Глава I.Голос из тьмы.
Я — Лали. Лали Рейвен, писательница. Мне двадцать четыре.
Я начала писать ещё в младших классах и наконец осуществила мечту: издавать свои книги.
За эти годы я написала около десяти романов. Я до сих пор помню, как тряслась, когда держала в руках свою первую книгу — «Мечта». Тогда всё сложилось прекрасно. Читатели приняли её тепло, а в комментариях писали, что мои слова спасали им жизнь. Каждая новая история находила отклик, и я привыкла к этому. Привыкла к аплодисментам. К похвалам. К восторгу.
Я наивно верила, что так будет всегда.
Но всё рухнуло, когда год назад я выпустила роман «Блэйк».
Книгу о молодом короле демонов. О чудовище, рождённом тьмой. О жестоком, беспощадном и безжалостном создании, которое никогда не знало любви.
Я считала этот роман своим шедевром. Лучшим из всего, что написала. Но кто же мог предугадать, что читатели возненавидят его... и меня вместе с ним?
Они говорили:
«Это чудовище, а не герой.»
«Зачем писать такую мерзость?»
«Мы ждали любви, а получили кошмар.»
Впервые за всю карьеру я узнала вкус поражения. Продажи рухнули.
Мои соцсети заполнили едкие комментарии. А в голове звучал только один вопрос: почему никто не понял его?
Меня называли «главным разочарованием года».
И я потеряла то, что было дороже всего — вдохновение.
И впала в творческий кризис.
Прошёл год. Я не написала ни строчки. Только смотрю на обложку «Блэйка»... и ненавижу её.
— Эй, Лали, проснись! — голос Адель прорезал тишину, а шорох штор заставил меня зашипеть от боли в глазах. Солнечный свет хлынул в комнату, разгоняя тьму, к которой я привыкла.
Мой дом давно походил на логово запертого зверя: пустые бокалы, бутылки, скомканные страницы, ручки, ноутбук, блокнот — всё вперемешку. Воздух был спёртый, тяжёлый, а я словно растворялась в этом хаосе, каждый день застревая в одинаковой картине: я, стол и пустота идей.
— Боже, Адель, не открывай шторы... — прошипела я, прикрывая глаза рукой.
— Ты что, пила всю ночь? — прищурилась она.
— Немного, — пробормотала я, отворачиваясь.
Адель выглядела так, словно её и солнце само нарядило: высокая, худая, с собранными в хвост тёмными волосами и строгим взглядом. У неё всегда идеально уложенные волосы — чаще в строгий высокий хвост или тугой пучок, подчёркивающий чёткие скулы.
Глаза — карие, но с таким прищуром, что казались хищными. Её взгляд умел пронзать и одновременно вызывать доверие, как будто она видела тебя насквозь. На губах почти всегда — красная помада, её визитная карточка.
Одежда у неё была особая слабость: строгие костюмы с дерзким вырезом, узкие юбки-карандаш, шелковые блузки. Даже в домашней обстановке она умудрялась выглядеть как женщина с обложки. Иногда казалось, что она собирается не ассистировать мне, а вести переговоры на уровне мировых лидеров.
И при этом Адель была бесконечно живая. Громкий смех, язвительные комментарии, привычка размахивать руками, когда спорит. Она говорила правду в лицо — без фильтров, без жалости. Иногда мне казалось, что именно её энергия держит меня на плаву, даже если сама я тону.
Она могла раздражать до скрежета зубов, но... без неё моя жизнь была бы совершенно пустой.
— Лали, так не может продолжаться, — твёрдо сказала она, оглядывая бардак. — Соберись. Ты должна писать. Ты же знаешь: если не сдашь новую книгу, издательство разорвёт с тобой контракт.
— Ди, я хочу писать... — я устало потерла виски. — Но идей нет. Ничего. Пустота.
— Тогда продвигай «Блэйка». Или перепиши его.
— Нет! — резко бросила я. — Я ненавижу его. Не говори о той книге.
— Тогда найди вдохновение, — Адель скрестила руки на груди. — Пиши про любовь. Или хотя бы про чтото живое.
