтобы окружающие знали о случившемся с ним. О том, что его подвело величественное тело и скоро он совсем зачахнет. Поэтому он решил уйти на пенсию, пока общественность не стала свидетелем того, что сделала с ним болезнь.
Старший взял руку Лисы и поднес ее к губам, встретившись с ней взглядом.
– Ромео, она сногсшибательна.
– У меня есть глаза, – сообщил я.
– Руки тоже на месте, и, похоже, ты никак не можешь выпустить ее из них. Расслабься. – Он усмехнулся. – Она ведь никуда не сбежит?
Лиса рассматривала окруживших ее людей, пытаясь оценить обстановку. Было очевидно, что между присутствующими мужчинами установилась неприязнь. Решив перестраховаться, Лиса взяла Монику под руку и улыбнулась.
– Я была бы рада помочь вам на кухне, мама.
– О, я не была на кухне с девяносто восьмого. – Она махнула рукой. – Все делают слуги.
Лиса сверкнула ослепительной улыбкой, но я видел, что ей не понравилось, когда Моника употребила слово «слуги». Неужели у моей юной невесты есть моральные принципы? Маловероятно. Лучше это не выяснять.
– Может, сядем за стол? – предложил Старший.
– Конечно, Ромео. – Брюс чуть ли не повалился набок и не подставил ему пузо, чтобы его почесали.
Когда все четверо пошли в обеденный зал, Печенька задержалась и наклонилась ко мне, понизив голос:
– С твоим отцом все нормально? Или что-то не так?
Со Старшим многое было не так. Атаксия Фридрейха оказалась единственным, что было в нем нормального. В конце концов она его убьет. Слишком медленно, на мой взгляд. Но в то же время я с наслаждением наблюдал, как прогрессируют симптомы. Как он с трудом передвигался во время внезапных приступов. Усталость. Заторможенная речь. Честно говоря, только в такие моменты я его и слушал.
– У него редкое наследственное заболевание, которое вызывает прогрессирующее поражение нервной системы. – Я направился в обеденный зал, в отличие от Лисы отказываясь понижать голос. Мне плевать, если Старший меня услышит. Напротив, буду этому только рад.
Она наморщила лоб.
– Наследственное? А ты...
– Унаследовал его? Нет. Для этого нужны два рецессивных гена. – Я наклонился к ней, касаясь губами уха. – Осторожнее, Печенька. Ты же не хочешь, чтобы я ошибочно счел тебя неравнодушной.
На протяжении всего ужина Брюс и Шелли настойчиво расспрашивали Печеньку о бале дебютанток, Моника пыталась заманить Лису в шопинг-тур по Европе, а Старший старался выявить в ней явные недостатки. Которых было предостаточно. Моя невеста обмякла в кресле, как переваренная креветка, наверняка, чтобы потрепать мои и без того расшатанные нервы. Я видел, что Печеньке не нравилось защищать наши отношения по той простой причине, что их не существовало. Она была вынуждена лгать сквозь зубы ради мужчины, который лишил ее некогда прекрасной жизни. Когда подали десерт, она, как ни странно, к нему даже не притронулась.
Брюс и Шелли допекали Лису бесконечными вопросами о ее отношениях с Ким Телисом. Она то и дело потягивала воду, ее привычный огонь давно потух.
– ...просто мне кажется странным, что Телис пел вам дифирамбы на весь столичный округ, а потом вы так быстро разорвали помолвку после недолгого флирта с нашим Младшим...
Брюс мусолил бы этот вопрос, пока не полилась нефть, если бы Печенька не выпалила:
– Можно я отойду?
Мои родители озадаченно переглянулись.
– Конечно. – Я встал и выдвинул ее стул.
Она исчезла быстрее, чем верх от бикини на вечеринке во время весенних каникул в Канкуне. Брюс повернулся ко мне.
– Младший, сынок, то, что ты делаешь с этим ребенком, удручает.
– Как и то, что ты делаешь со мной, – заметил я.
– И что же я делаю?
– Живешь на этом свете.
– Ромео, – притворно упрекнул Старший. Ему до чертиков нравилось наше соперничество за его трон. – Хватит насмехаться над Брюсом. Ты прекрасно знаешь, что старших нужно уважать.
Я отпил бренди.
– Он первый начал.
Брюс нахмурился.
– Каким же образом?
– Таким, что родился.
Ничто так не пробуждало моего внутреннего ребенка, как споры с моим заклятым врагом в присутствии отца.
– Телис рассказывает всем направо и налево, что Министерство обороны предложит им заключить годовой контракт. – Старший взялся за пирог, меняя тему. Вилка, зажатая между его пальцев, зазвенела – то ли от его раздражения, то ли от болезни. – Тот, по условиям которого мы сейчас освобождены от нововведенных требований и обязательств. Ты знаешь, что их компании принадлежат права на прототип крупномасштабной электрошокерной системы. Мои источники сообщают, что это помеха для сделки. У них есть новейшие разработки, которых нет у нас.
Прямое следствие того, что Старший полагался на инженеров и экспертов с устаревшими знаниями и отсутствием какого-либо практического опыта. Старший не просто упустил возможность. Он передал ее прямиком в руки врага. Пока я учился в Массачусетском технологическом институте, он утверждал, что я напрасно получаю высшее инженерное образование, ведь «Чон Индастриз» могли похвастаться целой армией инженеров, и вот мы приплыли. Плетемся со спущенными штанами, отставая на десятилетие.
