Глава 8. Нова
Восемнадцатое октября
- Они точно не вернутся раньше? - Спрашиваю я, стараясь звучать как можно увереннее.
Пристегиваю кронштейн микрофона к мягкому бортику кровати со стороны подруги. Холодный металл в пальцах немного успокаивает. Что-то в его устойчивости напоминает контроль, которого мне сейчас так не хватает.
- Точно, - в миллиардный раз повторяет Харпер, стараясь не звучать раздраженной. - Даже если итак? Они все равно посмотрят этот выпуск.
- Винс, - уточняю я, - Джордану все равно.
- Это проблема?
- Нет, наоборот, - и я даже не вру, - я хоть и много болтаю на своих подкастах, но к счастью не про себя.
- По-моему, это проблема, - хмыкает подруга, ставя свой телефон на беззвучный.
Она откидывается на подушки, наблюдая, как я, чуть запнувшись, перелажу через нее на свою сторону кровати. Колени дрожат, но я делаю вид, что все под контролем. Все, как минимум, работает. Съемка началась. Час пошел.
- А по-моему нет. Люди приходят послушать про жизнь популярных людей, а не почему их интервьюер ничего не снимал целый год.
- И ты даже не дашь объяснений? - Харпер последний раз проверяет свой макияж и прическу в заблокированный экран своего телефона.
На секунду мне хочется тоже туда заглянуть. Убедиться, что снаружи все не выглядит так хрупко, как я чувствую себя изнутри.
- Не знаю, - пожимаю плечами я, - может быть. Думаешь нужно?
- Определенно. Если бы я не была твоей лучшей подругой, я бы хотела знать какого черта мой любимый подкаст не выходил целый год.
Я смеюсь. Коротко. Но этот смех больше похож на выдох облегчения - как будто Харпер чуть приоткрыла тяжелое окно, впустив внутрь воздух.
- Хорошо, - киваю я, - уговорила. Готова начинать?
- Немного волнительно, - сияет Харпер.
- Ты сто раз давала интервью.
- Да, но не лучшей подруге.
- Потому что у нас это называется «фейстайм по пятницам». - Хмыкаю я.
- К счастью, теперь мы в одном городе и я вижу твое милое личико когда хочу, - сияет Харпер еще шире.
И я знаю - она чувствует. Чувствует, как мне сейчас важно ее тепло и поддержка. И она отдает это без остатка.
- Ты меня смущаешь, - улыбаюсь я, тяжело выдыхая, будто этим выдохом можно выдавить тревогу изнутри. - Ладно, если в процессе чего-то поймешь, что сказала что-то не то, не останавливайся. Но после - скажи, что хочешь, чтобы я это вырезала. Я пришлю тебе готовый монтаж перед публикацией, но...
- Я помню, Нова. - Харпер берет мою руку, - Не переживай. Ты знаешь, что делать и справишься с этим.
Она права. Знаю, что права. Даже если не чувствую себя так. Но именно поэтому я и выбрала Харпер своей первой гостьей в новой эре подкастов. Чтобы напомнить себе, кто я, зачем все это, и почему когда-то начала.
Я снова глубоко выдыхаю. Расправляю плечи... и, наконец, смотрю в камеру:
- Сегодня я в постели с самой невероятной девушкой в моей жизни. - Звучу я чуть увереннее.
Даже уголки губ подрагивают. В почти настоящей улыбке. Но только почти.
- Она - моя лучшая подруга, основатель многомиллионной косметической компании и просто невероятный человек - Харпер Браун-Коулман.
- Ураааа, - улыбается подруга, хлопая в ладоши, - столько комплиментов.
- Давай начнем по порядку и введем аудиторию в контекст, - киваю ей я, - мы действительно лучшие подруги. Еще и с трех лет.
- Да, - соглашается блондинка, - уже двадцать три года, как мы лучшие подруги.
- Это на самом деле так забавно, - хмыкаю я, - в смысле, я знаю родную сестру меньше чем тебя. Норе только двадцать.
- Все еще твой любимый факт, да?
