Thank you for this night
Когда мы с Яном вошли в дом, то первое, что сделали, так это заглянули на кухню и выбросили бутылки из-под пива, надеясь, что Джона Флинна здесь не было.
В гостиной было пусто... Вдруг, я услышал своего громкого папу.
Он в кабинете.
Он уже дома? Ох, мистер Грей — это просто спайдермен.
— Тебе не хватает женщин, мистер Флинн? Почему моя дочь? Тебе мало проблем? Исключили из Оксфорда, так нет ещё ни мозгов, ни денег! — почти рычал он.
Что? Адам приставал к Фиби? Вот же извращенец! Я его прикончу. Решено.
Глаза Яна загорелись дикой яростью и злостью, он стиснул зубы и уже было хотел влететь в кабинет, но я крепко схватил его за руку.
— Отпусти! — рявкнул на меня Ян.
— Подожди, не пари горячку. Уступи место предкам. Мы ещё поговорим с ним, —жёстко проговорил я, глядя ему в глаза.
Ян кивнул.
— Зато хватило наглости и самоунижения просить деньги у Теодора! Жить в отеле за его счёт, да ещё и приставать к его младшей сестре! Такой дебил! И это ещё — мой сын! — была слышна нам истерия Флинна старшего.
Наверняка, Кристиан прознал про мою помощь, оказанную Адаму, рассказал об этом Джону, а когда они приехали то застали его с Фиби за...
За «чем»? Недолго думая, я сказал Яну, что пора зайти в кабинет отца.
Кристиан
Волосы на моей голове шевелились от злости. Решил сделать домашним сюрприз — приехать из больницы ничего не говоря... Устроил.
«Потрясающе», Грей. Сюрприз сам ждал меня здесь.
Я застал свою малышку целовавшую Адама, этого идиота. На него мне всегда поступают жалобы от его отца. Я планировал поговорить с Тедом о его помощи этому другу, но не знал как. Мой сын, ведь, не был осведомлён о том, что мне докладывали обо всех его встречах.
И вот — он заходит в мой кабинет, сверля Адама гневным взглядом, а следом за ним, с ещё большей злостью, взирает на этого отпрыска его брат — Ян.
Я, вновь, бросил гневный взор на Адама, перевёл его на свою доченьку, которая не отступала от него ни на шаг. Неужели, моя Фиби влюбилась в него?
У неё, точно, далеко не мамин вкус.
— Мне не нужна ничья помощь, если на то пошло, — сказал Адам.
— И вообще, это я... — начала моя дочь, но Адам быстро перебил её:
— Да, я поцеловал её. Да, я первый поцеловал её. И не пожалею об этом даже под пытками.
Я хотел убить этого молокососа, но тут, откуда ни возьмись на него налетел Ян, и, повалив его на пол, уселся сверху, начиная бить родного братца по лицу. Наши мозги с сыном сработали молниеносно, и, пока Джон пялился на всё это с открытым ртом, мы начали разнимать этих дураков.
— Адам, Ян, пожалуйста! Остановитесь! — кричала Фиби, а когда мы растащили их друг от друга, она встала между ними, брыкающимися, как птенцы в гнезде и произнесла:
— Хватит.
После, она повернулась лицом к Адаму, и, сказала:
— Всё будет хорошо, Адам. Мы вынуждены жить своей жизнью каждый поодиночке, но помни, что я люблю тебя, — с этими словами, моя дочка приложила губы к его рту, — ни стыда, ни совести! — а потом, отстранившись от него, Фиби взглянула на Яна:
— Мне льстит твоя любовь, Ян... А ещё, твоё желание вернуть то, что утеряно. Нашу дружбу. Но пока, мне нужно отойти от сегодняшнего дня, — сказала Фиби и вышла прочь из моего кабинета, сжимая губы и прикрыв глаза.
Иисусе! Вот в чём фишка. Некий любовный треугольник...
Но почему в нём есть звено с именем моей дочери? Почему Фиби?
Мы с сыном отпустили братьев.
— Нечего драться в моём доме, — сказал я резко, сверкая на них глазами.
— Я принял решение, — громко вставил Джон Флинн.
Мы все повернулись.
— Адам, я всё обдумал. И пришёл к единственно верному решению — я отправлю тебя на службу в военно-морской флот Франции.
