Изгои Света

В этот раз было достаточно людно. Волшебники сновали туда и сюда, вдоль и поперёк, игнорируя даже взглядами застывшую посреди девушку. Теперь о ней забыли окончательно. Каждый шёл по своим делам, и никому не было дела до Гермионы, что потерялась, хоть и знала все переулки наизусть. Она потерялась в догадках о том, как оказалась здесь. Она же только что засыпала с ощущением спокойного дыхания Люциуса на затылке. Неужели, пока она мирно спала, как младенец, после дня, полного впечатлений, он выгнал её прочь? Только она же не лежала на земле. Она уже стояла на ногах. И была одета. Не в духе Люциуса тратить хоть малейшие усилия на грязнокровку, а уж тем более, на её переодевание. Но ведь теперь она для него не грязнокровка. Что-то было не так в этом странном местоположении.

— Гермиона! – как гром среди ясного неба раздался до боли знакомый голос. И он принадлежал отнюдь не Люциусу.

Девушка прищурила глаза в поисках окликнувшего и сквозь мелькающие фигуры разглядела рыжую макушку и любимые черты лица, которые были явно чем-то недовольны.

— Рональд! – радостно воскликнула Гермиона, спешно огибая проходящих и кинувшись с распростёртыми объятьями на крепкие плечи парня, что терпеливо все эти секунды стоял и ждал её приближения. — Я так счастлива те...

— Убери от меня свои мерзкие руки, предательница! – громко прервал волшебницу тот, схватив её сомкнувшиеся на его шее запястья, отбросив их.

— Рон... что... что случилось? – ошеломлённо отстранившись на несколько сантиметров, полушёпотом, полным проснувшейся тревоги, спросила девушка.

— А то ты не знаешь!

— Да, не знаю, Рональд! Не знаю!

— Тогда, может, тебе расскажет Люциус Малфой?!

— Откуда... откуда ты узнал?

— Мы расстаёмся, Гермиона.

— Откуда ты узнал?!

— Я хотел предложить тебе свою руку и сердце. Даже кольцо купил на последние деньги.

— Рональд, откуда ты узнал про меня с Люциусом?! – не унималась волшебница, начав трясти равнодушного парня, чувствуя катящиеся по щекам ручейки душевного ранения.

— Я подарю его Лаванде. Знаешь, я давно её любил.

— Рональд! – вновь вскрикнула Гермиона, тряся неподдающееся тело более агрессивно.

— Надо было изначально выбрать её.

— Рональд, она тебя не достойна! – сдавшись, успокоила свои руки Гермиона, смотря на возлюбленного через размывающую всё пелену слёз.

-—А кто достойна? Ты? Изменщица?

Девушка не видела чётко его эмоций, но была убеждена, что они были столь же холодны, как и голос. Ледяными. Презирающими. Малфой-старший был таким же совсем недавно. А теперь он словно поменялся местами с парнем.

— Рональд, у нас с ним ничего не было!

— Не смей произносить моё имя из своих мерзких уст, подстилка преступника. Ты мертва для меня, Гермиона. Мертва.

***

— Нет! – что есть мочи закричала Гермиона, мгновенно распахнув глаза, столкнувшись взглядом с обнажённой мускулистой грудью, которая находилась от её лба на расстоянии указательного пальца.

Девушка вскрикнула во второй раз, уже более пронзительно, но теперь отнюдь не от горя. Она, как ужаленная, присела на кровати, поджав к себе край одеяла, установив зрительный контакт с безэмоциональным мужчиной, что лежал на боку и подпирал щёку рукой.

— Что вы нашли в этом невзрачном Уизли? – начал беседу тот.

— Как не совестно вам смотреть мой...

— Смотреть? Я его слушал, – перебил Люциус, вставая с кровати, направляясь к стулу напротив, на котором расположились аккуратно сложенные стопки одежды.

Гермиона смущённо кашлянула в кулак, то ли от того осознания, что Малфой-старший узнал о её тайных страхах посредством озвученного сна, то ли от вида обнажённого торса. Стоило признать, что мужчина был сексуальным. Чертовски сексуальным.

— Вы так пялитесь на меня, – подал голос тот, застёгивая на себе белую рубашку, которую накинул мгновением ранее.— Не вы ли вчера строили из себя недотрогу?

— Причём здесь это, если вы так нахально демонстрируете свои достоинства?

— Ну я же не хвастаюсь перед вами тем достоинством, – кивнув головой и направив взгляд вниз, усмехнулся Люциус, надевая сверху мантию.

Гермиона прокляла свою способность розоветь от смущения. Ну что мешало ей забить свою язвительность в дальний угол? Вроде она не глупа, но язык за зубами держать не умеет вовсе. Хотя нет. Умеет и ещё как умеет. Она же Гермиона Джин Грейнджер! Умнейшая ведьма столетия и так далее, и тому подобное. Она всегда сначала думала, прежде чем озвучить свою мысль, предположение, умозаключение или чтобы там ни было. И соображала она быстро. Однако в присутствии Люциуса девушка превращалась в обиженного ребёнка, который не желает принимать правду о своих неправильных поступках или словах, начиная пререкаться со старшими. И уж если Гермиона не хочет показаться в глазах заносчивого мужчины подобной личностью, ей стоит заткнуть внутреннюю, маленькую девочку с раненой гордостью. Но только назревал один вопрос: почему она должна скрывать свои эмоции и настоящую себя? Аристократ ведал о том, на что шёл, беря под своё крыло в качестве помощницы буйную гриффиндорку. Но ответ всё же был: если девушка хотела добиться от общества заслуженного внимания к своей персоне, то она изо всех сил постарается уничтожить в себе скандальность и сорвать необходимые плоды результата с дерева, под названием: «сотрудничество с Люциусом Малфоем».

