Хлороформ

Улица встречает молодых людей приятной прохладой, обдавая лёгким ветерком, от которого Ю ёжится, потому что привыкла относиться к теплу по-особенному, оно ей необходимо, словно кислород. В тепле она чувствует себя в безопасности, потому что от холода в сознании всё ещё маячат воспоминания обо всех ужасах, которые приходилось переживать раз за разом на протяжение долгого времени. Пытки льдом — отдельная тема в стенах "дома ужасов", из которого по странному стечению обстоятельств Ю удалось выбраться (девушка слишком часто задумывается, в какой момент придёт конец её своеобразной свободе?), хотя кристаллики воды не оставляли увечий на нежном тонком и без того измученном теле, всё же девчонка прекрасно помнит о том, какой сильный испытывала страх, когда кубики оказывались внутри, потому что не хотелось заработать какое-нибудь воспаление, хотя каждой клеточкой внутри тела понимала, что ледяной бетонный пол в подвалах, где свершались, наверное, самые жестокие пытки в истории человечества, в соприкосновении со спиной не предвещал ничего хорошего. Ю чудом выжила, осталась, наверное, относительно здоровым человеком, по крайней мере, ей до детской наивности, до нелепости хочется в это верить. Спасало её вначале лишь то, что господину Киму слишком много платили за свежий товар, поэтому Мэй проводила частые обследования, хотя редкое лечение во многом и оставляло желать лучшего, потому что в компетенции психолога приходилось сильно сомневаться, всё же на большее рассчитывать не приходилось.

Ю вдыхает чистый воздух, от свежести немного начинает кружиться голова. Девчонку тошнит, она хватается ослабевающими пальцами за перила подходной лесенки большого особняка, едва удерживаясь на ногах, хотя колени подкашиваются и весь мир вдруг кружится в смертельном танце. Но чужие ладони крепко сжимают тонкие плечи, не позволяя девчонке кубарем полететь вниз по лестнице. Юнги держит в своих руках, стараясь не прижиматься близко, соприкасаться телами как можно меньше, чтобы не вызвать очередную истерику. Наверное, он, в какой-то степени, всё же способен понять состояние Ю. Когда проходишь через ад на земле, невольно сходишь с ума, и всё вокруг в одночасье превращается в логово врага.

— Ты в порядке? — Мин и сам осознаёт всю тупость, нелепость и бессмысленность собственного вопроса. Разумеется, она не в порядке. И это не просто очевидно, это, блять, большими буквами написано повсюду, в каждой ране, сейчас прикрытой одеждой, в каждом вздохе, потому что жизнь как таковая после всего, через что девушке пришлось пройти, приносит только боль, в каждом неловком осторожном движении, потому что в том мире, из которого удалось вырваться — пусть и не до конца, — за каждый неверный шаг следовало наказание, как в чёртовой антиутопии Джорджа Оруэлла, в которой за призраком неверной мысли следовало немедленное заключение.

— Да, — шепчет девушка, едва слышно. Мин кое-как разбирает этот тихий шелест чужого безжизненного голоса, — я в порядке, — чуть громче, совсем малость увереннее, а ещё кивает в подтверждение своих слов, — просто слишком давно не была на свежем воздухе, — Ю прикрывает глаза при последних словах, вспоминая, как предыдущий хозяин, снявший её в аренду, как какую-то вещицу, заставлял босиком бегать по снегу вокруг дома в минус десять, подстёгивая кнутом для лошадей, а потом избил до потери пульса этим же самым грубым девайсом, когда девчонка, до крайности изведённая физической нагрузкой, просто рухнула на ледяную гладь зимы, спустя всего каких-то полчаса окрасившуюся бордовой кровью.

— Присядь на порожки, — мужчина давит на плечи, вынуждая присесть, а когда девчонка аккуратно опускается, накидывает на её оголенные плечи свою теплую кофту, — ты дрожишь, — Мин тоже шепчет, потому что это хрупкое создание рядом пугает, заставляет бояться каждого собственного движения.

— Нам нужно поговорить, — выдыхает девушка, когда Юнги опускается рядом, на ступеньку ниже, вытянув ноги вперед, — хотя я не уверена, что жучок не вживили в меня, — с особенным трудом даются последние слова, потому что никто не должен узнать о том, что Ю позволила себе говорить, развязала собственный язык, когда-то даже прижжённый тонкой иглой в знак вечного молчания. Но девушка больше не может хранить эту тайну — слишком тяжело, реальность даит со всех сторон, и даже если за собственную несдержанность придётся заплатить жизнью, она готова, потому что выход представляется только таким.

На секунду в голове Ю всплывает худший из всех возможных сценариев, где ей приходится вернуться к господину Киму, который знает наперёд каждое её действие, каждое её слово, который по одному лишь виду поймёт — кто-то узнал всё "от" и "до", кто-то, кому не положено знать ничего от слова "совсем", который, ожидаемо, — не просто разозлится, а придёт в такую ярость, что можно будет забыть обо всём. Единственным спасением станет смерть, о которой девчонке останется лишь мечтать, потому что директор её личного ада так просто отделаться не позволит. Через что-то похуже, чем то, что ожидает при таком раскладе Ю, проходила, наверное, лишь Дзюнко Фурута*.

