Божественный рассвет

Во дворце Верховного Бога стояла оглушительная тишина. Прибывшие на совет небожители не могли поверить в услышанное. Каждый перевел взгляд на трон из белоснежной яшмы, где восседал юноша необыкновенной красоты. Его длинные волосы, цвета молочного шоколада были разбросаны по плечам, нежные, белые одеяния красивыми складками стелились на широкие ступени. Он сидел, в удивлении распахнув глаза, и беззвучно хлопал алыми губами, не в силах вымолвить и слова.

Бог Литературы, стоявший перед троном со свитком, слегка смутился от воцарившейся тишины. Кашлянув, он повторил то, что сказал минутой ранее:

— Все так, Ваше Величество. Он все еще жив. Его случайно обнаружили в одной деревне.

— Жив? — Прошептал Верховный Бог, нахмурив темные брови. — О нем не было слышно так долго. Он что-то сделал?

— Нет. — Повел головой Бог Литературы, качнувшись, от чего его бледно-зеленые одеяния тихо зашуршали. — Он просто живет и учит детей. И только.

— Повелитель, Цин Лун был низвергнут три века назад. — Пожал плечами Бог Земли, оправив темно-зеленое одеяние в пол. — Он носит проклятую печать, ходит как смертный, спасаясь бегством уже целых три века. Может, оставим его?

— Ты был его учеником, — хмыкнул Северный Бог Войны в темных, массивные доспехах. — Твое желание, оставить в покое учителя, можно понять. Но ты, видно, позабыл, что от его рук погибла больше половины пантеона богов. Он залил кровью Небесную Столицу, отрывал их головы, как безумец! Он бежит от нас, потому что знает, что его ждет.

Верховный Бог Тай У устало прикрыл глаза, потерев переносицу.

— Нет, он прав. Довольно. — Махнул рукой, подняв тяжелый взгляд. — Даже с печатью он превосходит каждого из нас. Пусть живет дальше, как и жил. Сейчас есть дела гораздо важнее... Например, Муншоу.

Несколько богов вскинули на Верховного Бога взволнованный взгляд. Уже много дней люди взывают к богам и просят их о помощи. Несколько небожителей отозвались на зов, но больше их никто не видел. У богов есть три основных правила: запрещено показываться на глаза людям; запрещено вмешиваться в судьбы людей; запрещено вредить смертным. Но именно эти правила мешают помочь людям Муншоу – зло исходит от них самих.

— Я могу проверить воду у города. — Вперед вышел красивый юноша с темными волосами. Его глаза, цвета древнего льда, сияли от предвкушения, а на губах играла улыбка. — Люди упомянули, что в последнее время у реки стал пропадать скот. Что, если там завелась какая-то нечисть!

— Проверь. — Милостиво махнул Тай У. — Но будь предельно осторожен.

Бог счастливо закивал, сжав красочный веер, поклонился и убежал, словно ручеек. Полы нежно-голубого одеяния с узорами взметнулась, как от прорыва легкого ветра.

— Я ему помогу. — Тяжело вздохнул Бог Войны Юэ Фэн и уверенно направился следом.

***

По дороге, с хворостом за спиной шагал юноша. Он щурил яркие глаза, цвета дикого меда на перепачканном грязью лице и улыбался беззаботной улыбкой. Его грязные, серые, порванные одежды с широкими рукавами, лоскутами трепыхались от каждого его движения. Каштановые волосы были убраны в пучок и спрятаны под шляпу-доули из веточек бамбука. Юноша вошел в деревенские ворота, удобнее перехватив тяжелую вязанку. Заметив его, босоногие дети радостно закричали, бросившись с объятьями. За грязью никто и никогда не видел его настоящее лицо и не знал возраста. Он мог прожить десять, а то и двадцать лет, не боясь, что кто-то заподозрит в нем бессмертного.

— Учитель! Учитель! — Кричали дети, тянув к юноше грязные ручки.

— Вот, как и обещал. — С улыбкой произнес он, достав из широкого рукава мешочек с ягодами и сахарным тростником.