— Вы идёте? Или так и будете сидеть на месте целый день? Тогда какой смысл нашей совместной работы? – вывел ту из раздумий недовольный голос мужчины.

— Да... – выдохнув и встряхнув головой, прогоняя мысли, задумчиво ответила та, вставая с постели. — Да, иду. Я к вам выйду через пять минут.

Малфой-старший лишь хмыкнул, покинув опочивальню, взметнув за собою полами просторной мантии.

***

—Мы же не успеем за столь короткий срок проштудировать все эти книги... – сорвалось у девушки словесное удивление от наблюдаемого объёма предоставленных знаний, как только её ладони оперлись о пыльную поверхность стола.

— Я думал, вам не впервой залпом поглощать запечатлённые на страницах знания, – ответил Люциус, закатив глаза и скрестив руки на груди в привычной, Малфоевской манере.

— Но сие не касалось придумывания нового, наисложнейшего заклинания! – вскрикнула в протесте Гермиона, развернувшись лицом к собеседнику и чуть задрав голову, дабы зрительно ответить на плескающуюся в его глазах укоризненность. — Это было изучение того, что практиковалось волшебным народом веками!

— Если вы намерены только ныть и высказывать недовольство, я отрекаюсь от вашей подмоги и стираю память о наших с вами взаимодействиях. Но ваша чрезмерная любопытность не позволит этому случиться, поэтому в ваших же интересах оставить переживания на глубинах сознания и не давать им поводов паниковать в моменты столь ответственных задач.

— Если вы готовы так легко отпустить меня, зачем мною себя обременяли? И почему сделали для меня исключение?

— Исключение?

— Вы же ненавидите магглорождённых... – Гермиона, также перекрестив кисти рук на выпуклости груди, замолчала, в желании узнать, исправит ли аристократ озвученное слово. — Вы молчите? Серьёзно? Вы не хотите поправить меня?

— Я давал вам обещание о том, что не назову вас впредь грязнокровкой.

— Что во мне такого особенного, если вы так решительно перешагнули через самого себя?

— Простое любопытство касательно вашей персоны.

— Такой короткий ответ меня не устраивает!

— Вы настолько дотошная особа... – произнёс мужчина, закатив на мгновение глаза и похлопав при этом, как в нервном тике, веками. — Теперь я прекрасно понимаю своего сына. Его ненависть заключалась не только в чистоте вашей крови. Она лишь дополняла презрение к вашей, как говорит молодёжь, душности.

— Драко... – вмиг осунувшись и опустив вниз помутневший от осознания скорби взгляд, выдавила та из себя имя бывшего врага, что раньше слетало с губ злостно, а сейчас так, будто он много значил для её девичьего сердца. — Вы не знаете, как он умер? Как умерла ваша жена?

— Что за резкая смена темы?! – разъярённым тоном воскликнул Малфой-старший, замахнувшись рукой и оставив красный след на бледной щеке дёрнувшейся в направлении удара девушки. Люциус моментально ухватился за ворот белоснежной рубашки собеседницы и подтянул к своему гневному лицу юное, испуганное донельзя лицо Гермионы, что с животным страхом, сквозь призму смелости, взирала в зрачки, которые демонстрировали сталь мужского характера. — Молись, чтобы твой паршивый язык научился сдерживаться в произношении святых имён, – тяжело дыша от нахлынувшей, как цунами, ярости, процедил сквозь зубы аристократ, с презрением отшвырнув вперёд свою жертву, которая вскрикнула от боли, как только спина была встречена краем стола.

В комнате повисла гнетущая тишина. Слёзы ужаса предательски проскользнули по коже щеки, отогретой недавним наказанием за необдуманность. Гермиона словно забыла, как вбирать в лёгкие воздух, в то время как Люциус в этом деле точно знал, что делать, отвернувшись от волшебницы, в попытке успокоиться без взгляда, назойливого своим прожиганием насквозь.

Вот он. Первый звонок о том, что нужно бежать. Что нужно бросить эту нелепую затею о сотрудничестве с тёмным магом. Она раздражает его. Она его бесит. Она готова пробудить в нём всех дьяволов Малфоевского мира, в то время как он способен пробудить в ней всех ангелов, что хотят её уберечь от злых сил чужих эмоций. Добро и зло не могут сосуществовать. Добро никогда не сможет стать злом. Гермиона Джин Грейнджер никогда не сможет убить кого-то. Но Люциус может. Он делал это и раньше. Ему не впервой. Далеко не впервой. И, в какой-то степени, его мотивы истребления части волшебного народа возможно оправдать - он мстит за семью, и, в отличие от него самого, почившие члены семьи вред не наносили никому. Он сражался за хороших людей. А оправданий предстоящим смертям от рук девушки не сыскать. Готова ли она отключить совесть из-за какой-то детской обиды? Готова ли подвергнуть себя риску? Но ей так надоело быть для всех хорошей. Её доброту растоптали подобно стопам невоспитанных детишек, пробежавшим по клумбам с прекрасными цветами, которые кто-то старательно высаживал. Нужно ли разъяснение такому примитивному сравнению? Те, кто не понял, поймут. Поймут, ибо добро уже не было таким уж добром, и зло со злом всё же сочетается, как ничто иное.

— Люциус... – сжав кулаки для пущей храбрости, девушка двинулась в сторону Малфоя-старшего, аккуратно положив ладонь на плечо, что не стало сопротивляться и сбрасывать лёгкую нагрузку. — Может, вы этого не видели, но видела я, – голова мужчины чуть повернулась в сторону говорившей, показывая, что волшебник был готов выслушать предстоящее. — Я знаю нашу первую жертву, Люциус, – уголок девичьих губ искривился в злорадной ухмылке. — Кингсли убил Драко.

