Мистер Грей младший | Мистер Теодор Грей

Теодор

Просыпаюсь от тёплых солнечных лучей бьющих прямо в глаза. Приоткрываю их, потягиваюсь.

О, чёрт! Я и Дана. Мы же вчера с ней... блять.

Я повернулся лицом к подушке, на которой она должна была спать... Её нет. На подушке я нахожу лист сложенный в треугольник.

Письмо?

Сев на кровати, я подтягиваю одеяло и беру аккуратно сложенную бумагу. Быстро развернув её, я пробегаю глазами по тексту:

«Тед,

Спасибо тебе за всё. Я обещала тебе исчезнуть. И я решила сделать это незамедлительно.
Я не хочу и не могу с тобой прощаться, поэтому моё незамысловатое послание — единственный вариант.

Я тебя люблю и желаю тебе счастья. Прости меня за то, что я... что я взяла твой iPhone, когда тебе звонила Айрин... Знаю, если бы вы не поссорились из-за меня и она отвечала на твои звонки, ты бы и смотреть на меня не стал... Ты получишь её прощение, Тед.
Я знаю.
Ведь, иначе, ты не мистер Теодор Грей.
Теодор Грей получает всё, что хочет.
Ещё раз, прости меня. Ещё раз, спасибо. Ещё раз — я тебя люблю.
Больше я тебя не потревожу,

Твоя Даниэль».

Я уставился в этот чёртов лист бумаги, а внутри меня просто прожигало от злости. Я смял его в кулаке, а потом резко бросил в мусорное ведро для бумаг у письменного стола.

Блять!

Из-за того, что Дана лишь ответила на звонок, Айрин так взбесилась? Даю сотку на то, что она сказала ей что-то, что её спровоцировало. И, чёрт подери, куда это она решила «исчезнуть»? Что я скажу другим? Что я, не дай Боже, скажу её отцу, если он спросит меня? Что, если она не поехала домой и не предупредила его?!

К тому же, у меня нет телефона Даны... Чёр-р-рт!

Я взял свой iPhone и позвонил Айрин. Я хотел поговорить с ней. Мне нужно было слышать её голос. Объяснить всё... Просить у неё прощения, пока моё сердце биться не устанет... Были только долгие, тяжёлые гудки — потом, всё обрывалось. Я звонил ещё раз. И ещё раз. И ещё... И так до того момента, пока безжалостный голос оператора сотовой связи сказал мне, что «абонент не доступен». Она отключилась. Шикарно.

Стреляя от злости разрядами тока, я пошёл в душ. Горячий, пробирающий до мозга костей кипяток, медленно приводил меня в чувства... Злость уступила осознанию того, как по-ублюдчески я поступал. Словно бес вселился!

Закончив утренние процедуры, я вытерся полотенцем и расчесавшись, пошёл одеваться. Я не знал, что сказать остальным... Не знал, как вести себя, как вообще что-то делать в компании людей, которые понятия не имеют, что произошло между мной и Даной.
Всё слишком запутано... Раздался стук в дверь. Внутри, я забился в нору, а внешне выглядел, как статуя.

— Входи, — бросил я.

В комнату вошла Эва и нарочно громко кашлянула, чтобы я перевёл на неё взгляд. Она увидела, что я закрепил на ней внимание, и, нахмурив брови, словно собираясь с мыслями, стала медленно заходить в комнату.

— Ты больна? — скосив под дурака, всё же осторожно поинтересовался я, намекая на её кашель. Как бы мне не хотелось ни с кем говорить сейчас, я знаю, что придётся. Во всяком случае — разговора с Эвой не избежать. Уже поздно что-то предпринимать. Поздно.

Она выгнула бровь и, прикрыв дверь в мою комнату, подошла ближе к кровати, на которой я сидел, как овощ, не способный ни думать, ни говорить, ни шевелиться.

— Видимо, ты болен, братец, — выговорила Эва, обводя губами каждое слово, — Я, как и все остальные, хочу получить ответ на один простой вопрос: «Где Дана?»

Я мысленно закатил глаза, меня раздражал её долбано-поучительный тон.

— Я не знаю, где она, — ответил я честно.

Эва посмотрела на меня, как на врага номер один... И молча, продолжала буравить взглядом.

— Что? — резко спросил я, не сдержавшись. Глаза Эвы зло загорелись.

— Не смей повышать голос на меня! — почти прорычала она.

Проклятье! Только этой скандалистки Эвы с её закидонами мне не хватало. Нет уж, эта маленькая стерва не выведет меня из себя.

Чёрта с два!

Я поднялся с постели и встал напротив неё в расстоянии одного локтя. Она, теперь, смотрела на меня снизу вверх и я почувствовал себя сильнее.

— Я не в духе сейчас разговаривать. — жёстко, но не грубо сказал я.
— А я тебе не рабыня, чтобы ждать-выжидать расположение твоего духа, — с ядовитой насмешкой прошипела она.

Я со всем возможным холодом и равнодушием посмотрел ей в глаза.

— Можешь не пытаться. Мне плевать, как ты на меня смотришь и что ты обо мне думаешь. Пугай этим кого-нибудь другого. — она прищурилась, — Повторяю вопрос: «Где Дана?»

Блять!

— Повторяю ответ: «Не знаю!» — парирую ей я. Она сдавленно, притворно улыбнулась.
— Ты должен знать, где она! Ведь ты можешь как-то объяснить, откуда ваши вещи вперемешку в стиральной машине? Там лишь её пижама и те шмотки, в которых ты был в клубе. Не парься, я всё постирала! Видно, вы были заняты чем-то другим, более важным, что даже забыли включить стиралку. — со злобной иронией проговорила Эва.
— Спасибо, что постирала! — сквозь зубы выдавил я, — Да, представь, у нас было дело «поважнее» стирки, — я был взбешён, — Знаешь что?! С твоим долбанным характером — дело «поважнее» стирки, может быть у тебя только с орангутангом!

В глазах Эвы вспыхнула злость, граничащая с ненавистью. С глухим рычанием и резким звоном ладони, она дала мне увесистую пощёчину. Моя голова, несмотря на зудящую боль, оставалась неподвижна, а она схватилась за руку, которой, таким образом, наградила меня за сказанное... Чёрт.

— Больно? — спросил я, с мгновенно пришедшим раскаянием. Она резко поправила золотую копну волос, сжала губы, борясь со слёзным блеском в глазах, и вновь схватилась за руку, не обращая на меня никакого внимания. Я потянулся рукой к её запястью, игнорируя боль в скуле и щеке, а она посмотрела на меня, как дикая кошка и прошипела, почти отворачиваясь от меня.

— Пошёл ты к чёрту, Тед Грей! Такого придурка как ты ещё поискать надо! — её голос немного дрогнул.

Она круто развернулась и вышла из моей комнаты, громко хлопнув дверью.

Блять. Беда не приходит одна.

Мой мобильник завибрировал. Я почти дёрнулся от этого... Сердце заколотилось. Кто это? А может быть... Айрин?!

Чёрт. Разочарованию нет предела. На дисплее светилось: «Макс».

Я выдохнул и нажал «принять».

— Тед, привет! Как дела? — спросил резво Родригес.
— Ну, бывало и лучше... — проговорил я, — А сам-то как?
— Очаровательно. Пахан и его «секен-хенд» уехали на экскурсию на джипах по горам. Я планирую пойти на пробежку. А ты что делать думаешь.

Пробежка?! Чёрт, гениально! Вот, что мне сейчас нужно, чтобы настроиться на то, что я смогу всё исправить и, самое главное, что я смогу придти в себя.

— Я тоже решил пойти на пробежку. Спасибо за идею. — говорю я.

Он засмеялся.

— Не за что, мой новый друган! Пока ты не убежал, скажи, когда ты уезжаешь из Аспена? — спросил Макс.

Чёрт. Сегодня... суббота?! Точно! Суббота.

Мы уезжаем сегодня вечером.

Почему Дана не могла дождаться вечера?

Ладно. Подумаю об этом позже.

— Сегодня, — с досадой сказал я, — В семь тридцать вечера самолёт.
— О, блин... — грустно сказал Макс, — Может, тогда, сегодня ещё увидимся?
— Давай... Давай-ка у меня через час. После пробежки. Адрес вышлю.
— Договорились. — сказал Родригес, и сказал, что ждёт смс. Мы попрощались коротким «до встречи», а потом я прислал ему адрес.

Переодевшись в спортивный костюм, я набрал полную грудь воздуха и спустился вниз. Там меня настигла Фиби. Она была одета в куртку, явно собиралась куда-то идти... Увидев меня, как только я спустился с лестницы, она сразу же бросилась мне на шею, обняла меня.

Это было неожиданным поворотом. Я думал, что Эва уже обо всём поведала ей... Но, видимо, то, что странно — нет.

— Тед, я так испугалась, когда полицейские поймали тебя, куда-то потащили... Я сразу поблагодарила Дану, когда она послала своего друга Дэвида... Но... Я не знаю, где она сейчас. Она уехала раньше, чем надо. — Фиби вдруг замолчала, а потом, глубоко вдохнув, произнесла:
— Хотя, я догадываюсь, что сделала она это из-за тебя... Вы поссорились?

Чёрт.

— Думаю, что это даже больше, чем ссора.

Фиби с досадой сжала губы и неодобрительно покачала головой.

— А я говорила ей: «Пошли спать, Дана... Тед, если что, войдёт через „чёрный" ход...» А она мне: «Нет, я должна подождать его, мы должны поговорить...» И, вот, пожалуйста. Поговорили.

Да уж, «поговорили»... Очень серьёзно.

— Ну, я надеюсь, что она уже дома. — сразу же попыталась успокоить себя Фиби.
— Да, я тоже надеюсь... — неуверенно проговорил я, — Надо позвонить папе, сказать ему, чтобы он поговорил с Грейсоном, спросил, дома ли Дана...
— Я уже набирала папу. И маму... Но, кажется, у них дела... — сказала Фиби прикусив губу, скрывая улыбку.

Я усмехнулся, Фиби немного смутилась.

— У них очень важные дела. По другому и быть не может. Они, наверное, решили «поговорить»... — с иронией проговорил я, пряча глаза...

До моей сестрёнки дошло моментально.

— «Поговорить?» — переспросила она, нервно усмехнувшись, — Ты и Дана... Вы... — пыталась выговорить Фиби.
— Всё, — отмахнулся я, и начал идти дальше, но Фиби схватила меня за руку и стала удерживать.
— Тео, Тед! Стой, стой... Вы... Серьёзно? — пищала она.
— Маленькая ещё. — фыркнул я.
— Нет! Нет, не маленькая! — запротестовала Фиби, и сильнее сжала мою руку:
— Тед! Я хочу тебе кое-что рассказать. — вдруг сказала она шёпотом, почти задыхаясь от волнения. Мне стало интересно. Я остановился и посмотрел в её серые глаза. Они радостно сияли.
— Адам звонил мне вчера, — выпалила она одним духом, — Я так счастлива... Он сказал, что любит меня!

Сердце моё наполнилось неподдельной радостью за неё. Я положил руку на её щёку.

— Тебя невозможно не любить, сестрёнка. Но если он тебя обидит, то будет иметь дело со мной.

Фиби обняла меня, а я её.

— Я так рад, что ты счастлива... — сказал я тихо.

Она немного отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Тед, я так хочу, чтобы ты был счастлив! — сказала она с искренностью, потом немного нахмурилась и еле слышно произнесла, — Дана сказала мне, почему Айрин не отвечает на твои звонки... Прости, я должна была рассказать раньше, в общем...
— Я это знаю. — просто ответил я.
— Знаешь? — изумилась Фиби.
— Да. Она оставила мне письмо, прежде чем уехать...
— И она не сказала в нём куда?
— Нет. — тихо ответил я.

Фиби снова погрустнела.

— Ты куда-то собралась идти? — спросил я.
— Да, мы все... Я, Мэйсон с Жаклин, Софи и Ян пойдём прогуляемся напоследок, купим фирменное замаринованное мясо Аспена и сделаем шашлык, чтобы отметить отъезд...
— А Эва? — осторожно спросил я.
— Она сказала, что пока приберётся, приготовит мангал и овощи.

Чёрт... Надеюсь, не я виноват в том, что она не пошла.

— А выпить у нас есть? — отвлекая себя от тревожной темы, спросил я.
— Ох, этого как раз таки и нет! Но Ян или Софи купят что-нибудь! Я им скажу. — сразу же сказала Фиби, — Ты пойдёшь с нами?
— Нет, я на пробежку... К нам сегодня придёт кое-кто.
— Кто? Дэвид? — спросила она.
— Боже упаси. — выдохнул я, — Потом узнаешь.

— Фиби! — раздался нетерпеливый вопль Жаклин, — Что, долго ещё?!
— Уже иду! — быстро протянула в ответ Фиби и чмокнув меня в щёку, она взяла сумку и ничего не сказав скрылась за входной дверью.

Я надел наушники, включил на iPhone «sport playlist», и вышел на улицу.

Погода была солнечной, но холодной. Серо-голубой купол неба расстилается над Аспеном, в воздухе острая свежесть. Вдалеке ещё видны мои друзья, которые поднимались по исхоженному покатому склону всё выше и выше, к парку, к набережной у бездны и рвов между скалами... В глазах болело от яркой серости дня. Скоро придётся уехать отсюда... Меня всегда накрывает грусть, когда приходится прощаться с этим городом... И сегодня мне это и предстоит.

Я начал бежать. Отмеряя собой метр за метром, я глубоко дышал, а из наушников мне пела Sia. Я не хотел щадить себя и, через каждые три минуты, увеличивал скорость. Словно пытаясь убежать от всех этих событий, лишивших меня и мыслей, и воли, и всего остального... Я просто обязан вернуть Айрин. Просто обязан.

Эва

Этот придурок не с той связался, если решил, что я как все окружающие его девушки, буду трепетать даже пред звуком его имени!

Козёл! Что он себе возомнил?!

Чтобы выбить из головы мысли о разочаровании в собственном двоюродном брате — я приступаю к уборке. Включив на всю громкость музыку — я, подпевая вокалистке, приступаю к уборке...

Избавившись от пыли, я приступаю к мойке полов... Да уж, повезло им со мной. Кто бы этим дуракам ещё убирал бесплатно?! Ленивая жопа Жаклин или, когда дело касается уборки, медленная и неповоротливая Фиби?! О Софи молчу вообще — мне пред ней стыдно. Она просто гостья! Хоть она и говорила мне, что хочет остаться и помочь — я попросила её уйти... Но дело больше даже не в том, что это кажется мне постыдным, а в том, что убираться я люблю одна. А особенно, когда я злая и раздражённая. Закончив с поломойничеством, приступаю к мытью окон и зеркал... Потом, развешиваю на сушилке вещи этого мудака и Даны, которая явно из-за него страдает. Мою ванные комнаты, посуду, которую оставил на кухне и не соизволил помыть за собой Мэйсон... Вроде всё... Точно, осталось лишь пропылесосить. Достаю из пылесоса фильтр, наполняю его водой и снова загружаю обратно... Прошло каких-то сорок минут, а я уже закончила влажную уборку на двух этажах. Тщательно пройдясь пылесосом по всем коврам, я заправляю разобранные постели. Все, кроме постели Даны. Она заправлена. Должно быть, Дана и не ложилась в неё... Я заправила постель братца. Вот же чёрт!

Значит в позу становиться — он может. А постель застелить - хер.

Я вырубила музыку, закончив уборку. Никто ещё не пришёл... Я натянула куртку и выйдя на веранду, стала устанавливать раскладной мангал, который в данный момент был сложен. После четырёх минут упорных стараний, он уже был готов к работе.

Довольная собой, я приняла душ, высушила феном волосы, нанесла лёгкий макияж... И только когда я надела свои новые джинсы и дорогую чёрно-белую рубашку от Chanel, обулась в чёрные тонкие ботики из кожи, а потом присела на диван на веранде, то почувствовала, как я устала... Ещё нужно достать овощи... Чёрт, овощи!

Взлетев с дивана, иду на кухню, надеваю фартук, мою и нарезаю огурцы, помидоры, болгарский перец, раскладываю всё на крупные тарелки, украшая всё это с помощью листьев салата-латука... Кажется, все свои дела я выполнила. Теперь, наверное, можно рассуждать о своём невыносимом братце.

Вот — почему у меня нет парня. Не потому, что у меня «скверный характер», а потому — что все мужчины невыносимы.

Сняв фартук, я несу овощи на сияющий от чистоты стол из красного дерева... В дверь звонят.

Чёрт, кто это может быть?! Свои бы уже снесли дверь.

Тяжело вздохнув, я иду к двери и открываю её. На секунду, я замираю, не веря — реально ли это или мой мозг от усталости рисует мираж... Это модельный парень... Просто, модельный! н Не может быть — на пороге стоит высокий брюнет, с пронзительными тёмно-карими глазами и явно крупными бицепсами. Чёрная рубашка, тёмные модные джинсы... поверх рубашки чёрный жакет без рукавов, а на шее фотоаппарат Nikon. Тонкая улыбка краями губ... Он ничего не говорит мне, а просто проводит взглядом от моих ног до кончиков волос. Я замечаю его длинные, тёмные ресницы...

Кто же он?!

Он ещё секунд десять смотрит на меня, изучая глазами...

— Это... дом мистера Теодора Грея? — спрашивает меня, наконец, незнакомец.

Моё удивлённое, и, наверное, восхищённое выражение лица, заменяет дружелюбная улыбка, хотя я совсем не хотела улыбаться, говоря о своём братце... Улыбка просто появилась.

— Да, здесь живёт Тед. — отвечаю я, борясь со странным волнением.

Парню лет восемнадцать, не больше. И он просто... кабздец какой красавец!

— Он дома? — спрашивает он мягким гортанным тембром, почти мурлыкая...
— Нет, пока нет... Но... вы можете зайти и подождать. — лепечу я, поборов красноту на щеках, стараясь держаться, как можно увереннее.

— Можно? — говорит он и я пропускаю его. Парень входит и шлейф его мужских духов от Lacoste разносится по всей комнате.

О, боги! Он невероятен!

— Мы договаривались с Тедом о встрече. — говорит он мне, когда мы входим в гостиную, — Думаю, нам надо познакомиться... — произносит он и тянет мне руку, с ещё более сексуальной улыбкой чувственных губ.

— Макс Родригес, — говорит он, пока мы жмём руки друг друга, (она у него очень крепкая и... горячая), — Зовите меня на «ты» и просто Макс.
— Я Эва, — произношу я с улыбкой, — Эва Грей, но... просто Эва. И на «ты»... — смущённо добавила я.
— Ты? — протягивает Макс, слегка вопросительно подняв длинную бровь, нехотя разжимая ладонь, в которой он крепко держит мою руку...
— Я двоюродная сестра Теда. — отвечаю я сразу же.

Он расправляет плечи, и, кажется облегчённо вздыхает... Почему?!

— Ему очень повезло. — говорит он, улыбаясь мне. Мои губы невольно растягиваются в улыбке.
— Мы познакомились с ним вчера, меня как и его бросили в полицейский участок, но... он отличный парень и благодаря ему, меня отпустили... Он скоро придёт?
— Да, должно быть. Он ушёл час назад... Пробежка. Что касается спорта, он максималист. — он внимательно слушает меня, я улыбаюсь, — Может, ты хочешь чего-нибудь? — скрывая кокетство спрашиваю я.

Он коротко прикусывает нижнюю губу, и снова улыбается во все тридцать два зуба.

— А что ты можешь предложить? — спрашивает он, приподняв бровь.

Я чувствую, что краснею.

— Ну, хочешь выпить... пиво, колу, фанту, коктейль...? — предлагаю варианты я, борясь со смущением.
— Первое. Я бы не отказался. — отвечает он абсолютно уверено. Неужели он понял, что смущает меня?! А особенно смущает, когда говорит со мной так уверенно... Я почувствовала, что кожа моя загорелась. Да чёрт, в чём дело?!
— Садись, пожалуйста... — говорю я, указывая на диван, — Я сейчас.