Дети радостно защебетали, хватая из мешочка алые бусины. Улыбнувшись, юноша пошел к темному, покосившемуся домику, где сидела старушка и резала полоски кожи.

— Бабушка, ваш хворост! — Улыбнулся юноша, положив вязанку у двери.

— О, спасибо Учитель Цин! — Улыбнулась она, протянув шнур с бусами из янтаря. — Как и обещала, я починила Ваш шнурок.

— Спасибо бабушка. — Юноша взял шнурок с тремя крупными бусинами и повязал на тонкое запястье.

Он пошел дальше, бодро ступая босыми ногами по земле. Все те, кто шли ему навстречу улыбались и приветливо кивали.

Деревня была очень маленькая и все друг друга знали в лицо. Самый дорогой дом в деревне был небольшим и принадлежал главному управляющему. У каменных ворот сидел красивый юноша, лет четырнадцати в белой рубашке и штанах. При виде учителя, мальчик подскочил и поклонился юноше.

— Учитель! Этот ученик сделал то, что Вы просили! Переписал текст десять раз и прочел отрывок из «Песнь Гао Цзу»!

— Хорошо. Учитель тобой доволен. — Кивнул юноша, достав из другого рукава тонкую, потрепанную книгу и протянул ее мальчику. — Прочитай и перепиши. Как управишься с этим, прочти это и это. — Он достал еще две книги потолще и вложил в руки мальчика.

— С таким усердием тебя примут в... — Он поднял взгляд, заметив на дороге высокого парня в длинной, темно-злой тунике, черных штанах с высокими сапогами и широким поясом, где висел серебряный серб с ветвистыми узорами, — …школу мастеров.

Мальчик заметил, как его учитель переменился в лице, посмотрев куда-то вдаль, но обернувшись, ничего не увидел. Потрепав мальчика по волосам, учитель улыбнулся и медленно направился к невидимому для остальных, человеку.

Перекинув толстую, темную косу, мужчина зашагал навстречу учителю, важно заложив руки за спину. Его рост и тяжелый взгляд, темных глаз подавляли. Юноша внутренне сжался, почувствовав, как внутри растекается холодный и липкий страх, вызывая дрожь во всем теле. Сцепив перед собой руки, что бы хоть как-то унять нервы, он посмотрел в глаза человека.

— Меня нашли, верно? — Прямо спросил, нахмурив брови. — Я себя как-то выдал?

— Цин Лун, не нужно так переживать. — Улыбнулся мужчина, коснувшись плеча юноши. — Тай У надоело за тобой гоняться. Тебя все равно практически невозможно вычислить.

— Правда? — Юноша вскинул голову, не сдержав улыбки. — Бай Хуа, спасибо! Если бы не ты, меня точно нашли и заточили в горе. А может, и уничтожили душу.

Этим человеком был Бог Земли — Бай Хуа. Будучи учеником бывшего Верховного Бога, он по-прежнему считал его своим учителем и не покинул его даже после произошедшего три столетия назад. Отслеживая передвижения Цин Луна, он изредка навещал его, пересказывая последние события, и просил совета.

Всем всегда казалось, будто Цин Лун бежит от смерти, желая спасти свою жалкую жизнь. Каждый день он вставал с рассветом и помнил, что произошло три столетия назад. Страшные, кровавые картины ужаса стояли перед его глазами, что бы он ни делал. Но сдаться так просто и позволить богам свершить правосудие он не мог. Одна его часть кричала о том, что он должен явиться с повинной и тысячу дней и ночей стоять на коленях и молить прощение. Но другая часть упорно твердила, что он сделал все правильно. Каждый день он напоминал себе, что боги не позволят ему уйти так легко и не отправят на перерождение, а сотрут его душу, разобьют…уничтожат.

Цин Лун сильно рисковал, полностью доверив свою жизнь ученику, но ему было необходимо довериться хоть кому-то, чтобы унять боль в сердце от обиды и предательства. И теперь, когда Тай У отозвал богов, он какой-то частью своей души почувствовал, как один из тяжелых камней свалился с его плеч.