Ю проведут по всем комнатам пыток в подвалах, на месте тела останется лишь открытая рана, девчонку, скорее всего, искалечат так, что узнать о том, что это когда-то был человек. Девушка знает, что ждёт тех, кого в "Алой розе" посчитают предателем. Она помнит выколотые глаза и обрезанный язык девушки из второй комнаты. На её теле не осталось живого места, кожный покров был сплошь покрыт синяками, кажется, несколько костей было сломано. Что случилось с той несчастной потом — никто не знает, хотя Ю догадывается, что дальше тринадцатой камеры она не отправилась. Для всех тех, кто побывал в том жутком месте, комната тринадцать становилась последней, мучительной, но в то же время и спасительной инстанцией.

Ю так часто задавалась вопросом, каким же нужно быть конченым уродом, чтобы даже на секунду не посочувствовать жертве. Кто способен не внимать крикам о помощи, мольбам о пощаде со стороны невинного человека, слабой девушки, которую годами превращали в полнейшее ничтожество, неспособное постоять за себя? Ю думает, что на такое способен лишь сам дьявол. Потому что нельзя даже близко назвать человеком мразей, которые решили, что им позволено в этой жизни всё, которые считают, что в праве издеваться над теми, кто не может дать отпора, кто беднее и не в состоянии откупиться от чужих издевательств.

— Ю, я работаю на ФБР, — Юнги выпаливает, своим низким вкрадчивым голосом вытаскивая девчонку из мрачных тяжёлых размышлений. Она не удивлена — нисколечко! Потому что прекрасно знает, что Бюро давно гоняется за господином Кимом, но тому всегда удаётся откупиться. Девушка усмехается, так горько и обреченно, что у Мина от этой безжизненной усмешки всё внутри переворачивается и скручивается в неприятный узел.

— Капитан Джексон? — роняет Ю, облизывая губы. Впервые на дне глаз напротив Юнги видит что-то, помимо отрешенности, что-то, помимо боли и отчаяния. Мужчина видит что-то, что именуется дикой, глубочайшей на свете ненавистью. Девчонка пронизывает тихой беззвучной яростью, прокалывает этим пустым ледяным взглядом, а потом вдруг начинает смеяться, когда Юнги, сглотнув, кивает в ответ на упоминание знакомого имени. Так громко и жутко. У Мина даже холодок по спине пробегает от звука чужого голоса, словно он оказался на кладбище в сумрачном тумане и бесы вновь разыгрались, утягивая его в своё кроваво-страшное веселье.

— Откуда ты знаешь его имя, Ю? — но девчонка лишь продолжает смеяться — теперь сквозь слёзы, что катятся из глаз бесконечным потоком и приступами кашля, как в былые времена, когда истерика пробивала от самой забавной шутки школьной подруги.

Юнги не знает, что делать. Его хватает только на то, чтобы подняться на ноги и, приоткрыв дверь в дом, попросить госпожу Кан принести успокоительного. Но мужчина не уверен, что девушке можно сейчас принимать хоть какие-то препараты, потому что он всё ещё помнит слова давнего друга о том, что в крови у Ю полнейший пиздец. Только выбора у него особо нет. Ему нужно поговорить с девушкой именно сегодня во что бы то ни стало, потому что Бюро требует, чтобы Мэй вновь встретилась с Ю, а это чревато самыми ужасными последствиями для последней.

Лишь спустя долгих минут пятнадцать, когда успокаивающий чай с травами выпит, а истерика сошла на абсолютное "нет", Мин вновь решается заговорить. У него на душе кошки скребут от того, что следует сказать, но есть лишь такой вариант — другого выхода просто не существует. По крайней мере, ФБР именно так и считает.

— Извините, Юнги, — стоит только Мину открыть рот, как девушка его перебивает, — просто мне тоже есть, что есть вам рассказать о капитане Джексоне и "Алой розе", — голос снова тихий, снова зашуганный, словно и не было ничего пятнадцать минут назад, словно всё, что произошло на пороге этого дома, оказалось лишь кошмаром, полнейшей нелепицей, — выслушайте меня, прошу вас, а потом расскажите свою историю, — Юнги на это только понимающе кивает, а девчонка еще с минуту молчит, собираясь с мыслями и сжимая всю свою волю в кулак, чтобы в последний момент не передумать:

