Forward into the past
Теодор
— Ну, а теперь... Последний вопрос, мистер Грей, — декан моего факультета поднял свои чёрные, острые глаза. Его лицо украсила ухмылка.
На протяжении пяти лет, я являюсь его лучшим студентом. Но, увы, это не избавляет меня от обязанностей, а только лишь добавляет их. Моя дипломная работа, уверен, защищена на «отлично», все нервы позади. Осталось ответить на последний дополнительный вопрос мистера Нельсона — и диплом в кармане.
— Кем была разработана трёхсекторная модель экономики или, проще, теория секторов?
В аудитории воцарилась такая вакуумная тишина, что, казалось, можно было услышать муху, пролетающую неподалёку от потолка. Студенты, прищурившись, вытаскивали из меня органы испытывающим взглядом. Кен Ро крепко сжимал пальцы в кулаки, держа их у подбородка. Девушки-студентки приоткрыли рты, в ожидании моего очередного ответа. Мне так и хотелось, чтобы майские жуки отправились искать приключения, пролетев через их глотку.
— Модель была разработана Аланом Фишерем, Колином Кларком и Жаном Фурастье, — отточено произнёс я.
Профессор улыбнулся.
— Поздравляю вас, мистер Грей. Свой красный диплом вы заслужили, могу вас уверить.
Ребята зааплодировали мне. Я чувствовал себя, мягко сказать, слишком гениальным, чтобы размениваться улыбками с папенькиными дочурками и сыночками, попавшими сюда по воле роковых долларов.
Я протянул руку Генри Нельсону, он пожал её, позже, вложил зачётку. Я уже хотел было занять своё место, чтобы поддержать Кена, как профессор остановил меня на полпути:
— Нет, дорогой мой, — произнёс он, — Вы свободны. Я не хочу, чтобы вы смущали студентов обширностью познаний и мешали им отвечать, понимая, как телепат их мысли, просящие у вас им подсказку. Поэтому, я вынужден просить вас покинуть аудиторию.
Я посмотрел на Кена, улыбающегося мне. Я тоже хотел быть опорой для него, смотреть, как он защищается, но... Этому не бывать.
— Конечно, мистер Нельсон, — удручённо кивнул я, — До свидания.
— До скорой встречи. Обещаю не мучить Кенджи, — усмехнулся он мне, а затем, перевёл взгляд на одного из самых лучших моих друзей, — Кстати. Мистер Ро, защищайтесь.
— Удачи! — пожелал я.
— Грей, иди, гуляй, — поторопил меня профессор.
Повернувшись к нему спиной, я закатил глаза, поспешно выходя из аудитории.
Внутри, я был безумно горд за себя. Наконец-то, я это сделал! Я это сделал, чёрт возьми. Через неделю выпускной, наступит новый этап в моей жизни. Скоро я перестану быть ресторанным пианистом, буду заниматься делом, соответствующим моей специальности. Иначе, для чего я тогда учился? Чтобы до конца жизни играть для высокооплачиваемых пьяниц и обжор из светского общества?.. «Сливки». Кажется, это как-то так называется?.. Если и так, то только испорченные.
Включив iPhone, обнаруживаю СМС-сообщение от Мэйсона:
«Поздравляю с защитой диплома!.. (Я просто знаю, что ты всё защитишь и прочтёшь моё сообщение только тогда, когда всё будет позади) Думаю, лучшей наградой для тебя будет одна... шокирующая, потрясающая новость в Таймс. Смотри, не падай в обморок»
Я улыбнулся этому сообщению и, написав слова благодарности, заинтригованный вышел из универа, чтобы поскорее обнаружить киоск и выполнить просьбу Мэйса.
На территории университета — считай, в пяти метрах от ворот, огораживающих кампус, расположился целый торговый центр. К счастью, вовсе не обязательно входить в него, чтобы купить газету или журнал. Милые первокурсницы, старающиеся подработать, продают журналы и газеты прямо на ходу. Сейчас, мне повезло так, что даже дорогу переходить не пришлось.
Улыбчивая, симпатичная брюнетка с сумкой через плечо, наполненной журналами и газетами шла мне навстречу.
— Простите, — вежливо попросил я, остановив её.
Яркие карие глазки заблестели, любопытно и восторженно оглядывая меня. Я ухмыльнулся, вглядываясь в лицо, восхищённое моей внешностью.
— Это, вы... точно мне? — задыхаясь, пробормотала она.
— А почему бы и нет? — улыбнулся я, — Я бы хотел приобрести журнал, если... Если, конечно, всё это великолепие принадлежит не вам, — я указал подбородком на её сумку.
Она широко улыбнулась, проводя пальцами правой руки сквозь гущу тёмных волос — от корней и до самых кончиков. Хорошая попытка флирта. И улыбка довольно... Довольно приятная.
— Ах, конечно... Я забыла, что помимо того, что девушка, я ещё и ходячий киоск, — усмехнулась она, — Что хочешь приобрести? — любезно улыбнулась брюнетка.
— Мне самый свежий Таймс, — подмигнул я.
Она укусила губу, сдерживая счастливую улыбку. Затем, полезла в сумку и ловко достало то, что мне требовалось. Я достал из бумажника купюру и передал ей. Когда она полезла за сдачей, я остановил её:
— Это чаевые. Оставь себе.
— Не слишком щедро? — изогнула она бровь.
— Как раз так, как нужно, — милая девушка улыбнулась шире, и, освещая своей улыбкой весь университетский кампус, последовала дальше.
Может, не стоит отпускать такую попастенькую симпатяшку?
— Подожди, — попросил я, желая сэкономить время на поиск девушки на сегодняшнюю ночь.
Мне не хотелось, чтобы ко мне подкатывали в ресторане. Хочу более ощутимого разнообразия. В честь окончания университета, я могу позволить себе подобную роскошь. Девушки, с которыми знакомишься на улице — обычно самые безбашенные в постели.
— Это тоже мне? — обернулась крошка.
— Именно. Я бы хотел узнать, каким именем обладает такая кареглазая прелесть. Скажешь, если не секрет?
Маленькая, худенькая первокурсница-недотрога покраснела бледно-розовым, и, смущённо улыбаясь, произнесла:
— Меня зовут Энжел.
— И неспроста, — решив превратить её в лужицу, произнёс я, — У тебя такие длинные ресницы, — я подошёл к ней немного ближе, чтобы говорить тише и быть уверенным, что она смотрит в мои глаза, — Это большой плюс, Энжел.