- Потому что это полное безумие! - С улыбкой оправдываюсь я. - И раз уж мы начали с детства, расскажи, о чем мечтала маленькая Харпер? Видела ли она себя в роли успешной бизнес-вумен или знаменитой жены?
- Не думаю, что это пошло прям с детства, - уже серьезнее начинает Харпер.
Я вижу, как в ней меняется тон. Становится глубже.
- В смысле, у меня достаточно обеспеченная семья. Она могла позволить мне быть просто ребенком. Я хорошо училась, ходила в различные секции и просто жила. Поиски себя случились, наверное, больше в подростковом возрасте, когда у нас появилась химия в школе.
- Химия, как предмет, очень важна в твоей истории, - цепляюсь я за нужную фразу.
- Верно, - кивает Харпер, - потому что в самом начале карьеры моего мужа люди делали обо мне поспешные выводы, даже не стараясь узнать меня или нашу историю.
- Сейчас это продолжается до сих пор?
- Временами, но крайне меньше. - Подтверждает Харпер, - Изначально людям нравятся грязные сплетни и собственные выдумки. Никто не хотел узнавать, что я получила два высших образования по химии и биологии, потому что влюбилась в эти предметы в школе.
- Значит, именно в школе, в средних и старших классах, родилась идея успешной Харпер Браун?
- Хорошо что ты сказала только Браун, - хмыкает подруга, - потому что именно она, начала свою косметическую компанию еще будучи студенткой. Это было моей дипломной работой - разработка новой формулы румян - мой муж и его фамилия тут ни при чем.
Я ей киваю призывая продолжить:
- За эти почти десять лет, меня как только не назвали. - Досадно хмыкает Харпер, но все еще звучит уверенно. - Многие думают, что Винс или мои родители финансово помогли мне в этом. Но ничего из этого не правда. Моя дипломная работа помогла мне найти инвесторов, привлечь деньги из вне. Потому что в двадцать лет, когда мы поженились с Винсем - его карьера только начиналась. Очевидно, там не было такой зарплаты, чтобы я в один момент стала владелицей косметического бренда.
- Сейчас он или твои родители тоже не вкладываются в это финансово?
Я знаю ответ на этот вопрос. Не потому что спрашивала. А потому что это было очевидно. Харпер никогда бы не взяла что-то для себя, если бы не была уверена, что это только ее заслуга.
В этом мы были с ней очень похожи. И упрямы. Я до боли понимаю эту принципиальность. Как будто каждый шаг вперед - это маленькое доказательство самой себе. Ты не обязана быть зависимой. Даже если тебе очень хочется, чтобы кто-то просто... взял и помог.
- Конечно нет, - хмыкает Харпер, - у меня все еще есть инвесторы, собственный капитал, все это циркулирует в самом бренде.
- Насколько тебе было важно иметь свое собственное имя во всем этом? В смысле, ты начала кампанию как «Харпер Браун». Сейчас ты «Харпер Браун-Коулман» и это не то, от чего ты открещиваешься.
В отличие от меня. Я всегда это делала с фамилией отца, с возможным будущим мужем... Как будто мое имя все время должно было зависеть от кого-то еще. Как будто мое собственное - не имело право на существование. А мой внутренний нарцисс нуждался в этом и... возможно, именно это и убивало меня. Эта потребность быть собой. И быть кем-то выбранной при этом. Но меня всегда выбирали только до тех пор, пока я соответствовала. Была хорошей. Удобной.
- Потому что если быть честной, я вовсе не карьеристка. - Смеется подруга. - Да, всю мою жизнь меня окружали самостоятельные сильные женщины. Моя мама, ее подруги, твоя мама, - кивает она мне, - я просто хотела быть кем-то помимо «жена хоккеиста», а Винс только поддерживал меня в этом.
Я бы хотела сказать, что у меня тоже был кто-то. Кто-то, кто поддерживал. Но правда в том, что рядом со мной всегда был кто-то, кто пытался меня заглушить. Как будто мои мечты были слишком громкими, слишком неудобными. Слишком моими.
- Вы познакомились в колледже, - вспоминаю я, - это... такой возраст для парней, когда их эго может быть... слегка уязвимо. А тут ты встречаешь любовь всей своей жизни, которая выбирает не идти за тобой, а идти рядом. Почему, как ты думаешь, это не напугало его?