– Телис прав. Мы устарели. Ослабли. – Я жахнул бокалом по столу и посмотрел Старшему прямо в глаза. – Назначь меня генеральным директором, и я обеспечу тебя передовым оружием. Я говорю о разрушении ядерного уровня.
– Ромео. – Брюс сглотнул. Он влез в это ради денег. Мы оба знали, что Старшему нужно поскорее принять решение – и это решение приведет нас либо к прорыву, либо к застою. – Тебе стоит хорошенько все обдумать. По меньшей мере...
– Давай сначала посмотрим, как ты идешь к алтарю, сынок. – Отец в очередной раз безуспешно попытался нарезать свой пирог. Дело явно в болезни. Вилка со звоном упала в тарелку, когда он потянулся за напитком. – А потом я всерьез подумаю об этом.
Я тебе не сын. Во всем, что имеет значение.
Я раздавил жвачку зубами. Старший не только желал продолжения рода Чон, но к тому же рассматривал появление у меня детей в качестве развлечения для своей жены. Он решил, что если сумеет шантажом заставить меня жениться, то у меня появятся семья и дети, отчего Моника будет занята и довольна. Она хотела внуков, дурацких рождественских каникул и праздничных фотографий, достойных «Холмарк».
Импровизированную семью, которой у нее никогда не было, поскольку мой отец был слишком занят тем, что присовывал всем особям женского пола на Восточном побережье, вместо того чтобы уделять нам хоть каплю внимания.
Моника подняла бокал.
– Чонгук?
– Да?
– Где Лалиса?
Хороший вопрос. Она вылетела у меня из головы. И, возможно, с территории поместья.
Поскольку велика вероятность, что ответом на ее вопрос стало бы, что Лиса сбежала в лес с семьей барсуков, я бросил салфетку на тарелку и встал.
– Проверю, как она.
Моника коснулась шеи.
– Взгляните на него. Я не видела, чтобы Чонгук был кем-то так увлечен после Морган.
Морган.
Я даже не удосужился проверить, не пошла ли Печенька на кухню, в сад или отцовскую библиотеку. Я точно знал, где найду ее, и помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Свернул в широкий коридор, декорированный красным деревом, и распахнул дверь в свою детскую комнату. Конечно же, Лиса была там. Сидела на краю моей кровати подростковых времен и просматривала фотоальбом. Мы с Морган на каникулах в Аспене. Мы с Морган в Нью-Йорке. Мы с Морган целуемся. Обнимаемся. Существуем в собственной маленькой вселенной.
Она не подняла взгляд, даже когда я вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Почему ты не женился на ней? – Ее голос звучал будто издалека. Из другой галактики. – На Морган. Очевидно же, что ты до сих пор ее любишь.
С чего бы Лисе думать иначе? Моя прежняя комната была местом поклонения моей бывшей. Фотоальбомы. Фотографии в рамках. Корешки билетов с концертов, на которые мы ходили. Памятные мелочи из экзотических стран, в которых побывали. Я отказывался выбрасывать свидетельства того, что когда-то был полноценным человеком. Лицо Морган было запечатлено на каждом сантиметре этой комнаты. Ее изящная фигура балерины. Улыбка с ямочками. Она была прекрасна, как идеальный осенний день. Отличалась всем тем, чего недоставало моей нынешней невесте.
Подойдя к своей будущей жене, я забрал фотоальбом у нее из рук и положил его обратно в ящик прикроватной тумбочки, где он всегда хранился. Мне было плевать, я мог спалить все воспоминания о Морган дотла, а потом помочиться на пепел, чтобы не случилось пожара. Я окончательно оправился после наших пятилетних отношений и последовавшей за ними разорванной помолвки. Но я не мог уничтожить свидетельства наших отношений, ведь тогда члены моей так называемой семьи неверно истолковали бы причину.
– Жениться на ней было невозможно.
Особенно после того, как я вышвырнул ее из нашего общего пентхауса совершенно голой в тот день, когда распалась наша помолвка. И подал запретительный иск после того, как она то и дело возвращалась ко мне на порог, моля о прощении.
– Ты ведь все еще влюблен в нее? – Лиса подняла свое прелестное личико, хлопая темными завитыми ресницами, отчего стала похожа на зверюшку из диснеевских мультфильмов.
Отрицание так и вертелось на кончике языка, но потом я осознал, что, ответив утвердительно, я уберегу Печеньку от разбитого сердца, когда наконец избавлюсь от нее. Ее тело и так было слишком уж настроено на мое. Под бунтарством скрывалась молодая женщина, способная на сильную любовь. Любовь, на которую я точно не отвечу взаимностью. Лучше сразу обозначить, что между нами исключительно коммерческая сделка.
– Да, – неожиданно для самого себя сказал я.
Впервые за многие годы в горле зародился искренний смех. Я. Влюблен в Морган. Даже к дьяволу я испытывал больше приязни.
Лиса заметно сглотнула. Кивнула, подобрала подол платья и встала.
– Ну а ты? – спросил я. – Твое сердце все еще принадлежит Телису?
Так утверждала Юна. Я собирался об этом разузнать. Не потому, что меня это волновало, а потому, что должен был знать, нужно ли за ней следить. То, что я не испытывал к ней чувств, не означало, что я готов к скандалу, который потрясет весь округ Колумбия до основания.
Лиса замерла возле двери, стоя ко мне спиной.
– Твой коллега и его жена испытывают мое терпение. – Она пропустила мой вопрос мимо ушей. – Я бы хотела в ближайшие десять минут поехать домой.
Я бы расспросил ее о Телисе, но попросту не нашел в себе сил проявить любопытство.
– Я позвоню Джареду.