Мужчина полностью развернулся к отошедшей на шаг Гермионе, которая ликующе смотрела на него. Она смогла заинтересовать его и утихомирить того зверя, что хотел раннее порвать ей глотку. Трупом теперь будет не она.

— Скажите, как может находиться у власти света тот, у кого за душой преступность? Чем он лучше нас, Люциус?

— Я никогда не убивал, мисс Грейнджер, – неожиданно подал голос аристократ. — Я выполнял поручения лорда, состоящие только из пыток, подставы кого-либо или же искал конкретную личность. Не убивал даже на магической войне. Все мои мысли были заняты лишь Цисси и Драко. О том, где мне искать. Как их спасти... Я гораздо выше их всех в моральном плане, – желваки Малфоя-старшего активно задвигались в растущем раздражении на озвучиваемую несправедливость. — Круциатус это далеко не Авада. А все эти святоши разбрасывались самым непростительным из всех трёх непростительных направо и налево, и всё это сошло им с рук. Они выдвинули это как необходимость.

Гермиона искренне подивилась тому, что сам Люциус Малфой способен откровенничать. Что он выговаривается какой-то грязнокровке, которая для него является всего лишь пылью дорог на носках дорогих, брендовых туфель. Ею следовало бы восхищаться, потому что она смогла найти больные места заносчивой души. Она нашла способ манипулировать чувствами напыщенного богача. Манипулировать Малфоем-старшим.

— А я... – прокашлявшись для чёткого голоса, нарушила наступившую безмолвность девушка. — Я столько делала для волшебного мира, столько делала для Хогвартса... и меня забыли, – так и решилась Гермиона на отважный шаг в виде излияния души, когда узрела на равнодушном лице готовность внимать словам. Её никто не понимал всё это время после битвы. Даже близкие друзья. Быть может, её поймёт враг. —Когда-то я была одиннадцатилетней девчушкой, сидевшей в купе Хогвартс Экспресса с учебником по истории магии в руках и мечтавшей о том, как станет великой волшебницей через семь лет. И я поставила перед собой первую в жизни серьёзную цель - осуществить эту мечту. Во что бы то ни стало запомниться в стенах чародейной школы самой лучшей ученицей. Самой талантливой и самой трудолюбивой. На протяжении семи лет я спала только по три часа, днями и ночами штудируя учебные материалы и конспекты. На протяжении семи чёртовых лет я попадала во все передряги, лишь бы спасти две задницы, что на месте не могли усидеть никак. А что я получила в ответ? Я знаю гораздо больше, чем мои сверстники. Если бы не я, миром бы правил Волан-де-морт. Но что получила я в ответ? На мой ум никто не желает смотреть. Я должна добиваться любых должностей обычным способом, как остальные волшебники. Вся моя учёба на сплошные «превосходно» пошла прахом. А вместо огромной благодарности хотя бы от близких людей, я уже не говорю о всей Магической Англии... молчание! - Гермиона со всей силы стукнула ладонью по бедру, вложив в удар весь накопившийся гнев, проигнорировав полученное секундное увечье. - Сраное молчание!

— Вашу начитанность можно легко выяснить по многословности, – хмыкнув, коротко ответил на тираду тот. — Однако, признать стоит, из вас убедительный адвокат. Вы смогли во мне пробудить нотку сочувствия и признание этого, как сейчас, вслух.

Заложив руки за горделивую спину в жесте надменности, Люциус двинулся к столу, миновав сбоку секудно поигравшую бровями девушку. Чего ещё она могла ждать от ходящей глыбы? Утешительных объятий? Слова поддержки о том, какая она, Гермиона, невероятная, после нескольких лет презрения к её персоне? Всё не так сразу. Наивная дура... Однако то, что Малфой-старший смог без вытягивания, самолично признать понимание положения волшебницы... грязнокровки... это уже больший подвиг для него.

— Давайте мы не будем тянуть время и приступим к делу, – произнесла девушка, сглотнув от толики накатившего страха, как только Люциус оказался чуть ли не вплотную к ней.

Какой пируэт самовлюблённости сейчас выкинет мужчина? Злорадно засмеётся, а после скажет фразу наподобие: «Вы такая идиотка, грязнокровка! Неужели вы думаете, что я сказал правду? Неужели вы думаете, что я готов сотрудничать с мерзостью вроде вас?». Она ждала этот подвох каждый раз, когда он оказывался на крохотном расстоянии от неё, заставляя своим высоким ростом чуть запрокидывать голову и взирать в бездушные очи циничности.

— Вы боитесь меня? – нарушила воцарившееся молчание насмешливость низкого тембра голоса. — Желаете как можно скорее закончить словесные взаимодействия, касающиеся наших внутренних миров, скрывшись за тем, что может меня отвлечь от вашей персоны, – пальцы трепетно сцепили девичий подбородок, задрав макушку ещё выше. — Избегайте моих опросов столько, сколько вам потребуется для того, чтобы смочь ко мне привыкнуть, но знайте, что рано или поздно я разворошу всё ваше грязное бельё, – рука аристократа вновь вернулась к своей сестре, спрятанной сзади. — Продолжим наш труд? – последовал вопрос с некой безмятежностью в голосе, будто не было этих секунд запугивания.