— Ты умеешь делать комплименты, — улыбнулась она, — Это тоже большой плюс...
— Мужчина, не умеющий делать комплименты настолько притягательной особе — не мужчина вовсе, — продолжал я.
Красотка рассмеялась, убирая тонкую прядь тёмных, пышных волос за ухо.
— Что же тебе нужно, мужчина? — выгнула она бровь.
— Ты даже не спросишь моего имени? — ухмыльнулся я.
— Зачем? — вкрадчиво спросила брюнетка, — Ты планируешь продолжить наше знакомство?..
— Я ничего не планирую. Я действую здесь и сейчас. А моё имя... Ты же должна выкрикивать что-то во время оргазма?
Она открыла в шоке рот и, пытаясь изобразить негодование, нахмурилась.
— Да ты, оказывается, не только галантный обольститель, но ещё и хам?
— В точку, — улыбнулся я.
— Знаешь, я... Я не завязываю серьёзные отношения на улице.
— В этом мы с тобой похожи. Правда у меня... Вообще, с отношениями, а-ля — «любовь на века» покончено, — я беззаботно растянул губы в улыбке.
Она подошла ко мне совсем близко, и, нежно улыбаясь, провела рукой по моей щеке.
— Одна ночь? — спросила она.
— Одна ночь, — подтвердил я, — Я буду ждать тебя на главной набережной Мичиган, в восемь. О'кей?
— Я не опоздаю.
Энжел подмигнула мне, и, обольщённая, с высокой самооценкой и прямой спиной, виляя лучшей частью своего тела, отправилась дальше. Я знал, что это будет просто. Дорогой костюм, фирменная улыбка и правильно поставленный голос — всегда превращают меня в колдуна, способного завести любую девушку.
Решив выпить чашку кофе за чтением Таймса, я отправился на парковку, к своей шикарной тачке — Porsche Carrera. Заняв водительское место, и, бросив журнал на сидение рядом с собой, я стартовал прямиком к знаменитой кофейне. iPhone дал о себе знать на первых минутах езды по заполненным, застроенным улицам.
— Макс, — поприветствовал я новоиспечённого мужа.
Только с Максом могла произойти подобная дребедень — внеплановая свадьба, без мальчишника, за чужой счёт и даже с кольцом на размер меньше. Мировой лузер — это призвание. Мой бедный друг... Он не хотел, чтобы мы с Мэйсом переезжали, но, признаться, я уже давно хотел это сделать. Получив свой первый выигрыш в казино, я не смог удержаться и не купить себе квартиру в лучшем районе Чикаго. Место дислокации ближайшие годы я менять не собираюсь. Во-первых, потому, что для любой карьеры здесь отличное поле старта; во-вторых, я полюбил Чикаго и считаю это вторым родным городом.
Все эти пять лет я не уходил из квартиры Макса потому, что не хотел его обидеть. Мы прекрасно ладили... Студенческие годы — были той порой в наших жизнях, а которой хочется, но и, в то ж время — стыдно вспоминать.
Сейчас — мой переезд был необходим Максу. У него, теперь, своя семья. Не знаю почему, но мне трудно находиться рядом с ними. Они рассказали мне о том, что Фиби вернулась домой из монастыря, что мама скучает, а отец... выглядит несчастно и болезненно. Я знаю одно: я не могу вернуться. И самое главное — не хочу. Находиться так близко с незабываемым прошлым — вершина мук. Я не хочу на это подписываться.
Мэйсу я предложил переехать к себе, но он напомнил, что снимает квартиру для встреч со своими подружками. «Там я перекантуюсь до защиты диплома», — сказал он, — «А потом, меня ждёт Северная Канада. Отец сказал, что там нужны молодые и способные учёные. Я в этой категории не проигрываю».
У нас у всех целая жизнь впереди. И я хочу этой новой жизни. Хочу быть как можно дальше от прошлого.
— Тео, ты читал Таймс? Эва тут в припадке прыгает, — смеётся Родригес.
Да что там такое, чёрт побери?
— Нет, не читал, — сказал я, нервно окидывая взглядом «дорожный запор», — Кстати, Мэйс тебя опередил насчёт этой новости. Я уже купил журнал. Надеюсь, через час я остановлюсь у какого-нибудь кафе и, наедине с собой и с чашкой кофе, отпраздную красный диплом, зачитываясь...
— Что?!.. Уже защитился? Грей, брат, мои поздравления, — восхищённо желал Макс.
— Спасибо, старина, — ухмыльнулся я, — А у тебя как дела в этом плане?
— Завтра буду отстаивать свою учёную степень. Для дипломной работы взял тему «Дом моды Шанель». Буду рассказывать о собственном опыте, Джеки прислала мне фотографии, уже пущенные по журналам и в рекламу. Она сказала, что, возможно, мне скоро предложат контракт, для работы именно с ними, — я слышал гордость и радость в словах Макса.
— Я рад за тебя, — искренне произнёс я, — После вручения диплома обязательно закатим вечеринку. Можно у меня на квартире. Хочу напиться так, чтобы искры из глаз сыпались.
— У меня искры ещё не кончились, после обмыва нашей с Эвой свадьбы. Грей, ты козёл, что предложил это тогда!.. Четыре литра бурбона на четверых — это жёстко, — рассмеялся он.
— Свадьба свадьбой. Всё я сделал правильно, — улыбнулся я, — А диплом — это диплом. Мы больше не студенты, Макс. Мы взрослые дядьки.
— Это ты загнул, — усмехнулся он.
Я широко улыбнулся.
— Может, ты сам расскажешь мне, что в Таймс?.. Я знаю, что ты хочешь объявить это лично.
— Хорошо, Грей. Я скажу, — он сделал небольшую паузу, — Я понимаю, что ты... не хочешь возвращаться в Сиэтл не под каким предлогом и, даже то, что твоя сестра вернулась из монастыря на тебя совсем не повлияло, но... В Таймс написали о помолвке Фиби Грей и Адама Флинна. Там их фотография. Эва тут рыдала, кричала, пела, уже с Фиби созванивалась. Они хотят сыграть свадьбу восьмого июля. В твой день рождения. Флинн жив, понимаешь?.. Даже невозможное — возможно, Грей. Я думаю, что будет свинством, если ты не придёшь на свадьбу родной сестры. Нас всех пригласили. И тебя в первую очередь.
