Изгои Света

— Мне кажется наша идея всё менее практичной, – буркнул Люциус, меряя комнату шагами уже которую минуту подряд, не скрывая постигнувшей тревоги.

— Есть множество вариантов, где вас спрятать, мисс Грейнджер, но надёжны ли они? Уже всем известен наш манёвр скрываться в малолюдных местностях в заброшенных жилищах. Их обыщут все, безусловно. Они не могут поверить на слово в том, что я вас убил. Доказательством послужит лишь ваш труп.

— Мы можем придумать заклинание временной смерти, – пожала плечами Гермиона, будто говорила о сущем пустяке, да и нельзя было сказать, что девушка подверглась флюидам смешанных эмоций напарника, поскольку беззаботно пила кофе, вальяжно раскинувшись на кресле.

— Остаётся несколько часов, неужто вы считаете, что создать новое заклинание это как щёлкнуть пальцами? – остановившись и обернувшись к волшебнице с раздражённым выражением лица, парировал тот. — Будь сие так просто, мы бы давно располагали кучей неизведанных Магической Англии чар.

— Тогда остаётся лишь первое.

— Первое, единственное, и, отнюдь, ненадёжное, — отрезал мужчина, возобновив обеспокоенно метание взад и вперёд.

— Актриса из меня никудышная, я знаю…

— К чему вы ведёте? – прервал Малфой-старший, сделав ещё одну остановку, но уперев взгляд в стену.

— Можно притвориться мёртвой.

— А ваше сердце способно сделать это? Сомневаюсь, – зло хмыкнув, ответил собеседник, направившись к Гермионе и сев напротив. — Будто мальчонка не кинется проверять ваш пульс.

— Мистер Малфой, как давно вы проверяли своё поместье?

Вопрос повис в воздухе, не находя отклика. Люциус поднялся и двинулся к окну, сложив на груди руки, задумчиво взирая на серость неба за окном.

— Его охраняют? Ждут вашего возвращения? Если попытаться вникнуть в ход мыслей мракоборцев, то они могут рассчитывать, что вы вернётесь туда, ничего не подозревая, ибо наши с вами попытки укрываться в лачугах лежат отныне у всех на виду.

— Да. Находясь здесь, мы у них на ладони. Но что нам ещё отстаётся?

— Пока за нами никто не явился.

— Они могут наблюдать.

— Тогда могут и слышать все наши размышления, так почему нас не поймали с поличным прямо в эту секунду?

— Значит, до этого места ещё не добрались. Пока не добрались.

— Вот именно. Они заняты поиском всех подобных домов, и явно отвлечены от вашего поместья.

— Противоречите сами себе.

— Но что, если… проверить?

— Проверить и взять волос для оборотного зелья, если кто-то там так и будет стоять, - оживлённым голосом произнёс мужчина, поворачиваясь к девушке, заметив недопонимание в её глазах. — Малфой мэнор действительно хороший вариант. А наша подстраховка – сделать вас копией того, кто, возможно, охраняет мои родные стены.

— Но как избавиться от…

— Убить, – хладнокровно сказал блондин, и серый омут его радужек опасливо сверкнул тем чистым злом, коим обладатель и являлся. — Нет, Мерлинова Борода, до чего же я глуп… – черты лица снова смягчились под влиянием самобичевания, и ноги снова начали чертить на полу невидимые линии траекторий беспорядочного движения. — Вам одной не воспроизвести обоих действий разом, и если таковое провернуть, вас заметят. А я должен быть в это время здесь. Если мы явимся туда вместе сейчас, разделив некие обязанности… времени на готовку зелья меньше… да, вы можете туда направиться сейчас одной, содрать волос, и тут же трансгрессировать… но кто-то может быть рядом… а может, особняк охраняют по одиночке в разных точках…

— Люциус, Люциус! – вскочив и оказавшись напротив в мгновение ока, вскрикнула Грейнджер, пытаясь вернуть мужчину в реальность, положив ладони на его щёки, заставляя взглянуть на неё. — Спокойнее, я не разбираюсь в вашем потоке сознания!

