IV.
LORENZO
Целая неделя в этом грёбаном университете сводила меня с ума. Я не преувеличивал — с ума. Первый курс экономики оказался не таким уж бесполезным: пара тем про инвестиции и стартапы даже зацепили, но, чёрт возьми, я скучал. Скучал до боли в груди по машине, по своей малышке.
Трек, шины, гул мотора под грудной клеткой, запах бензина, дыма, горячего металла — всё это будто выветрилось из меня, и я медленно начинал терять самого себя. Мне нужно было в гонку, в движение, в скорость. Сидя на паре по поведенческой экономике — хрен знает, кто её так назвал — я просто смотрел на слайды, а мозгом был где угодно, только не в аудитории. Лектор тараторил что-то о рациональных агентах и теории выбора, но единственное, что я хотел выбрать — это чёртов взлёт в Чикаго, а потом вылет обратно, с моей малышкой в багажном отсеке.
Я вытащил телефон под партой и набрал сообщение.
Лоренцо: Блондинчик, есть дело. Перегоняй мою малышку. Самолёт, срочно, я заплачу. Деньги не вопрос.
Лиам ответил через пару минут, как всегда без лишних слов.
Лиам: Окей. Все устрою. Как объясниться перед твоим отцом?
Лоренцо: Скажи, что ты берешь ее на гонку. Если он позвонит мне, я подтвержу.
Оставалось только понять, как выскользнуть из этого лагеря мафиозной дисциплины так, чтобы не нарваться на Деметру. Эта итальянская акула с фамилией, которую лучше не произносить при студентах, была, кажется, в курсе всего, что происходило даже в мужских душевых. Она уже пару раз делала мне замечание, мол, слишком часто ошиваешься в женском крыле.
Я выпрямился, потянулся, покрутил шею, как будто это поможет мне выдержать ещё сорок минут этой лекции. На вчерашней тренировке я разрядился — повозился с грушей, покидал удары, попрыгал на лапах. Тренер оценил. Сказал, что в бою я как ртуть — не сильный, но просчитать сложно. Но даже боксёром ты не становишься полностью, когда в голове всё ещё крутится одно имя. Арианна.
Какого чёрта она дружит с этим, мать его, Фиоре? Светловолосый ублюдок из факультета иностранных языков, с вечно прищуренными глазами, будто всех насквозь видит. Он не внушал доверия, и дело было не в ревности. Ага, конечно.
Каждый раз, как я подходил к ней, она отводила взгляд. Отходила. Придумывала причины, чтобы уйти. Смотрела сквозь меня, будто не помнила, как мы с ней полжизни провели в одной машине, в одном детстве, под одними звёздами. А я? Я смотрел. Словно если не смотреть — потеряю навсегда.
И вот я сижу на этой долбаной паре, делаю вид, что записываю что-то в блокнот, а сам в голове уже составил план. Как проскользнуть через северный выход или подкупить охрану, как встретить свою девочку — не Арианну, а ту, что на четырёх колёсах. Та, что всегда была моей.
Стук по столу вырвал меня из мыслей. Лектор что-то спросил. Я поднял глаза, пожал плечами. Кто вообще следил за этим бредом?
— Мистер Тиара, если вы предпочитаете мечтать, а не слушать лекции, можете выйти, — сказал он с улыбкой, в которой больше яда, чем у всего университета.
Я улыбнулся в ответ.
— Благодарю за разрешение, — я подмигнул преподавателю и встал.
Смех в зале. Кто-то прошептал что-то про Ндрангету. Плевать. Всё, что меня волновало — это рев мотора, запах асфальта, и как вытащить Ари из лап этого Фиоре, пока он не превратился в ещё одного Юджина. Не мне — значит никому.
Пары наконец закончились. Я даже выдохнул. В голове крутилось всё сразу: Арианна, Фиоре, машина, Лиам, и эта долбаная скука, которая висела на мне. Первый курс экономики не был особо сложным, цифры, отчеты, расчёты, структура рынка — я всё это понимал, но меня это не грело, не заводило. Не давало того, ради чего хотелось бы вставать утром.
Я шел в сторону кампуса с Дамианом — парнем с широкой ухмылкой, синяками под глазами, и вечно сжатыми кулаками. Мы пересеклись на тренировке, оказалось, он сын одного из солдат Ндрангеты. Мой человек, по сути, спокойный, но с чертом внутри.