— С удовольствием, – улыбнувшись с толикой саркастичности и выдавив щепоточку язвительности, ответила та, обернувшись и направившись к треклятому столу, который сегодня был чуть ли не любимцем публики в лице двух человек. Сколько раз они за этот день к нему приближались, сколько раз от него отходили, так и не приступив к необходимому. Так и не приступив к той причине, по которой волшебница здесь находилась. Гермиона мысленно возблагодарила и Мерлина, и, на радостях, даже Салазара, которого раннее как историческую личность презирала всеми фибрами души. Это была мелочь. Пустяк. Но эти пустяки нарастали в ком пустяков. Бывшую воительницу за свет всё больше притягивала к себе коварная тьма.

— Вы перебираете на листе пергамента варианты заклинаний, а я буду одобрять их или отклонять, – пояснил план действий Малфой-старший, присаживаясь за стол, при этом аккуратно подобрав под себя мантию. — Вы так и будете стоять около стула? – приподняв в удивлении бровь, спросил Люциус, глядя на девушку. — Если вам удобно работать в таком положении, право ваше, – та сразу же, нахмурившись от злости, пошла наперекор кинутой насмешке. Губы аристократа расплылись в ухмылке. — Что это было, мисс Грейнджер? Протест?

— Я раздумывала, не отойти ли в нашу скромную библиотеку и не взять ли ещё какой-нибудь научной литературы. Ничего более.

Не дожидаясь дальнейших подколов, как называл подобное Рон подростковым сленгом, Гермиона взяла в пальцы тонкое основание пера и макнула его в чернила, спустя мгновение написав первый пришедший в голову вариант заклинания.

— Имревейт, – озвучила она, не поднимая глаз на коллегу.

— Больший упор делается на заклинание стирания памяти. Подчинение может не сработать. Дальше.

— Облирио, – озвучила ещё один написанный вариант та после того, как резким движением зачеркнула предыдущий.

— Теперь всё ровно наоборот. Не подходит. Дальше.

— Иблимеро.

— Хм... что-то действительно здесь есть. Оставьте и не исключайте.

— Люциус, может и вы поучаствуете в моей мозговой деятельности? Любой дурак способен на критику.

— А она разбивает на осколки ваше эго? Не любой дурак, Гермиона. Я имею большой багаж опыта за спиной, пока у вас это всего лишь дамская сумочка через плечо, и мне гораздо виднее в этом тонком деле, что сработать может, а что не годится и в подмётки.

— Что же вы не работали профессором в Хогвартсе? На должности по защите от тёмных искусств? Внедрили бы в юные головы мысль о величии тёмного лорда, и он бы победил. Мир магии был бы сейчас таким, как в ваших давних мечтах.

— До сих пор желаете мне смерти? Как известно, на этой дисциплине никто не задерживался дольше года по каким-либо не очень приятным обстоятельствам. Да и нога бы моя туда не шагнула, если бы не моя любимая жёнушка, убедившая, что сын должен быть как можно ближе к нам, а не в далёкой Скандинавии.

Гермиона решила никак не реагировать на сие заявление, дабы не схлопотать ещё раз за упоминание его почивших членов семьи, потому что она будет не способна себя сдержать и продолжит эту больную тему.

В комнате снова повисла тишина. Девушка старалась изо всех сил выдавить из разума новый вариант заклинания, но в голову ударяли импульсы не озарения, а ещё одной порции страха перед неизвестным в лице подозрительно замолчавшего аристократа. Какие бы усилия Гермиона ни прилагала для того, чтобы не продемонстрировать даже вскользь свою напряжённость, себя обмануть она не могла. Волшебница рискнула поднять на него взор, тут же столкнувшись с его. Но в нём уже не было былого льда. В сером океане плескалось чрезмерное любопытство.

— Вы всё ещё сердитесь на моё упоминание о Драко и решили так и отомстить в виде неучастия в такой сложности?

Молчание.

— В каких вы отношениях с мистером Уизли-младшим? – внезапно всё же подал тот голос, сменив тему, явно не желая больше говорить про своё погибшее чадо.

— Не кажется ли вам данная информация конфиденциальной и, тем более, неуместной? Как связана моя личная жизнь с...

— Напрямую, – коротко отрезал Люциус.

— И где эта прямая связующая?

— Несколько минут тому назад вы побудили вернуться к делу меня, теперь же моя очередь вернуть огонь желания мести для большей эффективности.

— В чём же заключается моя неэффективность, позвольте спросить? – чуть ли не вскриком парировала волшебница, чувствуя растущую злость, но такую, которую она пока была в состоянии более-менее контролировать. Больше отвлекающих от дела скандалов ей не хотелось.

— Ваши предположения скудны. Выбирать между всего лишь двумя вариантами... Вы же Гермиона Грейнджер! Неужели в вас проснулась праздность, и вы не захотели открыть хотя бы один учебник? Вернее сказать, поленились. Изначально вы, якобы, сделать это хотели, – мужчина встал, с некоторой вальяжностью в медлительных шагах зайдя за спину девушки и положив на её вздрогнувшие плечи ладони. — Что сделали с вами эти неблагодарные святоши? – аристократ наклонился сбоку. — Как глубоко они забили ваши способности... – прошептал он на ухо, обдав Гермиону горячим дыханием, зашевелившим пряди волос.

— Не смогли добиться ответа про Рональда, теперь пытаетесь пробудить во мне трудолюбивого зверя другим путём?

— Я не открыл вам все карты про себя, так что вы имеете право хранить молчание. Буду добиваться желаемого тем же словесным путём, что и вы. Путём внедрения ненависти к обществу, которое нас окружает.

— Теперь-то вы точно не добьётесь цели. Какой был смысл озвучивать методику своих действий? Мой эмоциональный диапазон с этого момента будет равнодушен к вашим попыткам привести его часть в рабочее состояние, потому что он ведает, что это форма некоего дразнения.

