Глава 28
Глава 28
Взгляд Цзи Мианя на Сяо Цзяшу был таким пристальным, что Линь Лэян почувствовал себя немного неловко.
Он уже собирался что-то сказать, чтобы привлечь внимание Цзи Мианя, когда Фан Кунь согласился: «Мне тоже больше всего нравится эта сцена. А брат Цзи получил премию «Хуабяо» благодаря блестящей игре.
Несколько членов жюри пересмотрели её снова и снова и в итоге признали её лучшей игрой года. Во время официального показа фильма каждый раз, когда показывали эту сцену, зрители, даже взрослые, плакали».
Чэнь Пэнсинь тут же согласился: «Верно. Когда я смотрел этот фильм тогда, у меня покраснели глаза.
Я думал, будет стыдно, но все сделали то же самое. Вспоминать об этом сейчас довольно забавно».
Сяо Цзяшу огляделся и, увидев, что все согласны, перестал спорить. Его не волновала ни премия «Хуабяо» за лучшую сцену, ни авторитетность судей; сцена уборки пустого дома казалась ему самой трогательной, и чьё-либо одобрение ему было не нужно.
Поскольку они не разговаривали, он не захотел задерживаться. Он съел паровую булочку, попрощался с Цзи Мианем и отправился в ближайший сарай для отдыха, чтобы прочитать сценарий.
Фан Кунь покачал головой. «Этот молодой человек играет совсем недолго, а возомнил себя профессиональным кинокритиком. Он осмелился рецензировать фильмы брата Цзи в его присутствии. Эта лесть — бьёт по ногам. Даю ему очко».
Чэнь Пэнсинь несколько раз кивнул.
«Да, если ты и правда хочешь притвориться поклонником президента Цзи, хотя бы изучи вопрос, а не говори, не подумав. Наш Ле Ян — тот, кто действительно боготворит президента Цзи.
Его Weibo полон новостей и фотографий о нём. Он смотрел «Блуждания в смутные времена» больше дюжины раз и знает все реплики наизусть».
Линь Лэян смущённо посмотрел на друга детства. Фильм ему действительно понравился, но смотрел не больше дюжины раз.
Они с Цзи Мианем были парой, так откуда ему знать, какие они наедине? Чэнь Пэнсинь просто льстил ему! Это было ужасно неловко!
Цзи Миань доел последний кусочек паровой булочки и медленно проговорил: «Эстетические вкусы публики часто противоречат вкусам художника. Похоже, это закон природы. Я готовился к той сцене плача два часа, но целый месяц готовился к сцене уборки.
Я снял сцену плача с одного дубля, но режиссёру Вань Сюэдуну пришлось дать мне двадцать шесть NG за уборку. Мы обсуждали это до часу ночи, прежде чем попрощаться. На следующий день мы продолжили съёмки, и после более чем дюжины NG у нас наконец получилось как надо».
Он достал салфетку, вытер рот, встал и подошёл к Сяо Цзяшу.
Фан Куню потребовалось некоторое время, чтобы среагировать. Он изумлённо спросил: «Что он имел в виду?»
У Линь Лэяна мысли путались. Что он имел в виду? Он всё ещё не понимал. Сцена, к которой брат Цзи готовился целый месяц, естественно, стала изюминкой, и тот факт, что режиссёр Вань Сюэдун столько раз преграждал ему путь, свидетельствовал о её важности для фильма...
Пока он был погружен в свои мысли, Цзи Мянь уже подошёл к Сяо Цзяшу и сказал: «Ты, наверное, не понимаешь, что сцена уборки пустого дома изначально была задумана режиссёром Вань Сюэдуном для финала фильма «Скитания в смутные времена».
Услышав это, Линь Лэян побледнел и почувствовал острую боль в груди. Он провёл с братом Цзи много лет, но так и не смог понять один из своих любимых фильмов.
Не понимать – это, конечно, нормально, но использовать своё невежество, чтобы критиковать эстетику Сяо Цзяшу, было всё равно что стать ступенькой на пути к успеху.
Учитывая характер брата Цзи, он, конечно, не принял бы это на свой счёт, но Линь Лэян всё равно чувствовал себя униженным.
Он видел потенциал Сяо Цзяшу, но также видел и разницу между ними. Он был не совсем новичком.
Годами он постоянно изучал кино, готовился к дебюту и многому научился у брата Цзи. Логично, что он должен был быть в сто раз лучше, чем кто-то вроде Сяо Цзяшу, специализирующийся на финансах.
Но теперь он внезапно осознал, что Сяо Цзяшу намного превосходит его как по таланту, так и по эстетическим качествам.
Он мог мгновенно понять и интерпретировать персонажа, схватывать скрытые идеи и художественный язык режиссёра.
Именно такими качествами должен обладать актёр высокого класса.
С другой стороны, ему не хватало этих качеств. Не будет ли его в будущем затмевать Сяо Цзяшу?
Не будет ли он казаться всё более посредственным на его фоне? Линь Лэян не решался углубляться в эту тему. Он хотел бы, но не мог прервать их разговор на публике.