Отстранённый взор медленно поднялся к обеспокоенным глазам, и приближение былого равнодушия явно не было скорым. Тонкие пальцы пробрались в каштановую мягкую шевелюру на девичьем затылке, и напряжённый выдох пощекотал обнажённую шею стоящей напротив, что, наоборот, задержала дыхание. Их губы были в жалких сантиметрах друг от друга, и расстояние сократилось, как только Гермиона чуть подалась вперёд.

— Тебе не стоит размышлять над этим. Защитить тебя должен я, – прошептал Малфой-старший, нежно перебирая волнистые пряди. — Я не могу тебя послать одну в берлогу чудовищ…

— Нет гарантий безопасности? – выдавила из себя ухмылку волшебница, наклоняясь ещё ближе.

— Другое, – коротко бросил он, пребывая в оцепенении неведомых чувств, однако тут же отстранившись и повернувшись к собеседнице гордо расправленной спиной.

— Ты можешь всё испортить, – совершив удар в сердце острым образным кинжалом, сухо добавил мужчина.

— Я не сомневалась, – съязвила та, сказав это больше для себя самой, но слух аристократа никогда не был глух к любым словам в адрес его поведения, и Грейнджер прекрасно знала об этом, смиряя Люциуса злым взором, как только аристократ надменно посмотрел на неё через плечо.

— Лишиться вашей руки помощи в мои планы явно не входило, – произнёс он, удаляясь по направлению в ванную комнату.

— Ушли чистить свой распрекрасный павлиний хвост? – дерзко усмехнулась та, возвращаясь в кресло, дабы допить утренний напиток.

— Довольно, – застыв на месте и подняв вверх руку, ответил тот, не удосужившись повернуться уже в который раз. — Наслаждайтесь кофе, ведь всю грязную работу предстоит выполнять не вам.

— Чистить ваши перья действительно мне не по душе, благодарю, что избавили от сей мерзостной участи, – войдя в азарт, фыркнула Гермиона.

Блондин сделал изящный поворот на носках, зрительно стрельнув в девушку раздражением.

— Как можно вам поручить столь ответственное дело, если ваш уровень развития не ушёл далеко от шаловливого дитя?

Волшебница предпочла молчание, наблюдая, как напарник скрывается за дверью уборной. Её постигло назойливое предчувствие, что зашёл он туда не для наведения марафета. И донёсшийся до её ушей звук не был похож на открытие какой-то склянки, либо её падения на кафель. Он трансгрессировал.

***

Память никогда не подводила Гермиону Джин Грейнджер, особенно, когда это касалось рецептов зелий, правильного движения палочкой при том или ином заклинании и прочего, чему учили в школе или чему она училась сама. Быть может, всему виною все те волнующие события, что она пережила за последние года три, и они стёрли часть её воспоминаний на нервной почве, но что-то же осталось в целости и сохранности…

— Три пучка водорослей, два пучка спорыша… помешала по… часовой стрелке? Да, верно… И взмахнула, и настояться дала… чёрт, даже этих противных пиявок раздобыла! О-о-о-о, дьявол! – девушка упала на сложенные на столе руки, пряча в них изнурённое размышлениями лицо. — Ну что же было дальше? – пробурчала она, начиная агрессивно биться головой о скрещенные запястья.

Хрупкую фигуру окружала дюжина флаконов с ингридиентами, посреди которых расположился дымящийся котелок с неприятным запахом, от которого Грейнджер иногда воротила нос.

— Добавь в ступку две меры сушёных Златоглазок, – раздался над ней знакомый голос со столь свойственной мерзлотой.

Гермиона тут же выпрямилась, лихорадочно приглаживая растрёпанные волосы с такой гримасой, что так и кричала о том, что её застали врасплох.