— Я же говорю — идей нет.
— Найди, — отрезала она. — Выйди из дома. Гуляй. Встречайся с парнями. Трахайся, в конце концов! Может, тогда муза соизволит прийти. Она сама к тебе не заявится, если ты будешь сидеть тут с бутылкой текилы и ручкой.
— Ди... ты же знаешь, я не умею с парнями. — я усмехнулась безрадостно. — И да, факт остаётся фактом: я ещё ни с кем не спала.
— Вот именно! — вскинула руки Адель. — Ты не знаешь, что такое секс, и это убивает тебя изнутри. Может, вызовешь парня по вызову просто ради этого? А потом напишешь эротический роман. У тебя бы вышло отлично.
Я закатила глаза.
— Иногда я думаю, как мы вообще работаем вместе. Мы такие разные.
Адель — не только моя ассистентка, но и единственная подруга.
Мы с Адель познакомились, когда мне было восемнадцать лет, сразу после издания моей первой книги «Мечта».
Я тогда ничего не знала о жизни в публике. Никогда не выходила к аудитории, не давала интервью, не умела даже правильно говорить о своих книгах. Но благодаря Адель я хоть немного привыкла к этому миру.
Наша первая встреча случилась случайно — в книжном магазине.
Когда впервые увидела свою книгу на полке рядом с произведениями своих кумиров.
Я взяла книгу с полки, дрожащими пальцами проводя по своей фамилии на обложке.
Сердце билось так сильно, что казалось — его слышит весь магазин.
— Эта книга сейчас пользуется популярностью, можете прочитать, — услышала я за спиной.
Я резко обернулась. Передо мной стояла девушка — в форме продавца, с бейджиком «Адель». Улыбка у неё была дерзкая, взгляд внимательный, будто она оценивает меня целиком.
— Я... — выдохнула я, не зная, что сказать. — Я уже читала.
Адель приподняла бровь.
— Серьёзно? Тогда вы везунчик. Её раскупают так быстро, что скоро, наверное, придётся ставить под замок. — Она хмыкнула и, наклонив голову, пристально посмотрела на меня. — Хотя... вы как-то странно держите её. Слишком осторожно.
Я сглотнула, нервно поправила волосы.
— Потому что это... моя книга.
Адель моргнула, потом рассмеялась:
— Что? Не гоните. Вы же не Лали Рейвен?
— Именно она, — пробормотала я, чувствуя, как щеки вспыхивают огнём.
Она долго молчала, потом скрестила руки и кивнула:
— Ладно. Если вы правда автор, у меня один вопрос. Вам не нужна ассистентка?
Я ошарашенно посмотрела на неё:
— Ассистентка?
— Ну да. Видно же, что вы ещё не привыкли к публике. — Она обвела рукой пространство, где несколько покупателей уже украдкой на меня поглядывали. — С таким лицом вы долго не протянете на презентациях. Вас либо сожрут, либо затопчут. А я умею держать удар.
Я растерянно улыбнулась. В ней было что-то такое уверенное, сильное... и в то же время удивительно тёплое.
— Ты всегда так прямо говоришь? — спросила я.
— Всегда, — отрезала Адель. — Так что? Будешь держать меня при себе или оставишь прозябать за прилавком?
Я всё ещё не верила, что это происходит. Но сказала:
— Хорошо. Будешь моей ассистенткой.
И с того дня мы больше не расставались.
У меня никогда не было ни друзей, ни парня. Всю жизнь я оставалась интровертом. Даже сейчас — девственница в двадцать четыре. Для кого-то это смешно, для меня же... просто ещё не написанная глава.
Не подумайте, я не святая. Когда накатывает, я достаю вибратор и играю с ним, пока не дойду до оргазма. Но настоящая близость... я берегу её для того самого. Только вот, кажется, его нет и никогда не будет.
Мы, писатели, живём в своих фантазиях. Иногда слишком глубоко.
Адель шумно вздохнула и, уходя, бросила последнее:
— У тебя месяц. Если не напишешь — контракт разорвут. Постарайся, Лали. Я прошу.