— Если бы тебя можно было убить. — Вздохнул Бай Хуа, закатив глаза. — Ты слишком живучий.

Цин Лун прыснул смехом, прикрыв улыбку ладонью, чтобы никто не счел его безумцем. Смеяться без причины посреди дороге явно нельзя счесть нормальным.

— Бай Хуа, не хочешь задержаться? — Цин Лун указал на покосившийся домик у кромки леса. — Я угощу тебя ягодным чаем и пирогом.

— Хорошо. — Бай Хуа слегка кивнул и пошел вслед за учителем.

Небольшой, гнилой дом Цин Луна пустовал много лет. Когда он только прибыл в деревню, никому не было до него дела. Местные жители считали, что было бы лучше его и вовсе снести, иначе когда-нибудь он сам рухнет. Внутри было лишь две комнаты и старая печь. Совсем скоро обветшалый дом преобразился. Цин Лун навел внутри и снаружи порядок, отремонтировал старые стены и крышу, починил печь и разбил огород. О кулинарных способностях юноши в деревне ходили легенды. Женщины не раз просили научить их готовить, и Цин Лун с радостью наставлял юных хозяек. Но, даже приготовив одно и тоже угощение, его еда не могла сравниться ни с чем.

Домой к учителю приходили дети и учились читать и писать. Юношей постарше он обучил боевым искусствам и врачеванию, а девушек музыке и танцам. Казалось, для Цин Луна нет ничего, чего бы он ни знал. У него получалось все, к чему бы он ни прикоснулся, чему бы он ни учил, обязательно пригодилось в жизни. Он уже не раз спасал людей, вырывая из лап смерти. Местные жители стали приравнивать оборванца с грязным лицом к божеству и молится на него.

Оказавшись в доме, Бай Хуа сразу заметил красивую, разукрашенную посуду, прекрасно расшитые ткани на стенах и музыкальный инструменты в углу. Маленькая комната, служившая и коридором, и кухней, и местом отдыха. Она была уютной, пусть из мебели здесь находился лишь низкий стол с жесткой тростниковой циновкой.

Цин Лун заварил чай и поставил перед учеником кусочек пирога. Учитель был несказанно рад гостю из Небесной Столицы. На доли секунды он возвратился в прошлое, когда был Верховным Богом и мог жить в роскоши.

— Как обстоят дела на Небесах? — Цин Лун опустил голову на ладонь, с улыбкой наблюдая, как его ученик поедает сладкий пирог.

От вопроса Бай Хуа замер, бледнея в лице. Цин Лун сразу понял, что что-то не так. Юноша медленно выпрямился, сложив руки в замок и опустил на них подбородок.

— Что случилось?

Бай Хуа проглотил ком в горле и бросил на Цин Луна тяжелый взгляд.

— Муншоу. — Коротко сказал он, вопросительно вздернув бровь. — Тебе знакомо это место?

— Муншоу... — Прищурив яркие глаза, протянул учитель, будто пробуя слово на вкус. — Да, кажется, я действительно бывал там много лет назад. Большой и красочный город. Что с ним не так?

— О-о!.. — Протянул бог, не сдержав фальшивой улыбки. — Большой и красочный он был сто пятьдесят лет назад. После засухи он обнищал и выгорел. И теперь там поселилось зло. Оно убивает людей, но перед этим мучает их тела и рассудок.

— Звучит ужасно. — Цин Лун сделал глоток чая, вспоминая некогда прекрасный, цветущий городишка, где бывал когда-то. — И в чем проблема? Уничтожьте источник темных сил и дело с концом.

— Люди и есть источник.

Цин Лун подавился чаем, зайдясь в громком кашле. Придя в себя, его глаза по-прежнему слезились, а горло саднило.

— Что за глупости?.. кхе-кхе... — Цин Лун прокашлялся, сделав глубокий вдох, и продолжил: — Это невозможно. Кто-то должен был их заразить или как-то повлиять. Нужно обязательно найти главный источник, а не убивать людей. Хотя... Я уже и позабыл, что богам запрещено вредить людям. — Цин Лун ухмыльнулся, допив свой чай и осторожно поставил свою чашу так, что та не издала ни звука.