Я сидел как памятник, недвижимо. В горле моём собрался ком; какой-то жёсткий, отбивающий самые сильные удары — слой моей сердечной брони стал опадать, точно его сорвало. Содрало. Я не мог уловить — реальность ли это на самом деле. Лишь когда я услышал, что мне сигналят, что меня матерят... Когда я заметил, что «пробка» рассосалась — я дал по газам.
— Грей, ты живой? — в сознание пробрался голос Макса.
— Живой... Где носило этого сукиного сына пять лет? — не выдержал я, — Моя несчастная сестра... Я так хочу в Сиэтл.
— Поздравить Фиби? — с надеждой спросил Макс.
— Убить Адама. А затем, посмотреть, как этот грёбаный феникс воскреснет, — прошипел я.
— Ну, Грей. Мы же ничего не знаем. Мы не можем судить... Ты ведь тоже исчез из родительского дома...
— Поправочка: меня выгнали, — перебил я, — И всем, абсолютно всем было плевать: жив я или умер. А за Адама... За этого козла молилась Фиби. И всё это время — она любила его. Он мог проявить сострадание к ней.
— Но Адама тоже выгнали. Твой отец, между прочим.
— Кристиан Грей в этом деле мастер, — выплюнул я, — Ладно, я просто погорячился. Свадьбу я посетить не против, но... Но до этого праздника ещё месяц и семь дней. Чикаго я, пока что, покидать не собираюсь. Спасибо, что сообщил.
— Да не за что, — я слышал в его голосе тёплую улыбку и, сквозную, некую недосказанность...
Он не прекращал разговора.
— Макс? Ты хочешь что-то сказать мне? — спросил я.
— Да, — тихо произнёс он, — Грей, у тебя всё будет классно. Возможно, сейчас, ты мне не поверишь, но... Но это так. Ты хочешь быть слишком жёстким, тебя сделали таким, но внутри... Я уверен, что внутри ты тот самый идиот, бьющий ногу о стену и вытаскивающий незнакомца из обезьянника. Человек, который всегда настоящий. Как долго ты сможешь жить так, закрываясь? Скрывая самого себя? И стоит ли оно того?..
— Макс, — остановил я, — Я понимаю, ты очень... очень хорошо меня знаешь и поэтому, вправе делать выводы обо мне. Но я такой, какой есть. Я стал тем, кем должен был стать. Во мне закалялась сталь, я долго терпел и устанавливал программу нового себя. Прошлого не вернёшь. Никогда не будет, как было и... Если своими пожеланиями ты намекаешь на то, что я... что у нас что-то может быть с блондинкой, которая превратила меня в камень, то... Ты ошибаешься. Даже в мыслях об этом, ты ошибаешься. Она счастлива, я уверен. Она свободолюбива и... она всё решила сама. И я не хочу больше говорить об этом. Никогда не говори со мной об этом, — что-то внутри меня дрогнуло, заставляя прорычать последнее предложение.
Я сбросил вызов, кинул iPhone в бардачок. Что это со мной, чёрт возьми? Сколько раз я заклинал себя не говорить о ней, не думать о ней, не вспоминать её?.. Почему всё так? Прошёл не месяц, не год, не два... Прошло грёбаных пять лет! Она, наверняка, не помнит обо мне. Мы ни разу не встречались с ней. Последний раз я видел её два года назад, в фильме известного, голливудского режиссёра... Роль была не велика — массовка, она просто танцевала. Сначала, я думал, что мне померещилось, но потом... В титрах, под надписью «хореограф-постановщик» — было её имя. Я несколько раз пересматривал эти десять минут из полуторачасового фильма, по приходу домой. Когда я понял, что во мне ничего не гаснет, что время не лечит, а калечит, что любовь и боль — синонимы, что эти недуги неизлечимы, я решил, что не буду больше себя насиловать. Я не хочу любить её, не хочу. Я хочу, чтобы меня ударили по голове и её имя, вместе со всей памятью о ней исчезло из моей жизни. Не мешало мне дышать. Господи, это всё трудно. Это очень, очень трудно.
Мой воспалённый мозг начал разряжаться, когда я достиг кафетерия и вдыхал аромат капучино с корицей. На столе, рядом с чашкой лежал Таймс. Пролистав несколько страниц, я почти сразу нашёл колонку: «Светская помолвка: дочь Кристиана Грея и «Арман Криг». Вчитываться я не стал, а вот фотографии рассматривал с интересом. Фиби очень красива... И эта красота в ней уже не девичья, а женская. Адама-Армана я бы не узнал, встретив на улице. Как резко, вдруг, изменилась вся моя жизнь... Неужели, я тоже неузнаваем? Поэтому, Макс так переживает?
Я отодвинул глянцевый журнал от себя. Сделав глоток кофе, я стал рассматривать людей за большим окном, которые куда-то двигались, шли, для чего-то и для какого-то жили... Лето ещё не успело вступить в свои права, а девушки уже избавились от посторонней одежды. Скоро все разъедутся на каникулы, кого-то ждёт отпуск. Скоро, этот город-механизм, подгоняемый ветрами, немного опустеет. Как и я, когда-то, опустел... Внутри.
— Теодор Грей? — я слышу чей-то голос, вынуждающий меня оторвать взгляд от созерцания беспросветного движения пешеходов.
На секунду, моё лицо каменеет, а затем... Неосознанная радость заполняет меня изнутри. Даниэль. Господи. Она ли это?!..
— Дана? — хмурю брови я.
Девушка часто кивает, и я, поднимаясь с тёплого кожаного дивана, иду ей навстречу, открывая свои объятия.
— Грей! — стонет она радостно, зажимая меня, — Сколько лет, сколько зим?
Я немного отстраняюсь, чтобы изучить её глазами. Она очень похорошела, хотя... Она никогда не была уродиной. Тёмные волосы слегка осветлены на концах, глаза ярко блестят. Да, она прелесть. Пожалуй, нужно будет включить её в список девушек, с которыми возможно разделить постель на одну ночь.
— Ну, точно, не меньше пяти, — ухмыльнулся я, — Ты прекрасно выглядишь, Дана.
— Как и ты! Я долго стояла и смотрела, пытаясь понять: ты или нет, а потом... Просто решила попробовать позвать тебя. Такой мэн. Щетина — секси, — она провела рукой по моей щеке, ведя пальцы к подбородку.
Мой взгляд тем временем спустился с её лица на шею, немного дальше — на грудь. Выросла. И это заметно. Не желая казаться озабоченным, я вновь вернул глаза на её лицо.
— Ты так... изменилась, — произнёс я.