Он снова сексуально улыбается, кивает и садится... Так вальяжна, так расслабленна и естественна его поза... Я ловлю себя, что пялюсь на него и быстро обернувшись, иду на кухню... Так, пиво в коробке со льдом в верхнем ящике -достать будет не просто. Я беру табурет, разуваюсь и становлюсь на него, открываю створки ящика... Вот оно! Взяв двумя пальцами коробку я тяну, тяну, тяну... Та чёрт! Я собираюсь с силами и стараясь не стонать, резко пытаюсь его выдернуть...

О, нет!

Стул подо мной качнулся, металлическая морозильная коробка выскользнула из рук и с грохотом упала на пол, а я осознать не успела, как начала падать спиной вниз, на пол из кафеля...

— А-а-а! — закричала я, и поняла, что упала на чью-то сильную, крепкую грудь, а потом повалила эту свою опору...

Приоткрыв зажмуренные от страха глаза, я поняла что лежу сверху Макса на спине... Я не двигалась, мне нравилось, что он мёртвой хваткой держит меня за талию... Он аккуратно поворачивает меня к себе лицом, и вот — я уже лежу на боку, краснея, как свекла... Его глаза с предельной серьёзностью смотрят на меня.

— Спасибо. — едва слышно бормочу я, — Спасибо, Макс... — как прекрасно звучит его имя...

Созвучно слову «секс».

Чёрт, Эва!

Он садится, всё ещё держа меня на руках, я практически сижу на его коленях...

— Ты очень рисковая, Эва... Только вот... моё пиво не стоит таких подвигов. Ты могла бы попросить меня помочь тебе, мисс Грей. — проговорил он... так нежно.
— Я хотела, как лучше, — в растерянности оправдываюсь я.

Он обхватывает длинными пальцами мой подбородок.

— Я знаю. Хорошо, что коробка упала раньше и её грохот заставил меня прибежать к тебе.
— Спасибо, что спас меня. — шепчу я.

Он отпускает мой подбородок и гладит рукой по щеке. Я чувствую, что дыхание из моих лёгких растворяется, как сахар в кипятке. Макс, обхватив одной рукой мою спину, а другой, сгиб моих ног у колен, поднимается, сжимая меня в своих руках...

Я чувствую, как слабею и становлюсь тяжелее даже для самой себя... Что же происходит?!

Макс, не сказав ни слова, выносит меня из кухни и укладывает на диван в гостиной.

— Я сам налью нам выпить, можешь пока посмотреть это... — пока я растерянно гляжу на него, он даёт мне в руки фотоаппарат, — Фото делал я. Я люблю пейзажи, природу. — поясняет он и идёт на кухню.

— Макс! — останавливаю я, — Мне как-то неловко... Ты пришёл в гости, а...
— Расслабься. — говорит он и указывает пальцем в сторону фотоаппарата, — Смотри фотки.

Я послушно киваю и включаю фотоаппарат... А сама думаю:
«Хорошо, что бокалы лежат в ящике с прозрачным стеклом, которое я как следует натёрла...»

На небольшом экране появляется невероятно красивое изображение гор. Солнце сияет между вершинами, точно бриллиант, а синие великаны обрамляют этот великолепный, яркий драгоценный камень... Я восхищённо вздыхаю, а в голове совершенно другое... Макс... Макс... Макс... Улыбаясь воспоминанию о недавнем событии, я листаю дальше, и, кажется, каменею... Это?! Это он называет «припода»? «Пейзажи»? Кажется, я щёлкнула не туда... Но я продолжаю нажимать эту кнопку. Предо мною фотоссесия красивой девушки в белом, дорогом нижнем белье... Она стоит у окна, сидит на нём, лежит на полу, раскинув чёрные, как смоль длинные волосы... Фотографии блещут естественностью и профессионализмом, таким же, как и был в пейзаже... Я чувствую, что мне становится не по себе — это странно. Дальше, идёт фотоссеия другой девушки в купальнике, у бассейна... Фотографии прекрасны, но мысль о том, что это делал с ними Макс — заставлял их становиться так, как надо, смотрел на них... Эта мысль меня почему-то угнетала.

— Эва? — позвал он меня и я почувствовала, что покраснела, словно нашкодивший ребёнок.

Он протягивал мне бокал вишнёвого пива, а сам держал светлое... Дамский угодник.

— Спасибо. — говорю я и беру бокал, — Ты увлекаешься не только пейзажами. — деланно произношу я, едва ли не сквозь зубы, и делаю крупный глоток пива, а потом протягиваю ему фотоаппарат с одной из фотографий девушки в купальнике. Он серьёзно смотрит на меня, подняв брови, берёт фотоаппарат и садится на диване у меня в ногах, я их поджимаю, а он ставит бокал пива рядом с собой на пол и кладёт мои ноги себе на колени... Потом снова берёт «Баварию» и пристально смотрит в экран.

— Ты не в ту сторону листала... — произносит он.
— Я это уже поняла. — отвечаю я просто.

Кажется, мой голос звучал обиженно... Однако, Макс продолжал смотреть на снимок.

— У тебя талант. — произношу я, дабы отвлечь его от полуголой бабы
на этом снимке.

Он усмехнулся не поднимая взгляда:

— От пахана досталось.

Я внимательно смотрю на него... Он, всё-таки, красавчик... Вызовите мне МЧС от его внешности, от его обаяния... Недолго помолчав, он говорит:

— Эти фотки я делал десять месяцев назад... Потом, перешёл на природу...

Он нажал на какую-то кнопку, потому как что-то пикнуло.

— Всё. Я удалил. Нужно было сделать это раньше. — просто сказал он.

Я округлила глаза.

— Ты серьёзно? Там же бомбовские снимки!
— Ты опять недовольна? — спрашивает он, а я краснею... Неужели, всё так заметно?!
— С чего ты взял, что я была недовольна? — пробормотала я.
— Я сразу увидел, как изменилось твоё ангельское лицо, когда ты посмотрела фотки, Эва... Но, если ты действительно считаешь, что эти снимки были крутыми, то можешь помочь мне возместить убытки... — он загадочно улыбнулся, — если не слабо, конечно...

Сделать фотоссесию в нижнем белье?! Слабо? Мне? Мальчик, ты меня не знаешь...

— Думаю, мы справимся до прихода Теда. — улыбаясь говорю я, и, взлетая с дивана, делаю ещё один быстрый глоток пива, потом, смотрю на Макса. Он восхищённо и изумлённо смотрит на меня.
— Сейчас? — спрашивает он.
— Немедленно. — отвечаю я и он, оставив пиво, идёт за мной на второй этаж.

— Вот моя комната. — говорю я, запуская в неё Макса, — Сделаем фотки здесь, хорошо?
— Хорошо... Сделаем их на кровати. — говорит он с улыбкой.

Я киваю, смущённо сияя глазами. Хорошо, что я немного выпила. Это придаёт смелости.

— Тогда, я сейчас подготовлюсь и вернусь... — говорю я снова, он кивает и также сексуально улыбаются. Кажется, моё сознание покинуло планету Земля и никакая гравитационная сила не сработает.

Я иду в комнату Жаклин. Она вчера показывала нам с Фиби своё новое нижнее бельё... Думаю, она будет рада подарить один комплект своей сестре.

Выбрав идеальный комплект чёрного цвета — с лифоном формы «Анжелика» и потрясающими трусиками — надеваю его... Расчесываю волосы, делая их более пышными и смотрю на себя в зеркало... Подкрасив глаза французской тушью Жакли, понимаю, что выгляжу, как нельзя лучше... Положив своё бельё в стиральную машину в ванной комнате, пристроенной к комнате Жаклин, я нажимаю на кнопку «начать стирку» и сложив вещи, в которых была, я глубоко вдохнула и пошла в свою комнату. Войдя, я положила сложенные вещи на пуфик и перевела взгляд в сторону Макса, который медленно разворачивался от окна ко мне... Когда его глаза коснулись моего тела, он провёл ими снизу вверх, а я почувствовала, как слабеют мои колени.

— Ты прекрасна. — говорит он, медленно подходя ко мне, включает фотоаппарат.

Моё дыхание сбивается. Он проводит рукой по моей щеке и быстро убирает пальцы... Пока я делаю глубокий вдох, чтобы прийти в себя после быстрой неожиданной ласки — затвор фотоаппарата щёлкает, ловя в свой объектив, видимо, только моё лицо.

Макс улыбается и ничего не говоря, срывает покрывало с кровати, встряхивает одеяло... Оно кривым облаком топорщится на ней.

— Ляг сюда. — говорит Макс, указывая на одеяло. Я как можно более медленной, модельной походкой подхожу к кровати...

Щелчок фотоаппарата.

Я становлюсь на кровати на четвереньки, чтобы доползти до одеяла.

Ещё один щелчок.

Я ложусь, начинаю соблазнительно и модельно ворочаться на кровати, иногда копируя позы, которые видела не так давно... Макс фотографирует меня со всех сторон, то приседая, то выгибаясь, то снизу, то... он разулся и залез ногами на кровать, чтобы делать фото сверху.

— Улыбнись, крошка... иначе ты слишком сексуальна. — проговорил Макс... хрипло.

Я тяжело дышала, а Макс не останавливался, фотографируя со всех ракурсов. Он сел на колени на кровати и сказал:

— Ляг на живот...

Я сделала, как велено. Макс провёл рукой по по моей спине, я прикрыла глаза, прикусила губу, почувствовав, как кожа покрылась мурашками... И только щелчок фотоаппарата на уровне моего лица вернул меня в реальность.

Макс ляг на кровати и сказал мне:

— Встань... Смотри на меня снизу вверх.

Я выполнила приказ. Макс фотографировал меня снизу вверх, громко вздыхая, заводя меня до невыносимости... Я позировала перед ним, как умела. Улыбалась, была серьёзной, снова улыбалась... Держалась руками за талию, поднимала ими волосы, клала их на бёдра, поворачиваясь к Максу спиной...

Я уже вошла в роль модели. Макс мне не указывает, а просто фотографирует... Он так смотрит на меня... Так нежно. С таким трепетом, но и с такой страстью... Поднявшись с постели, он вновь просит меня лечь на кровати, и быть как можно более естественной. Я делаю всё возможное, чтобы мои позы не были наиграны, надеясь, что Макс это увидит...

— Иди сюда. — говорит он, имея ввиду место у окна от пола до потолка, наполовину зашторенное, — Одень это. — просит он, сняв с себя свой чёрный жакет без рукавов, — Обыграй его... Покажи мне кокетливую Эву, мисс Грей.

Я надеваю данный мне жакет, так пахнущий его ароматом... Становлюсь в разные позы: то полностью заворачиваясь в него, то оттягивая его концы в разные стороны...

А Макс фотографирует... Он так увлечён, так погружён в процесс... Мы вдвоём увлечены этим...

Я уже полностью раскована и не хочу прерываться, но Макс говорит:

— Мы сделали двести восемьдесят фотографий... Ты возместила мне все четыре фотоссесии, Эва... Ты невероятна.
— Обращайся. — говорю я с улыбкой, и, стянув с себя жакет, отдаю его Максу. Он быстро надевает его, а я беру свою одежду и иду в ванную комнату... Мне почему-то не хочется, чтобы он видел, как я одеваюсь.

Или нет.

Нет — я не хочу, чтобы он видел, как мне грустно из-за того, что это кончилось.

Одевшись, я выхожу из ванной комнаты. Макс сидит на кровати и, улыбаясь, смотрит на меня. Мои губы невольно растягиваются в улыбке. Он, определённо, лучше всех парней, что я встречала в жизни.

Я сажусь рядом с ним.

— Я могу посмотреть хоть немного из того, что получилось? — спрашиваю я.

Макс улыбается шире.

— Хорошо... — говорит он, — но вообще-то, я раньше не давал моделям смотреть все их фотографии, только те, что я выбрал для них сам... Я дам тебе посмотреть. Так уж и быть, но...
— Но?
— При одном условии...
— Каком? — нетерпеливо спросила я.

Его улыбка стала шире, а потом вовсе исчезла с его лица.

— Я буду единственным, кто будет делать все фотоссесии в твоей жизни.

Я изумлённо приоткрыла губы, а потом, вдохнув, сказала:

— Хорошо.
— Ладно, тогда... смотри. — сказал Макс и буквально выдохнул последнее слово, включив мои снимки на фотоаппарате.

Я, приоткрыв губы, смотрела на то чудо, что он сделал. Никто и никогда не вкладывался так в мои фотографии... Я на них просто по-настоящему красива.

— А я ничего... — пробормотала я.
— Дурочка, — шепнул мне на ухо Макс, — Ты восхитительна, а в жизни ещё восхитительней.

Я почувствовала, что покраснела, но продолжала смотреть фотографии... Как только закончились мои фотки в чёрном жакете — закончились фото в полный рост... Дальше следовали лишь крупные планы моего лица со всех сторон и со всеми выражениями... Совершенно без тела в белье... Что за...?

Я посмотрела на Макса, а он заглянул прямо в мои глаза.

— Макс, тут только моё лицо... Почему? — спросила я.
— Потому что я... — он осёкся, но вздохнул и продолжил говорить снова, — Ты просто...невероятна, Эва... Я не хочу, чтобы в чьей-то ещё памяти, в данном случае, в памяти фотоаппарата, сохранилось всё то, что сохранилось и в моей... Поэтому я обделил его, но оставил и так огромную часть тебя — твоё лицо и твои эмоции. Но твоё тело... — он покачал головой, — Не-ет... Я жадный, когда речь идёт о том, что мне нравится...

Нравится?! Ему нравится моё тело?! Сердце просто подпрыгивает до потолка от счастья.

— Макс... — шепнула я, сделав глубокий вдох и, пристально смотря ему в глаза, выключила фотоаппарат, положила рядом с собой...
— Кто создал тебя, Эва? — восхищённо спросил Макс.

Дверь в мою комнату открылась, сердце ушло в пятки...

— Я создал. — сказал вошедший в мою комнату...
— Папа?! — воскликнула я, встав с кровати. Макс сразу же поднялся со мной.
— Да, Эва. — сказал он, — Представишь нас друг другу? — переведя хищный взгляд на Макса, говорит он.

Что он здесь делает?!

— Да, конечно. — на автомате ответила я, — Папа, это Макс Родригес — мой новый знакомый. А вот, Макс, мой папа — Элиот Грей.

Как же он не вовремя пришёл!

Они жмут друг другу руки.

— Очень приятно, мистер Грей. — говорит Макс.
— Мне тоже, мистер Родригес. — не очень-то и искренне говорит отец.

Блин... Ну и дела!

Что же делать?! Папа сверлит дырку в Максе.

Вот, в комнату влетает Тед. Увидев его, Макс улыбается. Я тоже.
Спасение, кажется, пришло... Пусть и в лице Теда... К тому же, я уже не чувствую такой обиды. Благодаря ему я познакомилась с Максом.

Теодор

Макс и Эва. Что они могли делать в её комнате?! Это хорошо, что остальные ребята тоже уже пришли... Иначе, было бы тяжелее найти причину прервать стычку Макса и Элиота.

Я встретил его, когда возвращался с пробежки... Вернее, он меня встретил. Он проезжал на такси по улице, на которой я заканчивал кросс и, можно сказать, что поймал меня и подвёз домой. Он спрашивал, пили ли мы — я сказал, что нет — он вроде поверил. Потом, он спросил, почему уехала Дана, я соврал, что ей по какому-то важному делу позвонила мама и попросила помощи. Он в это тоже поверил... А когда мы подъехали к дому, я ему сказал, что только Эва осталась там и попросил его посмотреть, у себя ли она, а сам сказал, что поставлю чайник, чтобы проверить всё ли чисто — и хорошо, что я это сделал. Они оставили бутылки недопитого пива и полупустые бокалы — я избавился от них, а потом, позвонил ребятам и сказал не покупать ничего алкогольного, так как приехал Элиот... На вопрос, какими он судьбами здесь, он ответил, что Кристиан попросил его прилететь и проследить, чтобы мы живыми и невредимыми вернулись домой. В оставшемся полном составе...

Конечно то, что Макс уже здесь, да ещё и в комнате Эвы — для меня неожиданность.

— Дядя Элиот, очная ставка? — смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку, заметив с каким презрением, совсем незаслуженным, он смотрит на Макса.

Элиот скептично улыбнулся.

— Нет, дядя Теодор. — парирует он мне, — Я уже просил тебя, Фиби, Жаклин — не называйте меня «дядей»! Вы больше не малыши.

Да, у Элиота присутствует некая мания молодости.

— Понял. — усмехнулся я, а потом подошёл к Максу и приобнял его рукой за плечо, — Ну что, Макс, пойдём я познакомлю тебя с другими... — Макс берёт с кровати фотоаппарат, а потом, кивает мне.

— Да и вообще, пошлите все вниз. Скоро будем обедать. — сказал я.

— Да, идём! — говорит оживлённая и очень радостная Эва, мы спускаемся вниз.

— Спасибо, Тед... — шепнул Макс, когда мы оказались на первом этаже.
— Не за что, даже не думай. — сказал я.

Я представил Макса остальным. Все с ним здоровались и с интересом пытались завести беседу, но Макс то и дело поглядывал на Эву, с которой не спускал взгляда Элиот. На его лице читалась настоящая отцовская ревность... Однако, на помощь пришёл план пожарить шашлык и Ян с Мэйсоном забрали Элиота на помощь с готовкой. Девчонки — Фиби, Софи и Жаклин — пошли сервировать стол и делать закуски, а Эва и Макс, хоть и стояли поодаль, не сводили глаз друг с друга... Положение становится опасным... Но всё было тихо. Пока ветер без камней, я решил принять душ... После пробежки — это необходимый процесс.

После пробежки — я снова убедился в своей силе и выносливости, абсолютно точно решил для себя, что любыми путями верну Айрин себе.

Приняв душ, я оделся в приготовленную для отъезда одежду, проверил багаж и спустился вниз.

Все уже расселись за столом, приступили к только что пожаренному мясу. Мэйсон и Жаклин были очень расстроены... Им конкретно приходилось расстаться на неопределённое количество времени, разъехавшись по разным континентам. Я сел рядом с Максом, который украдкой пялился на Эву... А я видел, как Элиот смотрел на него, понемногу употребляя мясо, лежащее в его тарелке. Многие говорили между собой. Молчали только я, так как был занят едой, Макс, так как пил колу и смотрел на Эву, болтающую с Фиби, а ещё, молчал Элиот... явно выжидая подходящего момента для разговора с Максом... Вот, самый старший здесь Грей, начал говорить:

— Макс Родригес, я так понимаю, вы новый человек здесь для всех. Откуда вы?
— Я из Портленда. — сказал он просто.
— Вы давно знакомы с моей дочерью?

Эва и Фиби прекратили болтать, вслушиваясь в разговор.

— Где-то час, — ответил ему Макс.
— Так кого же вы знаете здесь больше прочих?
— Теодора, — ответил он, кивнув в мою сторону.

Я решил покончить с этим, так как знал, что мой дядя остановится не намеревается.

— Элиот, — позвал я его, — Макс классный, дай ему поесть.

Элиот стушевался, а Макс пожал мне за столом руку.

Дальше мы обходились простыми беззаботными разговорами. Когда время подошло к вечеру, первым делом мы должны были попрощаться с Жаклин — её самолёт раньше, чем наш.

— Пока, Джеки-Жак! Я буду скучать! Приезжай к нам, — я прощался с ней вторым или третим. Я поцеловал свою двоюродную сестричку в щёку.
— Пока, Тедди! — сказала она, а потом, шепнула мне на ухо, — Мэйсон просто прелесть... Благодаря тебе я нашла парня, Тео. Да и Макс кажется клёвый... У них с Эвой глаз друг на друга горит.

Я восхитился её проницательности. Что же могло случиться с ними, что они так пялятся?! Ну, конечно... Они запали. Не могу сказать, что это нравится Элиоту. Когда дело дошло до Мэйсона, то они долго целовались, а потом, он с большим трудом позволил ей сесть в такси.

Через полчаса, дело уже дошло до наших сборов. Когда с этим было покончено, мы вызвали два такси.

