9 глава. Библиотека
Арин ответила на все внутренние бури единственным способом, который считала достойным: тотальным погружением в учёбу. Её оценки, и без того неплохие, взлетели до небес. Профессор МакГонагалл, проверяя её последнее эссе о трансформации сложных органических соединений, сняла очки и протерла их, прежде чем поставить жирную «П» (Превосходно) с восклицательным знаком на полях. Профессор Флитвик на уроке заклинаний, когда она одной из первых справилась с усложнённой версией заклинания «Протего», от радости чуть не свалился со стопки книг.
Она стала своего рода тихим феноменом. Не такая кричащая, как Гермиона Грейнджер, с её поднятой рукой и энциклопедическими знаниями, Арин демонстрировала иной тип упорства - глубокое, почти одержимое погружение в предмет, холодную, аналитическую ясность мысли. Казалось, она возвела вокруг себя высокую, невидимую стену из книг и пергаментов, за которой можно было укрыться от всех обид и несправедливостей.
Невероятней всего было то, что происходило между Пэнси Паркинсон и Гермионой Грейнджер. Их хрупкое перемирие, заключённое под давлением Арин, начало потихоньку обрастать плотью.
Всё началось с библиотеки. Пэнси, отчаянно пытавшаяся написать эссе по Травологии (профессор Стебль требовала анализа взаимодействия мандрагоры с лунными камнями).
- Это невозможно! Ни в одной нормальной книге нет ничего путного! - прошипела она, обращаясь скорее к воздуху, чем к Арин, сидевшей напротив.
- Это не совсем так, - раздался чей-то голос сзади. - Попробуй посмотреть «Лунные циклы и их влияние на магическую флору» Эдгара Струттла. Второй стеллаж справа от секции по астрономии.
Пэнси обернулась и увидела Гермиону, которая смотрела на неё с привычной строгостью, но без прежней неприязни.
- И... спасибо, - неохотно выдавила Пэнси.
- Пожалуйста, - кивнула Гермиона и хотела уйти, но Пэнси неожиданно спросила:
- А ты... не поможешь? Я просто не понимаю, как связать фазу луны с криком мандрагоры.
Гермиона замерла. В её глазах боролись природная страсть к просвещению и годами накопленная антипатия к ядовитой слизеринке. Просвещение победило.
- Ладно, - вздохнула она. - Но только если ты будешь действительно слушать, а не строить гримасы.
К удивлению обеих, их совместная учёба в библиотеке продлилась почти два часа. Гермиона обнаружила, что Пэнси, когда она не пытается казаться злой и надменной, на удивление сообразительна и задаёт точные вопросы. Пэнси, в свою очередь, была поражена глубиной знаний Гермионы и её умением объяснять сложные вещи просто. Они не стали подругами - это было бы чудом из чудес. Но между ними возникло некое подобие уважения, хрупкий мостик, построенный на общей любви к хорошим оценкам.
Когда они вышли из библиотеки вместе, перешёптываясь о цитатах для эссе, на их лицах не было ни дружелюбия, ни вражды - лишь усталое удовлетворение от выполненной работы. Это зрелище заставило пару первокурсников-Когтевранцев потерть глаза, решив, что они что-то перепутали.
Арин, наблюдая за этим со стороны, чувствовала странное удовлетворение. Её мир, расколовшийся из-за холодного молчания Фреда, по крайней мере, не рухнул полностью. Он просто становился другим - более сложным, более странным, с новыми, неожиданными союзами, пробивавшимися сквозь лёд, как первые подснежники сквозь промёрзшую землю. Она нашла для себя другие прелести этого мира: тренировки, саморазвитие, тайное увлечение дизайном одежды параллельно с зельеварением.
Для Фреда Уизли конец марта ощущался как прогулка по коридору, где все зеркала внезапно исказились. Внешне всё было как всегда: хаос, взрывы, смех, планирование новых шалостей с Джорджем. Но внутри бушевал ураган, с которым он абсолютно не знал, что делать.
Он видел изменения в Арин. Как она, всегда немного отстранённая, теперь буквально излучала ледяную, собранную уверенность. Он видел, как она шла по коридору с высоко поднятой головой, её взгляд, когда он случайно натыкался на него (он всё ещё делал вид, что не замечает её), был острым и ясным, без тени былой неуверенности или растерянности.