— Надеюсь, что к лучшему, — слабо улыбнулась она.
— Я тоже надеюсь, — я рассмеялся.
— Грей! — она стукнула меня в плечо, негодуя, но веселясь.
— Какими судьбами в Чикаго? — спросил я, предложив ей выпить со мной чашку кофе и поболтать.
— С понедельника я работаю секретарём генерального директора телекоммуникационный корпорации «Leo-Way». Я, ведь, училась в Гарварде. Бизнес и менеджмент.
— Как хотел папа? — выгибаю бровь я.
— Именно, — кивает Дана, — Он хотел засунуть меня в свою компанию, но я сказала, что работу я найду себе сама. Он был согласен с этим, — она убрала прядь волос за ухо, глубоко вдохнув.
Интересно, а знает ли она... о договоре наших отцов? Я бы хотел это узнать, но не сейчас... И не здесь. Возможно, лёжа на полу, после шумного, грязного секса. Может, к чёрту ту незнакомку?..
— Ты занята вечером? — тихо спросил я.
Дана подняла на меня свои чистые глаза, которые говорили только одно: «для тебя я свободна».
— Вообще-то, да... Я только переехала, у меня в квартире хаос.
— Он никуда не денется.
— Вот именно, — она сделала глоток своего латте, — Поэтому, я должна сама от него избавиться.
Когда она поставила чашку на блюдце, её матовые губы, из которых — на верхней — осталась лёгкая пенка, приоткрылись — она уловила мой взгляд. Я поместил в него желание, смешенное с голодом. Все женщины текут, когда на них так смотришь. Моя ладонь легла на её щёку, а большой палец очертил контур верхней губы, снимая пену.
— Ты немного испачкалась, — тихо прохрипел я, — Я всё исправил.
— На тебя можно положиться, — заманчиво улыбнулась она.
— Естественно.
Грубо придавив её к стене, я стягиваю с себя галстук и рубашку, сводя её к нулю поцелуями. Даниэль часто дышит, я слышу, я прекрасно чувствую её пульс и температуру тела, мгновенно поднявшуюся и сулящую лихорадочный жар. Мои брюки, туфли, её джинсы и обувь, мы теряем всё на ходу, а я проталкиваю её к дивану в гостиной. Мой язык ласкает её грудь, шею... Привычно, со всей своей возможной сноровкой я сжимаю её тело руками, глажу его и вдыхаю её запах. Вдохи, выдохи, стоны. Вдохи, выдохи, стоны. Нет слов. Ничего нет. Ничего не чувствую, кроме секса, кроме желания скорейшей разрядки.
Упав на диван, я смотрю, как она снимает с себя белую свободную майку. Я не понимаю, как она успела лишиться лифчика... Но эти сиськи. Они заставляют заткнуть все мысли и грубо отыметь её. Увалив её под себя на диване, я начал резко трахать её, посасывая её объёмную грудь.
— Тед! — крик с её губ част и глух, я просто грубо врезаюсь в неё, просто вырубаю сознание.
Наши тела сплетены руками и ногами; её волосы свисают вниз. Её голова стукается о жёсткий подлокотник дивана, но эта боль и страсть, это наслаждение украшают её лицо. Она стала прекрасной молодой женщиной, вся её фигура, голос — всё изменилось... И грудь. И её грудь.
Секс, который ничего не обещает... Секс, страсть и порок — это трио, играющие с нами эту невероятную игру, погружающую нас в самое жерло разврата, превращали нас в сумасшедших. Скучавшие — я по прошлому, она — по мне — мы нашли идеальное применение своей скуке. Мы потеряли счёт времени, мы потеряли головы, мы ничего не хотели, кроме как доставить друг другу удовольствие.
До самой поздней ночи мы вытворяли то, что остаётся за кадром: я трахал её сзади, наблюдая за прозрачными, мелкими капельками пота, покрывающими её спину и стягивал волосы в кулак, оттягивая её голову назад. Каждый её стон — был вызван моим жёстким шлепком по заднице, мы упали с дивана на пол, и, в кривой позе, — нога закинутая на ногу — продолжали трахать друг друга. Я хотел этого... Я хотел потерять душу, мозги, всё, что наводило меня на мысли о той, которая уже и думать обо мне забыла, но... Мне с трудом давалось кончить. Вернее не давалось, пока я не зажмуривал глаза — плотно-плотно — и не представлял под собой Айрин. Я молился внутри, чтобы не закричать её имя... Когда я, в очередной раз, был совсем близок, я жёстко укусил её в плечо, скользя зубами вниз. Мои пальцы сжимали её тело яростно, зубы драли кожу, сердце выбивало во мне... Мы просто достигали высший точки. Мы задыхались, мы убивали друг друга сексом.
Выдохшиеся, полностью вытраханные, мы валялись на мягком покрывале, спавшем с дивана вместе с нами. Я включил приглушённый ночник. Дана не двигалась вовсе. Она лежала на спине разгромлённая мною, расслабленная... Грудь её опускалась и опадала медленно, она уже успокоила порывистость дыхания. Во всём моём теле была приятная, удовлетворяющая тяжесть. Огни Чикаго лились сквозь панорамное окно в мою трёхкомнатную квартиру... Я закурил сигарету, а Дана устроила голову на моей груди.
— Это было здорово, — прохрипела она, — Меня язык не слушается...
— Мой член тебе благодарен, малышка, — я поцеловал её в лоб.
— Дурак, — рассмеялась она, — Я к тому, что у меня во всём теле такая... такая слабость.
— Это вполне нормально, уверяю тебя, — она подняла свою левую руку, устроила её на свой лоб.
И вот, я заметил нечто... странное и устрашающие. Небольшой шрам в зоне вены на руке. Дана увидела, что я смотрю и попыталась спрятать руку, но я поймал её.
— Что это значит? — спросил я.
— Пожалуйста, не будем об этом, — она вырвала руку и резко села.
— Ты хотела покончить с собой? — спросил я зло, — Совсем ненормальная?
— Это был тяжёлый период. Моя мама умерла и... Ты не сможешь понять.
— Я попытаюсь, — сипло сказал я, сев с ней рядом.
Она посмотрела на меня хмуро, немного сдвинув брови.