— Тео, как только приеду в Портленд — позвоню тебя, договоримся о встрече. — сказал Макс, когда мы прощались.
— Хорошо. — сказал я, — Был очень рад познакомиться.
— И я! — ответил он. Мы обняли друг друга.

С другими Макс попрощался рукопожатиями, со всеми, кроме... кроме Эвы. Они, не сказав друг другу ни слова, крепко обнялись и простояли так с минуту. Элиот с плохо скрываемой отцовской ревностью смотрел на них. Позже, Макс и Эва, всё же, оторвались друг от друга и она села в такси с Фиби, Софи и Элиотом, а я, Мэйсон и Ян — сели в другое.

Ян уместился на переднее сидение и, надев наушники, расслабился, а Мэйсон сидел со мной... Очень грустный.

— Знаешь, Тео, — сказал Мэйсон, — Я, кажется, влюбился.
— Я это понял. — сказал я, — Скоро будут весенние каникулы, она наверняка приедет, — попытался развеселить я Мэйсона.
— Очень на это надеюсь. — сказал он.

Я не могу точно описать, что чувствую, уезжая из Аспена... Я столько всего потерял здесь, но и приобрел друга. Вся моя жизнь просто изменилась...

Мобильный в кармане Мэйсона коротко завибрировал. Похоже на оповещение об эсемес. Скорее всего, Жаклин...

Мэйсон достал мобильник и серьёзно прочитав текст, с боязнью посмотрел на меня.

Господи... Что там может быть?!

— Это Кэндриль. — сказал он, а моё сердце ёкнуло, — Айрин уехала.

Блять!

— Что?..

***

В воскресное мартовское утро мы прилетели в Сиэтл. Нас с Софи и Фиби встречал папин водитель, машина Элиота для него и Эвы была пригнана, Мэйсону и Яну было оплачено такси.

Я не знал, как вести себя. Я не знал, что я сейчас чувствовал... Боль от того, что я утратил, просто сжирала меня изнутри и я не понимаю — возможно ли это — вернуть Айрин обратно.

Я даже не знаю, где она.

Когда мы приехали к дому, на подъездной дорожке стояла новая, беленькая Ауди- кабриолет... Милая машинка... Стоп.

Чья же она?

Когда мы вылезли из мерседеса, папа с мамой — вот так сюрприз — выбрались из салона и проскандировали:

— Поздравляем, Тео!

Девочки и водитель поддержали маму с папой. Папа отдал мне ключи от МОЕЙ машины! Это было конечно просто гипер-круто, но глубоко внутри я был всерьёз раздавлен и, через силу улыбнувшись, обнял папу, пожав его руку, обнял маму, поцеловав её в щёчку... Дальше, они обнимались с Фиби и Софи, водитель помог им с багажом, а я, взяв свой чемодан, поднялся к себе... Приняв горячий душ, я оделся и сидел в своей комнате на кровати, как овощ. Без мыслей, без идей, без всего.

Она уехала. Просто чертовски исчезла.

В дверь моей комнаты постучали. Я не хотел сейчас говорить с кем-либо, но... Но я не должен пока полностью признать то, что проиграл в борьбе с самим собой.

— Да, войдите. — сказал я.

Папа открыл дверь, вошёл, сел на кровать рядом со мной.

— Итак, Тед, мне пожалуйста правду. Расскажи, что за кошка пробежала между тобой и Даной?
— Ты знаешь, где она? — спросил я.
— Если ты про Дану, Грейсон сказал, что она уехала к матери с отчимом, в Нью-Йорк. Написала ему смс полпятого утра, позже, написала, что долетела нормально, а потом — не отвечала на звонки и всё. И не отвечает до сих пор. Вы поссорились? Расскажи всё, как есть.

И я рассказал. Выложил, как есть. Чёрная кошка между нами — это её безответная любовь... Я рассказал ему о том, что девушка, которую я люблю уехала в неизвестном направлении. Кристиан всё внимательно выслушивал, являя на лице то ироничное выражение, то сущую философскую серьезность.

— Тед, ты косячил не мало, но нет ситуации из которой нельзя найти выход. Ты можешь вернуть себе мужское достоинство и активировать ум, только мужским поступком. Докажи, что ты мужчина. — сказал папа жёстко.

Ко мне словно вернулось второе дыхание... Хотя, я не слишком уж понимал, почему папа так яростно требует от меня действий.

— Знаешь Тед, сейчас у тебя такой возраст, когда строится мужской характер. Если раньше я был против того, чтобы у тебя была девушка, то лишь потому, что тебе было шестнадцать и это слишком юный и глупый возраст, чтобы строить отношения... Сейчас же, наоборот — надо пробовать. Но самое главное, Грей младший — всегда нужно бороться за то, что ты любишь. Борись за неё...
— Я очень хочу вернуть её. Но я не знаю, где она...
— Хватит ныть, Грей. — жёстко сказал папа, а потом попросил назвать фамилию Айрин — я назвал. Он достал блекбэрри, пробил по базе данных и, прочитав там что-то, сказал мне, что она уехала в Даллас вместе с матерью и братом. Позже, он объяснил, в каком районе и на какой улице расположена их машина, а это значит, что мне почти известен адрес, где они остановились. Я слушал молча, вникая в каждую букву.
— Я могу заказать тебе билет... — проговорил папа, но я остановил его.
— Нет. Я хочу сделать всё сам. Опробую свою новую машину.
— Это почти двое суток езды. — сказал Кристиан.
— Ну и пусть. — сказал я.
— Это по-мужски, Тед... Когда ты поедешь?
— Сегодня. Сейчас... Деньги у меня есть, — проговорил я, — Скажешь об этом маме, пап?
— Скажу. — сказал он, — Со школой я проблемы улажу. У тебя неделя.
— Ладно... Спасибо. Я верну её. Обязательно. — резко сказал я.

Папа похлопал меня по плечу.

— Не сомневаюсь. — сказал он, — А я, наконец, начну изучать договор Грейсона Гриндэлльта, хотя бы прочту его... А-то я спрашиваю его о Дане, а он мне говорит о договоре. И да, кстати — ты не собираешься хотя бы поверхностно общаться с ней? Полностью «исчезнуть» из твоей жизни у неё не получится, если мы заключим договор.
— Я понимаю. — сказал я, — Но это был её выбор — прекратить общение. Если заключите договор, то, думаю, что мы будем общаться, как ты сказал, «поверхностно».

Папа кивнул и встал. Я встал тоже.

— Ты точно решил, что поедешь сейчас? — спросил он.
— Да, немедленно.
— Я не смею тебе этого запрещать.

Папа пожал мне руку.

— Удачи, Грей. Это единственное, что я должен сделать. Не думай, что я никогда не был мудаком, Тед. Главное вовремя пресечь его в себе. Главное вовремя стать настоящим мужчиной. Верни себе то, что ты любишь.

Я верну её. Обязательно.

В девять часов утра, после тридцати пяти часовой езды, не считая остановку у Старбакса и пяти часов сна в пригородном мотеле под Далласом, я, наконец-то, добрался до цели. Почти двое суток, которые я провёл в тяжелейшем нервном напряжении, отразились далеко не в пользу моего внешнего вида. Выгляжу, точь-в-точь, как мертвец: бледная кожа, серые мешки, будто бухал неделю без передышки. Идеальный кавалер, чтоб меня.

Я был чрезвычайно благодарен отцу за то, что он подбил меня на эту поездку. Это вселяет в меня надежду, что я смогу побороть в себе зарождающуюся подонковатую натуру, а главное — позволяло мне, этакому ублюдку думать, что я хоть немного достоин Айрин, что я, чёрт побери, верну её. Себе. В Сиэтл. Туда, где мы можем, если захотим, быть счастливыми.

Вчера меня искренне обрадовало СМС-извещение Мэйсона Вэндема о том, что все необходимые документы Айрин Уизли для обучения в Сиэтле в нашей школе. В её планах есть возвращение — а это значит, мне остаётся лишь молить проведение о том, чтобы мы не разминулись с ней. Я хочу, чтобы она вернулась со мной. Была со мной в моей машине, а потом и в жизни. Я хочу видеть, как она спит на сидении рядом со мной или, так уж и быть, слышать её колкие словечки срывающиеся с пухлых малиновых губ. Смотреть в её светло-синие глаза и понимать, что мне больше ничего не надо от жизни. А надо только её.

Ведь это больно и совсем не круто осознавать, что ты причина её побега из города, что она собирается шарахаться от меня, как от тени отца Гамлета или от чумы. Всю поездку я давил на мозг своей сердечной мышцей, подталкивая его подкидывать мне великое количество идей. Я обдумывал каждый шаг, но, чёрт, всё казалось мне то слишком банальным, то глупым, то просто не вписывающимся в рамки приличия.

И вот, я здесь — проезжаю мост Маргарет Хант Хилл и сердце бьётся отчаянно, словно оно чувствует — Айрин совсем близко.

Я хочу сделать что-то завораживающее, что-то подобное её врождённой прелести, но всё в соотношении с ней — ничтожно. Я знаю, что так просто адский ангел не поддастся мне, а это значит — в моих действиях нужна осторожность и детальность. Чёткость, полная отточенность — я должен это сделать для неё. Должен показать, что я не гниль, а человек.

Сняв в отеле номер, забронированный отцом, забив на все возможные просмотры удобства или неудобства номера, я лишь сдаю багаж и машинально, не обращая внимания на растаявшую администраторшу плачу за услуги.

— Девушка, — возвращая в планшет паспорт, начинаю я и перевожу взгляд на её грудь, только для того, чтобы увидеть имя на пейджере, — Нэнси, мне нужна помощь, надеюсь, вы не откажите.

Я дарю ей с ног сбивающую улыбку, и она кивает, вглядываясь в лист бумаги, который я заполнил десять минут назад.

— Конечно, мистер Грей. Чем я могу помочь?

В её голосе ноты высокомерия — видимо, из-за того, что до этого сюда звонил мой отец и договаривался насчёт моего расселения, чтобы не было проблем с документами — мне ещё, к сожалению, нет восемнадцати, хотя за деньги можно купить, что угодно.

— Подскажите мне, пожалуйста, хороший ресторан, который можно арендовать.

Она ошарашено округляет глаза.

— На одну ночь, — изгибая бровь и заглядывая в карие хищные глаза глубже, говорю я, — Есть предложения, Нэнси?

Она хлопает длинными ресницами и мягко вздыхает, поправляя волосы. Не флиртуй, дорогуша, а лучше, наконец, ответь на мой простой вопрос!

— У меня брат работает в небоскребе Fountain Place, в ресторане Young Night. Это местечко часто снимают для банкетов, по его словам, но, — она замолкает, сканируя взглядом проходящих за моей спиной, а потом, продолжает, переведя на меня опытный взгляд, — Это влетит вам в копеечку, мистер Грей. Я могу дать вам телефон хозяина.
— Это было бы замечательно, Нэнси, — благодарно улыбаюсь я, — Вы просто находка.

Девушка дарит мне приторную улыбку и просит меня подождать пару минут, указывая рукой на диван, так как прибыли ещё постояльцы — и мне кажется, что придётся ждать немного дольше. Но пока, я смогу привести в порядок мысли и слишком уж активизированный мозг.

Моя идея меня поражает, я и сам не знал — что способен на то, что задумал, но я дико переживал, что всё... всё может сорваться. И эта угнетающая мысль не даёт покоя.

Я знаю, что иду на откровенную хитрость, но другим путём встречи с ней я не добьюсь. Главное — результат и я не хочу думать о средствах того, как я его достигну. К тому же, я уже слишком много думал и сплёл плотную цепочку, дотошно изучив каждое звенье своего плана. Другого я не строил, потому что знаю — если не сработает план А, то на Б не стоит и рассчитывать.

Мой iPhone завибрировал в кармане куртки, оповещая о звонке Фиби Грей. Сестрёнка, даже не знаю, вовремя ты или нет?..

— Да, — говорю я, приняв вызов, — Привет, Фиби.
— Привет, Тедди! — пищит она, протягивая слова, немного тоскливо, но заискивающе.

Понятно. Она чего-то хочет.

— Что-нибудь нужно, мисс Грей? — интересуюсь я с улыбкой, она заливисто смеётся.
— Поймал, братец, как всегда.
— Чего тебе? — настаиваю я на вопросе.
— Ладно, ладно... Прекращаю изображать ретивую кобылу и задаю вопрос: Ты помнишь, что у твоей двоюродной сестры Эвы скоро день рождения?

Я вспомнил о своём последнем разговоре с Эвой и нахмурился, а особенно, из-за того, что я действительно забыл. Двадцать седьмое марта... До этого ещё неделя с хвостом!

— Не помнишь?! — возмущается Фиби и я слышу в её голосе угрозу.
— Конечно, нет. В том смысле, что я помню, то есть...
— Прекрати, — перебивает она меня, — Как ты мог?!
— Я помню, просто был не готов к вопросу... И, кстати, к чему он?
— Переводишь тему, а? — язвит она.
— Фиби, я сейчас очень занят. И вообще, мои мозги повёрнуты в совершенно другое русло.

Она раздражённо цокает и я представляю, как сейчас она исполняет действие в стиле Анастейши Грей — закатывает глаза.

— Ладно. Я тут думала о подарке для неё, и, короче... Вчера, да и сегодня в школе, она вела себя так, будто она не от мира сего. Всякие планы по поводу празднования шестнадцатилетия отрицала. Она отталкивает Джейка, вниманию которого всегда была рада, да и вообще, она не слушала меня — она находится в какой-то прострации, мне даже приходилось щёлкать пальцами у неё под носом, чтобы она обратила на меня внимание! Ты понимаешь, Тед, серьёзность положения?
— Мне устроить ей приём к психиатру? Об этом можешь попросить Адама или Яна, Фиби. На твоё усмотрение.

Я не могу удержать иронии в голосе.

— Я серьёзно.
— И я, — вру я.
— Ты совершенно бесчеловечен к чужим переживаниям, Тед!

Я поникаю головой и устало опускаю плечи, выслушивая гласное обвинение в своей адрес. Ко мне нет никакой жалости и никакого понимания. Почему я должен это делать, когда я в полном раздрайве?! Или когда я занят по-настоящему серьёзным делом?

— Не истери, Фиби, для тебя это слишком. Скажи, чего ты хочешь от меня? На прямую.
— Я сама не знаю, Тед, — в её голосе уже не скрытая обида, — Возможно, я хочу получить от единственного брата совет, как поступать! Но я вижу, что тебя волнуют только твои проблемы.
— Тоже самое я вижу в тебе, Фиби, — вздыхаю я, — Ты, во благо своих интересов, хочешь получить от меня совет, который по отношению к Эве — явно будет глуп. Ты попусту тратишь секунды, отвлекая меня от более важного дела. Хочешь от меня совет, подсказки?! Лови: ты можешь поговорить с Эммой или с Жаклин. Поверь, Фиби Грей, это лучший совет, который я могу тебе дать! — я цедил слова сквозь зубы с такой отточенностью, что холодел от собственного голоса.

Фиби просто вывела меня из себя. Нервы на пределе. Я не знаю, как разобраться с Айрин, со своими эмоциями, а она пихает мне Эву, с которой мы и так в натянутых отношениях.

— А не пошёл бы ты куда подальше, Тед?! — хрипит она и сразу же отключается, оставляя звенеть в моих ушах риторический вопрос.

Пошёл бы. С превеликой радостью, но только тогда, когда последний луч свет порежет меня словом «нет».

— Мистер Грей, — окликает меня Нэнси, и я, потеряно и, затуманено от собственной злости, смотрю на неё, — Вы можете поговорить с хозяином ресторана, если вас это ещё интересует.

Я подрываюсь с места и подхожу к перекрашенной блондинке с карими глазами. Поставив локти на ресепшен, и сложив кисти рук в замок, я благодарно смотрю на девушку и отвечаю:

— Более чем заинтересован. Соедините нас как можно скорее.

Она улыбается.

— Конечно, мистер Грей.

Она набирает номер, и я на секунду останавливаю её, попросив дать мне телефонный справочник Далласа. Она кивает.

Пока я слушаю гудки, Нэнси кладёт передо мной то, что я просил.

— Мистер Далтон слушает, — пориветствовал меня басистый голос, и я приступил к осуществлению задуманного.

Айрин

Последние дни я ощущаю себя в однотонном состоянии бессилия, смешавшимся с отчаянием. Я, словно, увязла в болоте, или в зыбучих песках, а каждая попытка выбраться из этого — провал, который затягивает меня глубже в омут и губит. Как бы я не проклинала свою первую встречу с Тедом, свою наивность, как бы не боролась с ветрами в груди — знаю, что всё тщетно. Как робот с установленной программкой в голове, я просыпаюсь ночью несколько раз, чтобы только проверить на мобильном и в электронной почте нет ли от Теда сообщения. И по утрам я встаю для этого. Да и только для этого, наверное.

Меня даже не радуют места, по которым я так тосковала в Сиэтле. Связь с ними потеряна с того момента, как умер мой отец. Здесь, в Далласе, я чувствую себя относительно лучше только потому, что нахожусь рядом со своей любимой бабушкой Миллой, которая души не чает ни во мне, ни в Джее, ни в маме.

Техас. Я скучала по этому сухому воздуху даже зимой и ранней весной — влажной и ветряной здесь. Насколько я помню свои прошлые вёсны, прожитые в моём любимом городе, то частыми гостями этого штата были торнадо и серый дождь стеной, но... Но эта весна, для меня, какая-то странная — даже в плане погоды.

Солнце греет молодые побеги, освещая сырой гамак, подвешенный между лиственными деревьями. После обеда я выхожу сюда, на задний двор, валюсь в гамак и купаюсь в тёплой ванне солнечных лучей, точно в топлёном молоке — нежном и обволакивающем, но даже здесь грустные мысли не покидают меня, и я думаю о том, где он? С кем он? Кого очаровывает на этот раз?

Новеллы Стефана Цвейга ненадолго отвлекают меня от мрачной тоски, тягучей и сырой. А вообще, перечитывать его сборник в пятый раз — не самое отвлекающее от размышлений занятие. Я чувствую, что остываю. Злость сменилась странным желанием снова заглянуть в его глаза, выслушать его, да и вообще просто получить ответ на вопрос — за что он так со мной?

— Малышка, — окликает меня мама, выйдя на порог заднего двора дома, — Мы с Джеем поедем в Остин, посмотрим гоночную трассу. «Формула 1». Ты же знаешь, Джей этим болен, — она насмешливо закатила глаза и улыбнулась, когда я посмотрела на неё, опустив книгу от лица.
— Хорошо, — тихо отозвалась я.

Мама с грустью посмотрела на меня и поправила свой светло-голубой свитер, вздыхая, спустилась со ступенек и уселась в гамак рядом со мной.

— Может быть, поедешь с нами?
— Нет, я лучше почитаю.Спасибо.
— Он не звонил?

Всё внутри меня взыграло. Дрожь в крови дала о себе знать, и та разлилась по моим щекам, загорелась на коже.

— Я... не хочу говорить о нём. Я же тебе говорила.
— Кого ты обманываешь, милая? — нежно улыбнулась она и провела рукой по моей щеке, — Я уверена, ты даже не злишься на него.
— Злюсь! Очень злюсь! — вдруг вспыхиваю я, понимая, что всё наоборот.

Мама грустно качает головой в отрицание моих слов, достаёт из кармана брюк мой мобильник, который я-растяпа оставила на кухне, кладёт его мне на колени. Я вопросительно перевожу взгляд на неё, догадываясь о том, чего она хочет.

— Нет, — шепчу я, не дрогнув ни на едином звуке, точно приказывая себе, — Нет, я не позвоню ему.

Мама изумлённо округляет глаза и заливисто смеётся. Мне хочется надуть губу из-за обидного высмеивания, но не вспомнив, когда она последний раз так живо смеялась, лишь наклоняю голову набок, улыбаясь.