— В твоих устах этот так просто. — Хмыкнул Бай Хуа, проведя ладонью по серпу, украшенному узорами в виде виноградной лозы и цветов. — Самое печально, что люди умирают уже через сутки.

Если бы Цин Лун сейчас сделал глоток чая, то обязательно подавился. Удивленно распахнув глаза, он заметно осунулся.

— Сутки?.. — Прошептал он, коснувшись груди, где яростно стучало сердце. — Но в таком случае, город исчезнет с лица земли уже через пару недель, если не меньше. А что, если эта зараза пойдет дальше? Ох, Хуа, все слишком серьезно. Я могу предложить свою помощь?

— Честно говоря, — Бай Хуа виновато опустил глаза на сомкнутые руки, — именно за этим я и прибыл.

— Боюсь, что даже после того, как Тай У отозвал богов, некоторые по прежнему хотят убить меня. — Протянул Цин Лун, перебирая в руках чарку и поджал губы. — Как считаешь?

— Сейчас в город отправились Повелитель Воды и Северный Бог Войны... — Бай Хуа нахмурился, коснувшись лба. Его глаза посветлели, будто он лишился зрения, но почти сразу они стали прежними. Светлое лицо побледнело еще больше, его руки задрожали, а сам он неестественно напрягся.

— Что произошло? — Цин Лун нахмурился, поддавшись вперед.

— Повелитель Воды и Северный Бог Войны больше не отзываются по духовной связи. Никто не знает где они. Еще два бога пропали…

Цин Лун налили еще чай, и выпил его залпом. Он не знал, кто новый Бог Воды, но то, что он и Бог Войны так внезапно пропали в мире смертных невероятно. Это больше походило на злую шутку.

— Ясно. Отправляемся сейчас же.

Цин Лун резко поднялся, достав из-под стола сумку из грубой ткани, завернул оставшейся пирог и осторожно убрал внутрь. Бай Хуа встал, с отвращением осматривая старое жилище учителя. Он много раз предлагал ему деньги, новый дом и богатую одежду, но учитель всегда отказывался, одеваясь как отшельник, и пачкая лицо грязью. Видя как грязный, и маленький юноша надевает через голову сумку и завязывает потрепанную доули, Бог остановил его.

— Может, оденешь что-то другое? — Спросил Бай Хуа и опустил взгляд на босые ноги. — И обуешься?

— Ты так смешон. — Улыбнулся Цин Лун, похлопав ученика по руке. — У меня нет ни одежды, ни обуви. Открой проход. Не нужно затягивать.

— И как долго ты жил в этой деревне? — Бай Хуа достал украшение. Это был зеленый камень с шестью серебряными лучами и на конце каждого находились камешки поменьше. Он установил артефакт переноса на закрытую дверь и нажал поочередно на пару лучей.

— Около года. В прошлый раз меня чуть не обнаружили из-за одной дамы. Я прожил в городе от силы пять лет и хорошо маскировался под грязью и тряпками. Но я ей все равно приглянулся для своей дочери. Они были богаты и обещали ухаживать за мной и хорошо обеспечивать... — Цин Лун смущенно кашляну. — Но я отказался. Тогда меня похитили и пожелали силой женить, но я сбежал. Была такая шумиха.

Бай Хуа с трудом сдерживал улыбку. Смеяться над учителем было неприлично. Он рассказывал все так, будто с ним и правда, хотели сделать нечто ужасное.

— Какой кошмар. — Выдавил ученик, стараясь не смотреть на учителя, но тот все равно услышал смех в его голосе.

— Тебе смешно, а я был испуган до смерти. И как скоро ты там закончишь? Насколько я помню, Муншоу находится не так уж далеко, чтобы выводить такие точные расчеты.

— Я передумал. — Бай Хуа повернулся к учителю и открыл дверь. Теперь за ней не было деревенских домов и пыльной дороги. В уши Цин Луна ударила музыка и пьяный смех. — Для начала нужно позаботится о тебе.

Он втолкнул Цин Луна в шумную таверну, а после вошел следом.