И это сводило его с ума.
Он видел её странную дружбу с Паркинсон. Видел, как та шла по коридорам не с Малфой, а болтая о чём-то с Арин, и его внутренний барометр предсказывал бурю. «Она что, совсем спятила? Связываться с этой ядовитой змеёй?»
Но главным гвоздём в его сознании был Теодор Нотт. Он видел, как тот «случайно» оказывался рядом с ней в библиотеке, как они обменивались парой слов. Каждое такое наблюдение заставляло Фреда сжимать кулаки в карманах мантии.
Их тайная лаборатория за зеркалом на седьмом этаже стала местом не для творчества, а для нервных разговоров. Джордж, наблюдая за братом, терпеливо ждал, пока тот не лопнет.
Однажды вечером Фред швырнул на стол недоделанную «Засасывающую конфету», которая тут же принялась всасывать в себя пергамент.
- Чёрт! - выругался он. - Опять не тот компонент! Всё из рук валится!
- Не тот компонент или мысли не о том? - спокойно спросил Джордж, отлавливая конфету и спасая чертёж.
Фред мрачно уставился на стену.
- Она сейчас с Паркинсон в библиотеке. И Нотт там крутится. Я видел.
- Хогвартс полон людей, которые ходят в библиотеку, Фред. Это не запрещено, - заметил Джордж, разбирая компоненты.
- Ты не понимаешь! - Фред резко обернулся. - Она... она стала другой. Холодной. Как будто она строит вокруг себя крепость из этих своих книг и оценок.
- Может, ей просто нужно было во что-то погрузиться, - пожал плечами Джордж. - После всего, что случилось. После Симуса, после всех этих взглядов.
- Но почему с ними? - в голосе Фреда прозвучала настоящая боль. - Паркинсон? Нотт? Она что, и правда считает, что её место среди слизеринских выродков?
Джордж отложил склянку и посмотрел на брата серьезно.
- А где, по-твоему, её место, Фред? - спросил он мягко. - Она не чистокровка, как мы. Её отец - самый известный узник Азкабана, каким бы героем он ни был. Её всю жизнь будут тыкать в это пальцем. Может, она просто ищет тех, кто не смотрит на неё как на диковинку или угрозу. Даже если эти люди - Паркинсон и Нотт.
- Но Нотт не просто так к ней подкатывает! - взорвался Фред. - У него свой расчёт! Он видит, что она умная, сильная... и уязвимая. Он хочет её заполучить, как трофей! Чтобы потом... я не знаю, похвастаться перед Малфоем?
-ей 12, Фред...она совсем маленькая, чего ты хочешь от нее? - Джордж поднял бровь. - Что ты хочешь? Ты хочешь её защитить? Или ты хочешь, чтобы она перестала быть «уязвимой» и «холодной» и снова стала той, с кей можно было шутить и которую можно дразнить? Потому что твой текущий план - делать вид, что её не существует - работает просто блестяще. Особенно для Нотта. Он точно не жалуется.
Фред замер, слова брата попали точно в цель. Он сжал кулаки.
- Я не знаю, что делать, Джордж. Раньше всё было просто. А теперь... когда я вижу её с ним, у меня внутри всё закипает. А когда я вижу, как она на меня смотрит... этим взглядом, полным... ничего... мне хочется взорвать что-нибудь.
- Ну, так взорви, - Джордж махнул рукой на стол с компонентами. - Дело полезное. Но может вместо того чтобы взрывать вещи, тебе стоит перестать вести себя как напыщенный идиот и просто поговорить с ней. Прежде чем кто-то другой сделает это за тебя. Окончательно.
Фред ничего не ответил. Он снова уставился на бурлящие склянки, но видел не их, а ясные, холодные глаза Арин, которые, казалось, видели всё его смятение насквозь и просто отказывались в этом участвовать. Он чувствовал себя дураком, но остановиться уже не мог. Его гордость и ревность сплелись в тугой узел, развязать который он был не в силах.
В таком темпе проходит буквально каждый день. Арин привыкла вставать рано, учиться, ложиться поздно, она забила голову всем, чем только можно, чтобы забыть мысли о рыжем чертенке, а рыжий чертенок забивал голову новыми рецептами и идеями.