— Мне казалось тогда, что жизнь кончена. Я думала, что самое страшное будет на похоронах, но... Всё было хуже с каждым днём. Паранойя. Бесконечно глупые, пустые и безрадостные дни. Я решила, что всё что могла выстрадать, я выстрадала. Понимаешь, я... дышать не могла без мамы, а тут... Смерть. Вечная разлука. И я захотела её прекратить... Папа вытащил меня из ванны и... И сказал, что я должна жить, что у меня впереди жизнь. Сначала, я не верила, а потом, я... Я просто поняла, что должна. Поняла, что это моя очередная обязанность — жить. И сейчас, всё не так уж и плохо.
— Ты жалеешь об этом? — мягко спросил я, указывая подбородком на руку, — Ведь, тебя могли и не спасти.
— Я не о чём не жалею, Грей. Никогда, — улыбнулась Дана, — В этом прелесть моей натуры.
Она взяла тонкими пальцами мою сигарету, сделала глубокую затяжку и выпустила глубокий дым.
— Дана, а ты никогда не интересовалась у отца насчёт того договора, что ты приносила тогда... в день нашего знакомства? — тихо спросил я.
Она слабо улыбнулась.
— Нет. Мне было достаточно нашего знакомства, а делами и бизнесом — я не увлекалась тогда. Да и потом, я никогда не считала нужным спрашивать об этом... Меня же это не касается, — пожала плечами она.
Она ничего не знает... Или врёт?.. Та чёрт с этим. Нужно ей сказать.
— Он касается тебя, — Дана резко обернулась на меня, хмуря брови, — И касается меня. Этот договор — своеобразный, брачный контракт. За нас хотели всё решить... И когда я узнал об этом, я подрался с отцом и был изгнан из нашего Эдема. С документами — на выход.
— Что, чёрт возьми? — шокировано произнесла Дана, — Ты шутишь, что ли?
— Нет, не шучу, — сказал я, желая продолжить разговор.
В прошлом времени — шуткам нет места.
Айрин
— Эй, киса, глазки открой, — услышав голос Бреда, спросонья потираю глаза.
Это что, проходной двор? Я понимаю, что студенческое общежитие — это всегда открытые двери и командный дух, но... Но! Это не позволяет — никому — совершенно никому будить человека, который вчера проснулся в четыре утра, пять часов тренировался у станка, а позже танцевал партию из «Лебединого озера», чтобы получить диплом о высшем образовании в конце этого месяца. К тому же, я терпеть не могу, когда на меня смотрят пока сплю, или же вообще — что хуже, когда я только проснулась.
И эта еда в его руках. Уже прошёл ни один год, как я сижу на особой диете. И вообще, я терпеть не могу есть с утра! Я столько раз говорила об этом, но... он подкупал меня своим фирменным кофе. Неужели, и на этот раз я смогу быть мягкой? Моё внутреннее расположение духа говорит об обратном.
— Доброе утро, Айрин, — улыбается во весь рот Ривз.
— Кэрри тебя пустила? — сонно бормочу я, щурясь от солнечного света.
Бредли смеётся от моего невнятного голоса, склонив голову на бок, усаживается на мою кровать.
— Именно. Я принёс тебе студенческий завтрак в постель, — я не успеваю моргнуть, как картонный стаканчик с дымящимся капучино и круассан оказываются в моих руках.
Я моргаю, медленно приходя в себя. Это уже слишком. Я принимала от него завтрак в постель, когда болела. И в свой день рождения. И на день независимости. Но... в самый обыкновенный день... Ну, не совсем обыкновенный, так как вчера был мой последний экзамен, но... Он уже поздравлял меня вчера.
Господи, почему он так яростно хочет обратить на себя внимание? Столько заботы, что я теряюсь.
— Спасибо, Бредли, — хриплым со сна голосом, шепчу я, — Это очень мило, но, уверяю тебя, что не стоило...
Ещё как не стоило. Со сна я напоминаю себе кудрявого и злого домового, от которого надо бежать сломя ноги.
— Перестань, Айрин. Так было нужно, ведь... Ведь я должен сказать тебе кое-что важное.
— Что? — не желая тянуть время, спросила я, положив на тумбочку ненавистный завтрак с кофе, который просто не лез в горло.
Я села, натянув лёгкое шёлковое покрывало повыше.
— От тебя зависит всё моё будущее, — он серьёзно посмотрел в мои глаза.
Сердце во мне сжалось от странного предчувствия. Я провела руками по лицу, затем, сквозь волосы, прогоняя сон. Неужели разговор ужасной серьёзности не мог подождать хотя бы час?! Когда я буду не сонной, одетой и накрашенной. И вообще буду готова разговаривать.
— Послушай, — попросила я, — Я не против поговорить с тобой, твои знаки внимания приятны мне, но... если ты хочешь от меня правды — то они приятны лишь вынуждено. Ты... мы столько времени дружим, но... ты совсем не знаешь меня. Это меня не столько огорчает, сколько раздражает, потому что я... я ещё не проснулась. Я ещё где-то на восьмом облаке, честное слово... И я не хочу есть, не почистив зубы и не умывшись. Просто пойми и прими это.
— Айрин, — он осторожно прервал мой словестный поток и положил руки на плечи.
Прикосновения. С утра. Ко мне. Ненавижу. Я поёжилась, выкарабкиваясь из цепких лап.
— Ладно, — выставив руки в защитном жесте, с глубоким выдохом заключил он, — Я тебя не трогую. И больше никаких завтраков в постель. Но то, что я хочу сказать, действительно важно.
Я сдержалась, чтобы не закатить глаза. Нервные клетки трещали по швам.
— Я могу хотя бы душ принять? — прочистив горло, спросила я.
— Конечно.
— Поклонно благодарю, — выпустив злость вместе с глубоким выдохом, произнесла я.
Бредли всё ещё сидел на моей кровати и разглядывал меня.
— Увидимся в баре George через час, — намекнула я, подняв одну бровь.
— Да. Да, конечно, увидимся, — он выглядел печальным и походка, которой он удалялся из моей комнаты, выдавала его удручённое состояние.
Нет, Уизли. Нет. Ты не должна чувствувать себя виноватой.
Боже, так долго это продолжаться не может. Он начал раздражать меня, но — честное слово — я пыталась отвадить его по хорошему. И сука, скрытая во мне — уже не выдерживает. Надоело притворяться, что мне нравится его мазохизм, нравится, как он увивается за мной и тому подобное. Я всё это время терпеливо жду, когда в нём проснется гордость. Простая, человеческая, да даже пусть — тупая мужская гордость и он прекратит свои глупые попытки закадрить меня.