— Я… готовила зелье, и… – начала она оправдания, но тут же осекла себя, сжав кулак до вонзившихся в плоть ногтей. — Благодарю, – коротко и равнодушно бросила Гермиона, прокашлявшись для восстановления самообладания.

— Приятно, что вы не стали тянуть время, – беря в руки склянку с озвученным ранее, ответил Люциус. — Я раздобыл волос.

— Знаю.

— Ваша проницательность похвальна.

— И… кто его хозяин? – посмотрев на аристократа, спросила она.

— Хозяйка, что удобнее для вас.

Гермиона кивнула, но её приподнятая бровь не опустилась, намекая на желание узнать ответ на первый вопрос.

— Право, не припомню её. Возможно, она только недавно вступила в ряды мракоборцев, что не удивительно. В одиночку патрулировать тёмный коридор… мне не пришлось даже трудиться.

— Что вы сделали с бедняжкой?

— Срывание волоска столь болезненно?

— Вы прекрасно знаете, о чём я.

— Я похож на тупицу, мисс Грейнджер? Конечно, я не избавился от неё. Её бы стали искать, это повлекло бы за собой проблемы, впрочем, зачем мне разъяснять столь очевидные вещи такой остроумной особе? – саркастичная ухмылка исказила его губы, вызвав в собеседнице вспышку раздражения, что отразилась в дёрнувшемся веке.

— Мне просто следует избегать её, не так ли?

— Спрячетесь в какой-то комнате и, Салазар меня прокляни, если вы высунете наружу свой любопытный носик.

— Поможете с готовкой зелья? Время на исходе, – сменив тему разговора, произнесла девушка, беря ступу.

— Разумеется.

***

Почему в ней заговорила боязнь за Малфой-старшего? Словно она была его женой и оберегала от любых невзгод, вечно находясь поблизости. Она оставляла его на съедение волкам. Точнее, волку. Но придёт ли Поттер один? Вероятно, вожак так и приведёт свою стаю. Гарри всегда была самоотвержен, но отнюдь, не дураком. Быть может, следовало остаться там… Люциус не сможет в одиночку расправиться с толпой. Неравенство сторон – низость, однако, сие разумно в данной ситуации, учитывая, что мужчина являлся преступником, которого следовало упечь в Азкабан. Но раз Гермиона отныне с ним заодно, её коробила такая несправедливость. Новая в её понимания несправедливость. Отныне? А есть ли у данного слова дополнение, собрат в виде другого слова – «впредь»? Предаст ли девушка напарника, если задуманное ими не реализуется и его закуют в цепи? Вернётся ли она в таком случае обратно на светлую тропу?

Она подняла голову, столкнувшись взглядом с женщиной средних лет, что оперлась руками о бортики мраморного умывальника, в упор глядя на Грейнджер усталым и тревожным взором, отражая всё то, что гложет душу волшебницы. Зализанные в низкий пучок волосы, простого кроя пиджак, сухая кожа открытых над рубашкой ключиц – противоположность энергичной молодости, коей владела Гермиона. Ведь именно такой девушка могла стать, если бы не встретила скрывающегося от закона мужчину. Погруженная в бесконечную рутину – гласят об этом пролёгшие под глазами морщины и круги. Выпить оборотное зелье, став на время жертвой изнурённой работы – отменная возможность узреть, что сталось бы с умнейшей ведьмой столетия, не откажись она от Рональда, от друзей, от всей той беспросветности.