Три фигуры при свете луны, пробивавшемся сквозь ажурные решётки окна, сидели, сбившись в кучу на одной кровати - Арин, Джинни и Гермиона, укутанные в пледы, словно в коконы.
Инициатором стала Джинни. Она сидела, обхватив колени, и смотрела на огоньки в камине.
- Я, кажется, схожу с ума из-за Гарри, - выдохнула она неожиданно, ломая тишину. - Не смейтесь.
Гермиона, поправляя очки, посмотрела на неё с материнской строгостью.
- Мы не смеёмся, Джинни. Просто... он такой неповоротливый в этих вещах. Он тебя даже не замечает.
- Это не самое страшное, - прошептала Джинни, и её голос дрогнул. - Страшно то, что я начинаю злиться. На него. За то, что не замечает. На Рона - за то, что ведёт себя как перепуганный дикобраз, стоит мне только рядом с Гарри оказаться. И на саму себя - за эти дурацкие надежды. А я для него просто «младшая сестра Рона». Как будто я вообще не человек.
Она замолчала, пряча лицо в коленях. Гермиона положила ей руку на плечо.
- Он идиот, - тихо, но твёрдо сказала Арин из своего угла. - Все они идиоты. Просто с разными степенями запущенности идиотизма.
Гермиона вздохнула, глядя на огонь.
- А я... я боюсь не справиться, - призналась она неожиданно. Все знали, что Гермиона всего боится, но никогда - не справиться. - Все ждут, что я буду идеальной. Все эти О.В.Л. и С.О.В.... А я... я иногда ночами сижу и просто плачу от усталости. И мне стыдно. Потому что я должна быть сильной. Я должна всё знать, за всех всё делать... А иногда мне хочется бросить всё и целый день читать просто так, ни о чём не думая.
Она сняла очки и протёрла их край пледа - редкий жест слабости.
- И Рон... Рон иногда смотрит на меня так, будто я с другой планеты. И он прав. Я и правда иногда чувствую себя инопланетянкой. Слишком умной для своих же друзей.
Наступила пауза. Обе девушки посмотрели на Арин. Та сидела, закутавшись в тёмный плед, и её лицо в лунном свете казалось бледным и замкнутым.
- А тебя что гложет, Арин? - мягко спросила Джинни. - Кроме очевидного с Симусом и... всем остальным.
Арин долго молчала, глядя на тени от пляшущих огоньков.
- Меня гложет то, что я не знаю, какая я на самом деле, - наконец выдохнула она. - Все смотрят на меня и видят либо дочь убийцы, либо дочь невинно осуждённого героя. А я... я кто? Во мне есть что-то от него? Что-то тёмное, что может вырваться наружу? Или я вся в маму, тихая и правильная, и мне просто нужно это в себе найти? - Голос её дрогнул. - Я строю эту стену из книг и злости, потому что боюсь. Боюсь, что если я её опущу, все увидят... ничего. Пустоту. Или увидят то, чего боятся больше всего. И я сама не знаю, что это.
Она замолчала, и тишина снова повисла в воздухе, но теперь она была другой - тёплой, наполненной пониманием.
- Знаешь, - сказала Джинни, нарушая молчание. - Может, не нужно заранее решать, кто ты. Может, нужно просто быть собой. А крепости - это вообще не выход. Нужно не стены строить, а искать тех, кто будет прикрывать тебе спину. Как мы сейчас.
Гермиона кивнула, и на её лице появилась редкая, мягкая улыбка.
- Она права. Неважно, чья ты дочь. Важно, кто ты сейчас. И у тебя есть мы. И это... это сильнее любой крепости, Арин. И сильнее любого прошлого.
Арин не ответила. Но она разжала пальцы, в которых до белизны сжимала край пледа, и медленно, почти нерешительно, положила свою руку поверх руки Гермионы. Три руки лежали вместе - маленькая и сильная Гермионы, с веснушками и цепкая Джинни, и тонкая, бледная Арин. И в этой тихой, ночной точке, под покровом темноты и доверия, их страхи казались чуть меньше, а связь - чуть прочнее, чем стены любого замка. Они были просто тремя девочками, которые боялись будущего, и в этом они были абсолютно одинаковы.