Впереди нас двигалась Деметра, стуча каблуками по полу.
— Ты видел, как она смотрела? — вдруг сказал Дамиан, пихнув меня локтем в бок. — Деметра, мать её. Строгая как католическая школа, но такая сочная. Я уверен, если её хорошенько трахнуть, она многое начнёт прощать.
Я хмыкнул, но вслух ничего не сказал. Не потому что не было мысли — просто на язык не шло. Мне будто не хотелось комментировать. Но черт, он запустил идею. Деметра была всегда напряжённая, сосредоточенная, строгая, будто и правда воспитана монашками. И всё же в ней было что-то. плотное, сексуальное. Эта собранность, манера смотреть исподлобья, ровная речь и привычка поправлять волосы, когда кто-то задавал ей неудобный вопрос. Ни одной эмоции — идеальный камень.
Я скользнул по ней взглядом, когда она шла нам навстречу. Высокие каблуки, чёрные брюки, пиджак в обтяжку. Волосы гладко зачёсаны, серьги поблескивают. Она даже не глянула в нашу сторону, прошла мимо, как будто нас не было.
— Вот тебе и ответ, — буркнул я, а сам всё ещё прокручивал его слова. — Тебе что, хочется огрести от неё по полной?
— Я бы хотел, чтобы она огрела меня в кровати, — засмеялся Дамиан, и хлопнул меня по плечу.
Я не засмеялся, но усмехнулся. Не от фразы, а от того, как мы все тут варились в одном котле — каждый с тараканами, каждый со своей жаждой. Одному трахнуть преподавателя, другому — вернуться к рулю, третьему — быть рядом с девушкой, которая делает вид, будто тебя не существует.
Я пошёл молча, но в голове уже собирался план. Если Дамиан прав и у Деметры есть слабости, значит, можно на них сыграть. Не ради секса, это хрень, а ради свободы. Ради машины. Ради возможности сорваться с места, выжать газ, почувствовать запах шин, дым и музыку своего мотора. Да, я скучал по ней. Моя малышка стояла где-то в Чикаго, а я здесь, среди кабинетов, фигур, формул и уставших лиц, словно в заточении. Единственное место, где я чувствовал себя хоть как-то живым — это вечерние тренировки. Там я мог выпустить злость, отработать удары, представить, как Фиоре исчезает под ними, как его пафосная улыбка стирается под моим кулаком. Но даже после тренировок всё возвращалось. Мысли. Напряжение. Желание вырваться. Но сегодня я попробую совместить приятное с полезным.
—И над чем ты думаешь? — буркнул Дамиан, когда мы остановились у его комнаты.
—Спорим, я трахну Деметру сегодняшней ночью? — выпалил я чуть тише, чтобы проходящие мимо студенты не услышали.
Дамиан рассмеялся, а затем достал из кармана стодолларовую купюру, и помахал ею у моего лица.
—Ставлю сотку, что не выйдет.
—Ставлю тысячу на то, что завтра ее трусики будут лежать у меня под подушкой, — ухмыльнулся я, и двинулся в сторону своей комнаты. — Я исполню твое желание, Дамиан!
—Ну ты и сукин сын!
Вечер выдался густой, вроде и хочется отдохнуть, а голова всё ещё гудит от мыслей. Учёба закончилась, скоро ужин, но мне было не до еды. Машина уже стояла неподалёку, Лиам всё провернул, как я и просил. Осталось малое — вырваться из этого золотого плена. А для этого нужно было договориться с Деметрой.
Я направился в учебный корпус, туда, где всегда царила её тишина и порядок. Свет в кабинете горел — разумеется, она ещё на месте. Постучал коротко, уверенно.
— Войдите, — прозвучал её голос, ясный и строгий.
Я вошёл.
— Добрый вечер, мисс Верчелли, — сказал я, не спеша.
Она оторвалась от бумаг и подняла взгляд. Серые глаза, холодные, как утренний туман в октябре. Она была одета в строгое платье-карандаш и белую блузу, хотя с утра на ней был костюм, волосы собраны, ни единой пряди не выбивалось. Совершенство. И никакой улыбки — но глаза скользнули по мне на полсекунды дольше, чем это нужно для делового взгляда.
— Мистер Тиара. Чем могу помочь?
Я подошёл ближе, на вежливое расстояние. Руки в карманах, спина прямая.