— Нет, мисс Грейнджер. Мне удалось. Я вижу ваш гнев. Чувствую его вибрации, сотрясающие воздух вокруг нас с вами, – кожа мужских перчаток соскользнула на оголённый участок ключиц. — Мы знакомы с вами всего ничего, но я уже читаю вас как открытую книгу, будто мы прожили с вами бок о бок несколько лет, и я, как ваш супруг или как ваша вторая половина, ведаю о всех нюансах характера и нрава своей избранницы, – пальцы перебрались на пару сантиметров ниже, остановившись. — Ведаю о том, что её радует, – пальцы оказались ещё ниже, дойдя до воротника, и вызвав вдох. — О том, что её приводит в ярость, – пальцы забрались за тканевую стенку, теперь вызвав дёрг в неудавшемся протесте. — О том, что доставляет ей настоящее удовольствие, – пальцы резко пробрались к незакрытой бюстгальтером небольшой груди, ущипнув за вишенки вмиг возбудившихся сосков.

Гермиона вскрикнула второй раз, но вскрик прозвучал вперемешку со стоном. Со стоном удовольствия. Боже... это точно сейчас была она? Это точно была она утром? Как она вообще догадалась до того, чтобы не одеть на встречу с бывшим Пожирателем Смерти проклятый... но она совсем не ожидала подобного от Люциуса Малфоя! Он мог себя пересилить в простых беседах с грязнокровкой, но прикасаться к грязнокровке... именно в том самом, интимном плане, о котором Гермиона пока что не думала даже касательно Рона... Вопрос, как говорится, встречный - а точно ли это Малфой-старший позади неё?

— Я уверен, что Уизли такого ещё ни разу не осмелился для тебя сделать, – пальцы противника чуть отстранились от груди, оттянув изнутри ткань, начав новую пытку – почти невесомое, но от того очень нежное поглаживание ореола груди.

Стиснув зубы, девушка сдержала очередной стон. В один момент ей стали понятны мотивы аристократа – сие было новым способом провокации. Люциус хотел сделать так, чтобы она как можно быстрее возжелала избавиться от его общества, сделав свою работу максимально молниеносно. Теперь манипулировала не она, а он.

— Ничего не выйдет, мистер Малфой. Я вас раскусила. Я не стану от этого сообразительнее. Оставьте свои попытки вызова во мне страха, ускоряющие процесс, – самодовольно усмехнувшись, произнесла Гермиона, с победоносностью в глазах, чувствуя, как её кожа была освобождена от чужих касаний.

— Почему же ваш ум предпочитает включаться только при сопротивлении мне?

— Потому что пока вы не отыскали необходимый рычаг. Может и вы не так умны, как говорите? Ваш рычаг я отыскала быстро. Теперь в моих умственных способностях вы сомневаетесь меньше?

Желваки мужчины заходили не то от злости, вызванной сей наглостью какой-то девчонки, не то от мысленного процесса, крутящегося вокруг такой дилеммы, как наиболее саркастичный ответ на словесный выпад. Вторая победа Гермионы за сегодня.

— Раз вы так искусны в манипуляции, отчего же вам тяжело придумать стоящее заклинание подчинения без последствий?

— Мой последний озвученный вариант вы, может, не одобрили окончательно, но оставили его на рассмотрении. Стало быть, не всё потеряно. И это вариант был по счёту всего лишь третий, а не пятидесятый.

— Мы не переберём и пятнадцати вариантов, если станем соединять меж собой только два слова.

— Так может вы бы мне посоветовали самый лучший словарь латинского языка? Если вы умны, наверняка вы ас в этом вопросе.

— А вы нет, раз пытаетесь данное дело возложить на мои плечи?

— Вы забыли добавить к слову «плечи» одно прилагательное, Люциус. Сильные плечи. Мужчина вы или нет, в конце концов? Вы можете избавить даму от такой тяжести.

— Если вы решили упомянуть этикет, тогда, согласно ему, дамы идут вперёд. Я галантно открою перед вами двери в страну знаний.

***

Гермиона поняла ещё одну вещь в сотрудничестве с Люциус Малфоем – они никогда не приступят к осуществлению цели, пока вдоволь не поглумятся друг над другом в словесных поединках за самое лучшее доказательство против реплики противника. Только было в этом поединке одно «но» - победу никто не одерживал. На поле боя оба оставались в равном положении, после чего резко, как будто отрезвев, вспоминая про их тёмную деятельность. Так мгновенно, словно не было этих несколько минут демонстрирования, кто же лучше. Возможно, оба выигрывали, так как пока всё это были пустые слова. Ими ты ничего не докажешь. Надо было показать себя на деле.

Именно это и сподвигло коллег сокращать количество озвучиваемых оппозиций. Теперь они работали вместе не для того, чтобы соединить свои усилия. Их взаимодействие превращалось в некий баттл. Но так считала девушка. Только она проводила подобное сравнение в мыслях. Люциус бы не опустился до такого детского понятия. Мотивы его успокоения иные. Но какие?

День был потрачен впустую для их деятельности. Но отнюдь не для сближения. Да, они лучше познакомились с характерами друг друга, но ни на йоту не продвинулись к усилению своих способностей. Идею о придумывании новых заклинаний они посчитали провальной. Эффективнее будет отрабатывать прежние тёмные заклинания. Только на ком? Позже мужчина предложил в качестве подопытных крыс. В тех домах, куда они собираются прятаться от общества, этих тварей было полно до того, как домовики приберут место жительства. И, что самое главное, пользу миру животных, да и растений, крысы не приносили никогда. Да и все учёные прошедших столетий, что учёные мира Магической Англии, что учёные маггловского мира, также использовали этих существ в целях науки и экспериментов.