Потому что я знала тех, кого это пугало. Знала тех, кто считал, что женщина должна быть фоном. Не отдельной историей. Кому было проще уйти, чем принять, что ты не собираешься ломать себя в их пользу.
- Потому что он самый лучший мужчина в моей жизни, - сияет Харпер, - у него невероятное воспитание. Его мама прекрасная женщина, которая сделала мне лучший подарок. Винс не искал себе тень, прислугу по дому или бесплатную любовницу. Он искал отдельного, полноценного человека, которым я сама стремилась стать. Он просто был рядом и поддерживал, когда я сама старалась отвечать ему тем же.
Это задевает меня, как болючий укол, к которому ты не готов. Потому что так для меня выглядели идеальные отношения. Равные. Теплые. Уважительные. Но все, что я имела - это просьбу стать тише. Податливее. Не такой «слишком». Потому что... может быть в этот раз... если я отдам еще кусочек себя, он, наконец, выберет меня. Целиком. Без условий. Просто меня.
- То есть, ни ты, ни Винс не чувствуете себя чьей-то менее успешной тенью?
- Я бы сказала все наоборот, - смеется подруга, - Мы максимально погружены в жизни друг друга: он тот, кто скидывает мне чьи-то аккаунты с подписью «эта актриса в новом интервью к своему фильму упомянула твой бренд» или «мне нравится эта упаковка под тонер, может вы тоже сможете это обыграть?», - девушка имитирует голос своего мужа, - также и я: если он на выезде, я записываю ему голосовые сообщения, где слишком эмоционально ору: какого черта нападающий из команды соперников слишком близко подъехал к нему в ворота.
Я смеюсь. Вспоминаю, как наблюдала за этим вживую на одной из последних домашних игр. Смеюсь, потому что легче прятать то, что щемит внутри. Потому что у нее - забота и вовлеченность. У меня - постоянное ощущение, что я навязываюсь. Как будто мои эмоции - это обуза, а не проявление любви.
- Значит, вы хорошо справляетесь как партнеры?
- У всех бывают плохие дни, - пожимает она плечами, не стесняясь этого, - я против идеальной картинки в интернете. Просто когда вы столько лет вместе, вам проще общаться друг с другом прямо. Я говорю сразу, если чем-то расстроена или обижена. У нас нет такого, что кто-то плохой, потому что раскидал по дому грязные носки или не приготовил ужин - то же самое делает и Винс. Он говорит прямо о своих переживаниях или вещах, которые задевают его, потому что по-другому - ничего не решится.
Ну почему же ничего не решится... Ты можешь просто отказаться от собственных мечт. Желаний. Недовольств. В пользу другого человека. Ты можешь замолчать. Сгладить. Подстроиться. Все, что угодно, лишь бы сохранить отношения. И все равно. Этого не будет достаточно. Потому что кто-то будет ждать от тебя еще. И еще. Пока ты не останешься без себя.
Внутри меня все еще сидит кто-то, кто не верит, что ее можно выбрать. И не пытаться переделать.
Я стараюсь отбросить собственные мысли и... боль. Продолжаю интервьюировать Харпер оставшиеся двенадцать вопросов. Мы все еще иногда смеемся. Но копаем глубже в темах неуверенности в себе. Принятии себя и своего тела. Будущих планах на жизнь.
Интервью заканчивается на нужной ноте - серьезных тем достаточно, чтобы стать для кого-то поддержкой. Я благодарю подругу за участие и уже тянусь к камере, чтобы выключить ее.
- Я думала ты... - неуверенно начинает Харпер, вставая с постели, - останешься еще ненадолго. Ну знаешь.
Ей не нужно объясняться, чтобы я поняла. Я знаю, что должна сделать это. Но это пугает и нервирует меня больше, чем само интервью.
- Я просто не знаю что говорить, - признаюсь я.
- Правду, Нова, - чуть хмурится она, - ту самую, которую сказала бы людям, которые сейчас проходят тоже самое что и ты.