— У меня к вам просьба. Маленькая, но не совсем по уставу.
— Любопытно, — сухо заметила она, и я уловил лёгкий изгиб в уголке её губ. — Продолжайте.
— Я хотел бы покинуть территорию университета сегодня вечером. Всего на пару часов.
— И зачем вам это? — Её взгляд стал внимательнее. Она слегка склонила голову, будто разбирала меня. — Неужели кто-то вроде вас уже не может найти, чем заняться внутри кампуса?
— Кто-то вроде меня очень тоскует по своей машине. — Я улыбнулся. — Она в городе. И это, признаться, вопрос душевного равновесия.
— Автомобили, — медленно произнесла она. — Вечная слабость мужчин.
Её глаза снова скользнули по мне, уже осознанно, изучающе. И теперь я знал — она не просто слушает, она играет, как и я.
—Мисс Верчелли , — я сделал полшага ближе, всё ещё на грани допустимого, — если я скажу, что сожалею, но сойти с ума без вождения — вполне реальный риск это поможет?
Она не ответила сразу. Встала, обошла стол и оказалась на уровне моего роста. Теперь между нами — не больше нескольких дюймов.
— Вы привыкли, что получаете всё, чего хотите, мистер Тиара?
— Только если это действительно взаимно, — спокойно ответил я.
Наши взгляды пересеклись — долго, пристально. Она не отводила глаз, и в этом взгляде было куда больше, чем просто проверка. Молния напряжения, прямая и острая. Она знала, что я пришёл не ради формальностей. И мне не нужно было подбирать слова.
— Думаю, я могу дать вам то, что понравится нам обоим, — сказал я, глядя прямо ей в глаза.
Деметра чуть изогнула бровь — насмешливо, но не без интереса. Не ответила сразу, молчание между нами было липким, тёплым, будто воздух замер в кабинете. Потом она лишь кивнула, неторопливо откинулась в кресле и сказала:
— Закрой дверь.
А дальше — пустота. Вырванный из времени час. Я вышел от неё, запоздало поправляя воротник рубашки и прижимая к пальцам её резинку для волос, которую она сама скинула на стол. Спина горела от свежих царапин, каждая из которых оставалась будто автограф на теле, член все ещё был напряжён от хорошего траха и отсоса. Блядь, мне отсосала та, кого боятся в этом гребаном университете, как огня. Меня качнуло в коридоре, не от усталости, нет, а от эйфории. В кармане лежали ее черные стринги, пропуск к свободе. Теперь я мог покинуть кампус, не прячась. У меня было её молчаливое разрешение, оформленное взглядом, жестом и тем часом, что растворился где-то между её столом и запертой дверью. Чёрт, я только что трахнул декана по безопасности, чтобы вернуть свою чёртову машину, и я не чувствовал ни грамма стыда, только дьявольское удовлетворение.
Охрана на выходе только кивнула, даже не взглянув в мою сторону слишком внимательно. Деметра сделала своё дело — предупредила. Меня это даже позабавило. Я прошёл мимо, вышел за пределы кампуса и добрался до точки, которую скинул Лиам. Там стояла моя малышка — чёрный мустанг, сверкающий даже в тусклом вечернем свете. Я провёл рукой по капоту, обошёл вокруг, открыл водительскую дверь и сел внутрь. Запах родной кожи, аромат бензина, сиденье под меня, идеально.
Я вставил ключ, повернул. Двигатель завёлся с глубоким рёвом. Глухой, грубый, мощный. Сердце застучало чаще. Сцепление, первая, плавно выехал с парковки и дал газу. Руки сами легли на руль так, будто и не было этих грёбаных дней без неё. Я скучал по скорости, по тяге, по управлению. Это было моё. То, что никто не мог отобрать. Я кружил по трассам, выбирал старые магистрали, где почти не было движения. Пару раз даже проскочил мимо полицейских — но кто остановит человека на такой машине? В спидометре поднималась сотня, потом сто двадцать, сто пятьдесят. Я дышал свободно, с каждым километром внутри становилось легче.
На одном из участков дороги я сбросил скорость и ехал медленно, просто чтобы думать. Конечно, о ней. О грёбаной Арианне. Улыбка появлялась всякий раз, когда я представлял, как она хмурится, когда кто-то её злит, когда она смеётся, щурясь, когда ест что-то сладкое. Я ненавидел, когда она была с другими. Особенно с этим ублюдком Фиоре. Он рядом — и меня просто выворачивает. Я знаю, что у неё никогда не будет таких чувств ко мне, но это не отменяет того, что я чувствую.