Гермиона не желала оставаться бесполезной. Идея проснулась в голове и у неё. Признать стоило, что идея была рисковой для обоих сторон. Люциус понимал, что нет никаких гарантий, что коллега его не сдаст, а Гермиона должна была выдать себя, вылезти из тени, а потом снова затаиться. Возможно, ей придётся прибегнуть к стиранию памяти, но ей уже не впервой произносить это злосчастное слово, тем более что около года назад оно имело для неё большие последствия, чем последствия предстоящие.

Волшебница вспомнила шестой курс обучения в Хогвартсе и своё негодование по поводу нечестности друга, который возымел над ней преимущества в том деле, в котором раннее был интеллектуально слаб. В памяти всплыло на поверхность изображение потрёпанной обложки учебного материала по дисциплине зельеварения. Под этой обложкой скрывались исписанные чернилами страницы, и тогда девушка это считала кощунством высшей степени, сейчас же мнение пришлось поменять. Она надеялась, что Гарри сохранил учебник и не отдал его Министерству на рассмотрение с мыслью о том, чтобы данная тьма не попала в плохие руки. Гермиона сама бы так сделала, располагай подобным материалом. Девушке стало любопытно, отчего же ранее она не вспоминала о былом увлечении юного профессора Снейпа и не стала подталкивать приятеля на сдачу пособия властям. Но хорошо, что не вспоминала. Плохие руки так и дойдут до преступных заклинаний. Гермиона стала этими плохими руками, от того вишенкой на торте было то, что Поттер об этом не ведал, и она могла под предлогом благих намерений забрать необходимое.

Впервые за долгое время Люциус похвалил хоть что-то в словах Гермионы. Задумка ему более чем понравилась, и он признал её чуть ли не гениальной. Но что крайне подивило ту, так это то, что при разговоре о Снейпе в голосе аристократа не скользила грусть утраты. Может, мужчина уже смирился с данным фактом, может, друзья ему были не столь важны, сколько семья. Если вариант второй считается верным, стало быть, Люциус способен на предательство. А что ещё ожидать от бывшего Пожирателя Смерти? Но семью... он не предавал никогда. На поле боя Гермиона видела по его взгляду, как кичился он о жене и сыне. «Стало быть» под номером два - не такой уж он плохой человек. В конце концов, Гермиона сама, в каком-то роде, изменяет своим товарищам. И если бы перед ней стоял выбор, спасти от смерти родителей или, к примеру, Джинни, она спасёт первых.

— Я понимаю вашу месть, Люциус, – кинула девушка между прочим, нарушив тишину, когда они с Малфоем-старшим корпели над словарями латинского языка. — Я стирала память своим родителям летом, перед седьмым курсом обучения, чтобы соратники тёмного лорда не убили их, осознав, что я якобы не их дочь. Если бы они это узнали, кинули бы в них Аваду в качестве «подарка» для меня. Да, им ничего не стоило их уничтожить просто за то, что они магглы, но оставлять следы было небезопасно. Мне было больно лишать себя родителей, пусть и на время, но я сделала всё возможное для их блага. Вы понимаете, о чём я?

— Разумеется, – холодно бросил тот, не отрывая взгляда от страниц.

Наступило новое молчание, и тогда Гермионе оно показалось мучительно. Ей казалось, что она зря поделилась сокровенным. Что она сказала очередную глупость и снова представила себя в дурном свете. Опять она продемонстрировала ненужное сочувствие.

— Их память позже была восстановлена? – зрительно обратился к девушке аристократ.

— Да, министерство оказало щедрую помощь, – ответила Гермиона, еле скрывая улыбку в уголке губ, вызванной чувством лести от неравнодушия Люциуса.

— И это всё, что они смогли сделать для золотой девочки? Помочь с тем, с чем помогают и другим, обычным волшебникам? – усмехнувшись, риторически спросил аристократ, возвращая глаза к прерванному делу.

Он понимал её положение. Она понимала его положение. Это уже было хорошим шагом в их сотрудничестве. Гермиона никогда не позволяла себе окунаться в бессмысленные фантазии, хоть и жила с позицией материальности мыслей, но на тот момент в её разуме вспыхнул яркий, сладостный кадр, как она стояла с Люциусом спина к спине, вытянув вперёд, как и он, руку с зажатой в ней палочкой, направленной на противников, что окружили их толпой, желая победить. Малфой-старший кричит о том, как могли они не видеть столь ценный талант в такой хрупкой, но сильной духом девушке. Гласит о том, что все такие глупцы, ибо потеряли такое оружие. А, в свою очередь, она сама осуждает часть скопившегося перед их взором магического общества в том, что они настолько зазнались в своём добре, что стали видеть зло в тех, в ком его нет и в помине, убивая без разбора всех.

Нет. Гермиона не могла сказать со стопроцентной уверенностью, что Нарцисса и Драко фигурально были чисты. Будучи под хоть и добровольной, однако властью тёмного волшебника в лице супруга и отца, невозможно уклоняться вечно от последствий его деятельности.Семья всегда отвечает друг за друга. Но Драко был обычным хвастуном, а миссис Малфой уважала мужа и просто поддерживала его взгляды на словах. Ни Нарцисса, ни Драко не причиняли вред Магической Англии. Иногда Гермионе самой хотелось убить заносчивого отпрыска Малфоя без весомых на то аргументов, но Драко просто любил своего родителя, и сие отрезвляло её ярость. Кингсли не руководствовался разумом совсем. Она лучше него.