— Глупышка, — говорит она, — Я и не хотела предлагать тебе это.
— Ты подловила меня.
— Я лишь открыла тебе глаза на то, что ты хочешь, но если ты отстаиваешь статус обиженной горделивой девчонки, то, пожалуй, у меня есть предложение...
— Да, отстаиваю! Мама, что такого в том, что я себя уважаю и у меня тоже есть характер? Ты на чьей, вообще, стороне?
— На твоей, дорогая. Я вижу, как ты грустишь и тоскуешь, а всё потому, что горда и упряма. А ещё, слишком импульсивна, малость глупа и через чур умна.

Она вновь смеётся.

— Спасибо, мама, — скептично говорю я, а она щипает меня за щёку, и целует в лоб.
— А теперь, слушай моё предложение — позвони Найджелу или Викки, вы же бывшие одноклассники, друзья.
— Ключевое слово «бывшие», — произношу я и горько усмехаюсь своим воспоминаниям... о том, как Тед впервые сказал мне похожую фразу.
— Я имела ввиду бывшие одноклассники, отдельно от слова «друзья».
— Это тоже в прошлом, мам. За месяц до моего отъезда, они начали встречаться и Викки сказала мне в лицо, что я — лишняя.

Она сжала губы, а потом вдруг оживилась и улыбка расцвела на её лице.

— А Бредли?

Я теряюсь от этого вопроса, вспоминая высокого светло-русого парня, выглядящего на года два старше своего возраста, благодаря, как помню до сих пор, лёгкой щетине и росту.

— Что Бредли? — выдыхаю я.
— Помнишь, ты рассказывала, что каждый праздник он дарил тебе цветы? Ухаживал?
— Мама, он-то и другом не был. А цветы носил с седьмого класса до середины девятого, потом у него поднялась самооценка, девушки пошли за ним стаями, и он отвалил, — я говорила, как можно более бесстрастно.

В голову ворвались воспоминания. Помню, как на моё шестнадцати-летие, в декабре, он притащил букет белых тюльпанов, пряча их от мороза в куртке, признался, что влюблён в меня, пытался поцеловать, но я его грубо оттолкнула. Цветы упали на снег, а он ушёл, и я даже не придала этому значения. Я так была занята собой и учёбой, что лишь смеялась на подобные признания, мне была чужда вся эта романтика. Моя жизнь была яркой — вечеринки, танцы, походы в кино и в бутики с Викки, походы на пикники с семьёй... Я была глупа и не понимала, что причинила ему боль. А, потом, взрослея и анализируя, я поняла, что поступила погано. Как бы то ни было, он в прошлом.

— Позвони ему, — говорит мама мягко.

Я округляю глаза, но выбираясь из мыслей, осознаю, что мама не знает подробностей поднесения им последнего букета. Не знает, что я тогда резко отшила его.

— Зачем мне звонить ему? — тихо, без интереса спрашиваю я.
— Ты хочешь умереть от скуки? — она резко встаёт с гамака, что я подпрыгиваю и мне приходиться схватить мобильник, чтобы он не упал.

Мама очень злиться.

— Отдай, — говорит она и вытягивает руку. Я собираюсь положить в её ладонь свой телефон, но она не принимает его и недовольно цокает. Я неуверенно убираю сотовый в карман.
— Что отдать? — непонимающе пробормотала я.
— Отдай книгу!

Что?!

— Я не хочу, чтобы моя дочь превращалась в шестидесятилетнюю бабушку, — поясняет она.
— Меня всё устраивает, — я притягиваю книгу к груди.

Мама делает шумный успокаивающий вдох.

— Айрин, не испытывай терпения своей мамы.

Я закатываю глаза и достаю мобильник.

— Ладно, ладно... Хорошо! Я позвоню Бредли, но только один раз — если он ответит, мы прогуляемся, а если нет — то я спокойно старею.
— Это уже хоть что-то, — говорит мама, скрещивая руки на груди и с выжидающей улыбкой смотрит на меня.
— Мне звонить сейчас? — интересуюсь я.
— Да, немедленно. При мне.

Я дышу через рот, борясь с напряжением, при этом ищу глазами и большим пальцем его имя, среди немногочисленных контактов. Бредли. Я звоню, специально включаю громкую связь и показываю маме дисплей с именем и номером вызываемого абонента. Она бодро улыбается, но с каждым новым гудком улыбка тает с её лица, а я в очередной раз убеждаюсь, что никому не нужна.

Итог: он не ответил и мама с разочарованием опускает плечи, молча уходит. А я снова остаюсь наедине со своими мыслями, пустыми надеждами и новеллами мистера Цвейга.

Вволю начитавшись, я, валяясь в гамаке, мысленно жалею себя, почему-то надеясь, что Бредли перезвонит мне, мы выпьем где-нибудь вина, точно как незнакомка и её писатель из новеллы. Будем болтать, я поделюсь с ним тем, что творится у меня в душе. Но он не перезвонил ни через час, ни сейчас — через два с половиной часа. Наверняка, мой номер он давно удалил, а на «неизвестный», естественно, перезванивать глупо. Или он не позвонит потому, что до сих пор не простил меня.

С этими грустными мыслями, я захожу в дом. Мне навстречу, из гостиной выходит бабушка.

— Айрин, детка, я уже хотела разыскивать тебя. Мне трижды звонили из кого-то ресторана, — она натягивает на переносицу очки и достаёт из кармана жакета бумагу, — Вот, ресторан называется Young Night. Мне сказали, что им поступал заказ на наш адрес. Я отрицала, говорила, что ошибка, но они протестовали и просили приехать и забрать его. Они сказали, что он записан на твоё имя. Ты что-то заказывала?

Я ошарашено смотрю на бабушку, плохо вникая в то, что происходит, и качаю головой в протест.

— Возможно, это какая-то глупая шутка, — проговариваю я, почему-то думая именно так.

Может, это Бредли прикалывается и так намекает на встречу? В его стиле, и это очень подкупает мою уверенность в себе.

— Вот, посмотри, — бабуля протягивает мне листик, наспех вырванный из блокнота.

« Небоскрёб Fountain Place, ресторан Young Night, вход через центральные двери „ — записано на бумаге, мелким, аккуратным почерком.

— А телефона они не оставили? — спрашиваю я.
— Нет, не оставили ничего, кроме адреса, — бабушка пожимает плечами.
— Который час? — спрашиваю я тут же. Бабушка переводит взгляд на наручные часы.
— Почти шесть часов вечера.
— Я поеду туда. Кажется, это друг мой так прикалывается...

Бабушка мечтательно поднимает глаза к потолку, томно вздыхая.

— Знаешь, когда я была молодая...
— Бабуль, давай, пожалуйста, ты мне позже об этом расскажешь.
— Оу!
— Это, наверное, Бредли и мы очень давно не виделись. Ты не обидишься?
— Я-то не обижусь, но если... Если это не твой друг?! Вдруг, это опасно? Похищение?

Я искренне смеюсь, успокаивая бабушку.

— Опасно идти в одно из самых достопримечательных и людных мест в Далласе? Ба, ну что за глупость?!

Я показываю ей бумагу, указывая на название небоскрёба. Он — один из пяти самых высоких в штате Техас.

— А ночью, я приду и мы поболтаем... — я подмигиваю.

Она кивает, улыбаясь, и за секунду в её светлых глазах вспыхивает мысль, она встревоженно хватается за голову, залетая обратно в гостиную.

— Айрин, я совсем забыла! — вскрикивает она, я иду за ней, — Мне звонила Дора, моя подруга, ей оставили маленького внука на вечер с ночёвкой, она просила меня приехать помочь ей, — она собирает в сумку свои лекарства, разложенные по полочкам, — мне придётся остаться у неё, она живёт далеко от нашего района.
— Ладно, — соглашаюсь я, поражаясь её энергии.
— Кстати, Айрин, у меня точно зарождается старческий склероз, потому что я только сейчас вспомнила, что звонила твоя мама и сказала, что они с Джеем останутся в Остине до завтра, она встретила свою одноклассницу, а у той день рождения, вот она и решила остаться.
— Ладно, — так же соглашаюсь я, думая о том, зачем Бредли задумал это?

Милла прекращает свои резвые полёты по комнате, закончив собирать аптечку. Наблюдая за бабулей трудно сказать, что этой женщине под семьдесят, и что все эти многочисленные химические препараты принадлежат ей.

— Тебе придётся быть одной дома ночью, — улавливаю фразу бабули я, — Хочешь, поехали со мной? Может, не пойдёшь в этот ресторан?

Я уже решилась.

— Я пойду. Вдруг, это какая-то ошибка администрации? Я улажу все недоразумения. А если это мой друг, то хочу, чтобы ты знала — он просто друг и нам понадобиться пару часов, чтобы поговорить, если, конечно, это не вечеринка.

Бабушка принимает строгое выражение.

— Если это вечеринка — не пей и не кури, и, пожалуйста, возвращайся домой не под утро, — договорив, она растягивает губы в улыбке, а я улыбаюсь ей в ответ и обнимаю её.
— Я оставлю тебя запасной ключ, тебе, ведь, надо собраться, а мне уже пора ехать. И на, вот, — она выпускает меня из объятий и достаёт из элегантной дамской сумочки ключ, я сжимаю его в руке и она тут же высовывает из кошелька сто долларов, засовывает мне в руки, не слушая мои протесты.
— Никогда не стоит отказываться от денег, Айрин, — произносит она деланно, — И потом, ты же должна как-то добраться до этого ресторана. Такси — единственное решение, а тариф к ночи повышается, — нравоучительно говорит бабуля и я улыбаюсь ей.

Она целует меня в щёку, я прикладываю губы к другой её щеке, нехотя прощаюсь с ней, с тем потрясающим теплом, которым она окружила меня.

Закрыв за ней дверь, я иду в ванную, досконально продумывая свой образ для похода в этот ресторан с очень уж навязчивым ‚администратором'. Я вдруг понимаю, что мама была права. Я не должна погружаться в меланхолию из-за парня, который уже и думать обо мне забыл, развлекаясь с другими. Ну и пусть, что сексуальнее этого парня я не встречала! Ну и что с того, что когда я была рядом с ним моё сердце билось чаще, а я считала себя самой счастливой в существующей Вселенной?

Всё! Хватит. Пора установить табу на мыслях о нём. Уж слишком я увязла в этом состоянии беспомощного и безвозвратного увядания — я осознаю, что мне противно от самой себя. От своих собственных, долбанных угнетающих мыслей. Сколько мы были с ним знакомы?! Пол-недели? Три дня?! Что меня так привязало?..

Опять. Хочу орать от собственных размышлений, давящих на мой мозг, как гиря.

Всё, хватит с меня. Буду думать о Бредли. Неужели, он готов простить меня? Наверняка, он начал проводить эту авантюру, увидев от меня пропущенный звонок и это — чертовски льстит. Очень хочу надеяться, что при нём, как тогда, не будет букета белых тюльпанов. Но не только из-за факта, что цветы были свидетелями происходящего в последний раз разговора между нами, но и из-за Теда, ведь он дарил мне их.

Господи, и снова все мысли о нём!

Горячая вода в душе помогает, приводит в порядок моё тело, да и аура вздыхает с благодарностью. Я пытаюсь вывести себя из фазы растения, идя навстречу новым событиям.

Я смотрю на себя в зеркало, и, наконец, за последние дни искренне улыбаюсь, увлечённая своей внешностью. Лёгкий вечерний макияж, выделяющий глаза, придающий им оттенок сапфира. Элегантное чёрное платье, хоть и довольно короткое. Ладно, сознаюсь — у меня потрясающие натренированные ноги, и я обожаю их показывать. Моя фигура стала значительно лучше с девятого класса, думаю — Бредли заметит, он всегда замечал во мне любые изменения. Помнится мне, как я пришла, выпрямив волосы и он первым засёк меня. Первым сделал комплимент.

Я ловлю себя на том, как была безжалостна к его чувствам, но оправдываю себя тем, что долго о них не знала, а когда узнала и отвергла всё — он уехал. Я могла флиртовать на его глазах с другими, могла позволить себе не замечать его, не здороваться с ним неделями и обижаться, непонятно на что. Я не задумывалась о том, что творится в его душе. И я вижу, жизнь справедлива — она зеркально отражает моё отношение к Бредли — наказывая меня теми же чувствами через Теда, причиняя боль.

Я выпрямила волосы и немного взъерошила их руками — придавая эффект ‚после ветра' и естественность. Не помню, чтобы я комплексовала по поводу своих волнистых волос. Мне это нравится. Меня наоборот раздражает, когда волосок лежит к волоску.

Надев лёгкий чёрный плащ, я подпоясываю его, беру клатч. Поправив застежки тонких кожаных ботиночек на небольшом каблуке, я вызываю такси и вновь разглядываю себя в зеркале.

Что за роковая красотка, чёрт побери?

От созерцания собственных прелестей, меня отвлекает звонок проводного телефона. Кто это может быть? Такси я вызывала с помощью мобильного.

— Алло, — говорю я, сняв трубку, выйдя из своей комнаты в гостиную.

Тишина на другом конце настораживает и я повторяю призыв — тот же бред.

— Не стоило звонить, если не желаете разговаривать, — едко проговариваю я, и отбиваю звонок, вернув трубку на место.

За окнами раздаются сигналы автомобиля. А это значит, что мне пора выходить.

Машина довольно быстро транспортирует меня к великолепному небоскрёбу. В его многочисленных окнах горит такой яркий свет, что жмуриться хочется. Каждое — сплошная иллюминация, за исключением, кажется, зашторенных пяти-семи окон, расположенных на первом этаже, и это странно, как и... как и тот звонок на домашний телефон.

Я вдыхаю полной грудью и вхожу в роскошное здание через центральный вход. Только я переступаю порог, как ко мне подходит миловидная девушка, освобождает меня от ветрового плаща, клатча, обещает мне полную сохранность. Я понимаю, что это не просто так. Пока первая уносит мои вещи, ко мне с дружелюбной улыбкой подходит вторая.

— Мисс Уизли, верно? — спрашивает она, я киваю в знак согласия, — Следуйте за мной. Вас кое-кто хочет видеть.

Я повинуюсь, а тело кидает то в жар, то в холод, и с точностью да наоборот. Мы подходим к дверям из тяжёлого затемнённого стекла, над которыми металлом высечено название ресторана.

Девушка открывает мне дверь с помощью ключа-карты.

— Дальше, мисс, вам следует идти самой, — произносит она с улыбкой, я сглатываю и боязливо киваю.

Там самая настоящая темнота. Странная и завораживающая.

Ну ты и гений, Бредли.

Я делаю один шаг, затем второй, и дверь за мной резко закрывается. Меня окружает настоящая вакуумная темнота, я разворачиваюсь к стеклянным дверям лицом, хоть ничего не вижу, прикладываюсь к холодной поверхности руками, осознавая, что в ловушке. Я тут застряла, но знаю, что не одна...

Мой слух улавливает звуки рояля, а глаза принимают тёплое освещение. Я разворачиваюсь и вижу, как в просторном зале в бежево-кофейных тонах, на полу, поочерёдно загораются настоящие восковые свечи, точно по волшебству. Видимо, папа Бредли неплохо отвалил иллюзионисту. Меня посещает пусть и циничная мысль, но она переходящая в отличии от невероятного восхищения. Я понимаю, что свечи загораются в дорожку, ведя меня в следующий зал.

Глубоко дыша, жадно впитывая глазами чудо происходившее вокруг, я медленно иду, еле держась на дрожащих ногах. Напитавшись зрительными ощущениями, я полностью полагаюсь на слух — живая музыка. Рояль. Он и пианиста пригласил, что ли? Это потрясающе, но мне кажется, что это слишком... Он не должен был так стараться для меня!

Я разглядываю начищенный пол в блеске свечей, зеркальный потолок, золотой узор в виде лозы на стенах, и моё сердце подпрыгивает к потолку.

Я хочу скорее увидеть его, но вижу только силуэты чёрного рояля и музыканта в следующем зале, так же наполненном свечами, как упавшими звёздами.

— Бредли! — не сдержавшись, зову я, заходя в зал с роялем.

Музыка вдруг рвано останавливается, и меня точно пошатнуло. Силуэт музыканта стал точен, виден... Я готова задохнуться. Тед! Это Тед, а ни Бредли! Что я...за дура?

Мне становится стыдно и хочется бежать, но я понимаю, что мне не выбраться без его разрешения.

— Тед... — выдыхаю я, чувствуя, как дрожат колени.

На лице Теда — на его красивейшем лице, со скоростью света сменяется несколько выражений — непонимание, боль, обида, ярость, и я уже не замечаю, как он сокращает шагами расстояние между нами.

— Бредли? — рычит он, и заламывает мне руки за спину, так, что хрустит спина — он прижимает меня своим весом к стене. Наши лица невероятно близко, а особенно глаза... Моё дыхание сбивается, я хочу накинуться на него с объятиями, но теряю ориентиры и способность думать. На мгновение, я задерживаюсь в шоке, но вспомнив, что это я должна злиться, вырываю руки из его цепких пальцев, и, что есть силы, толкаю его в грудь.
— Какого чёрта ты делаешь, Тед?! — растеряно взрываюсь я, но он лишь сжимает свои идеальные для мужчины губы, и хватая мои запястья, поднимает мне руки над головой, вновь прижимая к стене.

Я лишь приоткрываю губы, чтобы дышать, и его глаза — мечутся между ними и моими глазами, он судорожно вздыхает, опаляя мне кожу.

— Слушай, Айрин, слушай и молчи, — в его голосе лишь приказ, — Тело прижатое к стенке не сопротивляется.
— Четвёртый закон Ньютона? — издеваюсь над ним я, — Такого не существует в природе!

Он прищуривается, приближая своё лицо к моему.

— Это первый закон Теодора Грея, — цедит он.

И я подчиняюсь этому закону. Что за гипноз?!

— А второй? — на выдохе бормочу я.
— Второй, — почти рычит он, — Тело прижатое к стенке молчит, пока на него действует внешняя сила.

Я хочу спросить про Третий закон, но не решаюсь нарушать второго, однако, мои губы непроизвольно вздрагивают, и Тед кладёт свою руку мне на шею, немного сжимая её, а я ощущаю, как пульс перешёл в сонную артерию, стуча под тонкой кожей, пульсируя под его сильной рукой.

— А Третий, — наши лбы соприкасаются, — тело, прижатое к стенке, мощно действует на внешние силы и выводит их из состояния покоя.

Он с горечью усмехается и трётся носом о мой, наклонившись, я не отрываюсь от его потемневших глаз.

— И в в отличии от Ньютона, у меня есть Четвёртый закон, — продолжает он, а я кусаю губу, — Тело прижатое к стенке возбуждено и жаждет, чтобы внешние мощные силы, стали действовать внутри.
— Извращенец, — прыскаю я, едва дыша.
— Не спорю, — он сглатывает, — пока ты думала о каком-то сукином сыне Бредли, я, мысленно, грубо трахал тебя на том рояле, что за моей спиной, — он переводит дыхание, а я чувствую, что краснею, — Я представлял, Айрин, какую мы с тобой напишем симфонию, какие грязные, дикие и страстные будут аккорды... Прости, что заставляю тебя возбуждаться ещё сильнее, но твой острый язык заставил меня признаться в этом. Твой язык всё портит! — шипит он, прижимаясь ко мне ближе, и я чувствую, что вот-вот потеряю сознание... Он яростнее прижимается ко мне, лаская рукой шею и выпуская из власти второй руки моё запястье, оно обессилено валиться на его плечо, а на другое ложится свободная рука.
— Тед, — выдыхаю я, и обнимаю его шею, притягивая к себе, а он обнимает меня за талию, утыкается носом в мои волосы.
— Как же я скучал по тебе, мой ангел, как же я скучал, — жарко шепчет он мне на ухо.

Я оживаю. Пробуждаюсь от спячки... В его руках — я дома.

Теодор

Айрин в моих руках. Как долго я ждал этой секунды!.. Её горячее дыхание бьётся о мою грудь, а руки сплетены за моей шеей. Я счастлив, что она пришла. Счастлив, что чувствую её аромат.

Но то, как она появилась здесь — разрушив все мои дальнейшие планы, надломив моё желание сразу просить у неё прощения -выводит меня из себя.