Дверь хлопнула, и тишина снова воцарилась в доме.
Я осталась сидеть за столом, уставившись в экран ноутбука. Белый лист Word-а издевательски мигал курсором, будто насмехался: «Ну что, писательница? Где твои истории? Где твои герои?»
Я обняла колени и уткнулась в них лицом. Голова гудела после бессонной ночи и алкоголя. Перед глазами снова всплыла та самая обложка «Блэйка». Чёрные рога, тёмный трон, и глаза — такие холодные, что будто прожигают насквозь.
— Почему никто не понял тебя? — прошептала я в пустоту.
Я создала Блэйка. Я вложила в него каждую свою боль, каждую тёмную мысль, которую прятала годами. Он был частью меня, моим самым страшным отражением. Но читатели... они ненавидели его. Они ненавидели меня.
Я встала, прошлась по комнате. На полу валялись пустые бутылки, книги, исписанные блокноты с оборванными фразами. Комната выглядела так же, как и я внутри — разрушенной, заброшенной.
Я остановилась перед зеркалом. Взъерошенные волосы, усталые глаза, растянутая футболка. Это лицо едва ли напоминало ту Лали Рейвен, которую ещё недавно знали как «писательницу надежды».
— Надежды... — горько усмехнулась я. — От меня больше нет никакой надежды.
Я снова села за ноутбук, пальцы зависли над клавиатурой. Хотела написать хоть одно предложение, но не могла. Мысли путались. В голове звучал только его голос. Грубый, низкий, тянущий меня в темноту:
«Ты создала меня. Ты сделала меня таким. Теперь наслаждайся.»
Я вздрогнула.
— Это... просто воображение, — попыталась убедить себя. Но сердце заколотилось сильнее.
Почему мне казалось, что Блэйк... смотрит на меня с обложки? Будто он ждёт.
Его взгляд прожигал меня даже через обложку. Смотрел в самую душу, будто искал там самые грязные и тёмные уголки, которые я боялась открыть даже себе.
Не выдержав, я схватила книгу и с силой метнула её в мусорное ведро. Последний экземпляр.
— Там тебе и место, Блэйк... Лучше бы я никогда не писала тебя, — прошипела я, чувствуя, как в горле встаёт ком.
Я снова уселась перед ноутбуком. Белый экран мигал пустым курсором, будто насмехался. Мои пальцы застыли над клавиатурой. Ничего. Ни единой строчки. Ни единой идеи.
— Чёрт тебя бери, сука! — сорвалось с губ, и в тот же миг я со всей силы захлопнула крышку ноутбука и ударила его об кафельный пол. Грохот прокатился по комнате. Экран треснул, клавиши разлетелись в стороны.
Я тяжело дышала, грудь вздымалась, сердце бешено колотилось. Всё внутри горело от ярости и бессилия. Мне казалось, что я сейчас сама себя разорву.
Вы думаете, писателю легко? Попробуйте прожить хотя бы день с пустотой в голове, когда история умирает ещё до того, как родилась. Это не просто боль — это пытка.
Я вскочила и почти бегом направилась к шкафу. Дёрнула дверцу, достала наполовину полупустую бутылку виски. Крышка щёлкнула, и в нос ударил резкий запах — крепкий, обжигающий, обещающий забыть хоть на время.
Я поднесла горлышко к губам и жадно сделала глоток. Жидкость прожгла горло, как огонь, и разлилась по телу тягучим теплом. Было мерзко и сладко одновременно. На языке осталась горечь, губы онемели, но внутри — стало чуть легче.
Я сделала ещё один глоток. На секунду показалось, что весь мир поплыл. Комната закружилась, а в голове стало пусто... и странно тихо.
Я не заметила, как усталость накрыла меня. Виски приятно разлился по венам, сделав тело тяжёлым, а мысли спутанными. Я уснула прямо в кресле, обняв подушку, словно она могла защитить меня от пустоты внутри.
И тогда я его увидела.
Он стоял прямо передо мной. Высокий. Тёмный. Опасный. Его взгляд впивался в меня, красные глаза мерцали в полумраке, как раскалённые угли.