***

Заброшенные дома сменялись заброшенными домами, и Гермиона уже не стала тратить усилия на то, чтобы отметить их обустройство. Она поклялась занять все свои мысли обучением, как было в её светлые времена. Она поклялась себе в том, что, во что бы то ни стало, она сотворит лучшую версию себя и покажет сие всему волшебному народу. Покажет Люциусу. Он увидит, что даже в грязнокровке кроется могущество.

Добро явно не было её лучшей стороной, раз оно не принесло плоды. Девушка сотворит новую себя. Она отыщет в себе то, чего раньше в себе не видела. Она станет могущественной ведьмой, и мир наконец падёт к её ногам, осознав, что они потеряли. Она не уважала себя прежде, будет уважать впредь. И кто, если не самоуверенная личность, поможет ей в этом? Она сожалела, что не скрепила свою жизнь с Люциусом раньше. Из него выходит отменный педагог.

Женщины - великие создания. Благодаря женщинам существует весь мир. Гермиона покажет Магической Англии, на что способна женщина. На что способна женщина в гневе. Она мечтала стать той, чьё имя вертелось на устах у каждого. Может, не таким способом, как грезила в детстве, но она сделает это. Она гриффиндорка с импульсивным нравом. Она львица.

Она была уродливым утёнком до четвёртого курса. Торчащие передние зубы, копна густых, неухоженных волос. Она почувствовала себя королевой только тогда, когда на святочном балу все взирали на неё, разинув от восхищения рты. Когда волей случая смогла избавиться от внешнего дефекта незадолго до долгожданного события в стенах школы и позже облачить себя в красивый наряд, которого она была достойна. Почему это стало разовой акцией пять лет назад? Сие надо многократно повторять каждый божий день.

«— Не думал, что когда-нибудь произнесу сие, но вы чудесно выглядите, Гермиона» - всё чаще девушка стала слышать подобное от того, кто раннее её презирал всеми фибрами души.

Она просыпалась раньше Малфоя-старшего, уходила в комнату, лишь отдалённо напоминающую ванну, и стояла около получаса у маленького зеркала, утяжеляя ресницы слоем туши, маскируя лёгкие недостатки кожи пудрой, подчёркивая карандашом линии бровей и придавая лёгкий оттенок розового губам. Она превращала себя в красавицу не для соблазнения коллеги. Нет. Для себя. Для той, кто хочет видеть в отражении богиню. Идея взять с собой в некие походы косметику точно не оказалась провальной.

Прихваченные пару платьев также пошли в ход, но пара высоких каблуков ещё ждала своего часа. Ноги морально готовились к нагрузке, но нагрузке, насыщающей властью. Рональд Уизли точно поймёт, кого потерял.

За прошедшую, тренировочную неделю Гермиона Джин Грейнджер изменилась полностью. Она готова и дальше работать рука об руку с тьмой. Готова заявить об отречении от дружеских связей и ринуться в бой с прежней собой дальше.

***

Из этой квартиры уходила забившаяся в себе, закомплексованная девушка без надежд на счастье, сейчас же в четыре стены вернулась будущая женщина, с огнём в очах и с расправленными в переполняющей гордости плечами.

Гермиона уговорила аристократа вернуться в её место жительства для разрешений кое-каких личных интриг. Он ждал её на кухне с задёрнутыми на окнах плотными шторами, не пропускающими свет и скрывающими жителей от любопытных глаз противоположной за стеклом стены со скрытыми за ней квартирами, пока девушка переступала порог своей спальни, взглядом подметив появившийся на прикроватной тумбе лист пергамента, что семь дней тому назад не располагался здесь.

Хмыкнув, волшебница передвинула ноги по направлению к посланию, которое было, она не сомневалась, от Рона. Из всех товарищей он волновался о ней более всего, и у него были весомые причины тревожиться сильнее от её желания уединиться на время, ведь, судя по догадкам, он хотел соединить её судьбу со своей навечно посредством крепкого, по его романтическому мнению, брака. Неделя отсутствия общения с друзьями дала ещё один плод - Гермиона в полной мере смогла осознать то, что избранник её сердца является не более, чем капризным ребёнком, прячущимся за складками маминой юбки. Да. Она неосознанно сравнивала его с Люциусом.

Совсем недавно девушку смущала существенная разница в возрасте со своим коллегой, и она и помышлять не думала о нём, как о будущем любовнике, за счёт фактора его свободности. Теперь же она разглядела в нём черты настоящего мужчины, который постоит за свою даму, который оплатит ей все прихоти, который способен постоять за свою честь и за честь семьи и в котором есть загадка, задевающая каждую фибру души, если она приобретёт статус влюблённости. Что же было в Рональде? Простота в поведении да чрезмерная открытость, лишающая интриги и азарта разгадки нрава и сердечных тайн. Даже внешность у него не была цепляющей, в отличие от Малфоя-старшего. Куда только смотрели её глаза?

Пальцы аккуратно ухватились за край письма, поднимая его с деревянной поверхности, что покрылась пылью от долгого отсутствия хозяйки в покоях. Карий омут глаз наполнился толикой сочувствия к наивности парня и язвительной насмешкой одновременно, в то время как зрачки продолжили изучать содержимое исписанного листа.

«Здравствуй, Герм. Меня очень обеспокоило твоё желание временного одиночества. Моя тревожность почему-то твердит о том, что это связано со мной и только со мной. Что я даровал тебе какой-то негатив. Я не рискую явиться к тебе лично и поговорить об этом, ибо помню, как страшна ты в гневе. Хах, ударишь тяжёлым рюкзаком по голове, как тогда, в лесу, когда мы искали крестражи? Тот удар я запомнил очень хорошо. Как только ты сможешь вволю отдохнуть, дай знать, хорошо, Миона? У меня к тебе есть... разговор. Очень серьёзный разговор.