— Мне было семнадцать, когда я попала в "Алую розу", — наконец, начинает девушка, глубоко вздохнув и набрав в лёгкие воздуха побольше, — прежде у меня был молодой человек. Обходительный, милый и добрый. Он был старше на несколько лет, посещал закрытое учебное заведение, и стажировался в ФБР. Капитан Джексон — сейчас, но тогда он был просто мальчишкой на побегушках. У нас всё было хорошо, он ждал, пока я выпущусь из школы, чтобы официально представить меня своим родителям, — Ю замолкает на секунду. Она уставилась в одну точку, сидит совсем не подвижно, словно полностью предавшись воспоминаниям, — только сложилось всё иначе. Они тогда в Бюро разрабатывали "Алую розу", потому что им пришла анонимка с подробным изложением деталей о деятельности данного заведения, — девчонка усмехается, а у Юнги сердце пропускает удар отчасти от того, что он боится нового приступа истерики, отчасти от ужасной догадки, коснувшейся его мыслей, — он попросил помочь. Сказал, что мне нужно будет всего лишь на пару дней внедриться в атмосферу обычного ночного клуба. Клялся, что у него всё под контролем и он не позволит ничему плохому произойти.

— Ты согласилась? — в ужасе шепчет Юнги, перебивая. У него внутри всё сковывает от осознания. Он уже знает ответ, но всё равно уточняет, потому что в глубине души надеется на то, что ошибается.

— Как видите, я здесь, — кажется, девчонка чуть смелеет от боли, которая накрывает волной, — да, я согласилась. Но только он оказался ужасным предателем. Пособником господина Кима. Уж не знаю, сколько последний ему заплатил, но Джексон просто продал меня, как ненужную вещь. Договорился с хозяином "Алой розы" обо всём. А в Бюро отчитался о том, что это заведение — всего лишь ночной клуб, анонимка — полнейшая фальшивка, — Ю до этого момента казалась, что вся боль от того вечера, когда её с мешком на голове выбросили у дверей клуба, давно осталась в прошлом, заглушённая многотонными пытками и испытаниями, которых даже обитатели ада наверняка боятся, — потом пришёл меня навестить. Месяца два спустя, когда меня уже заставили вызубрить все правила поведения. Одна из худших ночей, если из них из всех можно вообще выбрать таковую, — Ю вздыхает, на секунду прикрывая веки, но тут же широко распахивая глаза, потому что вспоминать чужое лицо предателя совсем не хочется, а оно, как на зло, маячит и всплывает в голове, — я так плакала, а они с господином Кимом только насмехались, потом били, потом опять доводили до истерики. Кстати, в ту ночь я впервые встретилась с Мэй. Они били меня бесконечно долго с каждым ударом повторяя, что я никогда и никому не должна говорить о том, что со мной произошло, что я вообще должна быть рада, потому что попала туда по блату. Не каждой, — она осекается, потому что это больно осознавать, больно признавать, больно позволять самой себе так думать о себе самой же, — не каждой шлюхе выпадает такая честь.

— Ю, мне...

— Смотрите, у меня даже шрам на языке есть, — девчонка не даёт Мину ничего сказать. Сквозь слёзы высовывает язык, пальцем указывая на тонкую тёсную полоску на плоти, — когда след совсем исчезал, его обновляли.

— Ю, мне, правда, очень жаль, я...

— Да ладно, Юнги, всё в порядке. Видимо, я действительно этого заслужила, раз уж...

Мин хватает её за плечи резко, чуть пугая. Но девчонка сейчас выглядит не такой зашуганной, видимо, воспоминания о первой ужасной любви всколыхнули у неё что-то глубоко внутри, что-то, что привело её в чувство, вытащило из состояния безвольного овоща.

— Не смей так говорить, слышишь?! — Юнги встряхивает сильно крепко в ладонях сжимая хрупкие плечи, — некто такого не заслуживает! — ему за такие слова даже треснуть её хочется, посильнее, чтобы забыла об подобном, чтобы больше никогда не заикалась о таком.

— Тогда почему?.. — они оба знают, о чём именно спрашивает Ю, роняя слёзы на порожки.

— Потому что в мире полным-полно мразей, — невесело отмечает мужчина, — и я вытащу тебя из этого ада.

Мин даже забывает о том, что хотел сказать девушке. Теперь все его мысли занимает продажный агент ФБР, с которым его угораздило связаться, а ещё неудержимое желание помочь Ю.

Справится ли он? Хочется на это надеяться.

Надежда — единственное, что сейчас им доступно.

_________________________________________

[Примечание]
*Дзюнко Фурута — жертва одного из самых жестоких убийств, совершённых в Японии.
!WARNING! — особенно впечатлительным или слабонервным просмотр, либо прочтение любых материалов, связанных с этой девушкой строго запрещены. Пожалуйста, не стоит искать информацию об этом трагическом случае, потому что это действительно очень страшно и не для людей со слабой психикой.

_________________________________________

У меня есть телеграмм-канал, где я выкладываю разную информацию по главам, слэш и, реже, гет аушки, а так же просто общаюсь с людьми. Вернее, буду общаться, если люди будут туда заходить, лооол.
Если кого-то заинтересует: https://t.me/yoo_jey78

/Ладно, скажу правду. В последнее время, канал стал моим личным блогом. Всё, что я там делаю — рассказываю всякую фигню о своей жизни. Упс./