Я опускаю глаза. Это тяжело. Больно. Горло сдавливает страх. И он не из тех, от которых можно просто отмахнуться.
- В этом же вся ты, милая, - уверяет меня Харпер, - ты хочешь быть поддержкой и опорой для всех в своей жизни. Даже, если это будет только через камеру. Но сейчас тебе нужно поддержать и себя. Признаться в этом. И позволить этому быть частью твоей истории.
Ее слова звенят в голове. Как будто она достает то, что я годами прятала от самой себя. Подальше. В темный угол. Где никто не тронет.
- Сделай это хотя бы ради других, если не считаешь что тебя одной достаточно.
И она выходит из гостевой комнаты в собственном доме. Оставляет меня наедине. И в этот момент тишина становится почти невыносимой. Она звенит в ушах, как после взрыва. Я тяжело дышу. Стараюсь собрать мысли, которые разбежались, как испуганные птицы.
Я отцепляю свой кронштейн у изголовья кровати и цепляю к краю у ног. Спускаюсь ниже к основной камере. Каждый жест - будто делаю его под водой. Я выдыхаю, расправляя плечи, хотя на них до сих пор лежит груз чужих ожиданий.
- Всем привет, - неуверенно начинаю я, - это... Нова ДеМарс и ее подкаст «Да, и?» и... меня не было в сети целый год.
Голос звучит чуждо. Как будто принадлежит не мне. Я беру паузу, рассматривая собственные ладони.
- Когда в восемнадцать лет я создала этот подкаст, я очень хотела, чтобы все, кто оказываются здесь со мной, не стеснялись себя. Чтобы они открыто говорили о том, кто они, почему они такие и соглашались с этим. «Да, я такой человек, и?». Что с того?
Я хмыкаю. Горечь поднимается выше, чем воспоминания. Бессонные ночи, энтузиазм, наивная вера. И ощущение, будто все это происходило в другой жизни.
- Но правда в том, что все эти годы я принимала всех, кроме самого главного человека в своей жизни, - я снова поднимаю взгляд в камеру, - себя.
Ком подступает к горлу. Я знала, что будет больно. Не думала, что до такой степени. Я не говорила об этом вслух. Ни с Харпер. Ни с ним. Ни, черт возьми, даже с собой.
- Я соглашалась быть запасным вариантом. Кем-то удобным, а не ценным. Я соглашалась быть в тени, действительно думая, что я «слишком»... или наоборот, «недостаточно».
Губы дрожат. Обжигающие слезы начинают катиться по щекам, но я уже не могу остановиться. Каждое слово словно порез по живому.
- Так было больше пяти лет моей жизни и... - всхлипываю я, - в какой-то момент я приняла это как правду.
С трудом выговариваю эти слова. С каждой фразой боль из груди будто проступает на кожу. Сердце колет - не физически, морально. Как будто что-то во мне треснуло тогда и не срослось по сей день.
- Но когда все рассыпалось, потому что я в итоге перестала быть собой... - я хмыкаю от досады, - я осталась ни с чем. Без семьи, без друзей, без...
Я не хочу говорить «любви всей своей жизни». Я не могу его так назвать. Потому что это неправда. Ни тогда. Ни сейчас. Он просто был... тем, кто учил меня уменьшаться. Тем, кто не выбрал меня. Даже когда я отдала все.
- Без того, что окружало меня очень долгий период времени, - я стараюсь тяжело вдохнуть, вытирая слезы. - Поэтому я сдалась: я не знала кто я. Чего я хочу от жизни. Делаю ли я правильные вещи по отношению к себе и...
Я снова замолкаю. Слова исчезают, превращаются в ком в горле. Эта боль - липкая, тяжелая. Она не уходит. Она сидит внутри, как старый враг.
- Прошел целый год, прежде чем я снова встала на ноги. Оправилась от того, что делало мой тревожный мозг еще более тревожным и уничтожающим меня. Поэтому...
Я снова вдыхаю. Глубже. Длиннее. Выпрямляюсь, будто надеваю на себя щит из воздуха. Мне нужно быть сильной. Хоть на мгновение.