Приняв душ, торопливо одевшись и приведя мысли в порядок, стараясь дышать ровно и не думать ни о чём тяжёлом, я следую к обговорённому месту, настроенная на жизненно важную беседу. Внутри меня горит надежда, что речь пойдёт не обо мне и не о нас — первое уже изрядно меня бесит; второе... нет никаких «нас». И если он не сможет понять это, мне очень жаль. Но я ничем не смогу помочь. Этого не исправить. Моё сердце отдано другому.
Он занял место на открытой веранде крупного, внушающего респектабельность, бара. Я всегда прихожу сюда выпить свежевыжатый сок, после тяжёлого трудового дня. Я села напротив Бредли, смотрящего в своё американо, заполняющее фарфоровую кофейную чашку. Мне он ничего не заказал? Господи, спасибо! Просветление наступило.
— Я слушаю тебя, — произнесла я, признаться, немного стыдясь своего недавнего поведения, — Прости, что утром...
— Айрин, — оборвал меня Бредли, — Завершением обучения студента является дипломная работа. Для меня — это короткометражный фильм. Я понимаю, это не совсем твоя специальность, но... как режиссёр, в главной роли своего первого фильма я вижу лишь тебя.
Я потеряно моргаю, открыв в шоке рот. Постепенно, я прихожу в себя.
— Это, как раз-таки, совсем не ко мне, Бредли. Прости, но., — я полна намерений переубедить этого Ривза с горящими глазами, но он перебивает меня:
— Не торопись говорить «нет». Эта роль — твоя. Я пробовал других девушек, выбирал из актрис, но... Все они искуственные и неотёсанные. Кроме того, никто из них не имеет опыта в фильме известнейшего режиссёра...
— Выбери Берту или Сэйли с моего курса. Они будут только рады. Их тоже брали туда в массовку, как и меня...
— Нет, Айрин, нет, — его губы бескомпромиссно сжимаются, — Я не хочу их. Я хочу тебя, — глаза горят опасным пламенем, я сглатываю.
Он смотрел на меня настолько похотливым взглядом, что мне захотелось плюнуть ему в лицо.
Когда я хмурю брови, сжимая обе руки в кулаки, он часто моргает, понимая конфуз и потирает висок.
— В смысле, я хочу видеть тебя в этой роли.
Я поднимаю на него серьёзный взгляд.
— А ты не хочешь знать, хочу ли этого я? — мой голос холоден, но увидев потерянный взгляд парня, я смягчаюсь, — Бредли, я не уверена в том, что смогу... Если что-то не получится у меня, то шансы того, что фильм потерпит фиаско, увеличатся. Я не хочу до конца жизни чувствовать себя виноватой в том, что у тебя не сложилась карьера...
— Айрин, — перебил меня Бредли, — Уверяю тебя, ты справишься. В фильме всего два героя — ты и я. Я буду и режиссёром, и актёром одновременно. Мы будем работать в тандеме. А значит, всё получится...
Он, чтоб его, верит в «нас».
Пока я удручённо потираю лоб, он продолжает:
— С нами будет небольшая команда, занимающаяся освещением, декорациями, звукозаписью и киносъёмкой. Сценарист — Кэрри... Мне очень важно твоё «да», Айрин. Это... это последнее, о чём я прошу тебя, — он посмотрел на меня с такой надеждой, что сердце моё замерло.
В фильме только два героя. Я и он. Вряд ли, я буду играть его сестру, племянницу или мать. Остаётся два варианта: подруга или... подружка.
— Я могу просить тебя об одолжении, взамен на моё согласие? — скрипя сердце, произнесла я.
Глаза Ривза зажглись, он загадочно улыбнулся.
— О чём угодно, Уизли, — бодро отозвался он.
— Ты... ты больше никогда не будешь пытаться завязать со мной отношения, — резко выпалила я, — Никаких ухаживаний, никаких подарков, кофе в постель и... вообще ничего. Я не хочу, чтобы ты издевался над собой и надо мной тоже. Я должна была сказать это... Мне нравится быть одной. Я люблю одиночество и большую часть своего прошлого. Я не хочу, чтобы ты заботился обо мне. Заведи себе зверушку и...
Прервав свою речь, я заметила, как его глаза стали совсем тёмными, а их недавняя, свежая зелень — превратилась в нефрит. Он выглядит злым.
— Я не знаю, почему я без конца стучусь в закрытую дверь, Айрин, — тихо сказал Ривз, — Я, видимо, помешался, помутился рассудком, но..., но я хочу быть с тобой. С тобой, любящей одиночество. С тобой, умеющей всё понять. С тобой, которая ничего не боится, добивается своего, и, порой, ведёт себя, как упрямый, капризный ребёнок... Ты нужна мне такая — непоколебимая, умная, красивая. Все эти годы я мечтал посвятить тебе жизнь, а ты не хочешь принять даже кофе...
Его голос дрогнул, ком в горле запрещал дышать.
— Я ненавижу его, Айрин, — прошипел Ривз.
Кровь закипела в жилах.
— Кого? — выдохнула я.
— Его. Ты знаешь, о ком я... Он закрыл тебя ото всех. Он лишил тебя возможности чувствовать, слушать других, любить других... Ты даже не хочешь пытаться, и это не просто выводит меня из себя, а приводит в бешенство!.. Он не последний мужчина на Земле, Айрин. Открой глаза!.. Сейчас, я молю тебя отпустить себя и попытаться дать один шанс мне... Пока ты будешь хранить ему лебединную верность, он будет трахать баб направо и налево. Позже, он женится и у него будет семья. Даже любя тебя, он сделает это. Он укрощал тобой своё либидо, а тебе это нравилось. Больше ничего не было. Вы были двумя подростками, занимающимися взрослым сексом...
Что?! Да что он знает о нас, кроме слухов?! Бредли рухнул перед моими глазами, как старинное гипсовое изваяние. Я схватила его чашку и выплеснула кофе ему в лицо... Вздрогнув, он застыл, потеряно и уныло моргая. В отличие от моей, его злость испарилась. Тёмные капли покрыли лицо, застывая на длинных ресницах.