— Отец! — воскликнул Адам.
— Не обсуждается, — жёстко рявкнул Флинн, — Не обсуждается! Я слишком давно терпел. Слишком много вложил в тебя и слишком сильно любил. Теперь, забудь о поблажках судьбы, выпивке и женщинах. Завтра же, утром ты улетаешь из Сиэтла.
Адам смотрел на него с неописуемой тоской и болью, а затем, кивнул ему, отшатнулся. Мне пришлось придержать его за плечи.
— Я вернул деньги твоему сыну, Кристиан. Те, что он платил за отель. Перевёл их на его карточку. А твои вещи, Адам, я уже забрал оттуда и отправил в военный корпус. А теперь, поехали домой, дорогие мои сыновья, — сказал Джон саркастически.
Попрощавшись с нами, Флинны вышли из кабинета.
Теодор с грустью проводил Адама глазами.
— Мне нужно поговорить с Фиби, — сказал я, посмотрев на Теда.
— Говори. Я пойду прогуляюсь, — ответил он бесстрастно, не минуты не задерживаясь.
Он осуждает меня? Но не я же принял решение отправить Адама на службу! Да, я мог не говорить об этом его отцу. Но не может же Адам всю жизнь прожить не доучившимся студентом в отеле, на деньги Теда?
Рассуждать об этом можно вечность, но однако, мне нужна была беседа с Фиби. Жёсткая, требовательная, но такая, что не вызовет ссоры. Если бы в такую ситуацию влип Тед, мне было бы проще его отругать, посадить под домашний арест, но моя дочка... Я никогда не ссорился с ней. Мне всегда давалось тяжело отчитывать её.
И, вот, теперь, я поднимаюсь по ступеням к её комнате с тяжёлым сердцем... Боже, я даже ничего ещё не сказал ей, а у меня уже паника и холод в груди.
— Фиби. Можно? — говорю я, приоткрыв дверь.
— Входи, — отвечает она еле слышно, продолжая стоять ко мне спиной.
Когда я вхожу, она оборачивается, и, на секунду мой разум твердит мне не говорить ей ничего, но сердце хочет другого. Серые, потухшие глаза — мои, такие мои глаза-пропитаны тяжёлой болью. Скрипя сердцем, я говорю:
— Я не жалею, что сказал Адаму Флинну всё, что я о нём думаю. Ты не для него.
— Вот как... Пап, я сама поцеловала его. Первая! Я хотела этого... — говорила Фиби, но я не желал этого слышать и остановил её жестом руки:
— Не защищай его! Слава Богу, ближайшие года три ты его не увидишь. К тому времени, ты осознаешь все его минусы, встретишь парня, получше и помоложе, — резко сказал я.
— Три года? — выдавила Фиби, а её глаза покрылись блестящей влажной плёнкой.
— Да. Три года. Ты не успеешь заметить, как всё измениться. И, пока я жив, Адам Флинн не потревожит тебя. Надеюсь, ты поймёшь меня.
— Я уже не понимаю! Почему? Почему ты так хочешь отдалить нас друг от друга?
— Потому что люблю тебя и не хочу, чтобы ты страдала. Если человек таков в двадцать один, он будет таким и в сорок один. Для него вряд ли есть что-то святое. Что-то возвышенное. Я больше, чем уверен, что для него таких понятий не существует.
— Ты совсем его не знаешь!
— И ты не могла успеть узнать его за время поцелуя. Забудь об Адаме Флинне, Фиби. Этого человека больше нет в твоей жизни, — холодно говорил я, а лицо Фиби было исполнено такой боли и потерянности, что мне казалось, я держу её на мушке...
Грей, ты никудышный отец. Если бы Ана поговорила с ней, может быть... Нет. Ана не смогла бы так отрезать её от него, как я. Разум кричал мне, что я сделал всё правильно, а сердце щемило.
Но я сделал всё, как надо.
Смерив дочку долгим взглядом, я ушёл из её комнаты и плотно закрыл дверь. Проблема решена. Я не сломал ей жизнь, а устроил, ведь так? Поживём-увидим.
Чтобы избавить себя от мрачных мыслей, не мучиться ими в ожидании моей Аны, я решил приступить к изучению договора Грейсона Гриндэлльта...