Бредли. Блядь. Кто он такой? Почему она позвала именно его? Она думала, что идёт к нему?

— Тед, — шепчет вдруг она, убрав руки с моей шеи, пытаясь отстраниться.

Ну нет, детка. Я тебя не отпущу.

Я прижимаю её ближе — резко и требовательно, точно она моя собственность, и не позволяю ей шевелиться. Я должен чувствовать её сейчас, чтобы не слететь с катушек.

— Я всё ещё злюсь на тебя, — тихо и спокойно произносит она, — очень злюсь...

Я подавляю улыбку. Злишься, детка? Поэтому так нежна сейчас, так млеешь в моих объятиях? Может поэтому, в твоём голосе нет и намёка на злость?

— Я знаю, что злишься, — скрывая иронию в голосе, шепчу я, — моя злая девочка...
— Я не твоя, — говорит она, и я хмурюсь от боли, точно мне дали под дых.
— А чья? Бредли? — зло цежу я.

Мой голос — шипение. Я отпускаю Айрин и сжимаю кисти рук в кулаки — оттого, что мне хочется отшлёпать её за эти слова, оттого, что мне её мало. Она делает шаг назад, отступая, но упирается спиной в стену. Глубоко вдохнув, она поднимает на меня глаза.

Макияж ей очень к лицу, а это сексуальное ‚little black dress'... Оно чертовски короткое. Она одевала его умышленно, для того ублюдка? Я стискиваю зубы и не в силах смотреть в её глаза, бросаю неопределённый взгляд в сторону. Удерживаю его, пытаясь успокоить громкое, слишком громкое сердце...

— Тед, я — ничья, — произносит она, выдержав паузу, — Прости меня за то, что я сказала его имя, я даже не подумала и виню себя за это...

Я перевожу глаза на неё. Сердце издаёт стон от этого невероятно-божественного лица.

— Господи, — вдохнул я, проведя рукой сквозь волосы, борясь с желанием поцеловать её, и в тоже время, сражаясь с душещипательным раздражением, — Айрин, скажи мне, кто он? Почему ты думала, что это сделал он?
— Я... Я звонила ему, — выпаливает она, и мой взгляд каменеет, — Что? Что вы так смотрите, мистер Грей? — её голос поднялся сразу на несколько октав, — Да, я звонила ему. Другу с которым не виделась почти три года, — она делает ударение на слове ‚друг', — Да, я пришла сюда потому, что, видимо, с ума сошла, надеясь, что проведу нормально вечер с другом. С другом, Грей! Чувствуешь разницу? Я — не ты! И ты не имеешь никакого права злиться на меня, понял?! Иди к своей Даниэль, уверена, она не будет раздражать тебя! Совет да любовь! А я — не железная, ясно?! — она отрывается от стены, её глаза сияют, из-за застывших в них слёз.

Нет, нет!..

Она больно толкает меня в грудь, освобождая себе проход, я понимаю, что она хочет уйти... Но нет, детка.

Даже не думай, что я тебя отпущу сейчас. Или ещё когда-нибудь.

Я тебя не отпущу.

Я вырываюсь из ступора, и отрезаю приказным тоном:

— Стой, немедленно!

Айрин вздрагивает от моего призыва и, пошатнувшись, тормозит.

Вот так, крошка, да.

Она продолжает стоять ко мне спиной, и я слышу её тяжёлое дыхание, вижу, как сексуальное тело напряжено. Я хочу подойти к ней, обнять её, молить о прощении, но боль в сердце не позволяет шевелиться и блокирует мозг.

Айрин меряет меня долгим взглядом, встав вполоборота.

— Не приказывай мне, Тед, — произносит она холодно, — Хочешь сказать, я не права?
— Не права, — отвечаю сразу я, подхожу к ней ближе, а она пятится назад, снова вписавшись своей попкой в стену, — Даниэль — не моя. Когда я узнал, что она говорила с тобой, я осознал, как был не прав, решил, что больше не взгляну на неё! Детка, прости меня...

Она не даёт мне закончить:

— Ты целовал её? — Айрин спрашивает так жёстко, что всё внутри меня леденеет. Язык не поворачивается ранить её, и я лишь потеряно смотрю в её глаза.
— Да, — отвечает она за меня и горько усмехается.
— Малышка, я... не хотел этого, я был зол на тебя, — её брови от изумления взлетают вверх, — Да, был зол из-за того, что ты не отвечала мне. Я очень жалею об этом, я сам себе противен из-за этого дерьма, но я не могу без тебя! Не могу, понимаешь?

Я тянусь к её щеке, но она хватает ледяной рукой моё запястье, и, борясь с подступающими слезами, отталкивает мою руку...

Боже, нет!

— Вы... ты и она, вы... — тихо выдавливает девушка, глядя мне в глаза и часто моргая, мне становится больно оттого, что я вижу её такой несчастной. Я догадываюсь о том, что она хочет спросить и не решаюсь сознаться!

Я ненавижу себя. Я опустил голову, и услышал, как она грустно и зло усмехается. Я боязливо поднимаю на неё взгляд. Она печально и сдавленно улыбается, утирая в уголках глаз слёзы, задрав голову...

Боже.

Какой же я ублюдок!

— Ты самый настоящий кобель, — произносит она, с дрожью в голосе и проводит пальцами обоих рук по всей длине волос, избегая смотреть мне в глаза — чёртов подонок! — рычит Айрин, и я чувствую, что мои хрупкие надежды рушатся.

Она вырывается вперёд, и больно задев моё плечо, стремится к дверям. Я не останавливаю её.

Знаю, что они закрыты.

Я медленно иду к ней, и то, что я вижу просто убивает меня. Она прислонилась руками и щекой к холодной двери, конвульсивно вздрагивая от слёз. Я проклинаю себя сейчас. Мне хочется прикончить себя за это — это будет оправданно.

— Отпусти меня, — всхлипывает она, — Мне надоело. Мне надоело уже радовать тебя своими слезами.

Я не выдерживаю и подбегаю к ней, аккуратно беру за талию, отрываю от холодной двери, притягиваю к своему торсу... Она напряжена, но не сопротивляется. Мои руки опускаются на её бёдра, я ближе прислоняюсь грудью к её спине, а её попка трётся о меня. Я, словно, оживаю. Она откидывает свою голову на моё левое плечо, поворачивает своё ангельское лицо ко мне, тем самым обнажая шею, чтобы посмотреть мне в глаза... Её тушь не потекла. И видно, что она этим гордится — упрямый подбородок выдаёт это чувство. Я целую её в висок, опускаюсь губами к скуле, собирая на ходу солёную бусинку слезы. Какие они тёплые, а эта изумительная кожа... Она приоткрывает губы, судорожно вздыхая, а я целую её нежную шею.

— Я ненавижу тебя, — с любовными нотками выдыхает она.
— Я вижу, детка, — шепчу я, и вновь целую туда же.
— Я хочу уйти, — требовательно хрипит Айрин, я подавляю улыбку.
— Твоё тело этого не хочет. Твоя душа этого не хочет. Ты этого не хочешь, чёрт побери, но, знаешь что — давай. Продолжай врать, Айрин, продолжай...
— Если бы ты только мог заткнуться, — она едва дышит, становясь всё горячее от моих губ на её шейке, — твой голос меня раздражает.
— И снова враньё, — усмехаюсь я ей на ухо, — Как думаешь, ещё недостаточно?
— Закрой уже свой рот, герой-любовник! — шипит она, освобождаясь из моих рук —, но безуспешно. Я уверено развернул её к себе полностью, и, теперь — глаза в глаза, грудь в грудь, сердце с сердцем.
— Прикусите, пожалуйста, свой колючий трёхметровый язык, мисс Уизли, — прищурившись, чувственно, и в меру грубо шепчу я.
— Поцелуйте, пожалуйста, себя в зад, мистер Грей, — вторит она ядовито, с раскосой улыбкой на губах.

Она сказала это... так живо, так обиженно, но так страстно, что мой половой орган дрогнул, а кровь зашумела в ушах, не давая действовать разуму.

Детка, я сейчас просто сдохну от твоего острого язычища!

— Нужно чем-нибудь занять ваш ротик, мисс Уизли, — сжав желваки на её предшествующую реплику, говорю я, — Он слишком свободен.

Айрин выгибает бровь, точно относится к моим словам поверхностно и презрительно, но она не может скрыть звука своего сильно стучащего сердца, своего румянца, своей животной возбуждённости сейчас. И я счастлив, что её тело так искренно со мной.

— И чем же? — бросает она реплику, стараясь скрыть интерес.
— Мы в ресторане, детка. Было бы глупо, если бы я оставил тебя без ужина, — произношу я, глядя в её глаза.
— Я поужинаю дома, мистер Грей, — она пытается выбраться из моих рук, — отпусти меня!

Блядь! Как же бесит!

— Не отпущу! — рычу я.
— Ты просто невыносим! Ты появляешься неожиданно, даришь мне чувства которые поднимают меня до небес и исчезаешь! Прости, но я так не могу! Отпусти, — она вырывается, бьёт меня в грудь, но мой пресс меня защищает, а я сжимаю в своих руках, а она хнычет, прося меня отпустить её.
— Господи, заткни хоть на секунду эту женщину! — не выдерживаю я, положив руку на её губы, а она кусает меня.

Чёрт, больно!

Я кривлюсь от её укуса, убрав руку ото рта, но сжимаю её тело крепче.

— Господи, хоть на секунду верни этому мужчине мозги! — ядовито вторит она, мысленно, я издаю стон от досады.

Не выдерживаю очередной волны собственного раздражения, меня бесит это ‚отпусти' когда буквально всё — её глаза, сердце, тело — всё требует схватить её, и не отпускать. Никогда. Никуда.

Ни, особенно, сейчас.

Кстати. Схватить? Отличная идея.

Я перекидываю Айрин через плечо, также легко, будто мы в невесомости, она визжит, а её кулаки бьют меня по спине. Игнорирую.

— Грей, что ты делаешь?
— Благодари Бога, ко мне на секунду вернулись мозги.
— Отпусти меня!
— И не подумаю. По крайней мере, сейчас, мисс Уизли.

Я проношу её из первого зала со свечами во второй, и стоящий здесь рояль, заставляет меня улыбнуться своим желаниям.

Пошлый Грей.

Айрин обречённо вздохнула, она не оказывает сопротивления — это чертовски меня радует. Я останавливаюсь у входа в последний зал ресторана, осторожно опускаю Айрин — она касается ногами пола, и, пошатнувшись, задерживается за мои плечи, чтобы не потерять равновесие.

Между нами воцарилось молчание. Я пробегаю прохладными пальцами по её горячей щеке, купаясь в жаре, исходящем от неё... Она выпрямила волосы. Она надела короткое платье. Она шикарно накрасилась. И всё это не для меня.

Я хмурюсь и сглатываю от неприятной мысли, внутренне поёжившись. Айрин смотрит на меня широко раскрытыми глазами, не отрываясь, полностью отдавшись моему взгляду и я понимаю...

Она вся для меня. Её глаза — для меня. Её губы — для меня. Её острый язык, её возбуждение, слёзы, слова — это для меня.

Осознание этого пьянит мою голову, дурманит меня, и я сдаюсь, став смелее.

Будь, что будет, но я должен открыться ей. Должен сказать то, что накопилось у меня в душе... Должен.

— Прости меня, — набрав полную грудь воздуха, искренне шепчу я, — Я тебя умоляю, Айрин. Я знаю, как ужасно я поступал, эта мысль не даёт мне дышать. Я не могу смириться с тем, что причинил тебе боль. Ты нужна мне, Айрин. Ты очень нужна мне, детка... Не уходи от меня. Не вырывайся. Не сопротивляйся если ты, действительно, этого не хочешь. Я... я чувствую, что живу, когда ты, вот так вот, смотришь на меня. Я знаю, что не достоин даже дышать с тобой одним воздухом, но осмеливаюсь просить тебя о последнем шансе. Я клянусь, мой ангел, что каждый день я буду доказывать тебе, что достоин твоего прощения, что могу полноправно быть рядом с тобой... Мне это нужно. Ты мне нужна, Айрин, и я знаю, что я тебе тоже. Я никогда не чувствовал такого притяжения... Никогда, — я по слогам проговорил последнее слово, плотнее сжимая между ладонями голову Айрин.

Она с трудом сглатывает, покрываясь розовым румянцем. Слезинки так и намереваются сбежать по её щекам, но я предостерегаю это — мгновенно утерев солёные капельки большими пальцами, в уголках её потрясающих глаз.

— Не плачь из-за меня больше, Айрин, — тихо говорю я и целую её в лоб, — Будь со мной, детка. Если ты уйдёшь, то погаснут не только свечи в ресторане, но и мои самые яркие душевные силы.
— Я простила тебя, Тед, но...

Господи.

— Но? — тороплю я.
— Я не знаю, как теперь верить тебе. Я должна подумать, могу ли я... могу ли я остаться с тобой. Я хочу этого. Хочу, но... Как говорил один мудрец, ‚когда тебя предали — всё равно, что руки сломали. Простить можно, а обнять не получится'.
— Но ты уже обнимала меня, Айрин.

Она тепло улыбается, тихо захихикав, неопределённо мотнув головой. Я слаб рядом с ней. Я хочу быть для неё самым нежным... Я не сдерживаюсь, снова обнимаю её — резко притянув к себе, эротично провожу руками по её спине, а она касается пальцами лопаток моей... Мы заключили друг друга в объятиях, наслаждаясь тишиной, которая так жарко окружила нас.
Я утыкаюсь носом в её волосы, вновь наполняя лёгкие великолепным ароматом Айрин. Она такая хрупкая... Медленно, нехотя отстраняюсь от неё, зная, что должен её накормить. Она устало и нежно смотрит на меня, неуверенно касается рукой моих волос, мягко лаская их тонкими чувственными пальцами... Я закрываю глаза, чувствуя, как мне хорошо, когда она просто трогает меня.

— Как бы я не думала, что лучше всего уйти — я не могу, Тед... Я не знаю такой катастрофы, которая бы заставила меня предать тебя, оставить... Я с тобой. Только, пожалуйста, больше не делай мне больно, — она судорожно вздыхает, я хочу поцеловать её, но она не дождавшись моей реакции, разворачивается в сторону третьего зала.

Она ахает от восхищения, а я обнимаю её со спины, и шепчу на ухо:

— Я никогда не предам тебя больше. Клянусь.

Она заметно расслабляет плечи в моих руках, восхищённо рассматривая интерьер впереди себя.

Сервированный стеклянный стол, пол усыпанной лепестками белых тюльпанов. Свечи в бронзовых канделябрах на длинной ножке.

— Это немыслимо... — выдыхает она, — Это всё для меня?
— Всё, малышка, — шепчу я, — Всё и даже больше, чем всё.

Я беру её за руку и веду к столу. Отодвигая стул, я нехотя разрываю связь наших пальцев, негласно прошу сесть за стол. Открыв бутылку малинового вина, разливаю его по хрустальным фужерам и сажусь напротив неё.

Я поднимаю бокал.

— Хочу выпить за тебя, — произношу я, следя глазами за тем, как она берёт бокал и краснеет... Я не могу не наслаждаться её смущением. Она смотрит мне в глаза, впиваясь зубками в нижнюю губу, пряча улыбку.

Я сглатываю, возбуждённый этим зрелищем.

Я касаюсь своим бокалом её, и она слегка вздрагивает из-за хрустального звона. Свеча, горящая на столе, бутылка вина, самые разные фрукты и ягоды на хрустальном подносе, Айрин со мной — не сон ли это, всё-таки? Неужели, я смог удержать её? Слишком прекрасно для реальности.

Я делаю глоток вина, не сводя с неё глаз и она отвечает мне тем же.

Она ставит бокал и берёт виноградинку ‚дамских пальчиков', медленно отправляет себе в рот. Мои губы мгновенно пересохли, я взял клубнику и поднёс к губам — Айрин пристально смотрит на мой рот. Я как можно сексуальнее откусываю клубничку и облизываю губы, прикрыв глаза.

— Вкусно? — интересуется Айрин, и я чувствую её дыхание рядом со своим лицом. Я открываю глаза и вижу, как она близко. Между нами каких-то три сантиметра.

Я отрываю от своих губ клубнику, и провожу ягодой по её нижней губе, затем по верхней... Она хочет укусить, но я резко убираю, игриво улыбаясь. Она кусает свою грёбаную губу, и мой член дёргается в ответ.

Отлично... Начинается, Грей.

Я передумал давать ей клубнику.

Просто так — я не дам её ей. Она с моим вкусом. Я зажимаю остаток ягодки зубами, наслаждаясь потемневшим взглядом Айрин. Глаза в глаза. Не мигая и не отвлекаясь... Я подаю головой ближе к ней — она понимает, чего я хочу и открывает ротик. Наши губы соприкасаются на мгновение, а её язычок и зубки проникают мне в рот — она забирает зубками клубничку, хочет отстраниться, но я — резко скрепляю свои губы, поймав в свою власть её язычок, кусаю её губу и жёстко тяну... Она стонет от наслаждения в мой рот.

— Ну как, вкусно? — бормочу на выдохе я, когда она немного отстраняется от меня.
— Чертовски, — шепчет Айрин и целует меня в щёку.

Я хочу схватить её губы своими, но она прекращает огибать стол и умещает свою шикарную попку на место... Между нами снова расстояние. Она поднимает бокал вина и смачивает губы, смотря на меня.

— Ты так сексуальна, Айрин.

Её щёки розовеют, она облизывает губы, и, вновь, делает глоток вина.

— И румянец тебе очень идёт, — продолжаю флиртовать я.
— Это всё вино, — хрипло шепчет она.
— Да, конечно, мисс Уизли, — я кокетливо улыбаюсь ей.

Она перекладывает волосы с правого плеча, на левое, как бы случайно проводит пальцами по своей великолепной шее. Я сглатываю.

— Айрин, зачем ты уехала? — спрашиваю я тихо.

Её розовые губы приоткрываются — она резко вдыхает.

— Я... я не знала тогда, что мне делать. Я так заревновала, что просто потеряла голову. Ты звонил мне, писал, а я ничего не видела, кроме миража — где ты и она... вы вместе. Отъезд казался мне единственным вариантом. Я, поначалу, даже хотела уговорить маму остаться здесь, но... Но мне и тут плохо. Теперь, я знаю, что без тебя — мне везде одинаково ужасно.

Боже, моя малышка, моя милая девочка! Сердце тарабанит в грудную клетку.

Она опускает глаза, судорожно выдыхая.

— Посмотри на меня, детка, — прошу я хрипло и кладу свою руку на её ладонь, сжимаю пальцами.

Она неуверенно поднимает на меня глаза, а её грудь часто поднимается и опускается снова. Как же она прекрасна...

— Айрин, запомни, — шепчу я, — Ты больше никогда не будешь без меня. Я всегда буду с тобой.

Она улыбается, и сердце во мне тает...

— А этот Бредли? — бросаю я, — Кто он?

Улыбка пропадает с её губ, она немного хмурится. Но её рука в моей.

— Он был моим одноклассником, и, как галантный кавалер, каждый праздники дарил мне мои любимые цветы... Потом, он признался, что чувствует ко мне что-то, но тогда я была инфантильна... И послала его подальше... Тед... — вдруг вздыхает она, и поднимает на меня взгляд, — Сейчас был мой первый поцелуй. С тобой...

Я ошарашено округляю глаза и сглатываю.

Первый поцелуй? Это её первый поцелуй?

Я крепче сжимаю её ладонь, и поднявшись со стула, притягиваю её за руку ближе к себе. Она смотрит на меня жадными глазами, снизу вверх — это заставляет меня чувствовать себя самым могущественным в этом мире.

— Детка, это ещё не поцелуй, — с улыбкой шепчу я, положив руку на её подбородок, притягивая ангельское лицо ближе, — Сейчас я тебя поцелую. По-настоящему, — хриплю я и медленно приближаю себя к ней...

