Хиксберли

Я стала тайно писать. Прятала рукопись в нижнем ящике стола. Сначала идей, что писать, не было и не было, однако вскоре жизнь меня натолкнула на удивительную череду событий. С каждым годом я становилась все смелее и осознала свою цену. Оскорблений и унижений я не терпела. Могла за себя постоять. Одним вечером меня даже пристыдил отец.
– Я слыхал, ты нахамила ученику. – Спокойным тоном, как казалось бы любому, но не мне, парировал отец с кружкой чая за столом. Тогда мы все, кроме брата, ужинали. Я ничего ему не ответила.
– Как тебя воспитывали? Порочить честь нашей семьи!
– Он заслужил. – Галантно и честно отвечала я. Отец Лоу пришел в бешенство. Держать эмоции в узде у него всегда плохо получалось.
– Айлин. Как это понимать? – Уже сжимая челюсть, произносил Гарет Лоу.
– Я довольно ясно дала ответ. Он. За-слу-жил. – Я подняла взгляд, пока небольшая надменность скользила в моем выражении. – Он насмехался надо мной. Отец, благодарите за то, что я не так вспыльчива, как Вы, и не ударила того засранца при первой возможности! 
Хлясть! Звон шлепка разнесся эхом по комнате. Матушка прибывала в недоумении. Он ударил меня. Ударил своей рукой по щеке собственного ребенка! В глазах зарябило и накатило волной ярости. Стали подступать еле-проступающие слезы. Но я не позволяла никому видеть мою слабость. Я хотела дать отпор: вылить стакан с жидкостью или ударить в ответ. Однако я слишком мягкосердечна для этого.
Минуты через две я, ничего не взяв из теплой одежды наверх, напористо покинула дом.
Ничтожно! Просто ничтожно! Как воспитывали? А как меня воспитывали?! Ты занимался моим воспитанием? Я яростно огибала слегка заснеженные деревья и кустарники: направлялась на Хиксберли. Да ты хоть раз видел, как я расту? Мои успехи? Ты хотя бы раз согрел меня ласковым словом? Спросил, как я себя чувствую? Отец. Ты в принципе… Был моим отцом по-настоящему? Почему Дилана ты хвалишь, даешь поблажки? Почему помогаешь, одариваешь изредка улыбкой? А меня стыдишься? Я похожа на проклятье?
Я со всей злостью ломала сучья и распихивала ветки, топтала снег.
Я ведь… тоже твой ребенок!
Остановилась я прямо, как вышла на покрытое снегом поле. Не выдержав натиска эмоций, я упала в колени и принялась рыдать. Средь весеннего холода горячие слезы опаляли теплом мои щеки. Красноватое раздражение выступило на коже, но я не останавливалась. Холод обволакивал мое тело, начиная с лодыжек и заканчивая красными ушами. Легкая дрожь пробегала вдоль тела и обратно. Чем дольше я увядала на морозе, тем сильнее казалось, что деревья и ещё зимние растения слушают меня. Хоть я молчала, но мысли рекой зашкаливали в голове, а инеем покрытая только отмерзающая трава и веточки все чувствовали. Словно они, как живые, понимали мою боль. Вокруг же никого не было. Однако ощущение осталось, будто меня спокойно выслушали. Мне стало спокойнее и легче.
Я вытерла оставшиеся слезы рукой. Странно, костяшки не замерзли. И, собрав все свою силу воли в кулак, как и решимость, я искренне поклонилась природе. «Спасибо». Я знаю, что она тоже жива и все слышит. Иногда хватает простого пребывания в нужном месте, чтобы все беды развеялись.
Все-таки я вернулась домой. Матушка отчитала мужа за поведение, и по итогу тот закрылся в своем кабинете. Как только я вошла, она бросилась ко мне. Матушка согрела меня в теплых объятиях и проговорила что-то похожее на «не принимай жест Гарета близко к сердцу, он просто несносен». Однако меня ее слова мало интересовали. Я вежливо откланялась и скрылась на втором этаже своей ложи.
Я точно знала о чем будет моя первая книга. Ты не хочешь, чтобы твоя дочь была писательницей? Чудно! Я напишу про вездесущую проблему. В честь тебя, отец.
Мне было около двенадцати, когда зародилась идея этой книги. Возможно, я еще мала для писательства, подумаете вы. Но никого не смущало, что я так быстро повзрослела за «воспитание» своего отца.