- Если сейчас вы проживаете что-то подобное, - снова смотрю в камеру, будто это поможет донести всю суть моих мыслей, - боитесь, что вы просто удобны для кого-то. Не являетесь их первым выбором. Или приоритетом... просто знайте, что вы не одни. Этот выпуск и новый сезон подкастов «Да, и?» посвящается всем, кто хоть раз в жизни чувствовал себя одиноким. Я там с вами. А значит, мы уже не одни.
Я поджимаю губы. Выключаю камеру. Щелчок - и будто звук обрыва. Руки едва заметно трясутся, дыхание прерывисто, а в горле пересохло.
Хочу умыться. Смыть с себя это признание. Смыть все, что было до этого момента. Слиться с водой - внутри и снаружи - будто это поможет отмыться от реальности.
Встаю с постели, выключая оставшиеся две камеры и свет. Пальцы дрожат, будто даже они знают, что произошло, и не хотят отпускать происходящее. Горло саднит от несказанных слов. От исповеди, которой я не планировала делиться вслух. Я чувствую, как ноет что-то в груди. Тупо. Тянуще. Как старая рана, которую сорвали слишком грубо.
Я иду к двери, чтобы спуститься на кухню, пока Винс не вернулся с тренировки. Просто попить воды. Спрятаться в тишине. Может быть, если я услышу звук капающей из-под крана воды, мне станет легче. Может, я снова стану собой.
Но когда я рывком открываю дверь, меня будто окатывает холодной волной.
На пороге стоит чертовски растерянный Джордан Найт. Его рука еще тянется к двери. Как будто он не успел постучать. Другой рукой он сжимает бумажный стаканчик, такой нелепо беззащитный в его ладони.
- Я...
Он явно не ожидал, что дверь откроется. И уж точно не думал, что открою ее я - с глазами, в которых до сих пор стоит влажный блеск от слез. С лицом, где эмоции еще не успели застыть маской.
- Не учили, что подслушивать некрасиво?
Я стараюсь держать голос ровным, но он царапает, будто я разговариваю наждачной бумагой.
У меня нет сил на сарказм. Нет запала на ссору. Только усталость и щемящее желание быть оставленной в покое.
- Нет, я... - он действительно пытается оправдаться, и это раздражает меня сильнее, чем если бы он просто стоял молча, - я только поднялся. Харпер сказала ты здесь. Я просто хотел занести чай и...
- Мне все равно, Джордан, - перебиваю его.
Голос становится отрывистым, почти мертвым.
Найт передает мне бумажный стаканчик, который едва теплый. Я даже боюсь представить, как долго он стоял с ним тут. У двери.
Мятный чай, выдохшийся, как и я сама. Какая-то часть внутри екает. От жеста. От взгляда. От тепла, которого не должно в нем быть.
Мне становится стыдно. Слишком стыдно. Потому что теперь он знает. Он слышал. Каждый чертов кусок меня, который я пыталась склеить. Собрать по осколкам. Теперь он лежит у него на ладонях. И он может разбить сильнее. Использовать. Повернуть против меня.
- Как ты, Планета? Я...
Его голос слишком мягкий. Слишком настоящий. Он говорит так, будто ему действительно есть дело и это сводит меня с ума.
- Нет! - Снова перебиваю, как лязг двери в лицо, - Мы не друзья. И не любовники. Тебя не волнует, как мои дела на самом деле. Спасибо за чай. Но теперь оставь меня в покое.
Я выплевываю это. Резко. Отчаянно. Как яд. Я слышу, как мои слова режут - его, меня, воздух между нами. И я знаю, что не права. Знаю, что завтра буду прокручивать это в голове сотни раз, каждое слово, каждую интонацию. Я извинюсь. Обязательно. Позже, когда смогу дышать.
Но сейчас - я захлопываю дверь прямо перед его носом. Он хотел сделать шаг ближе - я это видела, чувствовала. И все же я не дала ему. Не позволила.
И тогда все рушится.
Слезы снова скатываются по щекам. Горячие, как расплавленное олово. Потому что, кажется, я действительно никогда и ни для кого не стану первым выбором. Не той, ради кого, идут в закрытые двери. А только той, чьи признания слышат случайно.