Фиби
Дверь захлопнулась. Я упала на колени, дрожа от горячих слёз бегущих по щекам... Совсем недавно, мне казалось, что счастье близко, я ощущала его своей кожей, губами, но это был лишь мираж. Я уверена, если бы мама была здесь, она бы поддержала меня. Я не знаю, как теперь... как же теперь пытаться забыть его, выкинуть из памяти, отказаться от него? Я не могла сделать этого раньше. Не смогу и сейчас...
Как мне плохо. Я, возможно, уже никогда не увижу Адама... Не посмотрю в его глаза, не поцелую его губы. Мы могли бы быть вместе. Мы могли бы «попробовать», как он сказал... Но это нереально. Обстоятельства, отцы, братья, время — всё против нас. А вдруг, эта проба отношений окончилась плачевно? Что, если я была бы ему, как те девушки на одну неделю?
Нет, Фиби, нет! Одумайся и пойми зачем ты говоришь себе всё это.
Я просто ищу оправдания своему отцу, но ни в коем случае не верю в эти отвратительные мысли...
Я поднялась с пола, и, приняв душ, надела чёрную майку и чёрные джинсы, как раз под моё чёрное настроение.
Лёжа на кровати, я думала о словах отца... Три года. Слишком много воды утечёт за эти три года. Но как забыть его? Как?
В дверь постучали. Я дрогнула.
— Фиби... — я услышала голос своего брата, и сказала ему, чтобы он вошёл.
Обижаться можно сколько угодно, но без Теда моя жизнь — страдания. Никто не поддержит, не поможет, не подскажет лучше, чем мой брат.
Теодор
Она сказала зайти! Гуляя по нашему участку, я только мечтал об этом... Я очень хотел помочь своей сестрёнке, извиниться, мне было искренне жаль её.
— Фиби, пожалуйста, не злись на меня больше.— сказал я, усевшись на кровати рядом с ней. Она приподнялась, уместившись рядом.
— Я ни на кого не злюсь. Все хорошие и святые, а я одна железная.
— Фиби. Что я могу сделать, чтобы ты меня простила?
— Я уже простила тебя, Тедди. И ты ничего не можешь сделать для меня...
Я смотрел в её глаза, ставшие металлическими и холодными, и моё сердце драло на части. Блядь. Как не могу помочь? Я могу! Пусть скажет, чего она хочет.
— Фиби, сестричка, — и я притянул её к себе за руки, бережно обняв, — скажи мне, чем он так зацепил тебя? Он же типичный, пустой мажор...
— Не говори о нём плохо.
— Не буду, ладно. — я приложился губами к её макушке, а потом, немного помолчав, спросил:
— На чём вас подловил папа?
— Он целовал меня... Но сначала я поцеловала Адама. Первая. — освободившись из моих объятий, сказала она.
Я смотрел на Фиби с широко открытыми глазами. Моя маленькая, капризная сестра целовалась с развратником Флинном! Кто бы мог подумать?! Мой iPhone запиликал. Надо же. СМС от Адама. Я оставался непроницаемым, пока читал послание, но Фиби с жарким интересом рассматривала моё лицо.
«Тед, ты в полном праве мне отказать, но... Я хочу попрощаться с Фиби.
Если ты захочешь мне помочь, то скажи ей, что я жду её в баре отеля „Raddison", в пол седьмого вечера. Прошу тебя. В последний раз.
Адам Флинн».
Вот же наглец, но... Мне его ужасно жаль. Фиби первая чистая и светлая девушка в его жизни... Но она хочет этого горького прощания?
— Скажи мне, что я могу сделать для тебя? — спросил я у Фиби, заглянув в её глаза.
— Мне бы увидеть Адама... В последний раз... Но это невозможно. — прошептала она.
Всё, Тед. Будь честным. Дай ей несколько мгновений счастья...
— Возможно. В пол седьмого, в баре отеля «Raddison» он ждёт тебя.
— Правда? -спросила она.
— Я не шучу с любовью, Фиби.-признался я. Кстати, о любви.
Айрин уже видела цветы?
— Как мне только объяснить свой уход? — спросила она, вырывая меня из мыслей.
— Театральный. — предложил солгать я. Фиби нахмурилась.