Урок зельеварения в этот день вёл сам профессор Снейп, и атмосфера в подземной классной была гуще, чем пары от переваренного зелья удачи. Тема занятия - «Зелье стойкости» - была сложной даже для старшекурсников, не то что для второкурсников.
Снейп, чёрной тенью скользя между столами, сыпал язвительными комментариями.
- Поттер, очевидно, надеется, что зелье сварится само собой, под влиянием его знаменитого обаяния, - прошипел он, заставляя Гарри покраснеть. - Мисс Грейнджер, не пытайтесь помочь всем подряд. Пусть тонут в собственном невежестве.
Но главной мишенью в этот раз стала Арин. Снейп останавливался за её спиной дольше обычного, его холодное дыхание буквально ощущалось на её затылке.
- Блек, - его голос прозвучал тихо, но чётко, так что слышали только она и Симус за соседним котлом. - Интересно. Вы тщательно измельчаете корень имбиря. Столь же тщательно ваш отец когда-то... планировал свои дела. Надеюсь, результат будет менее разрушительным.
Арин замерла, сжимая в руке нож для зельеварения так, что костяшки побелели. Внутри всё закипело от бессильной ярости. Она чувствовала на себе взгляд Симуса - смесь страха и любопытства. Она не посмотрела на Снейпа, не ответила. Просто продолжила резать корень, выдавив из себя ледяное:
- Спасибо за совет, профессор.
Она закончила зелье одной из первых. Оно получилось идеального густого янтарного цвета, как и требовалось. Снейп, проверяя, не нашёл к чему придраться и лишь молча поставил ей «Отлично», глядя на неё с таким выражением, будто видел в её котле не зелье, а нечто гораздо более зловещее.
Сжав учебники так, будто хотела их раздавить, Арин вышла из класса. Мысль о том, чтобы идти в Большой зал, где все будут смотреть на неё, обсуждать, шептаться, вызывала у неё тошноту. Вместо обеда она резко свернула в сторону библиотеки. Ей нужна была тишина, уединение и знакомый, успокаивающий запах старых книг.
Она прошла между высокими стеллажами в свой любимый уголок в дальнем конце, заваленный фолиантами по древней магии. Она уже почти обрела душевное равновесие, как вдруг услышала голоса. Приглушённые, но знакомые.
- ...ничего не выйдет, Паркинсон окончательно переметнулась к этим гриффиндорским убожествам. - Это был голос Драко Малфоя.
Арин замерла за стеллажом.
- Она просто развлекается, Драко, - лениво ответил другой голос, который она узнала как Теодора Нотта. - Дать им почувствовать себя значимыми, а потом отнять всё. Это куда интереснее.
- Надеюсь, ты прав, - проворчал Малфой. - Иначе отец будет недоволен. Ей же нельзя доверять. Она же...
В этот момент Арин, не в силах больше слушать, «случайно» задела плечом полку. Книга с грохотом упала на каменный пол.
Разговор за стенкой мгновенно оборвался.
- Кто здесь? - прозвучал резкий голос Малфоя.
Арин вышла из-за угла. Она старалась выглядеть спокойной, но сердце бешено колотилось в груди.
Малфой и Нотт стояли рядом. Увидев её, Драко скривился в презрительной гримасе, которую она знала слишком хорошо.
- Ну конечно, - протянул он. - Гриффиндорская шпионка. Подслушивает чужие разговоры. Это у вас, я слышал, семейное.
Арин не ответила. Она смотрела прямо на Теодора. Тот не выглядел смущённым. На его лице застыла та же вежливая, отстранённая полуулыбка. Но в его глазах промелькнуло нечто быстрое, неуловимое - расчёт? Раздражение?
- Мы как раз обсуждали, как быстро меняются allegiances в наше время, - сказал Нотт, его голос был гладким, как шёлк. - Очень поучительно.
- Я ничего не слышала, - холодно ответила Арин. - Мне просто нужна книга.
- Конечно, конечно, - Малфой фыркнул. - Беги к своей новой подружке-предательнице. Передай ей, что её место здесь скоро займёт кто-то более... подходящий.
Он развернулся и ушёл, его чёрная мантия развевалась за ним. Теодор задержался на секунду. Его взгляд скользнул по её лицу, потом упал на упавшую книгу.