— Какая ты вкусная... — голос был низким, обволакивающим. — Может, и внутри ты такая же сладкая?
Он склонился ко мне и прижал губы к моим. Поцелуй был нежен только в первые секунды, потом он стал требовательным, грубым, почти насильным. Я задрожала, но внутри — что-то дрогнуло, предательски откликнулось.
— Кто ты? — прошептала я, задыхаясь.
— Блэйк, — хрипло ответил он, и в его голосе было всё: власть, угроза и... странное желание.
Его руки скользнули под мою юбку. Пальцы холодные, но прикосновения обжигали. Я застонала, не удержав себя, и в тот же миг он усмехнулся.
— А говорила, что мусор, — прошептал он, и его глаза вспыхнули ярче.
Я вскрикнула — и резко проснулась.
Грудь сжимала тяжесть, тело было мокрым от липкого пота. Солнце уже закатилось, в комнате сгущался сумрак. Я жадно схватила бутылку воды и сделала несколько быстрых глотков, пытаясь смыть вкус сна.
— Писательница... — вдруг раздалось за моей спиной.
Я замерла. Сердце подпрыгнуло к горлу. Голос... тот самый голос из сна.
Медленно, словно боясь поверить, я обернулась. Звук шёл от мусорного ведра.
Подойдя ближе, я заглянула внутрь. Там лежала лишь книга.
Ничего больше. Я взяла в руки книгу.
— Писательница, я хочу тебя, — снова раздался шёпот.
Я вздрогнула, уронила книгу на пол. Она раскрылась, ударившись о плитку. И тогда я увидела его.
На странице был портрет. Блэйка.
Высокий, почти два метра ростом. Широкие плечи, узкая талия — тело в форме буквы V. Не слишком мускулистый, но каждая линия была чёткой, идеальной. Чёрные волосы падали на лоб, подчёркивая белоснежную кожу. Тяжёлые, густые брови нависали над глазами, делая его взгляд ещё более хищным.
Глаза... глубоко посаженные, с чуть суженным веком, они смотрели прямо в душу. Красные. Горящие. Демонические.
Губы — слишком правильные, словно высеченные из мрамора, но в них было что-то жестокое. Линия подбородка — резкая, мужская. Всё его лицо дышало опасностью.
Я не могла оторвать взгляд.
Блэйк.
Он был здесь.
Я смотрела на портрет и не могла дышать. Его глаза... они изменились. На миг мне показалось, что зрачки сузились, как у зверя. А потом — он моргнул.
— Н-нет... — прошептала я, отшатнувшись. Но книга зашевелилась, страницы перелистнулись сами собой, словно их переворачивал невидимый ветер.
— Писательница... — голос зазвучал уже не в комнате, а у меня внутри. В голове. В сердце. Он наполнял меня целиком.
Вдруг из книги хлынул чёрный дым. Он стелился по полу, поднимался к моим ногам, обвивал лодыжки, бёдра. Я пыталась сбросить его, но он проникал глубже, холодный, липкий, тянущий.
— Ты думала, что можешь избавиться от меня? — его смех был тягучим, низким. — Нет, Лали. Ты создала меня. А значит, принадлежишь мне.
Я закричала, но дым проник внутрь, в лёгкие, в рот, в самую душу. Я задыхалась, падала на колени, а он всё теснее обволакивал моё тело.
В последний миг я увидела, как на странице книги его губы приоткрылись, и я услышала:
— Добро пожаловать в мой мир.
Тьма сомкнулась надо мной.
И когда я открыла глаза, я уже стояла не в своей комнате. Передо мной возвышался трон, чёрный, украшенный серебряными узорами. На нём сидел он — живой. Настоящий. Блэйк.
Его красные глаза сверкнули, губы изогнулись в жестокой улыбке.
— Ну вот и ты, писательница.
Моё сердце бешено колотилось, руки дрожали. Я не знала, сон это, бред или реальность. Но одно было ясно — теперь я внутри собственной книги. И рядом со мной тот, кого я ненавидела и боялась больше всего.