— Иного не дано, сестричка. Папа уж точно не разрешит тебе уйти к нему.
Я обнял её, поцеловал в щёку и зашептал:
— Моя сестрёнка... Надеюсь тебе станет от этого легче.
Она отстранилась, и, взглянув в мои глаза кивнула, а потом, посмотрев на часы сказала, что уже начнёт собираться, давая мне понять, что наш разговор окончен.
Когда я спустился вниз, в холл, то обнаружил маму с папой, как всегда, жадно поглощающих языки друг друга. Вот бы и мне — страсть до старости.
— Воу-воу, мне закрыть глаза и не подсматривать? — детским голосом пропищал я.
Папа отстранился от мамы, облизав губы, а Ана покраснела, закатив глаза.
— Можно было сделать вид, что не видишь, теперь, иди в угол. — будто бы строго сказал Кристиан, я усмехнулся, но моя улыбка спала с лица, когда я увидел выходящую из кухни Софи... Блядь. Какая идиотская, неловкая ситуация произошла между нами... Надо постараться об этом забыть. Очень надо.
— Поможешь мне разобрать пакеты из супермаркета, Тед? — спросила она, спокойным голосом. Я улыбнулся ей, и, решив, постараться забыть о нашем ночном приключении, уверенной походкой пошёл к ней навстречу.
Айрин
Дурацкие, идиотские, конченые пробки! Я задержалась в автобусе около часа из-за того, что ходила на почту за письмом, ведь до этого мне пришло о нём извещение, и как говорил неизвестный отправитель, «надо было передать его из рук в руки». Может это тот самый посланник, что и перечисляет мне очень крупные суммы?
Ещё сидя в автобусе, я открыла конверт и прочла написанное, очень похожим на мой почерком:
«Мужчин надо держать на коротком поводке, дорогуша. Советую тщательнее следить за Греем младшим и остерегаться Грея старшего.
Королева»
Видимо, надо остерегаться Кристиана Грея и следить за Тедом... А надо ли в это верить? И причём тут шахматная королева?
Неразбериха. Полная запутанность...
Спрятав письмо в карман джинсов, я зашла домой. Из кухни доносился очень приятный запах грибного супа... Видимо, мама у плиты. Стоп. Что она делает у плиты? Сняв верхнюю одежду, я подошла к маме со спины, и нежно обняла её. Она немного дрогнула, а потом, обернулась ко мне лицом и провела рукой по моим волосам.
— Как ты, милая? -спросила она.
— Нормально. Но это я хотела спросить.
— Всё хорошо, малышка.
— Врач сказал, что бы ты была без лишних движений месяца три... Я бы сама всё приготовила.
— Я знаю, Айрин. Просто я больше не могу лежать ничего не делая. Депрессия скоро накроет меня... Я всё время думаю об Эльдере, о твоём папе...
— Мам. Это... Наверняка, это была роковая случайность.
— Айрин, я знаю, но не могу смириться с этим. Почему, зачем этот неизвестный Айзек перебегал дорогу? И почему никто до сих пор не может его найти? Он в бегах, понимаешь? Я на связи с копом Фридцем из нашего Далласа... Он говорит, что пока ещё ничего неизвестно.
— Мам, может стоит постараться забыть об этом мужчине?
— Стоит. Но я слишком много об этом думаю... — мама задумчиво опустила свои потухшие глаза на плиту, и помешала половником суп.
— Где ты была днём? Джей говорил, что около часа был дома один. — в надежде сменить тему, спросила я.
— Недалеко открылась новая библиотека, я записалась там, и провела немного времени за шахматами и кофе на улице.
Шахматы? Мама играет в шахматы?
— Ты играешь? — удивлённо спросила я.
— С шести лет.
Я удивлённо округлила глаза, а мамины губы растянулись в светлой улыбке.
— Мам, а фигура «королева» — сильная?
— Да. Намного сильнее короля. Ходит куда хочет и когда хочет. — мама попробовала суп, одобрительно покачала головой, и, выключила плиту, — Ну, ладно. Иди, переодевайся, зови Джея и будем ужинать. — сказала она весело. Я кивнула и помчала в свою комнату. Прежде чем зайти, я достала из кармана письмо и перечитала ещё раз. Стало быть, мне написала женщина... Откуда она знает про Греев? Я качнула головой, будто бы силясь выкинуть ненужные мысли.