P.S. Гарри, Джи, да и другие уже не пытаются тебя успокоить, предполагая, что ты быстро остынешь, так что не вини их в отсутствии писем».

Прежнюю Гермиону это бы растрогало. Нет. Речь не про последнюю добавленную фразу, желающую оправдать друзей. Однако холодное сердце новой Гермионы не смогло растаять и от главного содержимого. От Рона Уизли стали исходить флюиды чрезмерной заботы, и сие раздражало. В мыслях девушки пронеслось злостное: «Я же сказала, что хочу всего лишь немного уединения, при чём здесь обида на тебя, Рональд?!» Она вовсе не хотела в предстоящем фраз наподобие: «Почему ты так поздно вернулась? Стряслось что-то страшное?» с обеспокоенной физиономией чуть ли не вплотную к твоей. Прежняя Гермиона может бы и хотела сие, несмотря на порывы быть во всём самодостаточной и, хотя бы отчасти, независимой в тех аспектах, где она могла бы справиться без чьей-либо подмоги. Но новая... новой было достаточно «Гермиона, выглядите неважно, на кухне в левом шкафчике на второй полке стоит одно зелье. Выпейте, полегчает». И никаких дополнительных, изматывающих вопросов. Да, правда. Да, быть может, немного суровая. Но результат будет один, что у первого, что у второго варианта. И ведь гораздо эффективнее получить его быстрее.

Постскриптум не задел девушку вовсе. Друзья умерли для неё ровно в тот момент, когда она согласилась на сделку с дьяволом в лице Люциуса. Причина как раз крылась в том, что она хотела продемонстрировать им, что бывает, когда прекращаешь поддерживать своего приятеля, оказавшегося в беде. Твой близкий человек от безнадёжности начинает творить очень глупые вещи. Но для Гермионы глупым оно уже не было, и в данной фразе стоит исправить помарку озвучиванием антонима.

Открыв ящик стола, располагающегося по левую сторону от тумбочки, и достав оттуда перо, чернила и пергамент, волшебница села за отодвинутый назад стул, элегантным движением подобрав под себя юбку и макнув кончик пера в чернильницу. Девственность пергамента утратилась тут же.

«Чрезмерна благодарна тебе, Рональд, что ты не стал меня беспокоить визитами и позволил выдохнуть от нагрузки. В эту нагрузку ты не входил, будь спокоен. Знаешь, так бывает, когда люди перегорают в один момент от различных бытовых факторов, да и учти мою обиду на министерство за их игнорирование моих способностей, что могут мне открыть путь во все сферы общественной жизни. Да, я всё ещё трясусь от гнева от данного фактора, но уже не так сильно, как было, ибо я решила создать новую себя и открыть новую страницу жизни, где, к сожалению, не будет ни тебя, ни Гарри, ни кого-либо ещё из моего окружения.

Если ты меня ценишь, моё решение ты также должен ценить. Напишу клишированную фразу при расставаниях, но всё же дело во мне, а не в тебе. Мне следовало бы возыметь смелость и сказать сие, глядя прямо в глаза, но более не желаю, чтобы прежняя жизнь перед ними маячила и манила обратно в чертоги подавленности и растущей депрессии.

Не ищи со мной встреч, более в Магической Англии меня нет и не будет. Забудь меня так же, как забывал о том, что ел на завтрак, ибо ты запихивал в свой рот всё съестное, не придавая значение тому, что было тобою употреблено. Передай это остальным.

Уже не твоя Герми.»

Совой она не располагала и отправлять письмо по почте всё же было рискованным, пускай пока она и не была в розыске. Но скоро уже будет. Нет, не потому, что обличит своё присоединение к преступнику в скорое время, а потому, что собиралась оставить послание здесь. На столе. Рано или поздно парень забеспокоится об отсутствии ответа и в принципе об отсутствии девушки в его сутках, явится в её квартиру, скорее всего, несколько раз в течение нескольких дней, осознает, что любимая пропала, забежит в спальню в надежде найти там зацепку в виде записки, найдёт её и прочтёт, объявит в розыск. И вот охотиться будут не только на аристократа. Они напоминали главных антагонистов какого-нибудь детектива, что работали сообща, и Гермионе это нравилось. Гермиона Джин Грейнджер злодейка. Это звучало немыслимо, не укладывалось в голове, но от того и носило статус интересности.

— Мисс Грейнджер, пора выдвигаться, – раздался в дверном проёме голос, на звук которого та обернулась.

— Вы не сильно скучали? – усмехнулась девушка, поднимаясь со своего места.

— Тяжело разделял каждую секунду одиночества без вашей язвительности.

Гермиона подошла вплотную к мужчине, протянув руку для трансгрессии, смело взирая в ответ.

— Вы изменились, – произнёс Малфой-старший, хватаясь за хрупкое запястье.

— Я знаю, – серьёзно, без тени ухмылки ответила девушка, растворяясь в воздухе с Люциусом.

***

В этой лачуге они пробудут ещё несколько часов, дабы отдохнуть до следующего дня. И опять они спали на одной кровати, и опять она чувствовала затылком его дыхание. Но теперь оно не пугало вовсе.

Завтра, перед уборкой эльфов, что устроились подремать где-то в углу здешнего чулана, они заставят их отловить в клетку около пяти крыс для отработки своих способностей.

Послезавтра планировалось посетить Косую Аллею для пополнения припасов. Покупки совершит Гермиона, ибо если её лицо отметят, не будет большой опасности. Люциус любезно поможет донести часть покупок.

Что будет в следующие дни? Всё то же самое, что и завтра.

Что будет через полгода? Завоёвывание власти.

Что будет после? Власть.