— Ты никогда не знал меня, — прорычала я, — Ты не обращал на меня внимания. Ты хотел, чтобы я замечала только тебя, чтобы я смотрела на тебя и восхищалась тобой. Это твоя идея фикс — доказать, что ты голубь мира!.. Я не раз говорила, что ненавижу даже запах еды с утра. Я никогда не ела при тебе ничего сдобного. И что? Чтобы показать всем, как ты за мной увиваешься, ты готов плевать на мои вкусы, желания, мысли. Тот, которого ты ненавидишь, знал меня, как самого себя. Он угадывал мои желания. Если я просто набирала СМС, где проскальзывало слово «скучаю», мне не нужно было долго ждать... Он приезжал в любое время дня и ночи. Он всегда давал мне желание верить ему... И... и мне не нужна семья! — закричала я, слёзы брызнули из моих глаз, — Мне достаточно его любви, в которой я никогда не усомнюсь. У меня есть танец. Будущее. Будут мужчины, как ты. Даже лучше, чем ты. Готовые оплачивать мне не только завтраки, но и всю жизнь. Я люблю то, что я делаю. А это высшее благо для меня. Когда у меня ничего не осталось, со мной был танец. И любовь, которая никогда не исчезнет. Я дышу этим. Я живу этим... Разве этого мало?.. Если ты так думаешь, то мне жаль тебя. Ищи себе другую актрису и предмет воздыхания, для укрощения своего либидо.
Я резко встала с кресла, и, обойдя маленький столик бара, который стал мне теперь ненавистным, последовала обратно, к общежитию. Слёзы вытекали из моих глаз. Я была зла на себя за то, что не сдержалась и повела себя, как истеричка. Но это уже была вышка. Он довёл меня. И единственный человек, у которого я могу сейчас просить помощи — Элена. Женщина, когда-то предавшая меня... Но спасавшая все эти годы. Я обещала позвонить ей, когда все экзамены будут позади. Я не сделала этого вчера. Значит, нужно сейчас.
Достав дрожащей рукой из кармана джинс мобильник, я сделала глубокий успокаюващий вдох. Она не должна знать, что я плакала. Иначе, она прикончит меня.
Прочистив горло и усевшись на лавочку, расположенную под высокой пальмой, я набрала её номер. Недолгие гудки и поставленный, мягкий голос осторожно произнёс:
— Айрин?
— Да, Элена... Это я.
— Ты плакала? — спрашивает она сразу же, — Не смей отрицать и начинать лить воду снова. Что случилось?
— Ничего особенного, — произнесла я, — Просто я потеряла друга.
— Ох, деточка, ты меня успокоила. В этом нет ничего страшного. Я бы переживала, если бы ты потеряла банковскую карту, фигуру или рассудок. А друзья — самая непостоянная вещь в нашей жизни. Ты извергала соль только из-за этого?
Я тяжело сглотнула.
— Да, — наврала я.
— Не стоит лгать мне, Айрин, — я закатила глаза, — Небось, вспоминала того симпатичного подонка?
— Не говори о нём так.
— Он не симпатичный?
— Он не подонок.
— А кто же он, по твоему? Этот подлец знал, что женится на другой, а пользовался тобой. Давал пустые надежды тебе, да ещё и оплодотворил напоследок... Твоя карьера бы накрылась медным тазом, крошка.
— Если бы он был рядом, я бы отказалась от всего.
— Ты дурочка, Айрин. Нельзя положить всю свою жизнь на носителя тестостерона.
— Неужели, ты никогда не любила? — тихо спросила я.
— Никогда, — без колебаний, ответила Элена, — И я горжусь этим. Я жалела мужчин, как жалеют голодных котят или щенят. Мужчины — животные. В них правят инстинкты, прежде всего. Их привлекает всё: фигура, голос, запах, улыбка. Некоторые, любят интеллект. Некоторые, любят власть. Над собой или над другими. Ты должна любить себя, Айрин. Делай для этого что угодно. Хоть каждый день своему отражению в зеркале в любви признавайся, ясно? На первом месте у тебя должна быть ты. Ты у себя одна.
— Это эгоистично.
— Но справедливо. Справедливость всегда на стороне эгоистов, запомни... И забудь этого ублюдка.
— Это невозможно, — прошептала я, — Если бы не те фотографии, я бы никогда не поверила в контракт. Я не хотела портить ему жизнь ребёнком, не хотела, чтобы он всегда упрекал меня за несостоявшуюся карьеру или... Я просто его... оторвала от себя. Ты никогда не поймёшь, что мне пришлось пережить. Это не странно, что в новостях ещё не объявляли об их свадьбе с Даниэль?.. Или я что-то пропустила?
Последовало затяжное молчание.
— А это, действительно, странно. Два дня назад было седьмое июня. А значит, Гриндэлльт уже двадцать три. Следовательно, у контракта истёк срок годности. Хм-м. Если, конечно, они втайне не женаты и ничего не изменили, то он не такой уж и болван. Надо навести справки, — задумчиво произнесла Элена.
Нет! Нет. И ещё раз — нет. Все эти годы я жадно глушило дикое любопытство внутри. И делала я это не для того, чтобы в один «прекрасный» день всё с треском провалилось.
— Не надо, Элена, пожалуйста, — попросила я, — Просто... просто придумай мне какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься от этого всего.
— Друг, которого ты, якобы потеряла, обладает колбасой с яйцами?
— Элена!
— Да. Замечательно, — не обращая на меня внимание, продолжала Линкольн, — Чтобы вернуть друга, тебе понадобится: декольте, улыбка и щепотка хитрости. Женский первый шаг — всегда стоит дорого. Это шаг королевы, которая ожидает поклонения за свою снисходительность. Чем женнщина важнее для мужчины, тем этот шаг больше ценится. Если хочешь вернуть дружбу, то... Прояви себя, дорогая, ты это можешь. Тебе достались лицо, фигура и серое вещество — ты одна на миллион. Всегда знай себе цену и её будут видеть другие. Корона должна быть в голове, не обязательно «на».
Я улыбалась нотациям миссис Линкольн. И всё же, она легенда. Она всё приводит к совершенству.
— А завтра, мы займёмся выбором платья на выпускной. Ты должна выглядеть так сексуально, как только возможно. Чтобы все прочие девушки на твоём фоне становились незаметны. Встретимся к полудню, в центральном молле, у бутика Dior Homme. Договорились?
— Договорились, — улыбнулась я и сделала небольшую паузу, — Ты не спросишь о моём финальном танце?
— А зачем мне спрашивать? Вчера, твой декан уже прислал мне твои результаты, прикрепив их к букету роз.
Я засмеялась, вспомнив мистера Грэнди.
— Он безума от тебя, — весело сказала я.
— Очнись. Ему семьдесят.
— Самый сок.
— Ты издеваешься? Твоя мать заслуживает нечто более молодое.
— Элена!