Судорожно вздохнув, Гермиона вышла из обставленной со вкусом уборной. Каждый миллиметр этого особняка был пропитан слепящей роскошью. К сожалению, пыль покрыла многие поверхности, так и кричащей об отсутствии хозяев и слуг. Серость наверняка стала скрывать всё великолепие здешнего места. Гермионой двигало желание обойти каждую комнату и коридор. Изучить то, чем жил Люциус Абракас Малфой. Чем был он столь горд, помимо своей крови и происхождения. Многое дышало им, словно каждая мебель здесь вобрала в себя его энергетику. Но экскурсия по поместью была опасной на данный момент. За каждым углом могли находится мракоборцы и та, коей притворялась сейчас девушка. Ей следовало где-то укрыться и не высовывать носа. Но как долго? Возможно, до самого утра. Необходимо отыскать спальню. Спать было опасно, но спина её ныла от нескольких часов готовки зелья. Что хотелось ей больше защиты Малфоя, так это прилечь.

Пройдя несколько шагов вперёд, она ухватила ручку одной из попавшихся по левую сторону дверей, облегчённо обнаружив за нею первым делом просторную кровать с балдахином. Не размышляя долгие секунды, что казались её вечностью на протяжении часа, она вошла внутрь, запечатав комнату колопортусом, плевав на последствия, и, словно маленький восторженный ребёнок, прыгнула на постель, подняв в воздух облако пыли, от которого она тут же чихнула.

Скромно оснащённая спальня: прикроватная тумбочка, размером не больше пороховой бочки, с резным цветочным орнаментом по краям; висевшее над изголовьем бра, которое Грейнджер тут же включила, прогоняя ночную темноту; платяной шкаф напротив; пара пушистых белоснежных коврика по бокам. Казалось бы, взгляд Гермионы подметил всё и веки уже начали закрываться, как вдруг глаза остановились на неприметном углу рядом со шкафом. Три приколоченных к стене полки, на которых расположились склянки с переливающимся содержимым, а под ними стоял маленький котелок.

Ноги рефлекторно опустились на пол, направляясь к находке. Гермиона взяла одну из колбочек, прочитав на ней незамысловатую, но столь пугающую фразу «Азкабан».

— Воспоминания… – девушка опустила взор на каменную чашу. —Омут воспоминаний… – она снова посмотрела на слово, небрежно написанное на приклеенном кусочке пергамента, со страхом сглотнув. — Ты хранишь это, чтобы напомнить себе об осторожности… но что, если ничего из этого не вышло?

Готова ли она окунуться в тот ужас, что некогда пережил он? Она не раз слышала рассказы о том, каково приходится заключённым, но узреть это самой? И увидеть то, что возможно могло произойти с её единственным шансом на победу в лице Люциуса в ближайшее время?

Хлопок открытой колбы оглушил привыкшую к полной тишине Грейнджер. Извилистая нематериальная ниточка, святящаяся голубоватым, оказалась в толще серебряной жидкости, в которую погрузилась и человеческая макушка.

Девушку перенесло в тесное пространство, в заточение четырьмя каменными стенами. Никакого убранства, лишь пустота, если не считать стула напротив и сидящего в нём мужчину, закованного в цепи. От его жалкого вида у Гермионы перехватило дыхание, и отнюдь, не от восторга, как обычно.

То был совершенной другой Малфой-старший. Измождённый, поникший, безучастно глядящий в пустоту и неухоженный. Облачённый в серую робу, с растрёпанными волосами по плечам, что не расправлены в привычной горделивости. Вздрагивающий от каждого свиста за решётчатым окном позади, воспринимая его не вой ветра, а за приближение ужасающего дементора.

Гермиона сделала шаг навстречу, опускаясь на колени перед несчастным, и протянув руку к его щеке, обнаружив сразу две вещи – в омуте она являлась собой, а не той, чей облик приняла в реальности, и её ладонь не наткнулась на то, что искала. Волшебница была незрима, не слышима и не обладала физическими свойствами.

