Глава 2
Song: Black Beauty - Lana Del Ray
Он сидел за рулём, как будто не прошло ни минуты. Машина – чёрный Aston Martin, лаконичный, как и он сам.
Я села в машину, хлопнув дверью чуть громче, чем нужно – не специально, просто я такая.
Машина тронулась. Музыка не играла. Только ровный гул мотора и редкие взгляды, которые он бросал на меня.
Уже вечерело, и Лос-Анджелес начинал переодеваться в свою ночную версию: огни, тени, обещания.
Кристиан бросил на меня взгляд, быстрый, но точный.
— Ты выглядишь великолепно, — сказал он, ровным голосом, будто констатировал факт.
Я усмехнулась, поправляя волосы.
— Ну да, я старалась. Целых два часа.
Он не ответил. Только уголок губ чуть дрогнул – почти-улыбка, почти-насмешка.
— Куда мы едем? — спросила я, уже начиная теребить ремешок сумочки.
— В ресторан. На ужин.
— Ага. Загадочно. Ты всегда такой конкретный?
— Когда нужно – да.
И всё. Диалог умер. Мы ехали молча. Я смотрела в окно, а город – в ответ.
Лос-Анджелес в это время суток – как сцена после спектакля. Неоновые вывески вспыхивают, машины ползут, как ленивые змеи, а люди – будто персонажи, каждый со своей ролью.
На Сансет-бульваре – толпы, вспышки, смех. На холмах – тишина и роскошь. А между ними – мы.
Я хотела говорить. Хотела спросить, почему он такой закрытый, почему выбрал меня, но его молчание было как стекло: прозрачное, но непроницаемое. И всё, что оставалось – ждать, куда он меня ведёт. И что он собирается показать.
Мы подъехали к ресторану, и я сразу поняла – это не просто место. Это здание. Отдельное, с охраной, с приглушённым светом у входа, с атмосферой, которая кричала: здесь ужинают те, кого не спрашивают, кто они.
Я потянулась к ручке двери, собираясь выйти сама – я не из тех, кто ждёт жестов. Но он меня опередил. Кристиан вышел первым, обошёл машину, открыл дверь и подал мне руку.
Я замерла на секунду. Не от романтики – от неожиданности. Он не просто контролировал ситуацию. Он вёл её.
Я вложила свою руку в его – холодную, уверенную. Мы пошли к входу. Я уже собиралась съязвить, что всё это слишком театрально, как вдруг – вспышки.
Папарацци. Из ниоткуда. Как будто выросли из асфальта. Камеры, крики, свет, который ослепляет.
— Чёрт, — выругался Кристиан, резко накрывая меня собой. Его тело – как щит, его рука — на моей талии, твёрдая, как бетон.
Он начал отталкивать фотографов, не грубо, но решительно.
— Назад. Уберите камеры. Сейчас же.
Я слышала, как кто-то выкрикнул моё имя, кто-то — его. Вспышки били в лицо, как молнии. Мы еле пробрались к двери. Охрана открыла её, и мы влетели внутрь, как в убежище.
Я вырвалась из его рук, поправляя волосы, сердце всё ещё стучало.
— Ну, романтика удалась, — сказала я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Я огляделась. Внутри было... тихо.
Приглушённый свет струился из подвесных ламп, стены – глубокий бордовый, почти бархатный, с чёрными акцентами: колонны, мебель, даже посуда. Всё выглядело как сцена для тайного ужина.
Ни одного гостя. Только обслуживающий персонал, стоящий в тени, будто по команде.
— А где все? — спросила я, не скрывая удивления.
Кристиан повернулся ко мне, спокойно, как будто это был самый обычный вопрос.
— Я снял ресторан на вечер. Только для нас.
Я прикусила губу, чтобы не сказать вслух то, что подумала: Сколько же это стоило?
Это один из самых дорогих и популярных ресторанов Лос-Анджелеса. Сюда не попасть без месяца ожидания. А он просто... взял его.
Я промолчала. Не потому что не хотела язвить – просто не знала, что сказать.
Он повёл меня к столу, придерживая за талию – уверенно, но не навязчиво. Его прикосновение было как напоминание: ты здесь, потому что я захотел, и ты согласилась.
К нам сразу подошёл официант, в идеально сидящей форме, с меню в руках. Я взяла меню, но взгляд всё ещё был на Кристиане.
Я сделала заказ – паста с трюфелем и бокал чего-нибудь крепкого.
Нам принесли бутылку вина – тёмное, густое, с этикеткой, которую я видела только в коллекциях миллиардеров. Официант ловко разлил по бокалам, и мы остались вдвоём, в этой бархатной тишине.
Кристиан посмотрел на меня, спокойно, как будто мы сидели не в ресторане, а в шахматной партии.
— Что бы ты хотела узнать обо мне? — спросил он.
Я приподняла бровь, уже готовясь к дерзкому ответу, но он продолжил:
— О тебе я знаю всё. Тебе не нужно ничего рассказывать.