- Будь осторожнее, Арин, - тихо сказал он. - Книги, как и люди, иногда кусаются, когда их тревожат.
И он последовал за Малфоем, оставив её одну в тишине библиотеки, с гудящей в ушах фразой о «новой подружке-предательнице» и с холодным осознанием, что её странная дружба с Пэнси, возможно, причиняет той больше вреда, чем она могла предположить.
Арин стояла неподвижно, пока их шаги не затихли в лабиринте стеллажей. Тишина библиотеки, обычно такая умиротворяющая, теперь давила на уши. Она медленно подняла упавшую книгу - пыльный фолиант о свойствах лунного камня. Пальцы её дрожали.
«Гриффиндорские убожества». «Дать им почувствовать себя значимыми, а потом отнять всё». «Она же...»
Слова Малфоя и Нотта звенели в её голове, как осколки стекла. Она чувствовала не злость. Нет. Нечто гораздо более холодное и тяжёлое - разочарование. Глупое, наивное разочарование.
Она позволила себе поверить. Поверить в то, что Теодор Нотт - другой. Что его интерес к ней - это признание её ума, её силы, что это нечто большее, чем просто слизеринская игра. Она позволила себе увидеть в его холодной вежливости загадку, а не предупреждение.
А он? Он стоял и слушал, как Малфой называет её и её друзей «убожествами». И не сказал ничего. Хуже того - он согласился. «Дай им почувствовать себя значимыми, а потом отнять». Это звучало как его план. И она была частью этого «им».
Стыд обжёг её изнутри. Как она могла быть такой слепой? Она, которая гордилась своим умом и проницательностью. Она чуть не купилась на ледяные безделушки и умные разговоры, пока тот, кто их дарил, презирал всё, что ей было дорого.
Она машинально вернулась к своему столу, уронила книгу на стопку других. Но вина накатывала следом, едкая и удушающая. Не только за свою наивность.
Пэнси.
Она втянула Паркинсон в это. Из-за её попытки бросить вызов предрассудкам, из-за её желания доказать, что всё может быть иначе, Пэнси теперь была в опасности. «Передай ей, что её место здесь скоро займёт кто-то более... подходящий». Угроза Малфоя была очевидна. Пэнси стала изгоем среди своих из-за неё.
Арин закрыла глаза, пытаясь заглушить внутренний голос, который звучал подозрительно похоже наФреда: «Я же предупреждал. Слизеринцы все одинаковые. Ты навлекла беду на себя и на других».
Она чувствовала себя дурочкой. Предательницей. Своих новых, хрупких дружеских уз. И самой себя.
Она резко встала, смахнув со стола несколько пергаментов. Ей нужно было уйти. Она не могла сидеть здесь, среди этих книг, которые вдруг стали казаться немыми свидетелями её глупости.
Она вышла из библиотеки, почти бегом спустилась по лестнице и свернула в первый попавшийся пустой класс. Дверь захлопнулась за ней с глухим стуком. Прислонившись спиной к холодной каменной стене, она наконец позволила себе выдохнуть.
Мысли метались, как пойманные мухи.
Наивная. Доверчивая. Глупая.
Он играл с ней, как кошка с мышкой. И она почти радовалась этому.
А теперь Пэнси расплачивается за её ошибку.
Она сжала кулаки. Стыд и чувство вины начали медленно, но верно переплавляться во что-то иное. В знакомую, холодную решимость. Она ошиблась. Допустила слабость. Позволила себе поверить в красивую сказку.
Больше - никогда.
Она больше не будет искать ни у кого одобрения. Ни у Фреда, который игнорирует её. Ни у Теодора, который презирает её. Её крепость из книг и злости не была ошибкой. Ошибкой была попытка сделать в ней калитку для тех, кто в ней не нуждался.
Она выпрямилась, смахнула с лица непрошеную слезу гнева и посмотрела в запылённое окно класса на свое отражение. Бледное лицо, тёмные глаза, полные не детской обиды, а взрослой, жёсткой решимости.
Апрель пришёл в Хогвартс с тёплыми ветрами и проливными дождями, которые смывали последние грязные островки снега. Её дни превратились в отлаженный механизм, лишённый всяких случайностей и эмоций.
Расписание Арин Блек
Утро: Подъём до всех.