Я накручивал круги, ловил моменты и всё время возвращался мыслями к ней. Почему, чёрт возьми, именно она? Почему не какая-то другая? Я мог бы иметь любую, но мне нужно было именно это упрямое, с виду нежное, но внутри сильное существо, которое упрямо держит дистанцию. Иногда мне казалось, она чувствует то же, но тут же выстраивает стены. Это невозможно.
Телефон завибрировал. Звонила Роза, но я сбросил, не хотел слышать её сейчас. Она наверняка узнала, что меня нет в кампусе, и будет выносить мне мозг.
Прошло минут двадцать. Новый звонок — мама. Я выдохнул и, не колеблясь, принял вызов.
— Энзо? Где ты? — голос мамы сразу же зазвучал взволнованно. — Роза сказала, что тебя не было в кампусе всю ночь. Почему ты не отвечал?
Я прижал телефон к уху, оглядел просыпающийся пейзаж Техаса, тронутый первыми золотыми бликами солнца, и только тогда нашёл в себе силы говорить.
— Всё нормально, мам. Я просто прокатился. Нужно было. Лиам пригнал машину, не говори папе.
Пауза. Она ничего не сказала, но я знал, как сильно она волнуется.
— Тебе ведь нельзя было покидать кампус без разрешения, — произнесла мягко, не обвиняя. — Ты же знаешь, как это важно. Мы с отцом...
— Я добился разрешения, — перебил я, потом немного сдал. — Всё официально, охрана была в курсе.
Она выдохнула. Облегчение в голосе скользнуло, как тёплый ветерок.
— Тогда ладно. Я просто испугалась за тебя, милый.
— Прости, мам. Я просто... мне надо было почувствовать себя собой, хоть на миг. Я скучал по ней, по скорости, по трассе. Тут все по-другому, — расстроено проговорил я, но чувствовал мамину поддержку даже за тысячу миль.
— Возвращайся в кампус, Энзо. Пожалуйста. Ты не должен создавать лишние поводы, особенно сейчас, — попросила она мягко.
Я слушал её голос, и в груди защемило. В детстве я считал маму ангелом. Не метафорически — я реально думал, что она не такая, как все. Такая мягкая, почти воздушная, с добрыми глазами, в которых можно было утонуть. Я смотрел, как отец, этот жестокий, безумный дьявол в человеческом обличье, буквально оберегал её, как святыню. Он мог убить, не моргнув, но стоило маме пройти мимо, он замирал, как зверь у подножия алтаря. Их любовь была странной, дикой, но какой-то чистой, противоречивой, безумной. Мне всегда казалось, что если я и женюсь, то только на такой женщине, которую смог бы так же боготворить, как отец маму. И всё это сейчас вспыхнуло во мне. И с этим огнём внутри я решился на то, что таилось во мне долгие годы.
— Мам?
— Да, сынок, — встрепенулась мама.
— Скажи... — в горле пересохло, я сглотнул, всматриваясь в горизонт. — Адамо и Лия собираются рассказать Ари правду?
Повисла тишина. Мое сердце забилось чаще.
— Энзо, — голос мамы стал осторожным, словно она ступала по стеклу. — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что она имеет право знать. Потому что я смотрю на неё, и вижу, как она строит свою жизнь вокруг неправды. Я не могу это видеть. Я не могу быть рядом с ней, зная это, и делать вид, что всё нормально.
—Они не хотят причинять ей боль, — наконец сказала мама. — Это был их выбор — воспитать её как родную. И она стала нам родной. Всё, что они делали, делали из любви.
— Я это знаю, мам. Я знаю. — Я закрыл глаза, чувствуя, как внутри разливается бессилие. — Но ты же знаешь, она не обычная. Она чувствует, даже если не понимает. И рано или поздно, правда всё равно всплывет.
— Я поговорю с отцом и Адамо, — пообещала она, сдержанно. — Но, пожалуйста, не делай этого сам. Не ты, не сейчас.
— Я не хочу делать ей больно. — Я сказал это тихо.
Мама не ответила сразу. Между нами снова повисла тишина, слова рвались из меня, но я молчал, хотя хотел раскрыть маме тайну, уничтожающую меня изнутри. Мама бы поняла меня. Она всегда понимала.