Я рассмеялась, коротко, с ноткой раздражения.
— Ты сумасшедший, — сказала я, отпивая вино. — Или просто очень самоуверенный.
Он не ответил. Только смотрел.
Я решила проверить.
— Любимый цвет?
— Розовый.
— Цветы?
— Кустовые розы.
— Блюдо?
— Пицца. Без мяса.
Я моргнула.
— Окей... А что я ненавижу?
— Когда тебя перебивают. Когда тебя фотографируют без разрешения.
Я замолчала. Вино уже приятно кружило голову, но его ответы – резали. И тогда, подвыпив, я решила задать вопрос, который обычно задают мне.
— Почему я не вступаю в серьёзные отношения?
Он не отвёл взгляда.
— Последствия от сексуальных домогательств со стороны отчима. В подростковом возрасте.
Я откинулась на спинку кресла. Вино застыло в бокале, как и я – внутри. Он не сказал это с жалостью. Не с драмой. Просто – факт.
И в этот момент официант поставил перед нами блюда, как будто ничего не произошло. А я смотрела на Кристиана. И впервые не знала, что сказать.
Я сделала глоток вина, медленно, как будто оно могло стереть неловкость. Но я – не из тех, кто тонет в тишине.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать семь, — ответил он, не моргнув. — А тебе двадцать три.
Я прищурилась, затем закатила глаза, но внутри – дрожь. Он не просто наблюдал. Он изучал.
— А прошлое твоё? — спросила я, наклоняясь вперёд. — Я успела заглянуть в интернет. Первые две статьи – о тебе на каких-то масштабных секс-вечеринках. С шампанским, моделями и, цитирую, "эксцентричными развлечениями".
Он не удивился.
— С семнадцати до двадцати я был безбашенным подростком. Отец – нефтяной магнат. Деньги текли, как вода. Я устраивал вечеринки, курил, пил, спал с кем хотел. Всё было доступно. Всё – скучно.
Я слушала, не перебивая.
— Отец взбесился. Отправил меня в частную академию в Лондоне. На четыре года. Там меня "перевоспитывали".
— Сработало? — спросила я, с усмешкой.
Он посмотрел на меня, спокойно, почти лениво.
— Частично. Я до сих пор люблю шумные вечеринки. С сексом. Только теперь – реже. И с теми, кто понимает правила.
Я не знала, смеяться или фыркнуть. Он не оправдывался. Не стыдился. Просто был собой.
Мы начали ужин. Еда была безупречной – как всё в этом вечере. Но я ела рассеянно, больше пила. Вино лилось легко, слишком легко. Я чувствовала, как оно растекается по телу, как будто стирает границы между мной и этим странным, притягательным мужчиной напротив. Кристиан наблюдал.
— Мелани, — сказал он, спокойно, но с оттенком строгости. — Может, хватит?
Я оторвала взгляд от бокала, прищурилась.
— Ты не смеешь меня учить, — бросила я, голос стал резче. — Если сам участвуешь в каких-то идиотских секс-вечеринках.
Он не ответил сразу. Только слегка наклонил голову, как будто взвешивал мои слова.
— Я не учу. Я предлагаю.
Я фыркнула, отпивая ещё.
— Предложение отклонено.
После этого напряжение спало. Мы говорили о глупостях – о ресторанах, о моде, о том, как Лос-Анджелес умеет быть одновременно красивым и отвратительным. Я смеялась, язвила, перебивала. Он отвечал коротко, иногда подшучивал, но в основном просто смотрел.
А я всё пила. Бокал за бокалом.
Где-то между третьим и четвёртым я почувствовала, как голова стала тяжёлой, как язык начал путаться.
— Ты знаешь, — пробормотала я, уже почти не держа осанку, — ты не такой уж и... и...
Слова расплывались.
Я опустила голову на руку, и Кристиан заметил в каком я состоянии.
Он вздохнул. Тихо, почти незаметно. Ни упрёка, ни раздражения – просто вздох.
Никаких вопросов. Никаких слов. Кристиан встал, подошёл ко мне, и аккуратно поднял – одной рукой за талию, другой поддерживая плечи. Я была мягкой, как ткань, пьяной настолько, что даже не сопротивлялась.
Он повёл меня к выходу, шаг за шагом, уверенно, как будто это не первый раз, когда он выносит кого-то из гламурной катастрофы.
И тут – вспышки. Папарацци снова. Как стервятники, они уже ждали. Камеры, крики, свет – всё, как по сценарию.
— Мелани! Мелани! Вы вместе?
— Кристиан, это свидание?
Он не отвечал. Только крепче прижал меня к себе, и, не колеблясь, взял на руки.
Я почти не реагировала. Голова на его плече, дыхание ровное, как будто я спала уже давно.
Он посадил меня в машину, пристегнул ремень, сел за руль. Мы поехали.
Я чувствовала движение, свет фонарей, редкие повороты. Но всё было как в тумане. И где-то между улицами, между его молчанием и моим вином – я заснула.