Когда я вошла и включила прикроватный свет, так как вечернее сумерки не давали видеть всё в ярких красках, я буквально застыла. Но подоконнике лежал большой букет из моих любимых, белых тюльпанов, а рядом лежала записка... Сегодня просто день посланий!
Развернув её прохладными пальцами, я прочла за душу берущий текст, написанный каллиграфическим почерком:
«Мой адский ангел,
Ты обязательно будешь со мной ибо моё существование станет пустым и бессмысленным.
Твой прекрасный подонок,
Тед Грей.»
Я, как дурочка, улыбалась милой записке... Никогда, ни один парень не обращал на меня столько внимания, сколько Тед... Никогда и ни разу. Я не знала такого отношения.
Джей заглянул в мою комнату, и мне пришлось спрятать записку за спиной.
— Ты идёшь кушать? — спросил он.
— Да, сейчас.
— Не прячь от меня этого. Я ничего не читал, но знаю, что эти цветы и записку принёс Тед. Он пытался залезть на дерево, падал два раза под ряд, но не сдавался, и, я сжалился над ним, привёл в твою комнату, и, за это, он поведёт нас с тобой в зоопарк.-говорил эмоционально Джей.
Что? Он был здесь? Значит, он наверняка видел своё фото!
— Нас? -переспросила я.
— Ну, если хочешь, я могу не пойти и вы побудете вдвоём. — сказал немного грустно Джей. Ох, малыш, нет!
— Конечно же нет, братик! Ты пойдёшь обязательно, я переспросила про себя...
— И ты пойдёшь обязательно. Мне кажется, он хороший. — сказал Джей. Я крепко обняла его.
— Мой хороший братик... Пойдём. Твоим мозгам авантюриста надо подкрепиться. —прошептала я, и проведя рукой по его светлой головке, я взяла его за руку и повела на кухню, лучезарно улыбаясь... Кажется, моей радостью можно было осветить всю Америку...
Адам
Уже полседьмого. Выпито три рюмки текилы, а Фиби нет.
Она не придёт. Не придёт. Не придёт. Смирись.
Но я не могу! Резко встав с барного стула, я оставил пятьдесят долларов на стойке и пошёл к лифту, чтобы спуститься в холл. Вдруг, она не знает, где найти бар? Это же я завсегдатай, а она... А она искренность, чистота и нежность. И я не могу улететь не попрощавшись с ней.
С единственной девушкой, которая полюбила такого ублюдка, как я.
Увидев её, заходящую во вращающиеся двери, я чуть не умер от её красоты... Мама Мия... Это лицо. Нежное, тонкое, со сладкой детской улыбкой и безумно сексуальными губами.
Заметив меня, она быстрыми шагами направилась ко мне. Её лицо было напряжённым, походка резкой, но такой... такой моей.
— У меня очень мало времени. — сказала Фиби.
— У нас его очень мало... — прошептал я.
— Ты живёшь в этом отеле? — спросила она, нервно озираясь.
— Да... Я не мог возвращаться домой...
— Пошли к тебе в номер. Посидим, поговорим там. — сказала она. Я кивнул.
Зная, что на счету каждая секунда, я переживал за каждое мгновение, которое проносилось с мимолётной быстротой. Когда мы вошли в лифт, оставшись в таком маленьком квадратике без лишних глаз, она глубоко вздохнула.
— Я улетаю завтра... И не увидимся мы с тобой года три, если не больше... —отзываясь на её вздох нежным шёпотом, ронял горькие фразы я.
Она заглянула мне в глаза, а потом, резко придавила меня к стенке лифта, покрывая нежными поцелуями моё лицо... О, лова... Зачем ты сделала это?
Схватив своими губами её рот, я дерзко прижал её к противоположной стене и безудержно долго целовал...
Дверцы лифта открылись, но она не позволила мне прекращать... Так, жарко целуя её, я вывел Фиби по коридору, и, затолкнул её в свой номер, быстро открыв дверь. Столь же незамедлительно, я закрыл её на ключ... Но когда щёлкнула замочная скважина и включился свет, я опомнился.
Я посмотрел ей в глаза. В них отражалось моё желание. Что же ты делаешь, девочка?