Господи, какая она сладкая... Вино, клубника и Айрин — что может быть лучше и пьянее? Я ласкаю своим языком её нёбо, а она прижимается ко мне, шумно дыша через нос. Мои руки погружаются в её золотые волосы, а её ласкают мою грудь и шею... Я горячо целую её, одна моя рука сползает на её шею и мне кажется, что она даже дышать не может, а сердце замирает...

— Подожди, подожди... — вздыхает она мне в губы, я прерываю поцелуй, — Ты... это невероятно!

Её дыхание совсем сбито, а глаза бегают по моему лицу, теряя возможность фиксироваться на деталях.

— Дыши, Айрин. Дыши, — шепчу я, крепче сжимая её лицо в своих ладонях, полностью отдаваясь ощущению тепла рядом с ней.

Она часто кивает и тянется своими губами к моим, я наклоняясь к ней... Какие мягкие у неё губы... какой проворный язык, как она прекрасно пахнет... Аромат её кожи, блеск волос в свете свечей, чувственные губы — всё это просто сводит меня с ума. Её пальцы погружаются в мои волосы, она тянет мою чёлку — сильно и требовательно. Мои руки ползут по её талии и рёбрам вверх и вниз, я сдаюсь своим ощущениям — сдаюсь ей.

Её губы страстно захватывают мои, а неопытный язык борется так яростно, что я чувствую, как сильно я заведён... Как возбуждён.

Айрин с рваным вздохом отрывается от меня, тёмно-синие глаза прожигают меня насквозь. Она целует меня в щёку, кусает за неё, опускается губами к подбородку и оставляет там укус, а я, в свою очередь, не сдерживаюсь и кусаю её в шею, желая оставить засос...

Что же ты наделала, крошка? Я же не смогу оторваться... Айрин крепко-крепко сжимает меня в своих объятиях и зажимает зубами мою нижнюю губу.

— Не отпускай меня, Тед, — еле дыша бормочет она, — Не отпускай...
— Ты можешь только мечтать об этом, — смотря в её глаза, почти рычу я, — Я тебя не отпущу. Никто не заберёт тебя у меня. За любую попытку — казнь. Ты моя, тебе это ясно? Поняла? — она отчаянно кивает, — Скажи мне, малышка.
— Поняла, — выдыхает она, — я твоя...

Её глаза страстно сияют.

— Ни за что я тебя не отпущу, — рычу я.

Никогда её не отпущу. Бывает такое состояние, когда ты полностью осознаёшь, что доволен абсолютно всем, а былые сожаления становятся неважными. Это чувство переполняет меня сейчас. Я, словно, парю над тёмной пропастью в лучах солнца. А это солнце -Айрин. Вся моя сущность сейчас дышит ей, наслаждается её теплом, улыбкой, губами. Не могу сказать точно, сколько мой череп пустовал без мозга — не считал того времени, пока мы целовались. Это просто нечто — что-то сверхъестественное. Мне кажется, это я никогда не целовался, а не она — потому что я хочу мучить её губы до утра. Не останавливаясь, не о чём не задумываясь, просто целовать — и пофиг на то, что ждёт нас двоих дальше.

— Тед, пожалуйста, — выдыхает Айрин, во время перерывов в соединении наших губ, и я слышу её улыбку, — Тед, давай прервёмся? Ты съел мой блеск, — не унимается она, а я усмехаюсь на высказанную придирчивым тоном претензию.
— Будь моя воля, я бы всю тебя съел, — смеюсь я.
Айрин улыбается, лаская пальцами мою шею.
— Я не сомневаюсь. Ты такой обжора, — она хохочет, и я сдерживаю улыбку, желая показаться обиженным —, но бесполезно. Улыбка так и рвёт лицо.
— Я просто сладкоежка, мисс Уизли, — подняв на мгновение брови, сообщаю я, — И, как почётный специалист в этом статусе, могу заявить, что слаще тебя ничего не пробовал.
— Может, мне лучше убежать от такого живодёра, как ты? А? — Айрин кусает губу, и, заметив, как я нахмурился от слова ‚убежать', приблизилась ко мне, нежно поцеловала.
— Никуда ты от меня не убежишь, малышка. Я всё равно тебя поймаю и тогда, — я сделал паузу.
— Тогда? — на вдохе спросила мисс Уизли.
Я приблизился лбом к её тёплому лбу.
— И тогда ничего не спасёт тебя от меня, — шепчу я и оставляю мягкий поцелуй на кончике её носа, а потом, легко хватаю губы.

Она невероятна. Моя сладкая, нежная, необычная, и — моя. Я хочу блаженно стонать от этой мысли, но сдерживаюсь, не сдерживая себя в поцелуях на её губах. Но она не прекращает просить перерыва. Вот же упрямая, вредная девчонка!

Но и я не из робкого десятка, малышка Уизли.

Я не позволяю ей пререкаться, делая перерывы для передышки как можно короче. Айрин сдаётся мне, а самое главное — самой себе. Она не пытается прервать меня или себя, нам так хорошо, что лучше и быть не может.

— Моя вкусная девочка, — выдыхаю я в её рот, — Айрин, я хочу целовать тебя до потери сознания.

Она притягивает меня за голову к себе и жарко целует, стягивая в кулачки волосы. Мои руки медленно опускаются по её спине на бёдра, нежно сжимают их сквозь тонкую ткань чёрного шёлкового платья.

— Тед, — горячее дыхание покрывает кожу на моих губах, — мне надо домой, наверное... иначе, я просто не смогу остановиться.
— Ключевое слово ‚наверное', — шепчу я, улыбаясь, и она заливается звонким смехом, — Я не хочу, чтобы ты останавливалась. Я совсем не хочу отпускать тебя.
— Я тоже не горю желанием уйти, но...
— Но?
— Понимаешь, мама с Джеем уехали в Остин, бабушка ночует у подруги. Я обещала ей вернутся домой не очень поздно, я не хочу, чтобы она переживала. К тому же, секьюрети забрала мой клатч, а там мобильник... Вдруг бабушка звонила? — её голос звучал взволнованно и тревожно.
— Расслабься, детка, — мягко говорю я, проведя костяшками пальцев по щеке, — Я, так уж и быть, отвезу тебя домой.

Мой голос звучал грустно, я не хотел притворяться, что мне это легко — прощаться с ней сейчас. Фальш была ни к чему, я не обязывал себя ей. С Айрин я правдив, я чувствую другое, живу другим. На мгновение, в мою голову закралась странная мысль: А случайна ли наша встреча?

Обратил бы я на неё внимание, когда мне было пятнадцать или шестнадцать лет? Или когда мне только исполнилось семнадцать? Вспоминая ту свою жизнь, я бы не сказал так.

Едва мне исполнилась пятнадцать, репортёры записали меня в группу ‚золотых мальчиков', так как папа таскал меня за собой повсюду. Я был почётным слушателем на конференциях, умным мальчиком на церемониях, где отец вручал кому-то какие-то награды, папенькиным сынком на благотворительных вечарах, сидел с ‚большими' людьми в дорогих ресторанах, куда папа водил меня и Ану. Я просил, чтобы отец не брал меня с собой — тщетно. Это пыталась сделать и мама, но нет. Кристиан Грей был непреклонен, и тогда, после этих ‚светских' гуляний, от которых меня воротило, я убивал время в грязных, дешёвых барах, где и встретил Джемму. Мне тогда было шестнадцать, уже прошёл год того бича элиты, и когда папа увидел, в каком опьянении я пришёл домой, после ночёвки где-то в компании шлюхи — его запал таскать меня с собой пропал, но я должен был пообещать, что больше не буду пить. Я это сделал, а наутро — получил выговор и был заключён под домашний арест на месяц. Повысил оценки и сдал экзамены на пять, вроде, был рад сексу с Джеммой, но папа и тут дал себе ход. Всё кончилось со взрывом и треском, вроде бы — по моей воле, потому что она — шлюха, а вроде и нет. Он сказал мне бросить её. Возможно, зная её блядскую натуру я бы и не обратил на её ‚измены' внимания, если бы отец не сказал...

И сейчас я осознаю, что здесь я — тоже с его разрешения. Не знаю, как назвать то чувство, что вспыхнуло во мне сейчас, наверное — ярость с осознанием собственной неволи — я понял, что хочу свободы. И я понял это рядом с Айрин.

До освобождения мне осталось недолго. Совсем скоро мне исполнится восемнадцать, я заберу с собой Айрин и буду жить где хочу и как хочу.

— Тед, всё в порядке? — нежный голос заставил меня вернуться в действительность.
— Да, всё отлично, детка, — я чмокнул её в щёку, — Просто не хочу прощаться с тобой.
— Мы и не прощаемся, Тед... Ты мне веришь? — она берёт мою руку в свою, сердце стучит во мне быстрее.
— Больше, чем самому себе.
— Тогда, пошли? — она тянет меня за руку, неуверенно сделав шаг к выходу. Я смотрел на её пальчики, крепко сжимавшие мою ладонь и всё во мне горело от счастья бытия рядом с ней.

Это ещё не всё, детка.

— Хорошо, — сладко шепчу я, —, но подожди одну секунду, — я, как можно более обворожительно улыбаюсь, снимая с себя свой чёрный галстук.

Айрин пристально следит за каждым моим движением, немного растеряно, и я слышу, как тяжелеет её дыхание. Она сжимает руки в кулаки, приоткрыв свои губки для вдоха.

Её глаза сияют, становясь равными по цвету Тихому океану.

Я расправляю галстук и, обойдя Айрин со спины, завязываю ей глаза — она шумно вдыхает и моё тело пробирает до покалывания на коже.

— Зачем ты делаешь это?

Её голос — одни гласные и вдохи. Это её заводит — это прекрасно.

— Ты доверяешь мне? — спрашиваю я, приблизив губы к её ушку.
— Больше, чем себе, — в моей манере, еле дыша выдыхает Айрин, и я ловлю себя на том, что счастливо улыбаюсь.

Только с ней я могу позволить себе искреннюю, по-настоящему счастливую улыбку. И чаще всего тогда, когда она не может её увидеть.
Я беру Айрин за руку — она крепко сжимает мою, а я веду её за собой, для главного, продуманного мною сюрприза.

Ты даже не подозреваешь, детка, что я хочу сделать для тебя.

Мы заходим в лифт — створки которого беззвучно открываются и закрываются — мы поднимаемся на самую вершину одного из самых высоких небоскрёбов в Техасе.

— Почему мы стоим? — спрашивает Айрин.
— Скоро всё поймёшь, — усмехнулся я, глядя на цифры сменяющихся этажей, а когда их осталось всего две, я спросил:
— Ты готова?

Айрин ответила вопросом:

— К чему?

Я не мог не засмеяться.

— Тед! Я сгораю от любопытства!

Айрин весело негодует. И, действительно, ‚сгорает'... Я чувствую, как горяча её маленькая нежная ладонь в моей.

— Ещё чуть-чуть, малыш, — шепчу я, а она громко и возбуждённо вздыхает.

Дверцы открываются: площадка пуста и темна, так как я и хотел. Нас обдаёт холодный воздух из наполовину открытых окон до пола, она ахает от неожиданного порыва ветра, а я снимаю с себя пиджак, наспех закутывая в него Айрин.

— Где мы? — выдыхает она, — я хочу посмотреть, Тед!

Я достаю iPhone одной рукой, а другой, обхватив Айрин за талию, веду к окну. Её золотые волосы летят, развиваясь, а щёки покраснели от прохлады и адреналина. Я отсылаю приготовленную СМС тому, с кем обо всём договорился — и моя просьба мгновенно исполняется: на крышах бизнес и плаза-высоток, которые довольно ниже Fountain Place, загораются золотыми, голубыми, красными и зелёными нейлоновыми лампами, установленные на металлических подставках пятиметровые буквы её имени. Слева-направо, на каждой высотке по одной литере — ‚А Й Р И Н'. Они ярко выделяются на чёрном небе, а туман внизу, точно спец.эффект — дым, заставляет приковывать внимание только на имя.

— Готова? — шепчу я ей на ухо.
— Да! — отчаянно вскрикивает Айрин, подставляя лицо порыву ветра.

Я прячу мобильный в карман брюк и лёгким движением стягиваю с её лица галстук — глаза Айрин вспыхивают детским восторгом, когда она окидывает взглядом панораму. Малышка потеряна от увиденного зрелища — она открывает и закрывает рот, пытаясь сказать хоть что-то, но не может и лишь прячет губы за ладонями, весело смеясь. Я улыбаюсь её восхищению, готовый любоваться ею, такой счастливой — вечно.

Моё сердце бешено забилось, когда она кинулась мне на шею и жарко-жарко обняла. Я плотнее сжал её в объятиях.

— Тед, я... — шептала она, немного отстранившись, заглянув мне прямо в глаза, — ты просто невероятный! Ты единственный человек во всём мире, который вызывает во мне бурю эмоций, порой противоречивых, порой просто взрывающих голову, или заставляющих сердце ускорятся... Я шокирована, нет — я в ступоре восхищения, Тед!.. Я... Спасибо тебе, — её голос дрожит от волнения, она смотрит на меня снизу вверх, а я вглядываюсь в её лицо, как в божество.

Я люблю тебя, Айрин. И когда-нибудь я скажу тебе это вслух. Клянусь.

Я ничего не сказал ей. Я коснулся своими губами её, и, после секунды нежного поцелуя, стал целовать её жадно, сладко, безумно грубо...

Я обожаю её губы. Её руки. Её тело. Я всю её обожаю. С первой встречи она накрыла меня, как прохладная морская волна и унесла моё сердце далеко в свою глубину. И я хочу тонуть, не хочу покидать её.

Еле дыша, она, с моего безмолвного согласия, немного отстранилась от меня, пошатнувшись от страсти и возбуждения. Её глаза обессиленно закрывались. Она глубоко вдохнула, и вновь, восхищённо посмотрев в окно, уткнулась носом мне в грудь.

— Ладно, а теперь, можно и домой, — погрустнев, пробормотал я, и, подхватил Айрин на руки.

Я понёс её на руках, спускаясь по многочисленным ступеням. Я не хотел заходить в лифт потому, что так мы расстанемся раньше. И это мне совсем не нравилось.

А небоскрёб оказался, действительно, прекрасен. Фонтаны были установлены повсюду — они заменяли и освещение, и помпезные диваны, которые обычно пестрят разнообразием, а порой и пошлостью в каждой высотке. Здесь этого нет. Не банально — вот, что привлекает лично меня. Главный холл небоскрёба представляет собой ухоженный, английский парк с выстриженной травой и чистыми бетонными дорожками. Уютные лавочки и уличные фонари, предающие атмосферу старины и, естественно, ощущение сонного спокойствия украшают холл и, опять же, выглядят — не банально. Фонтаны дают большее освещение, чем тусклые фонари, и я задумался на мгновение:, а есть ли место ещё проще и романтичнее, чем это?

Я помог Айрин одеть пальто, она взяла клатч, и мы вышли к моей машине. Когда Айрин увидела её, то широко улыбнулась, искренне обрадовав меня.

— Новая ‚тачка', мистер Грей?
— Да, мисс Уизли. Покатаемся по городу?
— Она, конечно, чудо, но... Мне надо домой.
— Хорошо, — немного смутившись от осознания того, что снова пытаюсь отговорить её от столь раннего прощания, сказал я.

Я распахнул пред ней дверцу на пассажирском кресле, и, она, с особой грациозностью заняла положенное место. Когда я сел на водительское, она уже была пристёгнута — это заставило меня улыбнуться.

— Хочешь фокус? — спросил я.
— Давай, — обворожительно улыбнулась Айрин.

Я нажал на кнопку — и крыша ауди-кабриолета опустилась, открывая над нашими головами бездну — чёрное небо Далласа. Айрин радостно засмеялась.

— Теперь, можем ехать, — проговорил я, и хотел было уже нажать на газ, но мой взгляд коснулся ‚музыкальной коробки', — А хотя, пока что, нет...

Я включил музыку на средней громкости — и песня Адель ‚Hello' полилась из динамиков. Я с улыбкой посмотрел на Айрин.

— Это моя любимая песня, Тед! — произнесла Айрин весело, а я начал двигаться, — Совпадение? Не думаю, — иронично усмехнулась она.
— Да, спасибо мистеру Вэндему и анкете в школьной газете, — радостно скалясь, говорю я.

Айрин вздыхает.

— Ох уж эта газета, я расскажу тебе как-нибудь, как он выгрызал из меня информацию.
— Мэйс может, — подтверждаю я.

Пока я управляю своей суперской собственностью, Айрин открывает клатч и достаёт мобильник, вполголоса подпевая Адель. Это заставляет меня улыбаться... Однако, когда она смотрит на дисплей её улыбка и пение пропадают, она переводит немного потерянный взгляд на меня — я ловлю его своим.

— В чём дело, Айрин? — спрашиваю я обеспокоено.
— СМС, — произносит она неуверенно, — От Бредли.

Я чувствую, как бледнею и леденею всем телом. Злость закипает в моих венах, а кровь шумит в ушах. Мои руки крепче вплавляются в руль, и я молю свой темперамент о том, чтобы он не подтолкнул меня к каким-либо действием. Вырвать руль с потрохами, например.

— Что пишет? — пытаясь казаться спокойным и расслабленным, выдавливаю я.

Это не очень-то у тебя получилось, Грей.

Айрин засмеялась. Меня точно током долбануло. Я бросил на неё непонимающий взгляд.

Что, блядь, смешного?

— Я пошутила, — шепчет она, смеясь, — Видел бы ты своё лицо, Тед...

Вот же чертовка!

Я сглотнул и пристально посмотрел на неё, сначала — она перестала смеяться, а потом и улыбка спала с её лица, было видно, что она смутилась. Я смотрел на неё очень строго. И я хотел, чтобы она поняла, что со мной лучше так не шутить.

— Не могу сказать, что шутка была удачной, мисс Уизли, — остановившись на светофоре сказал я, — Не шути со мной так. Иначе, ты выведешь меня из себя...
— Такой грозный, — надув губы, говорит Айрин.
— Это я ещё не грозный, малышка, — усмехнулся я.

Движение продолжилось, и, Айрин, глубоко вдохнув, убрала мобильник в клатч.

Ветерок трепал её волосы, и она, откинув голову на спинку кресла, прикрыв глаза слушала свою любимую песню.

Я только сейчас почувствовал, что напряжение начало отпускать меня. Кажется, я был слишком резок с ней. Вдохнув, продолжая следить за дорогой, я взял её прохладную руку в свою и крепко сжал. Она открыла глаза и посмотрела на мой уверенный, немного небрежный жест и улыбнулась. До её дома мы доехали в полном, умиротворённом молчании, не прерывая соединения наших рук.
Когда я остановился у подъездной дорожки небольшого двухэтажного домика с ухоженным газоном, она не хотя расплела наши пальцы, а я выключил музыку. Фары погасли, перестав иллюминировать дом напротив и мы сидели в абсолютной темноте.

Айрин вздохнула, и, как я понял сквозь темноту, повернулась лицом ко мне.

— Спасибо тебе, — шепчет она, — Всё было так прекрасно...
— Это тебе спасибо, что ты есть, — ответил я.

Она нащупала пальчиками мою щёку и нежно провела по ней. Я аккуратно взял её ладонь в свою руку, оставил лёгкий поцелуй.

— Ты очень ревнивый. И ты пугаешь меня этим, Тед, — произносит она вдруг, едва слышно, — Ты ревнуешь без повода, и когда я пошутила с тобой, мне показалось, что тебе стало плохо с сердцем. Не волнуйся так. Я с тобой. И кто бы мне не написал, или не позвонил, или не подарил цветы — все они для меня безлики. Ходячие кроссовки и джинсы — вот кто они для меня. А ты значишь для меня много. Даже, кажется, слишком много...

О, Господи, как же я люблю её!

Она судорожно вздохнула, и я приблизил своё лицо к ней, находя в темноте губами её губы — она подалась мне навстречу, и наши языки жарко сплелись. Я обхватил руками её голову, сжимая всё крепче затылок, немного наклонив, углубляя поцелуй... Детка, я так хочу быть с тобой рядом. Всегда.