— Ты её любишь? — раздалось по ту сторону телефона, и замер.
Показалось, что солнце на горизонте замерло, ветви деревьев перестали шелестеть, а мое сердце перестало качать кровь. Мне требовались секунды, чтобы хотя бы осознать, что мама и без моих слов все знала. Черт. Она видела во мне эту любовь. Видела чувства.
—Сильно, — сказал я, и будто внутри что-то треснуло. — До боли в груди, до дрожи в руках, до желания всё разрушить, лишь бы быть рядом.
Мама знала. Всегда знала, и молчала ради нашего благополучия.
—Возвращайся в кампус, сынок. — Голос у неё чуть дрогнул. — Мы обо всем подумаем, всё сделаем правильно.
—Откуда ты узнала? — спросил я резко.
—Мать знает, когда ее ребенок влюблен. Да, в какой-то степени это неправильно, но я тебя не осуждаю. Ты имел полное право смотреть на нее в другом ключе, учитывая то, что ты знал. Как мать, я должна была раньше отреагировать, но надеялась, что это пройдет. Прости меня, хорошо? — пробормотала мама, и я закрыл глаза. Она была лучшей мамой во всем мире. —Я постараюсь что-то сделать для тебя, главное вернись в кампус, и больше не пугай меня так.
—Обещаешь?
—Обещаю, — прошептала она. — Я люблю тебя, Энзо.
—Я тоже тебя люблю, мам.
Я сбросил вызов и откинулся назад в кресло. На мгновение закрыл глаза. Всё, что копилось внутри, всё, что сдерживал — наконец прорвалось. И даже если ничего не изменится, я хотя бы попробовал.
***
Я разминал плечи, вращал запястья, прогоняя через тело тепло. Тренировочный зал был в цоколе — бетонные стены, запах пота, резины и металла. Это был настоящий подвал — не для элитных студентов, а для тех, кто знал, что в жизни нужно уметь убивать или хотя бы выживать, и мне здесь нравилось.
Груша была в меру жесткой, но я всё равно забинтовал руки — кожа на костяшках трескалась вечно. Удар. Ещё один. Я бил коротко и точно, без замаха, вкладывая силу в каждый кулак. Мне нужно было выпускать пар. Этот университет с его вылизанными фасадами и правильными лекциями держал меня в клетке. Только тут, под землёй, я чувствовал себя собой.
Сбоку гремели штанги. Кто-то смеялся, кто-то ругался. Парни грузили железо так, будто готовились к уличной войне. Один валил становую с таким лицом, будто собирался вырвать себе позвоночник. Другой, в одних штанах, гонял круги вокруг зала, покрытый потом. Всё было как надо — грубо, грязно, по-настоящему.
Роза стояла на ринге. Без перчаток, в чёрной майке и боксерских шортах, она работала с тренером, как будто родилась для этого. Ловкие уклоны, быстрые удары в корпус, нога пошла в бок — и мужчина отшатнулся. Её движения были отточены до автоматизма. С детства она тренировалась больше, чем я. Ей это нравилось, и она не жалела ни себя, ни партнеров. Но не это выбило меня из ритма. В конце зала, у отделения самообороны, я заметил Арианну.
Она держала в руках нож. Метательный, маленький, острый, зеркальный. И стоял рядом этот ублюдок Ран. Он держал её за талию, будто объяснял стойку. Его пальцы лежали на ней слишком легко. Не хватались, нет, но он знал, что делает. Я сжал кулаки.
Ари раньше на дух не переносила насилие. Пока Роза училась стрелять, она рисовала, пока мы отрабатывали броски, она сидела в углу и скетчила. И сейчас, вот она — в спортивных шортиках, футболке с закатанными рукавами, с серьёзным лицом метает ножи в манекен, один за другим. Попадание в живот, в плечо, ближе к сердцу. Почти все точно. Она изменилась.
Я не знал, что больше бесило — то, что она училась убивать, или то, что делала это с Раном. А может то, как он смотрел на неё, будто она уже его. Чёрт, я знал — она чувствует меня. Чувствует с детства, и поэтому отстраняется от меня, как только начинает сближаться с существом мужского пола. Знает, что я в одно мгновение могу лишить ее парня.
Я ударил грушу так, что она качнулась до потолка. Подошёл тренер, кивнул.