Подобные случаи, как этот, случались и дальше. Не часто, однако были. В те моменты мне было больно, но я черпала вдохновение. Я неимоверно часто сбегала. И обычно делала это в сторону поля.  Как по волшебству оно забирало негативные эмоции и одаривало меня спокойствием. Я решила давно: стоит скрывать роман. С этим я не колебалась ни секунды. Даже матери я не рассказывала ни о своем хобби, ни о романе. Если узнает – узнает и отец. Даже если случайно, я не собиралась рисковать любимым занятием.
Зима уже делала последний шаг отступления. Весна всеми силами тянулась пробудить природу и городок от сонных оков. Солнце появлялось чаще, а поле снова зеленело. Прошел где-то год, как я первый раз сбежала из дома в морозный день без ничего.
Как я и говорила, я лишь становилась сильнее и увереннее. Если раньше я не позволяла себе лгать, то теперь лгала даже собственной матери без стеснения. Раскрывать, что я пишу истории под мужским именем как-то не хотелось. О моей авантюре знала только я да Элизабет. Я доверяла ей, как своей руке.
Мы сидели на поле. Снега уже и след простыл. Снова просыпалась вся зелень.
– Ты снова сбежала? Айлин… – Мягко говорила мне Бетти. Я сидела, обхватив ноги руками.
– Снова… – Обозленная опять на отца бурчала я.
– Я всегда на твоей стороне и готова поддержать, но ты же не можешь сбегать каждый раз… – Ее теплая рука бережно легла мне на плечо.
– Я не хочу его видеть.
– У меня тоже бывают ситуации с мамой, где мы не понимаем друг друга, – покачала головой. – Но… Мы миримся. Это вечная борьба.
– Иногда кажется, что мой отец во мне не видит своего ребенка от слова совсем. Вспыльчивый, безобразный, чер…!
– Может когда-нибудь он изменится. Не клейми его. – Наступила небольшая пауза.
– «Я тоже человек». – произнесла я. Элизабет удивленно наклонила голову вбок.
– Ты будешь первой читательницей. Когда я допишу этот роман… Ты будешь первая.
Бетти очень обрадовалась и кивнула.
– Надеюсь, что тебе понравится.
Через два года с небольшим я сдержала обещание. Я дописала свою долгожданную работу и наконец стала меньше ссориться с отцом. Первой, как и обещала, читательницей была Лиззи. С полным доверием я вручила ей в руки книгу (точнее сбор всех рукописных листов) про чувства, яркие вспышки эмоций и взаимоотношения между людьми, в основном конфликты.
«Я тоже человек» – может заявить каждый смело, кто не ведет себя по-хамски. Возможно, я создала даже больше, чем хотела, книгу с философским подтекстом, а не развлекательную прозу. Так даже к лучшему.
В нижнем левом углу титульного листа было написано:
«Милдред Уилсон»
Да, в моей жизни появился человек, который способен делать, что не позволено мне. А я доверила себя в руки этого человека.
Встречайте, Милдред Уилсон. Запомните это имя, оно вам еще встретится не раз.
Уже в пятнадцать лет я ждала отзыв по поводу своей книги от Бетти. Если ей очень понравится и придумаю план – я выпущу ее. К сожалению, женщинам в наше время запрещено заниматься писательством.
Пока ожидание от прочтения моей подругой тянулось медленно, семья Лоу собралась за обедом у кухни. Я перебирала приготовленные овощи со свининой, а отец снова начал свою тираду:
– Сегодня узнал от Седрика: Дилан стал одним из лучших учеников пансиона. Его отправят в небольшую научную поездку в Краштфорд. Возможно, получит несколько стерлингов.
– Это же замечательно! – Офелия не могла нарадоваться. Отец кивнул и посмотрел в мою сторону.
– Айлин, а что…
– Выучила пять языков, научилась играть на фортепиано в две руки и овладела 50 фунтами у лавки Бэки, – перебила я: знала, что он спросит. – Надеюсь достаточно, чтобы заметить, как я не бесполезна.
Отец немного даже удивился.
– Наконец ты выросла и перестала грызть глотку мне и матери.
Так тебе пусть и кажется, отец. Ты же хотел такого ребенка, послушного, устремленного? Так я тебе покажу не бесполезную дочь. Вот только ты не узнаешь, что в душе и вне дома я такая же, как и была. А может и я чуть выросла. Стала понимать: иногда лучше промолчать, если хочешь получить желаемое.

– Больше не сравнивайте меня с Диланом. Мне это ненавистно. – Сказала и откланялась, покинув обеденную залу.
Сколько меня ни сравнивали с братом, я на Дилана не злилась, наоборот, всегда была рада видеть. Брат всегда защищал меня перед отцом, пока мать боялась воспротивиться тому. Я очень любила его. Некогда казалось, что он единственный родной мне человек, пока Бетти не стала лучшей его копией для меня. Этого было более чем достаточно. Мы немного реже, но гуляли и присылали письма друг другу с Элизабет.
Много времени проходило незаметно. Особенно, когда я стала писать очередной роман на интересную тему. На него мне понадобилось около двух лет. Как только Лиззи написала мне длинный отзыв по поводу «Я тоже человек», я поняла – я обязана его выпустить. И я сделала. Переодевшись в удобную одежду, я зашла в печатную мастерскую в секрете от родителей. Я сказала, мол мой друг начинающий писатель и захворал. Лестно попросила издать историю под псевдонимом, заплатила сто стерлингов (довольно мало) и передала саму книгу. Долго и ждать не пришлось. Где-то недели через полторы, шагая между улиц, на витрине мне на глаза попала моя свежеиспечённая книга с подписью «Милдред Уилсон». Моего счастья нельзя было описать. Я еле сдерживалась от танцев, когда через месяц мою книгу скупали как горячие пирожки. Так про нее стали писать и в газетах. Как-то мы завтракали семьей и отец зачитал, конечно, с насмешкой: «Некий юный писатель под именем Милдред покорил сердца горожан не только Мидлтона. Его книгу «Я тоже человек», совершенно недавно изданную, скупают очередями. Парень неимоверно точно подчеркнул проблему жизни, что остается актуальной: все мы – люди.» Отца даже чуть перекосило, но я настолько воодушевилась, что принялась позже писать книги и дальше.
Я ощущала, что иду по правильному пути. Милдред Уилсон, ты поможешь мне воплотить мою мечту в реальность. Вперед.