Спустя, кажется, вечность мы прервались... Она приоткрыла губы, пытаясь выровнять сбивчивое и поверхностное дыхание.

— Может быть, зайдёшь ко мне на чай? — спросила она, расстёгивая ремень безопасности. Даже в темноте я видел её улыбку. Она такая искренняя — она светится изнутри, когда улыбается.

И, конечно, да. Да! Хочу! Очень даже хочу.

— Если ты зовёшь, то хоть на край света, — серьёзно говорю я.
— Тогда — пошли, — она делает жест головой по направлению к дому, я почти выпрыгиваю из машины, открывая ей дверцу. Я подаю Айрин руку — она с уверенностью вкладывает в неё свою. Как всегда, приятная дрожь от прикосновения к ней бежит по коже, а я даже не знаю — можно ли быть счастливее, чем я?

Едва мы переступаем порог дома, тепло окутывает нас, а Айрин включает свет. Я помогаю ей снять пальто, она с благодарностью смотрит на меня и вешает его в шифоньер для верхней одежды.

— Проходи, — просит Айрин, указывая рукой направо, и я, немного неуверенно иду туда, куда указано.

Гостиная. Очень мило и уютно. И не банально. Нет привычных электронных каминов, установленных почти во всех домах тех людей, которых я знаю, нет стеклянных столов, зеркального потолка и мраморного пола. Просто светлое дерево, бежевая мебельная композиция, отлично сочетающаяся по цвету с мягкой кремовой мебелью.

— Думаю, у моей бабушки неплохой вкус, — я слышу голос Айрин, и оборачиваюсь. Она улыбается мне и я отвечаю ей тем же.

Айрин медленно подходит ко мне ближе, её руки за спиной — это я заметил сразу. Она игриво встряхнула головой, её волосы в идеальной беспорядочности улеглись на груди, на плечах, возвращая природную завивку.

— Вы кое-что забыли, мистер Грей, — она сексуально подмигивает и набрасывает мне на шею мной позабытый, развязанный галстук. Держась за его концы, она медленно притянула меня к себе. Наши лица совсем близко, губы вот-вот накинуться друг на друга — мы точно гепарды перед прыжком. Адреналин растёкся по щекам Айрин, нежные малиновые губы приоткрылись...

— Я на кухню, мистер Грей, — с дразнящей улыбкой прошептала она в мои губы, — Будьте как дома.

Смеясь задорно и весело, она с победой в сияющих глазах отстранилась и, превратив меня в монумент, ушла на кухню.

Чёртова дразнилка!

Я провёл рукой сквозь волосы, чтобы прийти в себя. Снял ‚порочный' галстук, пиджак, уместился на диване... Я выдохнул. Айрин моя.

— Тед, ты будешь чёрный чай или зелёный? — раздался её голос и я улыбнулся.
— Чёрный, пожалуйста. Без сахара, — я встал с дивана и пошёл на зов, — У меня есть своя конфетка, — добавил я, подойдя к Айрин со спины, положив руки ей на бёдра.
— Не отвлекайте меня, мистер Грей, я выбираю нам чашки. Тебе пойдёт с розочками или ты предпочитаешь геометрические фигуры? — она говорила с такой серьёзностью, что я не смог сдержаться и стал смеяться, оперевшись задницей о кухонную тумбу.

Она повернулась ко мне лицом и посмотрела на меня с таким презрением, точно я вытащил ковёр у неё из-под ног.

— Розочки было бы неплохо, мисс Уизли. Геометрия — не моё, — прочистив горло, сказал я, придав лицу философскую серьёзность.

Теперь она прыснула от смеха. Я подарил ей усмешку ‚девушки — это такие девушки', и слишком уж раздосадованно цокнул. Айрин закатила глаза и приступила к своей важной работе. Я наблюдал за ней с пристрастием — просто потому, что скучал. Я не мог налюбоваться ей, всё никак не мог привыкнуть, что это — она и что она со мной.

Электронный чайник издал противную сигнализацию и Айрин быстро его выключила. Налив кипяток в милые чашки с нормальной, не пакетированной заваркой, она взяла их в руки и поставила на маленький квадратный полированный столик из белого дерева, указав мне рукой садится. Как хорошая хозяйка, она заставила стол сладким и уселась, наконец, напротив меня.

— Что же, мисс Уизли, сейчас я попробую чай в вашем исполнении, — объявил я, улавливая ароматы мяты и кардамона.
— Сделайте мне такую любезность, мистер Грей, — сладко улыбаясь сказала она и сделала глоток чая.

Я повторил её действие и блаженном промычал от удовольствие, заставив Айрин засмеяться.

— Вкуснее этого чая — только ваши губы, мисс Уизли.

Она убрала непослушный локон за ухо и посмотрела мне в глаза.

— Айрин, мы же с тобой, теперь, вместе, да?

Она покраснела и вздохнула.

— Мы друзья, Тед, — неопределённо шепчет она.
— Да, конечно. Друзья, которые ужасно ревнуют друг друга, флиртуют каждую секунду, а ещё — целуются. Да, мисс Уизли, друзья так и поступают, — с доброй иронией произнёс я. Она улыбнулась шире, сделав ещё один глоток чая.
— Тед, пойми меня правильно, я не хочу торопиться. Всё началось очень быстро, я даже понять не успела, как сильно ты зацепил меня... Я уже совершала такую ошибку — поторопив события. Мы прекрасно проводили время, я выстроила себе воздушные замки, а ты решил развлечься в Аспене — и, сейчас, я не обвиняю тебя, а лишь говорю факты. Тогда я думала что мы намного ближе, чем были на самом деле и именно это заблуждение ввергло все эти последствия... Но сейчас, когда ты приехал сюда, для меня, я готова сказать, что поняла — мы действительно близки. Это не заблуждение. Я верю тебе, Тед, я не злюсь и я простила, и даже могу сказать, что ты мне очень, очень, очень-очень небезразличен, но... Но я думаю, что мы должны узнать друг друга получше, — она положила свою руку на мою, нежно погладила большим пальцем тыльную сторону ладони. Я оторвал взгляд от узора на чашке, и посмотрел Айрин прямо в глаза.

Что же она делает со мной? Почему её голос действует на меня, как ангельская песня?

— Итак, — тихо сказал я, — Что я о тебе не знаю? — я серьёзно нахмурился.

Айрин усмехнулась.

— Ты, вот, знаешь обо мне много, а я — практически ничего. У меня нет друга, который собирает для анкеты все персональные аспекты интересующего меня объекта.

Я улыбнулся.

— Значит, я для тебя ‚интересующий объект', верно?
— Ты для меня загадка, — признаётся она, без иронии в голосе — абсолютно серьёзно.

Я с той же серьёзностью посмотрел на неё.

И ты для меня загадка, детка.

— Что ты хочешь знать? — спросил я.
— Как ты видишь своё будущее? — она подпирает голову руками, оперев локти на стол и смотрит на меня.
— Смутно, — говорю я, — Отчётлива в нём только ты.

Она краснеет, пряча улыбку, закусывает свою губу.

— Я, — произношу я, неуверенно, — Готов поделиться с тобой тем, о чём подумал не так давно. Ты знаешь, кто мой отец и моя мать, да и вообще, ты наверно наслышана о моей семье. Моя дальнейшая жизнь, касаемо профессии и места в ней уже давно распланирована и далеко не мной. Всё основное окружение, кроме тебя и моих друзей, приняли считать, что я — будущий владелец отцовской империи, его повторение, поэтому я так на него похож и прочее, и прочее... Притом, что у меня всё есть, я чувствую себя безвольным и ущемлённым, и понял я это с тобой, Айрин. У тебя внутри — свобода, а я знаю что обязан перед чужими надеждами. Знаю, что обязан перед отцом и мамой за то, что они мне дали. Я играю по чужим правилам и боюсь их нарушить, потому что беспокоюсь о том, что не оправдаю того, что на меня возложено. И когда я думаю о будущем, я лишь закрываю глаза и понимаю, что думать не о чем, что планы строить — нечего. Всё уже решено... Но и я решил для себя — если Кристиан Грей или кто-нибудь из других людей начнут вмешиваться в ту жизнь, которая нужна только мне и интересует только меня — если они будут лезть в мою личную жизнь, то пусть пеняют на себя. Я не подпущу их к себе вообще. И в этой жизни, о которой я, идиот, позволяю себе мечтать — я вижу тебя. Только тебя. И если быть честным, то я не понимаю, почему так, всё же, слепо преклоняюсь перед решениями отца, — я выдохнул, покачав головой.

Айрин была в шоке от моего откровения. И сам я — не ожидал этого от себя.

— Ты просто очень его любишь, Тед. Он для тебя идеал, словно заложен внутри. Ты уважаешь его решения, принимаешь их за свои — потому что ты похож на него, и очень сильно его любишь. Ты станешь прекрасным генеральным директором, пожалуй, даже — превзойдёшь мистера Грея и это будет прекрасно. А я буду в твоей жизни ровно столько, сколько ты захочешь видеть в ней меня.
— Хочу сейчас, завтра, всегда...
— Будет так, как ты скажешь, — шепчет она и я целую её в губы.

Она встаёт со стула и садится мне на колени, обнимает меня за плечи, трётся носом о мой нос.

— Давай встречаться? — спрашиваю я. Она смеётся, а потом, вздыхая, произносит:
— Ладно. Только мы не будем афишировать, и отложим конфетно-цветочный период, мистер Грей. Чаще будем говорить, чаще...
— Целоваться. Мы будем целоваться.

Айрин засмеялась, а я подхватил её на руки и понёс в гостиную. Аккуратно усадив её на диван, я сел рядом и медленно приблизив к ней лицо, положил руки на её щёки. Айрин схватила меня за воротник рубашки и нежно поцеловала в губы.

— Пришли пить чай, конечно, — усмехается она, а я целую её в шею, опускаясь губами к ключице.
— А что будет, когда я позову тебя к себе смотреть фильм? — я вновь припадаю губами к её шее, стягивая в кулак её волосы. Она смеётся, судорожно вдыхая.
— Какой же ты всё-таки извращенец...
— Это не новость, мисс Уизли. Но и вы не святая, раз одели такое блядское платье... Адский ангел.
— Вы просто подонок, мистер Грей. Но прекраснее вас, я не встречала, — вздыхает она, а я целую её в родинку в пяти сантиметрах выше груди...

Она хватает меня за волосы и тянет со всей силы.

— Где твоя спальня? — шепчу я, поцеловав её в губы.
— Наверху... А зачем тебе? — выдыхает покрасневшая Айрин.

Я подхватываю её на руки и улыбаюсь, ничего не отвечая.

— Что ты собираешься делать? — требовательно спрашивает Айрин, пока я несу её наверх.

Я улыбаюсь всем своим мыслям.

— Сказки буду читать. Непослушным девочкам уже давно пора спать.

***

Я чувствую, что начал по-настоящему жить... Сам. С той, которая не похожа ни на одну из девушек, которых я встречал. Солнце улыбается сквозь прозрачные занавески, касаясь лучами волос, плеч и лица Айрин.

Боже, моё сердце сжимается. Я ревную её даже к солнцу, которое небрежно разбросало золотые полоски на её шёлковой белой коже. Её голова устроилась на моей груди, как и руки — это так приятно, что она так сладко спит на мне.

То ли от её теплоотдачи, то ли от жаркого утра, мне становится горячо. Тишину нарушают только звуки пульса наших сердец и дыхание Айрин. Я пытаюсь настроить своё на её лад. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Получается. Я улыбаюсь своему достижению и еле касаюсь губами её прекрасных волос.

Мне так спокойно, так хорошо рядом с ней, так мирно, что я бы никуда не уходил, никогда с ней не расставался. Так хочется привязать её к себе и таскать за собой повсюду. А ещё табличку прицепить к её майке, на которой доступным языком, будет написано: «она — моя, отвалите бараны».

Пробегаю мыслями в воспоминаниях о нашем вчерашнем вечере, а затем, ночи. Я еле слышно, глупо усмехаюсь сам с собой, вспомнив главное: как нёс её по широким, невысоким ступеням на второй этаж.

Она молчала, затаив дыхание, а я точно зачарованный крепче сжимал её в своих руках, входя в тёмную зону. Естественно, без конфуза не обошлось.

Айрин лежала в моих руках, и лишь дала указания, куда мне идти. Я занёс её в комнату, расположенную в правой стороне, как она объясняла — но, буквально, на первом же шагу споткнулся обо что-то твёрдое и больно задел ногу.

Как всегда, Грей. Победитель по жизни...

— Чёрт, — недовольно шикнул я, Айрин засмеялась.
— Поставь меня на ноги, я включу свет, — всё ещё смеясь, произнесла она, пытаясь слезть с моих рук, но я не поддался.
— Нет!
— Не хватало того, чтобы ты здесь убился.
— Это я не могу тобой рисковать, — театрально трагичным голосом пропел я. Айрин засмеялась.

— Мы точно в твоей спальне?

Я решил переспросить об этом потому, что прекрасно помнил, какой порядок был в её комнате у неё дома, в Сиэтле. На мой вопрос Айрин лишь рассмеялась, а я улыбался как дурак — неизвестно почему. Видимо, уже вчера у меня началось полное осознание того, что я счастлив.

— Это, вообще-то, чердак, — сдерживая хихиканье, оповестила меня Айрин.

Я издал нервный смешок на эту обломную реплику.

— Вам нужно немного остыть, мистер Грей.

Я лишь негодующе, недовольно, почти обиженно цокнул, и с осторожностью перебирая ногами, чтобы не свернуть себе шею, вышел из роковой комнаты, названной «чердаком». Я плотнее сжимал в руках эту наглую девицу.

Свою наглую... девочку.

— Где твоя спальня? — повторил я вопрос, но уловив в ответ лишь очередной прилив смеха, пошёл дальше, приняв решение, что буду действовать сам, — Не смейся. Я всё равно её найду.
— Удачи, — дерзко усмехнулась моя оппонентка.
— Плохая девочка. Ты даже не представляешь, как опрометчиво, глупо, плохо поступаешь!
— Уверена, когда вы найдёте мою спальню, Теодор Грей, то научите меня, как надо себя вести, — она не прекращала трахать мой мозг и шевелить воображение во всех его направлениях.

Но я не могу сказать, что мне это не нравилось. Это меня заводило. Джемма — податлива, Дана — тоже была проста, хотя могла выходить за рамки «миленькой», но вот Айрин — с ней я играю ва-банк. Неистово рискую всем, что есть, но играю на равных позициях. Она не сдаётся, она борется со мной, желая показать мне, насколько она привлекательна — даже не подозревая об этом. Смелая, дерзкая, моя.

— Не сомневайтесь, мисс Обольщение, — страстно прошептал в ответ я, — Я найду вашу комнату и покажу вам, как подобает вести себя в моём обществе.
— Уже страшно, мистер Сексуальный Маньяк, — она сказала это с такими жаркими эро-нотками, что я почувствовал, как дрожь прошла сквозь меня, а сознание затуманилось...

Она обескураживала меня весь вечер. Она, словно, учила меня дышать. Даже мёртвому для воскрешения хватило бы того кислорода, что сеяла вокруг себя Айрин. Она даёт мне свободу — я чувствую это каждой клеточкой своей плоти, её глаза вселяют в меня такие силы, такое желание, что никому даже не снилось. Меня восхищает то, что она, как я теоретически определил — девственница, ведь её первый поцелуй был со мной — может настолько заводить меня и казаться опытной. Быть может, это просто потому, что она всё готова сделать, чтобы быть со мной на равных... Но как бы то ни было, она возбуждает. Она не делает ничего особенного. Просто говорит со мной, улыбается, смеётся — и всё это заводит.

Я не мог промолчать на её заявление. Мой язык просто горел, желая показать Айрин, за кем последнее слово. Это даже было не моё эго, это была жажда продолжения нашей жёсткой игры: «У кого мозг раньше лишится невинности».

— Только воспитание не позволяет мне трахнуть вас, прижав к стене, или уложив на лестнице в доме вашей бабушки, мисс Уизли. Если бы мы были у меня, я бы так долго не церемонился.

Она шумно вдохнула. Её тело исказилось в судороге желания — она задрожала в моих руках, но быстро вернула самообладание, и я понял — соблазнение извилин продолжается.

— Фи, как некультурно, мистер Грей.
— Не притворяйся, что тебе это не понравилось.
— Льстишь самому себе?
— Делаю комплимент.

Она прыснула от смеха.

— Потому, что от вас его, мисс Уизли, не дождёшься, — пробормотал я, в какой-то обиженной рассеянности, и следующее действие Айрин — просто снесло мне крышу.

Не знаю, каким образом, но с дикой скоростью молодой самки-гепарда, она схватила второй свободной рукой мою шею, вынула свои ноги из моих рук, и на мгновение, повиснув на мне, обхватила ими мою талию. Я вовремя сообразил и положил ладони ей на бёдра.

— Хочу у стены, — прорычала Айрин, я заткнул поцелуем её сладкий, дерзкий рот, который всю нашу долгожданную встречу сводил меня с ума своими фразочками, имеющими скрытый контекст: «отлижи у моего остроумия».

Я грубо придавил Айрин к стене. Я, действительно, хотел её в ту секунду. Жутко хотел, до умопомрачения. Она так долго играла с моим сознанием, что я чуть было коньки не отбросил — я безумно хотел отжарить её.

Я небрежно впивался губами в её рот, а мои пальцы больно врезались в её ягодицы, сквозь задранное платье и тонкие колготки — так же сильно, как и её пальчики с острыми отполированными ноготками утыкались в мою шею. Это было так же жёстко, как и она врубалась в мой мозг, оставляя до невозможности глубокие следы в сознании. Резко протащив её по стене, проведя ногтями по её бедру, оставляя на ткани колготок длинную «стрелку», я не учёл одного особого момента — темнота не вечна. Наша страсть, всё же, столкнулась с выключателем, и мы, немного смутившиеся, закончили не свершившийся дикий акт сладким и нежным поцелуем. Положив руки мне на плечи, чтобы не упасть, она коснулась ногами пола, пытаясь расслабиться.

Айрин покраснела, неловко улыбаясь, а я, наслаждаясь своей победой — она всё-таки сорвалась первая — улыбался ей в ответ.

Я решил избавить себя и Айрин от надоевшего за три секунды смятения.

— Стены этого милого дома против нашего бесстыдства, мисс Уизли, — улыбаясь говорю я, и оставляю поцелуй на её виске.
— Останься со мной, — шепчет она вдруг посерьёзнев, заглянув в мои глаза, — Я не хочу, чтобы ты уходил от меня сегодня. Я хочу говорить с тобой, целовать тебя, я хочу привыкнуть к тому, что ты со мной, — она положила горячую ладонь на моё искажённое шоком лицо, и я не знал той единицы измерения, которой можно охватить моё счастье.

Я вновь поцеловал её. Сердце внутри меня горит из-за любви к ней. Она попросила меня остаться с ней так отчаянно, словно больше ничего в жизни не хотела. И я не мог ей отказать... Я остался.

Как оказалось, её спальня была так же опрятна и чиста, как и в Сиэтле. Она находилась совершенно в другой стороне, только и всего.

— Вот, это моя комната, — произнесла Айрин, когда мы, еле живые после бешеного поцелуя, вошли туда, куда я намеревался её отнести.
— Очень уютно, — осмотривая небольшую, но и не маленькую комнатку, сообщил я.

Моё внимание привлёк один милый атрибут, явно уже неподходящий Айрин по возрасту. На окне сидит медвежонок. Серый, среднего размера, а на кофте имя. Моё имя в уменьшительно-ласкательной форме. Тедди. Круто, мой тёска.

— Тед, — она позвала меня, я обернулся на её голос.

Айрин сидит на кровати и, приоткрыв губы, страстно, но изучающе смотрит на меня.

Я подхожу ближе и сажусь на корточки рядом с ней, подаю подбородком вперёд, желая услышать то, что она хочет мне сказать. Но она молчала. Я взял её руку свою и крепко сжал.