Уроки: Полная концентрация. Её ответы стали ещё более точными, взгляд - острым и неулыбчивым. Даже Снейп прищурился, когда она безупречно проанализировала свойства яда василиска, не дрогнув и не сбившись.
Обед: Краткий перекус яблоком или бутербродом в библиотеке. Она избегала Большого зала. Можно сказать, что она совсем перестала есть.
Библиотека: Теперь она изучала не просто сложные темы, а конкретные вещи: защиту от ментального проникновения, выявление лжи, маскировку намерений. Она строила не просто крепость, а крепость с ловушками и секретными ходами.
Вечер: Тренировки. Она оттачивала не только магию, но и тело. Бесшумное движение, уход от захватов, выносливость. Она была тенью, скользящей по пустым коридорам.
Она почти не общалась ни с кем, кроме Гермионы и Джинни, и то разговоры стали краткими, деловыми. Иногда она обсуждала с Гарри его жизнь или просто они мило беседовали. С Пэнси она говорила мало, но каждое их короткое общение было наполнено молчаливым пониманием общей опасности. Она поставила Пэнси под удар - значит, теперь должна была быть её щитом.
Фред Уизли продолжал свою политику игнорирования, но теперь Арин, казалось, действительно его не замечала. Её взгляд скользил по нему, как по мебели. Это сводило его с ума ещё сильнее, о чём красноречиво свидетельствовали участившиеся взрывы в его конце стола.
Однажды после зельеварения Теодор Нотт пересёк ей дорогу в пустом коридоре. Он стоял, заслонив собой арочный проход, его лицо было спокойным, но в глазах читалась лёгкая напряжённость.
- Арин, - произнёс он, и его голос по-прежнему звучал как шёлк. - Нам нужно поговорить.
Она остановилась, скрестила руки на груди. Ни страха, ни любопытства - только ожидание. Готовность к бою.
- Говори. Я слушаю.
- Ты неправильно всё поняла, - начал он, делая лёгкий, почти неуловимый жест рукой, будто отмахиваясь от её подозрений. - То, что ты слышала... это был просто разговор для Малфоя. Игра на его поле. Ты же понимаешь, я не могу открыто спорить с ним о таких вещах.
Арин смотрела на него, не моргая.
- И что это была за игра? В которой меня и моих друзей называют «убожествами», а дружбу - способом дать нам «почувствовать себя значимыми» перед тем, как всё отнять?
Её голос был ровным, без дрожи. Она просто констатировала факты.
Теодор на мгновение смутился. Он привык к её гневу, к её удивлению, но не к этой ледяной, аналитичной ясности.
- Это необходимость, Арин. Ты не знаешь, какое давление... Моя семья... - он попытался найти нужные слова, сыграть на её сочувствии.
- Я знаю о давлении семей больше, чем ты думаешь, - парировала она. - Но я не использую это как оправдание, чтобы предавать тех, кто проявил ко мне доброту. Или чтобы играть в двуличные игры.
- Это не игра! - в его голосе впервые прозвучали нотки настоящего раздражения. - Я пытаюсь найти свой путь. И я думал, ты... ты могла бы это понять.
- Я понимаю, - холодно сказала Арин. - Я поняла всё прекрасно. Ты выбрал свой путь. Ты с ними. И теперь, пожалуйста, проходи. Ты загораживаешь мне свет.
Она произнесла это с такой окончательной, бесповоротной вежливостью, что он отступил на шаг, поражённый. В его глазах мелькнуло что-то - удивление, досада, может быть, даже уважение. Он ждал слёз, оправданий, попыток понять. Он не ждал полного и безоговорочного отказа.
Арин прошла мимо него, не оглядываясь. В её груди было холодно и пусто. Не потому, что ей было больно из-за него. А потому, что она окончательно похоронила ту наивную часть себя, что ещё могла во что-то верить. Она не разочаровалась в Теодоре. Она разочаровалась в себе, что когда-то позволила ему приблизиться.
И это было куда больнее. Но из этой боли рождалась новая, стальная версия себя. Версия, которой больше не нужны были ничьи объяснения.
Арин шла по коридору, её шаги отдавались эхом от каменных стен. В ушах ещё звенел её собственный холодный голос, сказанный Теодору: «Ты загораживаешь мне свет». Внутри была лишь ледяная пустота, без триумфа, без сожаления.