— Серьёзно. Зачем мне собиратель анализов и ненавистник передового мира? Нет, я слишком молода для него... Кстати, он выполнил мою просьбу. Мне прислали запись твоего танца и он мне так понравился, что я не удержалась и отослала компромат на тебя в Голливуд. Они пожалеют, если такая фактура их не заинтересует. Небольшой опыт у тебя уже был, так что у тебя, безусловно, есть шансы.
Что?!..
— Элена, я...
— Не мямли. Ты не рада?
— Нет, просто это... Это привело меня в замешательство. Я не актриса.
— И это замечательно. Но если тебе предложат миллионный контракт, ты станешь ею. А пока, я бы предложила тебе поучавствовать в одной моей бизнес-партии. Видишь ли, я узнала, что в Вашингтоне плохо с детскими танцевальными школами. К тому же, мне звонила Хайден, она очень скучает по тебе и хочет узнать, будешь ли ты в Сиэтле... У меня там есть одно построение, оно вполне годится под школу-студию... Как ты смотришь на то, чтобы самой поработать с детьми и возглавлять школу?..
Странная радость расцветала в моей душе. Впервые, я услышала то, чем бы хотела заниматься в будущем. Ещё ничего не знавшая о себе, не готовая к переменам, я вдруг остро поняла, что это то, что мне нужно... Это было именно это дело. Не Голливуд.
— Эта затея мне по душе, — улыбаясь, сказала я.
— Значит, эта школа твоя.
Что?!
— Элена, я...
— Не спорь. Это скромный подарок на окончание университета. Пока ты ждёшь ответа от Голливуда, деньги и дело должны быть в твоих руках.
— Спасибо, Элена, — поблагодарила я.
— До завтра, дорогая, — попрощавшись со мной, она прервала связь.
Я сидела недвижимо, переваривая всю информацию. Единственное, о чём я сейчас думала, так это о Грее. Меня коснулась ниточка его жизни... Я не могу передать, какой трепет и какой пожар разгорелся в моей крови. Мои мысли, которые заполнял он, сейчас стали похожи на огромные корабли. От них нельзя избавиться. Их можно только утопить внутри себя.
Мэйсон
— Хэй, соня, просыпайся, — я снова падаю на кровать рядом со своей длинногой крошкой.
Джеки мычит что-то, потягиваясь. Я глажу её тёплую щёчку. Оголённое белое тело в голубых простынях так и манит... Я обнимаю её за талию и притягиваю к своей груди, вдыхая аромат её волос.
Никто кроме нас двоих не знал, что мы, переодически, встречаемся. Три-четыре раза в год, Жаклин приезжает в Чикаго и обязательно даёт мне знать об этом. Мы говорим. Курим. Любим друг друга до рассвета, а потом... Я бужу её... Мы говорим намёками. Она хочет не быть третей в числе моих подружек. Я не хочу быть второстепенным в её жизни. Карьера. Диеты. Съёмки. А я между всем этим, как специальное дополнение.
Когда она улетает, я остаюсь с тяжёлым сердцем и эрекцией по утрам. Нужно мыть квартиру с хлоркой и надевать противогаз, чтобы вывести сумасшедший запах её духов.
Я целую Джеки в волосы, запутываюсь в них носом и пальцами. Такие длинные, такие гладкие... Когда-нибудь, они совьют мне петлю.
— Джеки, — шепчу я, — Я хочу тебя. Опять.
— Я хочу спать... Прошлой ночью... один ненасытный химик заставил меня охрипнуть, лишиться сна и покоя... И сейчас не даёт выспаться.
— Ты нужна мне, Джеки.
— Как твоя первая шлюха? Или как вторая? Или вместе?..
— Прекрати, Жаклин... Ты не такая.
Она подкладывает руку под голову, поворачиваясь лицом ко мне, и усмехается.
— Знаешь, что мне нужно?..
— Что? — спросил я.
— Чтобы я была у тебя одна. Чтобы я была единственной, в кого ты вставляешь свой член. Чтобы я была единственной, кого ты будишь по утрам и целуешь в волосы... Мэйсон, я не хочу быть третей, второй или первой... Я хочу быть единственной. Твоей.
Я улыбаюсь Джеки и целую её сладкие губы. Медленно кусая губами её кожу, я очерчиваю каждую её родинку на животе и груди... Её пальцы вплетаются в мои волосы и жёстко их тянут.
— Ты не ответил мне... Я могу быть одной в твоей жизни?..
Ты и есть — одна любовь всей моей жизни.
— Понимаешь, однажды... когда ты меня бросила ради одного богатого пса, я зарёкся, что...
— Никогда не будешь со мной?
— Нет, я слаб для этого...
— Тогда, что... что у тебя одновременно будет несколько женщин?
— Нет, — усмехнулся я, — Понимаешь, верность... в ней нужно клясться. А клятва священа, когда... это узы брака.
— Для меня семья превыше всего, Мэйсон. Если бы мы... если бы у нас получилось, на первом месте у меня всегда был лишь ты.
Я улыбнулся.
— Джеки, я... В этом всё дело.
— Ты зарёкся не жениться? — с ужасом спросила она.
— Нет. Я... я пообещал себе не делать никому предложения.
Она отрывисто рассмеялась, пока я серьёзно смотрел на неё. Когда Джеки успокоилась, она чмокнула меня в щёку и прошептала:
— Если я сделаю тебе предложение, ты согласишься?
— А ты сделай, — подмигнул я.
Она широко улыбнулась.
— Мне... встать на одно колено? — Джеки выгнула бровь.
— Не обязательно, — шепнул я.
Она села на колени на кровати, и, немного сонно, немного лениво улыбаясь, сказала:
— Мэйсон Вендэм, ты женишься на мне?..
Сердце моё застучало быстро-быстро. Это делает Джеки! Моя Джеки!
— Что же я получу? — спросил я, растягивая удовольствие за наблюдением за её глазами, полными света и надежды.
Её улыбка немного потухла, глаза стали кроткими и просящими.
— Меня, — прошептала она тихо, — Всю меня. Всю.
— Тогда, — я сел рядом с ней, кладя руки ей на плечи, — Я согласен, Жаклин... Но носить ты будешь мою фамилию.
— Однако, хозяином в доме — буду я.
— Так точно, капитан, — я подмигнул моей малышке, желая только одного — быть с ней везде, куда не занесёт меня судьба.
Но пока, увы, об этом счастье придётся помолчать. Теодор Грей столько свадеб не вынесет.