— Я хочу тебя, — выдыхает Айрин и мои глаза округляются оттого, что я слышу, а она ни капли не смущена, — В этом нет ничего пошлого, потому что я хочу тебя просто... рядом. Всего. Всегда. Я хочу быть с тобой честной и откровенной, и я хочу, чтобы ты был со мной весь и полностью. Со всеми мыслями, со всеми чувствами, не скрывая своих мыслей и желаний. Я хочу, чтобы мы спали рядом сегодня. Хочу говорить с тобой обо всём. Я хочу много? — её голос немного дрогнул.

Она казалась мне такой беззащитной, такой потерянной и хрупкой — я вновь почувствовал, что теперь уже не смогу без неё.

— Айрин, моё желание — аналогично. Ты просишь не много, а ровно столько, сколько я должен тебе дать. И я хочу быть с тобой. Я хочу дать тебе больше, чем ты хочешь — и я сделаю это. Айрин, я... — Боже, я не знал, что ещё сказать.

Я просто онемел. У меня дыхание перехватило от её искренности, от её чистоты, от её любви... Я хотел признаться ей. Но она поняла меня без слов и жарко поцеловала. Следующие десять минут мы валялись на кровати, просто целуя друг друга. Я кусал её шею, оставляя свои следы, она трепала меня за волосы и бессильными руками пыталась расстегнуть запонки моей рубашки. Я наслаждался ей, как вином, медленно смакуя её, запоминая вкус, звуки и ароматы, запоминая кожей её кожу, запоминая губами её губы.

— Тед, пообещай мне, — выдохнула Айрин в мой рот.
— Что угодно, мой ангел, — я укусил её губу.
— Что больше не с кем, кроме меня не будешь спать в одной кровати. Будешь храпеть только со мной.

Я усмехнулся.

— Обещаю, и, пожалуй, кое-что разъясню... Во-первых, я не храплю, мисс Уизли, — добавив в охрипший голос грубость, сказал я, и, найдя рукой ту самую «стрелку» на колготках — провёл по ней снова, яростно разрывая их.

Она страстно ахнула.

— А второе? — громко вздохнула Айрин, её щёки загорелись.
— А второе, ты тоже мне пообещаешь, что не с кем не будешь спать в одной постели, кроме меня, — я почти шипел, зло сияя глазами, невольно представив на мгновение, что рядом с ней спит кто-то другой. Блядь!

Я просто задушу этого вымышленного «кого-то» подушкой, если увижу в одной постели с моей девочкой.

С моей Айрин.

— Обещаю, но... Даже с ним нельзя? — Айрин грустно свела брови, и выпятила свою пухленькую нижнюю губу, указав головой на окно.

Я встретился глазами с Тедди.

— Даже с ним, — отрезал я.
— А если он сам придёт в мою постель? — она мечтательно улыбнулась мне.

Я быстро встал с кровати и взял мишку за майку. Я смотрел на него так, точно он мой соперник на ринге — Айрин рассмеялась.

— Слушай сюда, медвежья морда, — серьёзно начал я, — Я — единственный Тедди, который может спать с Айрин в её кровати. Да и вообще, с сегодняшней ночи — единственный, кто может это делать. Поэтому, сиди на окне, иначе ты превратишься в катышки пуха.

Айрин помедлив, встала, и, грустно улыбаясь, посмотрела на меня. Я не понял, почему её настроение так быстро изменилось и не в самую лучшую сторону.

— Не надо такой грубости, Тед, — она вытащила мишку у меня из рук, ласково обняла его, а потом посадила на место, — Ему почти девять лет. Папа подарил мне его.

До меня моментально дошло, почему она стала такой грустной. Её отец...погиб. Что я, придурок, сделал?

Я обнял Айрин, прижал к себе, а она обхватила меня руками, крепко сжимая в объятиях.

— Ты говоришь, что у меня внутри свобода, — шепчет Айрин, опаляя дыханием мою грудь, — Это дал мне Эльдер. Мой папа. Он говорил: «нужно делать свободно три простых вещи: любить, спать и жить», — её голос задрожал и она заплакала, — Я хочу следовать этому закону. Ради него.

Она заплакала ещё сильнее. Сердце моё рвалось на мелкие обломки, она вытаскивала из меня душу той болью, что наполнила всё её тело и переходила ко мне. Я извинился перед ней, успокоил, говоря, что я рядом и всегда буду рядом с ней, что готов жить с ней по этому простому, но такому честному закону, она перестала плакать, а потом — я начал целовать её, вновь повалив на кровать. Вместо ещё тысячи слов, которые я, наверное, обязательно нашёл, чтобы убавить в ней эту боль.

Потом, мы молча лежали... Она, чтобы разрядить обстановку, решила шутить:

— Да уж, развела я воду, — усмехнулась Айрин, — тушь, всё же, потекла.

Она засмеялась весело и звонко, а я подхватил её смех, утирая с её щёк тёмные, влажные следы пальцами.

— Нужно снять с меня это неприлично короткое платье, и... И зачем ты порвал мои колготки? Тебя это возбуждает?

Я округлил глаза, от вопроса брошенного прямо в лоб.

— В тебе меня всё возбуждает, я даже не замечаю всю пошлость того, что делаю, когда я рядом с тобой. Но рваные колготки на тебе, действительно, жутко заводят.

Я оставляю поцелуй на её губах. Она, немного лениво поднимается с кровати, и останавливается, повернувшись ко мне спиной.

— Отвернись, пожалуйста, — шепчет она, не оборачиваясь, — Мне нужно раздеться.
— Я могу помочь.

Она усмехается.

— Я не сомневаюсь, но... Сегодня же мы просто спим, да?

Я подавляю улыбку, и становлюсь за её спиной. Я убираю шикарные, светлые волосы с плеч на спину, открывая её шею, мягко целую очаровательную кожу, вдыхая аромат духов.

— Послушай, Айрин, всё будет только с твоего согласия и с твоего желания. Я не прошу от тебя ничего, что ты не хочешь мне дать — я прошу от тебя только тебя. И не стесняйся меня. Пожалуйста, — тихо проговорил я, и подвёл её к зеркалу на шкафу, всё ещё находясь за её спиной, — Посмотри, какая ты красивая. А без косметики ты ещё прекраснее, — я вновь поцеловал её в шею.

— Подними руки, — прошептал я ей на ухо. Она широко улыбнулась и покорно выполнила мою просьбу.

Я стянул с неё платье, не расстёгивая... И с неимоверной тяжестью перевёл дыхание, увидев изгибы её талии и шикарную грудь в дорогом чёрном лифчике.

— Ты прекрасна, — прошептал я, от моего голоса её тело мгновенно покрылось мурашками.

Я взял её за плечи, развернув грудью к себе, и с особой осторожностью, аккуратно повернул её лицо немного назад, чтобы она смотрела на себя вполоборота в зеркальном отражении. Она просто невероятно сексуальна в этих идеально сидящих на ней, порванных колготках. Я взял пальцами их края, усевшись на кровати, притянул Айрин ближе к себя. Я медленно потянул тонкую ткань вниз, любуясь каждым миллиметром её кожи, открывающейся моему взору. Она помогла мне снять их с себя полностью, поочерёдно вытащив ноги из колготок. Мелкая дрожь бежала по её бархатной коже, то ли от моего взгляда, то ли от горячего дыхания, которое к ней прикасалось. Я оставил поцелуй над её пупком, пробегая пальцами по бёдрам, она судорожно вдохнула. Я очень хотел её в ту секунду, но теперь уже по-другому. Нежно, сладко, мягко и... и легко.

— А теперь, пора спать, — я поцеловал её в бедренную кость, а она запустила пальцы в мои волосы притянув за голову к себе, начала целовать.

Мои руки легли на её ягодицы, лаская кожу сквозь чёрный гипюр и атлас. Я приблизил её к себе очень близко, а потом, резко повалил под себя и лёг сверху, просто до невозможности жарко целуя... Затем, она решила стянуть с меня рубашку — и я поддался. Я лёг на спину, а она быстро справилась с пуговицами, стянула рубашку с меня. От увиденного ею комплекса моих мышц — её глаза расширились и сияли с большим восторгом, чем тогда, когда она видела приготовленный мной сюрприз. Это мне дико льстило. Айрин с каким-то трепетом провела нежными пальцами по чётким кубикам на прессе, пролезая пальцами всё выше, так нежно и осторожно, что мне пришлось самому затаить дыхание.

— Это теперь моя подушка, мистер Грей. Это моё, — собственнически и так властно произносит она, что я на мгновение замираю.
— Не твёрдо? — я выгибаю бровь.
— Я люблю, когда жёстко, — тяжело дыша произносит она, и целует меня в грудь.

Я чувствовал, как немыслимо я возбудился. Это было просто чем-то нереальным. Айрин встала с кровати, стянула из-под меня покрывало, оставив меня лежать на её одеяле, на её подушке, пахнущей ею...

Она сложила свою одежду и мою рубашку, покрывало, а потом посмотрела на меня.

— Сними брюки, иначе спать будет не удобно, — заботливо произносит она.

Я улыбаюсь ей и тянусь к ремню брюк от Кардена. Она неожиданно вздрагивает, и на мгновение отворачивается. Я подавляю смех, который вдруг попросил выплеснуть его совсем в неподходящий момент.

Она такая стеснительная, Боже!

— Подожди, я выключу свет, — шепчет мне она, и я прерываюсь. Она щёлкает выключателем и лишь лунный свет сочится в окно её комнаты.

Я быстро справляюсь с порученным мне делом, и отодвигаю покрывало для неё, положив голову на край подушки.

Она умещается рядом, её силуэт склонятся надо мной, она целует меня в губы.

— Ложись на подушку полностью, я лягу на твоей груди, — произносит она очень тихо, и я, улыбаясь теплу и счастью, слушаю её беспрекословно.

Она кладёт голову мне на грудь, а я укрываю её одеялом. Она нежно ласкает пальцами мою кожу, покрывающую мышцы и тяжело, учащённо дышит.

Одноместная кровать, спасибо, что ты такая тесная.

Мне было так хорошо и отрадно тогда, так спокойно, и я хотел, чтобы Айрин тоже была расслаблена... Я вспомнил всё, что Ана заставила меня читать и учить из лирики. И чтобы полностью убедить Айрин, что я рядом и что я с ней — я читал ей на память стихи. Рембо, Байрона, Парни... Последним, так как потом, она уснула, я читал ей стих Пастернака:

Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму
Тебя вели надрезом
По сердцу моему...

И сейчас, я уже проснулся, а малышка всё ещё сладко спит у меня на груди. Айрин кажется мне такой маленькой сейчас. Про себя я могу сказать точно, что я от неё - зависим. И чем больше времени мы будем проводить вместе, тем сильнее будет зависимость и жажда дозы её улыбки, её дыхания в такт с моим, её поцелуев. И каждый раз, мне будет хотеться этого всё больше.

— Доброе утро, Тед, — вдруг шепчет она, и я глубоко вдыхаю.

Я даже не заметил, как она проснулась — она не шевелилась, не открывала глаз. Я целую её в волосы и провожу рукой по спине.

— Доброе утро, малышка, — хрипло шепчу я.
— Век бы так лежала.
— И я.

Она приподнимает голову от моей и прикладывает свои мягкие губки к моему подбородку, а я ловлю их своими — сладко её целуя.

— Счастливее меня нет, — шепчет она и моё сердце летит в небо от счастья. Я с трудом перевожу дыхание.
— Есть, — говорю я, она немного хмурится, — Я, — губы Айрин растягиваются в потрясающей улыбке. Я вновь целую её...

— Дома! Дома! Дома! — нас прерывает детский, радостный визг.

Мы с Айрин замираем.

На секунду мне кажется, что прилетел волшебник и махнув волшебной палочкой, превратил нас в овощи, ну, или в памятник.

— Джей, не шуми! Может быть, бабушка и Айрин ещё спят! — прислушиваясь, мы ловим строгий голос миссис Уизли.
— Мам, а чьи это мужские туфли?
— Не знаю, милый.

Господи. А там ещё и мой пиджак, и...

— Айрин, что мы будем делать? — осторожно спрашиваю я.

В её глазах паника.

— Чёрт. Мама! — точно до неё только дошло, вскрикивает она и срывается с постели, чуть ли не столкнув меня на пол, собирая волосы в высокий хвост.

Я незамедлительно начинаю одеваться, чуть ли не начав истерично хохотать.

— Мама, а чьи это пиджак и галстук? — голос Джея снова доносится до нас.

Блядь, какой же я дурак, что бросил их там!

Айрин быстро натягивает на себя джинсовые шорты и майку, в растерянности смотря на меня. С сумасшедшей быстротой она заправляет кровать. Такая суматоха так и молит меня ржать.

— Айрин, что мы скажем твоей маме?
— Ты мужчина — придумай, что-нибудь, — бросает она и причёсывает резкими движениями, спутавшиеся волосы.

Охренеть, отлично!

— Великая женская логика. Думаю, твоя мама не поверит, что мы просто спали...
— Она вообще этого не поймёт! — шипит она, в её голосе такая дикая и судорожная паника, что я хочу её обнять и сказать, чтобы она успокоилась, — Она знает, что мы поссорились. И всё. Как ей объяснить, что мы помирились за один вечер?

Я провожу рукой сквозь волосы.

— Что мы ей скажем? — спрашивает Айрин, положив руку на лоб.

— Айрин! — мы слышим голос её мамы, вместе со звуком шагов. Она поднимается по лестнице.

— Ты только что пришёл. Я тебя ещё не простила, понял? — чуть слышно, резко спрашивает она, и я понимаю, что другого выхода искать времени нет. Я киваю.

Айрин открывает дверь и вылетает из комнаты. Я иду за ней.

— Уходи, Грей! — пытаясь сделать голос как можно более злым, говорит она.

На лестнице мы сталкиваемся с Хайден.

— Здравствуйте, миссис Уизли, — не пряча глаз, взволнованно говорю я.

Она с восхищённо открытым ртом смотрит на меня, но потом приходит в себя и улыбается.

— Теодор, как приятно вас видеть! — проговаривает она, дружелюбно сияя.
— А вот мне — неприятно. Пусть катится отсюда! — включает актёрские способности Айрин. И всё равно, хоть я знаю, что это лишь враньё во благо нас — эти слова меня задевают.
— Айрин, прекрати! — произносит миссис Уизли, бросив на меня сочувственный взгляд, — Дай Теодору высказаться.
— Он уже всё сказал. Пусть уходит. Я дала ему на разговор двадцать минут — он потратил их на сопли. Он всё утро, пока я сидела на первом этаже у открытого окна, кидал сюда свои вещи — свой галстук, пиджак, чтобы я его впустила и он забрал их. Вот, впустила. Потребовал разговор, но он ничего не дал кроме бреда. Поэтому, пусть забирает свои вещи и уходит отсюда!

Чёрт, почему это меня так больно задевает?

Она смотрит на меня, но не выдерживает моего взгляда, сбегает по ступеням вниз... Как я понял сразу, на кухню — там мы оставили чайные чашки. Она сталкивается с Джеем — и он, к счастью, не идёт за ней, а идёт к своей маме.

— Я помыл руки, — сообщает ей Джей.
— Погуляй, — не глядя на него бросает Хайден Уизли и он проходит мимо нас в свою комнату.

Я не знаю, что сказать. Но изо всех сил пытаюсь активировать мозг — и, наконец, это у меня получается.

— Я лишь хотел извиниться, миссис Уизли, — выдавливаю я.

Она, вдруг, светло улыбается.

— Хайден, — поправляет она меня.

Я с улыбкой киваю.

— Пошли вниз, я поговорю с ней и она тебя выслушает, — она кладёт руку мне на локоть и указывает рукой на ступени. Я отвечаю тем же кивком и, пока мы спускаемся, я придумываю, как помирить нас на глазах у её мамы. За какое-то мгновение, я вспоминаю одну важную деталь, которую она «подарила» мне ещё до нашей ссоры.

— Айрин, — мы входим в гостиную, и она зовёт свою доченьку, к которой я сейчас испытываю очень и очень противоречивые эмоции.

Через десять секунд, она выходит из кухни, скрестив руки на груди, нацепив маску фальшивого безразличия.

— Милая, выслушай Теодора спокойно, без эксцессов, — просит Хайден, измеряя пристальным, сердитым взглядом дочь, — Теодор, а ты говори то, что хотел сказать, я могу уйти, — она обращается ко мне, но Айрин вступает в разговор.
— Нет, мама. Можешь остаться.
— С позволения Теодора, — она снова переводит на меня взгляд, а я поражаюсь характеру и выдержке этой женщины.
— Конечно, вы должны остаться потому, что я хочу сказать действительно важную вещь и это требует вашего позволения, миссис Уизли, — при Айрин, я решил назвать её официально, надеясь, что она не обидится на то, что сейчас я пренебрёг ее просьбой. Она лишь кивнула, Айрин выгнула идеальную бровь.

— Айрин, прости меня. Я виноват перед тобой, но я готов искупить свою вину. Помнишь, до нашей ссоры, мы обменялись обещаниями? Если я первым нажму «отбой», то ты проведёшь со мной вместе целый день. Так вот. Час исполнять обещание настал. И чтобы ты знала, что я не имею никаких дурных намерений, я предлагаю взять с собой Джея, так как хочу съездить в зоопарк, а потом в парк аттракционов. Будет весело, вот увидишь... К тому же, у меня всё-таки есть разговор, — я дарю ей многообещающую улыбку. Она, явно забывшись, искренне улыбается мне в ответ, а кто-то налетает на меня со спины и крепко сжимает.

— Ура! Мы поедем в зоопарк! Тед такой классный! — визжит Джей и начинает прыгать вокруг меня.

Обстановка мгновенно разряжается — все мы смеёмся. А особенно искренно — смеётся Айрин. Она вдруг устремляется ко мне и вешается мне на шею, обнимая, а я не выдерживаю её порыва чувств и поддаюсь своему порыву — целую её. Я целую её сладко, нежно, закрыв глаза, не обращая ни на что внимания и она поддаётся. Точно мы действительно только что помирились... Я не вижу, не слышу, и не чувствую ничего, кроме Айрин, которая сейчас со мной, которую я до безумия люблю.

— А где все? — выдыхает она, озираясь в пустой комнате, когда мы прервались.
— Не знаю, — сексуально улыбаюсь я и целую её снова, горячо, отдаваясь на полную мощь.

Отстранившись, я пристально посмотрел в её глаза. Они сияли любовью. Я это чувствую.

— Я дам вам с Джеем время подготовиться, приеду за вами ровно через полтора часа, — прошептал я и оставил поцелуй на её губах.
— Хорошо, Тед. Я буду очень ждать, — тихо сказала она, а потом потянулась к моему уху и прошептала, — Я никогда не спала так хорошо, как этой ночью. Я никогда не была так счастлива, как этим утром.

Моя милая, дорогая девочка! Я страстно впился губами в её губы, и она не сдержала глухой стон. Мне потребовался весь самоконтроль, чтобы не наплевать на то, что мы не одни и трахнуть её за этот стон. Я еле оторвал себя от неё, и ринулся к пиджаку.

— Ровно через полтора часа, мисс Уизли, — прочистив горло, сказал я. Потом, я взял галстук, и нервно сжимая его в руках, подошёл совсем близко к Айрин.
— Оставь это себе, — шепчу я, протягивая ей галстук.

Она кусает губу, и смотрит на меня с желанием.

— А что я дам тебе взамен? — шепчет Айрин, выгнув одну бровь.

Я залезаю рукой в карман брюк, показывая ей край дорогих, порванных мною на её сексуальной ножке колготок. Я их всунул в карман, как только она из них вылезла...

Она судорожно вдыхает и жадно смотрит на меня.

— Прекрасный подонок, — шипит она, а я лишь усмехаюсь ей в ответ, наклоняюсь к её губам совсем близко...

Она приоткрывает ротик, желая поцеловать меня, но я не позволяю себе снова накинуться на неё, иначе я не сдержусь — мне нужна будет сексуальная разрядка.

— До встречи, детка, — выдыхаю я и выхожу из комнаты.

Теперь, она совсем моя.