— Ты не заслуживал таковой участи… Ты был вынужден стать Пожирателем Смерти спустя года, и ты этого не хотел… Ты отрёкся от той юной чрезмерной спесивости, что привела тебя к Тёмному Лорду… он исчез, а у тебя появилась семья. Ты ценил её… любил… жена и сын были твоим приоритетом, а потом он воскрес. Если бы ты не примкнул вновь, тебя бы убили… или убили бы твоих близких для шантажа… Министерство это не могло понять. Я понимаю… – Девушка ощутила, как дорожка её слезы обожгла кожу. — Мы изгои света, Люциус, – печальная улыбка приподняла уголки её рта. — Ты и я.

Она наклонилась, дабы сомкнуть свои губы на его призрачных губах, но усталое лицо тут же растаяло перед ней, возвращая девушка обратно в спальню.

Гермиона попятилась назад, упав на кровать и устремив мокрые глаза в потолок. Почему ей так стало жалко мужчину за его прошлое? Она толком не знает его… он мог говорить ей не всю правду или нагло врать в глаза… но она слепо верила каждому его слову, поскольку чувствовала всю его ненависть к социуму, так как сама преисполнена этим чувством. Может, её раздирал плач, потому что она в полной мере осознавала грядущее повторение увиденного? И пугало не бедственное положение аристократа, а то, что его заточение в Азкабан отрежет девушку от перспектив стать во главе магического мироздания.

Почему она никогда не размышляла в таком случае над другим вариантом? Взять борозды будущего правления в свои руки? Куда подевалась её былая решительность? Будто бы она ничто без Люциуса и ничего не сможет. Она вряд ли возжелает покаяться в грехах и вернуться к унынию, так отчего же не попробовать бунтовать в одиночку? Теперь возникает и иной вопрос…  Что за пессимизм ею движет и отчего же она уже ставит жирную точку на напарнике?! Он умён и хитёр, он не сдастся. И в этом заключалось их отличие…

Она всегда считала себя столь же несчастной. Ставила своё горе наравне с его. Она просто была обделённой, вот и всё. Она просто злилась на то, что с нею прекратили считаться. Она вела себя, как ребёнок. Он же потерял семью, видел тысячу смертей, от безысходности принимал участие во всех кровопролитных планах Волан-де-морта, пережил прилюдное унижение тёмным волшебником и терял авторитет в Министерстве. Да, жизнь Гермионы тоже не была лёгкой, но не столь трудной, как у Люциуса. Стирание памяти родителям о себе, стремление выжить во время Магической войны и многочисленное спасение друзей. Но последующее недовольство действиями близких ни в какое сравнение не идёт с положением напарника. Она вполне себе могла предпринять что-то, прекратив сидеть, сложа руки, и не путаясь с преступником, а ею овладела некая инфантильность. Но теперь она навязала себя ему. Уйти будет нечестным. Она начала уважать его. И если она избрала такой путь, она должна идти до конца, поскольку никогда не забрасывала дела. А может, её оставляло совершенно иное?

Думы растерзали её душу донельзя. Она хотела разодрать грудь и добраться до ноющего в мучениях сердца, вырвав его, дабы ничего не чувствовать в этот момент. Что конкретно её тревожило? Ярость на свою глупость? Страх не отыскать Малфоя в хижине утром? Её бегство от Министерства? Боязнь последствий её выбора? Но вся эта совокупность крутилась вокруг самовлюблённой язвительной фигуры, которая когда-то лежала здесь.

Секунды, и Грейнджер снова стоит около омута памяти, рассматривая стоящие колбочки с воспоминаниями. Нужно было отвлечься. Нужно было что-то новое. Нарцисса. Эта женщина хранила множество тайн, она была тёмной завесой при антракте в театре. Если данная комната принадлежала и ей, ведь неспроста кровать была двуместной, стало быть, здесь, в неприметном тёмном углу, хранятся и её былые дни, заточённые в стеклянные стенки. Да, Гермиона оказалась права. Для Малфоя не свойственна сентиментальность в виде уменьшительно-ласкательных суффиксов, особенно применяемых к кому-то. «Сыночек» был беспощадно и резко вылит в чашу, и Гермиона снова стала собою, снова оказавшись в неизведанном, но уже не столь напряжённом месте.