— Я не могу тронуть твоего тела.
— Почему? — в её голосе были ноты разочарования.
— Я не достоин его. Я не достоин тебя... И это уголовно наказуемо...
Она резко подбежала ко мне и положив руки мне на щёки, зашептала сквозь слёзы:
— Адам, никто не узнает об этом... Ты достоин его, как никто другой, потому что я люблю тебя... Мне никто и никогда не будет так нужен. Пожалуйста... Пожалуйста...
Она накрыла мои губы своими, гладя меня ладонями по спине... Я пытался сдерживать её, но это было бесполезно, потому что я возбуждён так, как никогда... Я хочу её. Я влюбился в неё.
Взяв Фиби на руки, я понёс её в спальню и начал придаваться душераздирающей страсти... Я медленно раздевал её, целуя каждый сантиметр, смакуя её сладкие стоны и божественный запах.
— Адам...— простонала она, заплетаясь пальцами в моих волосах... Снимая её нижнее бельё, я дважды проклял себя, но я слишком хочу быть с ней.
— Какая же ты красивая... Я буду гореть в аду, но ты того стоишь...— зашептал я в её губы, и положив обнажённую крошку на кровать, быстро начал раздевать себя. Мой член умолял меня, чтобы я выпустил его наружу... Достав из ящика презерватив, я быстро натянул его и вернулся к ней.
— Люби меня медленно. Ведь, это в первый и в последний раз... — прохрипела она, когда я, вымучив её тело поцелуями, раздвинул её ноги и лёг сверху... Моя. Моя Фиби. Первая девушка, которая любит меня и которую люблю я... Первая моя девственница.
— Ты точно этого хочешь? — подстраховался я.
— Да, Адам, умоляю...
— Это неправильно.
— Для любви закон не писан. Пожалуйста, прошу тебя. Пожалуйста.
Я заткнул её ротик сладким, нежным поцелуем и сделал толчок внутрь не.
Какая же тугая... Мама Мия... какая тугая! Она закричала. Ей больно.
— Как ты, моя любовь? — спросил её я. В её глазах за светились слёзы. Нет, детка, нет...
— Продолжай. Очень прошу. — прохрипела она.
Жарко целуя её губы, я медленно растворялся в ней, отдавал себя целиком и полностью. Моя девочка. Моя маленькая девочка. Лишь эту ночь с девушкой я буду помнить три года.
Я осознал, каким я был ублюдком и каким являюсь, а ещё я понял, что в ней и рядом с ней — я дома. Она — моё. Она — моя.
Не знаю толком, в какой момент я ощутил это особенно остро, но с каждым моим движением внутри, несмотря на боль, что искажала её лицо, она раскрывалась, как цветок. Так плавно, мягко, затягивала меня в себя, впитывала мои губы и моё тело своим, принимая собой. Так мокнут только девственницы. Так стонут только они. Когда-то слышал, что если ты женишься на девушке, которую до тебя ласкал только ветер - ты счастливчик, ты станешь им однажды и навсегда. И мне хотелось окунуться в это счастье, захлебнуться им.
Сжимаясь вокруг меня, она заставила меня кончить, и выкрикивая моё имя, сделала это сама... Со мной.
Я — её первая любовь, её первый поцелуй, первый секс, первый оргазм... Она не забудет меня. Никогда. Я её первый и... и безумно хочу быть последним.
О, Боже... Какое блаженство. Как же я не замечал раньше, что она так неровно дышит ко мне?
— Я измарал твоё прекрасное тело... Я — мразь. — зашептал я в её губы.
— Ты сделал моё тело священным. Никто к нему кроме тебя не прикоснётся. Я буду ждать тебя. Ты — моя любовь, а не мразь... — прошептала она. Господи, малышка, как же я хочу верить твоим словам. Я уже свято в это верю.
Но я ничего не ответил. Я не дышал.
Я просто вновь поцеловал её.
— Спасибо за эту ночь, - сказала она и моё сердце в один голос. Её зрачки расширились.
Грустно улыбнувшись друг другу, мы соединили наши губы в сладчайшем поцелуе пред долгим расставанием. Она трогала своими нежными пальцами мои волосы и таял в той любви, которую она мне дарила.