Она свернула за угол и почти столкнулась с высокой, худощавой фигурой. Блейз Забини отступил на шаг, его тёмные, проницательные глаза с лёгким удивлением скользнули по её лицу. Он стоял, прислонившись к стене, будто поджидал кого-то. Или чего-то.
- Блек, - произнёс он, и его бархатный голос был лишён привычной насмешливости Малфоя или ядовитости Пэнси. - Жёстко. Но справедливо.
Арин нахмурилась, мгновенно насторожившись. Она попыталась пройти мимо, не отвечая.
- Я не в настроении, Забини.
- Это заметно, - он не двигался с места, блокируя ей путь, но без агрессии. - Я всё слышал. Стою здесь, жду Снейпа. Очень поучительный диалог.
Она остановилась, сжав книги в руках. Её взгляд стал колючим.
- И что? Пришёл позлорадствовать? Или доложить Малфою?
Забини усмехнулся, но в его глазах не было злорадства. Скорее... понимание.
- Малфой? Пожалуй, нет. - Он посмотрел на неё прямо. - Я просто не люблю, когда людей используют. Особенно тех, кто этого не заслуживает.
Арин фыркнула, полная недоверия.
- Трогательно. А теперь пропусти меня.
- Нотт играет в опасные игры, - продолжил Забини, игнорируя её просьбу. - Он пытается усидеть на двух стульях. Угодить отцу, который точит зуб на всех, кто связан с Поттером, и... завести полезные знакомства. Ты для него - вызов. Трофей. Способ доказать что-то самому себе.
- Я уже это поняла, - сквозь зубы произнесла Арин. - Спасибо, что подтвердил.
- Но он не учёл одного, - Забини слегка наклонился к ней, понизив голос. - Ты не из тех, кого можно просто использовать и выбросить. Я видел, как ты на уроке у Снейпа парировала его уколы. Видел, как ты работаешь в библиотеке.
Он сделал паузу, давая ей понять смысл своих слов.
- Я предлагаю перемирие. Информацию - в обмен на бдительность.
Арин смерила его холодным взглядом.
- И почему я должна тебе верить? Ты Слизеринец. Ты мог подстроить эту сцену специально. - ее же убеждения ломались на глазах.
- Возможно, - согласился он с лёгкой улыбкой. - Но подумай: что тебе терять? Ты и так всех подозреваешь и никому не веришь. Я просто предлагаю направление для твоей паранойи. Например, я могу сказать, что Нотт по приказу отца пытается выведать у тебя всё, что ты знаешь о Сириусе. Или что Малфой ищет способ опозорить Паркинсон через тебя. - Он посмотрел на её похожевшее лицо. - Видишь? Уже полезно. А верить или нет - решать тебе.
Он наконец отошёл от стены, давая ей пройти.
- Я не прошу доверия, Блек. Я предлагаю сделку. Ты получаешь информацию о том, что готовится в стенах моего факультета. Я получаю... уверенность, что если начнётся настоящая война, у меня будет на одной стороне кто-то, кто не блефует.
Арин медленно выдохнула. Его слова попадали в цель. Он не льстил, не оправдывался. Он говорил на языке расчёта, который она теперь понимала слишком хорошо.
- Я никому не буду обязана, - сказала она твёрдо.
- Никому и ничем, - кивнул Забини. - Просто... держи ухо востро. И если увидишь, что зелёный галстук Забини лежит на третьей ступеньке лестницы в северном крыле... будь готова. Это будет предупреждение.
Не дожидаясь её ответа, он развернулся и ушёл, его тёмная мантия скрылась за поворотом. «а как же Снейп?»- подумала она.
Арин осталась стоять одна. Ледяная пустота внутри начала заполняться новой, тревожной энергией. Она всё ещё не верила ему. Но его предложение было слишком логичным, слишком практичным, чтобы сразу отвергнуть.
Она не обрела друга. Она, возможно, обрела источник информации. И в новой реальности, которую она строила для себя, это было ценной валютой. Очень ценной. Она продолжила путь, её мысли уже работали в новом направлении, анализируя слова Забини, взвешивая риски и возможные выгоды. Игра усложнилась, но она больше не чувствовала себя пешкой.