Миловидное лицо обрамляли белоснежные локоны, скрывающие часть нежной улыбки, адресованной малышу, неуверенно шагающим к женщине, протянув вперёд пухлые ручки.

— Иди ко мне, золотце. Иди к мамочке, – протягивая в ответ тонкие запястья, произнесла Нарцисса. — Ты отлично справляешься!

Сколько лет этому малышу? Ему с виду не дать больше года, а его уже нарядили в вычурный костюм, словно он являлся взрослым мужчиной в теле ребёнка. Прививание изысканного вкуса чуть ли не с рождения. Вбивание в голову, что он потомок великой четы.

— Глязнокловка! – вдруг со смехом воскликнула малыш, заставив вздрогнуть незваную гостью.

— Милый, что за грубость?! Маглорождённая! – поправила его женщина, усмехнувшись, когда сын упал в её объятья. — Не учись плохому у своего отца. Он не всегда тактичен.

Гермиону захватило чувство признательности к этой даме напротив. Она ложно считала столько времени, что жена не далеко ушла от своего супруга, но в ней сохранялись зачатки человечности.

— Кто у нас здесь, м? – знакомый суховатый голос из-за угла принудил рефлекторно повернуться к его обладателю. — Мой наследник делает первые шаги, да? – Люциус неспеша подошёл к Нарциссе и Малфой-младшему, подхватив последнего на руки и тепло ухмыльнувшись, когда маленькая ладошка коснулась его твёрдой щеки.

Супруга оказалась рядом, положив макушку на сильное плечо, аристократичными пальцами убирая со лба мужа мешающую прядь.

— Как дела на работе, милый?

— Также успешно, – коротко поцеловав Нарциссу в губы, ответил тот.

Живот девушки скрутило от ревности, глаза вспыхнули злым огнём. Мужчина никогда не принадлежал ей, и она не любила его, так почему эта трепетность его отношений с женою разожгла в ней огонь лютой ярости? Ногти впились в ладони, дыхание участилось, и развернувшаяся пред ней картина стала красной тряпкой для быка. Но через мгновение она растворилась.

Глаза принялись за повторное изучение колбочек, недолго думая, она схватила ту, на которой убористым почерком было выведено её собственное имя. Гнев затмил разум и должное значение наличию этой склянки не придалось.  Только одно было подмечено чуть ли не сразу – это написано его рукою.

Уже знакомое место, в коем она была не раз. Отчего то окружившие её члены семьи Уизли помолодели на несколько лет. Кругом стоял шум из множества разговоров. Перед ней вновь оказался Люциус Малфой.

— Страх перед именем только усиливает страх перед тем, кто его носит, – произнёс тонкий девичий голосок за спиною девушки, и всякая надобность взирать на маленькую копию себя отпадала.

— А вы, должно быть, мисс Грейнджер? – вкрадчиво, с ноткой неподдельной любопытности, риторически спросил аристократ, смотря сквозь Гермиону. — Да, Драко много рассказывал мне про вас… и про ваших родителей…

— Маглы? Да… – произнесла с ним в унисон девушка из настоящего, вздрогнув всем телом от охватившего чувства дежавю.

Сколько раз в её мыслях всплывал данный разговор, напоминающий о том, что её всегда будет разделять с напарником эта пропасть. Но услышать сие вновь, как в первый раз… мурашки покрыли каждый участок кожи, и былая ярость сошла на нет, уступая место вернувшейся разбитости.

Зачем он хранил это воспоминание в своих покоях? Какой был Люциусу от него прок? Она считала, что являлась столько лет для Малфой-старшего грязью под ногами, которую он не замечал, однако, похоже, глубоко ошибалась…

Нет, здесь не было влюблённости, она убеждена. Она всего лишь являлась для него занятным объектом изучения. В конце концов, не каждая маглорождённая приобретала статус самой яркой ведьмы столетия.