— Есть желающие на ринг?
Роза спрыгнула с канатов, утирая шею полотенцем.
— Бен сегодня в ударе, — фыркнул один из наших с ним соседей.
Тот уже был в центре. Полуголый, с ухмылкой. Всё тот же провокатор, с которым я жил под одной крышей, и который любил ковырять мне мозги.
Я шагнул вперёд, и не произнес ни слова. Мне не нужен был бой, чтобы почувствовать себя сильным. Мне нужен был бой, чтобы перестать думать об Арианне и Ране.
Роза быстро подбежала ко мне до того, как я успел нагнуться, чтобы зайти на ринг.
—Не будь дураком, будь безумцем. Покажи им, кто тебя тренировал, — она подмигнула мне, напомнив мне о папе и дяде Луке.
Они были монстрами в клетке, и когда мы впервые посмотрели бои в их прайме, были в шоке от количества точности, жестокости и безумия.
Я поднялся на ринг без лишних слов. Потер ладони о шорты, почувствовал, как сердце стало стучать быстрее. Не от страха, а от злости, от фокуса. От этого животного состояния, в котором ты не думаешь, просто делаешь, как учили. Бенедетто стоял напротив, разминал шею, смотрел с насмешкой. Он всегда любил провоцировать. У него была лёгкая ухмылка, как у того, кто считает, что победит заранее. Но я не собирался играть на публику, мне был нужен результат. Тренер дал команду, и я пошёл вперёд.
Я не прыгал, не строил показуху, работал коротко, точно. Точно по анатомии. Удар в корпус — печень, в висок — с разворотом, не на силу, а на отключение, коленом — в бедро, чтобы сбить центр тяжести. Он отступал, неожиданно, с раздражением. Он ждал, что я буду соревноваться, а я бил. Я не хотел драться красиво, а хотел сломать его.
Он зарычал, пошёл на сближение. Попытался пробить в нос — уклон. Я ударил в подбородок снизу, снова корпус, потом в ухо. Он начал терять баланс, я чувствовал, что ещё немного — и он поплывёт. Но потом я услышал это. Смех. Лёгкий, звонкий, как всегда. Арианна. Я краем глаза увидел её — она стояла чуть в стороне, у стены, Ран держал её за плечи и что-то шептал на ухо. Она смеялась, ни взгляда на ринг, ни секунды внимания.
Моё дыхание сбилось, я потерял фокус, и Бенедетто попал. Прямо в челюсть. Удар был чёткий. Всё поплыло на секунду, я отшатнулся, с трудом устоял, но ноги подвели, упал на колено. Тренер сразу остановил бой. Всё закончилось.
Я сидел на полу, дышал тяжело, с привкусом железа во рту. В зале начали аплодировать — кто-то хлопал серьезно, кто-то с насмешкой. Бенедетто поднимал руки, как чемпион. Его окружили те, кто вечно лизал ему задницу. Он принимал поздравления, улыбался на публику, но я его не видел.
Я видел только Арианну. Она развернулась, и Ран обнял её. Не просто по-дружески. Он держал её за талию, говорил что-то, она смеялась. Даже не смотрела в мою сторону, как будто меня не существовало. Как будто бой — просто фоновый шум. Всё во мне сжалось. Я вскочил, почти бросился за канаты. Был готов подойти, сорваться, закричать, врезать. Мне нужно было хоть что-то, чтобы сбросить эту ярость.
— Стой, идиот, — Роза успела схватить меня. Деёрнула с ринга, потащила к кулеру. — Пей.
Я сделал глоток, она вдруг зачерпнула воды и плеснула мне в лицо. Холодная струя ударила по коже. Я моргнул, зло глядя на неё.
— Успокойся, — прижала меня к стене. — Это был бой. Один бой. Ты не проиграл, ты просто дал слабину. Такое бывает. Мы не машины.
Я молчал.
— Ты слишком сдержан, Энзо, — продолжила она. — Ты бы уничтожил его в настоящей клетке. Ты, как папа в молодости. В тебе — сила, настоящая, но ты прячешь её и правильно делаешь.
Я посмотрел ей в глаза. Она знала меня лучше всех. Даже лучше, чем мама. Арианна с Раном уже ушли. Я не проводил их взглядом.
— Всё нормально, — выдохнул я. — Потренируюсь ещё.