Волшебница стала судорожно перебирать склянки на полках, ища упоминание о себе, когда вновь вернулась в спальню. «Зал пророчеств», «Белла и меч», «Чемпионат по квиддичу» – в каждом из этих воспоминаний она фигурировала и каждое она варварски вылила в омут и просмотрела. Статус умнейшей юной волшебницы она приобрела лишь после. Если бы она не вызывала в нём такой заинтересованности, он забыл бы всякую мелочную встречу с ней. Чем тогда она так цепляла его? Безусловно, Драко не раз жаловался на неё отцу в письмах, либо пребывая дома, но разве мужчина не должен был отнестись к этому, как к детским обидам сына?

Пустые флаконы раскиданы по полу, и Гермиона даже не удосужилась их убрать обратно. Плевать на порядок, когда и её мысли не прибраны. Хаос сознания и хаос, выраженный в растрёпанной причёске, поскольку пальцы слишком часто пробирались через пряди волос. Всё вокруг кружилось, земля уходила из-под ног – чёрт бы её побрал выбирать именно эту комнату! Отчего вселенная столь жестока и привела её сюда? Зачем её взор зацепился за эту чашу, когда она была на грани провала в сновидения?

Еле нащупав трясущейся рукой оконный засов, она впустила внутрь свежий воздух, жадно вдыхая его, дабы возыметь спокойствие и унять бешено стучащее сердце. Она смотрела в пустоту, пытаясь игнорировать всякие думы, но тут же посмотрев вниз, увидела, как из ниоткуда трансгрессировал какой-то мракоборец, ленивой праздной походкой направляясь к патрулирующим вход коллегам, которые встретили его сначала настороженно, рефлекторно направив на него палочки, но тут же опустив, различив знакомые черты довольного лица.

— Дело в шляпе, господа, – донёсся до Гермионы голос прибывшего. — Люциус Абракас Малфой пойман и уже пребывает в Министерстве!

— Хвала Мерлину! – вскинув руки к небу, поддержал разговор один из его собратьев по работе.

— Лучше восхваляйте Поттера. Славный малый, стоит признать. Я его недооценивал.

— А что с мисс Грейнджер? – задал вопрос третье лицо.

— Увы, эту умницу мы потеряли навсегда, – с фальшивою печалью ответил первый, прижимая ладонь к сердцу в знак уважения почившей, вызвав у наблюдающей волну омерзения.

— Прискорбно, но не спеши верить этому ублюдку на слово. Он вполне мог её спрятать.

— Не думаю, её труп был обнаружен сразу.

Пожертвовать своим домовиком – до сих пор кажущийся Гермионе гениальнейший поступок. Дать оборотное эльфу, превратив в напарницу, и убить его.

— Мира и покоя ей. Министр организует похороны на высоте, я убеждён.

Волшебницы фыркнула. Как же. Если бы её, якобы мёртвую, обнаружил не Гарри, никто из верхушки не стал бы тратить на её погребение и гроша. А последующее является неким лицемерием в виде награды Поттеру за оказанную услугу. Её бывший друг горделив, и попросил лишь это.

— Когда его упекут за решётку?

— Не торопись так, ещё должна состояться его встреча с Визенгамотом.

— Там и так всё ясно!

— Мой друг, это чистая формальность, – нахальная, гадкая улыбка исказила губы гостя.

— Я не спал нормально уже столько суток! Благо, это закончилось и я могу вернуться домой. Прочь от этой берлоги чудища!

— Сначала мы отметим нашу победу, приятель!

С этими словами вся группа мракоборцев аппарировала, и среди них девушка увидела ту, коей притворялась. Она увидела своё отражение на стекле, и поняла, что снова стала собой. С облегчением, но длилось оно отнюдь недолго, стоило прийти к страшному осознанию постигнувшей беды – Люциус не смог.