Роза кивнула, провела ладонью по моему плечу и ушла. Я остался у стены один. Сердце било глухо, медленно. Не от боя, а от того, что проигрывать больно не на ринге, а рядом с ней.
После тренировки я остался один. Зал пустел, свет выключали по секторам, гул вентиляции стал громче. Пот сошёл с кожи, но внутри всё ещё клокотало. Тело не болело, оно привыкло к нагрузкам, к ударам. Всё привычно. А вот сердце — нет. Мне казалось, что в моем возрасте нельзя так чувствовать. Что настоящая любовь — это что-то, что приходит с годами, с опытом, с десятками женщин до неёэ но я знал себя. С четырнадцати лет я был привязан к одной. К той, кто с самого начала стала всем. Я думал о целибате, правда. Было время, когда мне казалось, что если не могу быть с ней, значит, не стоит быть ни с кем. Но потом понял — я просто никогда её не получу. И от этой мысли всё рушилось. Вот в этом я был похож на отца. Не в жестокости, не в стальной хватке — в зависимости от одной женщины. От той, что не принадлежит тебе, но становится центром всей жизни. Я вытер лицо полотенцем, накинул футболку, и пошёл в сторону кампуса. С каждым шагом злился всё больше. На себя, на неё, на Рана. На этот мир, в котором я живу, где даже тренировка не спасает от боли. Коридор был полупустой, только редкие голоса доносились откуда-то сверху. Я свернул налево, в сторону душевых. Хотел просто умыться, может, сбросить остатки пара. Но услышал усмешки. Знакомые. Не те, что издают случайные прохожие. Те, что я знал слишком хорошо. Лёгкая ухмылка Рана, и её смех, тише, но настоящий, не натянутый, не фальшивый. Так она смеялась рядом со мной когда-то. Я свернул за угол и меня накрыло.
Они стояли у окна, у широкого подоконника, прямо напротив душевых комнат. Он держал её за талию, вплотную, а она обнимала его за шею. Он целовал её не торопливо, не с похотью, а будто по-настоящему. Она не отталкивала, а отвечала. Я не думал. Даже не ощутил перехода от "увидел" до "сделал".
Подошёл, схватил его за плечо, резко отдёрнул. Он не успел понять, кто перед ним, а я уже двинул головой вперёд. Удар пришёлся в переносицу. Глухой хруст, кровь моментально брызнула, он начал заваливаться назад, но я не дал. Левым коленом ударил в пах. Он согнулся, как будто позвоночник отключили. Упал на колени, зажав свой член руками, и не издавал ни звука. Ни визга, ни стона — просто тишина и судорога. Я стоял над ним, дыша тяжело, взгляд цеплялся за Арианну. Она отшатнулась, лицо побледнело, глаза расширились.
—Какого гребаного хрена?! — выкрикнула она, и предолев расстояние между нами, ударила меня ладонью по плечу. — Тебе заняться нечем? На Деметру нарваться хочешь?
Она оглянулась по сторонам, и тут же ринулась к Рану. Я стоял молча, дыша через нос, пытаясь сдержать еще один наплыв агрессии.
—Зачем ты его ударил? — прижав край своей футболки к его носу, Ари повернулась ко мне.
—Какого черта он зажимает тебя по углам?! — рявкнул я в ответ.
—Потому что я так захотела! Скройся, пока Деметра не нагрянула! — прошипела она сквозь зубы, а я лишь видел, как Ран мог смотреть на ее оголенный живот из-за натянутой футболки.
Я сжал кулаки.
—Не будь гребаной дурой, и не целуйся со всякими уродами, Ари, — огрызнулся я, разминая шею, в надежде избавиться от гнева.
—Тебя спросит забыла! На кой черт ты вообще сюда поступил?! Так и знала, что будет такая хрень, — она выругалась, и помогла встать Рану, что говорил что-то о том, что все в порядке.
Меня не задели ее слова, но ее забота о Ране разрушала.
—Тебя не устраивает защита? — фыркнул я, оглядев этого ублюдка.
—Меня не устраивает опека, — недовольно бросила Ари, и повела Рана по коридору. — Иди к черту, Энзо. Я попрошу Розу сделать что-нибудь с твоими проблемами с головой.
—Лучше сделай что-нибудь с моим сердцем, — прошептал я, и ребром кулака ударил по стене.
Черт возьми, я грёбаный мудак.