Цзи Миань оглянулся на Линь Лэяна, слегка нахмурив брови.
Сяо Цзяшу был озадачен этим и, осознав на мгновение, сказал: «Неудивительно, что я всегда считал эти последние сцены лишними! Зачем режиссёр Вань изменил концовку?
Кун Сюй пережил столько взлётов и падений, а в конце концов его жена и сын ушли, оставив после себя лишь душераздирающее одиночество.
Это чувство поистине захватывает. И вдруг появляется странствующая внучка, он поднимает её на ноги, но, услышав новость об основании Нового Китая, закрывает глаза. Эта концовка поистине банальна и снижает тон фильма».
Эти слова зачаровали Цзи Мианя. Снова взглянув на Линь Лэяна, он повернулся и сказал: «Два сына Кун Сюя вступили в противоборствующие политические партии и сражались друг с другом во время гражданской войны, в конечном итоге уничтожив обе стороны.
Этот сюжет довольно щекотливый, и оргкомитет не одобрил его во время рецензирования фильма. Режиссёру Вань пришлось вырезать многие сцены и переснять более драматичную концовку.
Чтобы снять сцену уборки пустого дома, я готовился больше месяца и сделал более сорока дублей, что беспрецедентно».
Сяо Цзяшу на мгновение замер, а затем замялся: «Брат Цзи, ты хочешь сказать... что это и твоя любимая сцена тоже?»
«В самом деле», — кивнул Цзи Миань. Обладание точной и уникальной эстетикой для актёра — чрезвычайно редкий дар, и он никогда не стал бы смотреть, как талант Сяо Цзяшу подавляется так называемыми массовыми вкусами.
Говоря прямо, путь искусства всегда был узким и не для масс.
Из-за того, что концовка была изменена в последнюю минуту, художественная ценность фильма была полностью уничтожена.
Режиссёр Ван был глубоко возмущен и долгое время после этого не снимал ни одного фильма, избегая обсуждения инцидента в СМИ.
Поэтому внешний мир не знал об истории «Блуждания в смутные времена». Эти так называемые награды за лучший кадр и лучшую актёрскую игру были всего лишь самоуспокоением группы псевдохудожников, раболепствующих перед политикой.
Сяо Цзяшу поджал губы и улыбнулся. Он не злорадствовал, думая, что его собственное видение превзошло Фан Куня и остальных.
Он просто чувствовал, что понимает и осмысливает искренность образа, созданного братом Цзи, и его отношения с ним стали гораздо ближе, а настроение улучшилось.
Он коснулся носа, снова пролистал сценарий и взволнованно произнёс: «Брат Цзи, у меня к тебе вопрос. Почему Лин Тао убил Лин Фэна? Должно быть, он очень любил своего брата».
«Его убийство было вызвано любовью. Если вы читали сценарий, то знаете, что родителей Лин Тао и Лин Фэна замучили до смерти, а их тела расчленили.
Лин Тао плотно заткнул Лин Фэну глаза и уши, чтобы тот не видел и не слышал этой сцены, позволив ему вырасти жизнерадостным и честным человеком.
Но Лин Тао наблюдал за всем этим от начала до конца. Кровопролитие и резня оставили в нём глубокий психологический шрам.
В тот момент его личность была извращена, поэтому он никогда не стал бы наблюдать за страданиями Лин Фэна.
Его убийство Лин Фэна тоже было проявлением любви, но это была безумная, решительная любовь».
Сяо Цзяшу вдруг что-то осознал и вздохнул: «Брат Цзи, быть актёром действительно непросто. Тебе нужно изучать психологию».
Говоря это, он записал в своём маленьком блокноте: «Купи несколько книг по психологии».
«Конечно». Цзи Миань взглянул на его записи, и на его губах играла улыбка.
«Эта тетрадь замечательная. Когда я только начинал, я был таким же, как ты, постоянно записывая свои мысли.
После съёмок я возвращался к ним, просматривал их, обдумывал и, не успев оглянуться, засыпал».
Теперь же быстро и крепко заснуть кажется невозможным.
Слишком большой опыт может лишить человека чистоты.
Глаза Сяо Цзяшу скривились в улыбке. Он сунул блокнот в карман, похлопал по нему и осторожно сказал: «Я буду продолжать делать записи и сохранять их. Когда состарюсь, составлю из них мемуары под названием „Жизнь и творчество актёра"».
Цзи Миань был ошеломлён, его взгляд на Сяо Цзяшу был невероятно сложным. Когда-то у него была такая же мысль, но потом он постепенно потерял интерес к актёрской игре и забыл о блокнотах.
Он открыл рот, но на мгновение потерял дар речи, поэтому резко сменил тему.
«Это твой помощник? Он купил завтрак в Юйшаньсюане?»
«Да, я сегодня всех угощаю завтраком». Он угощал брата Цзи, но Сяо Чэнь опередил его.
«Ты просил своего помощника купить булочки с крабовой икрой? Они славятся в Юйшаньсюане».
Сяо Цзяшу быстро встал.
«Конечно, да. Брат Цзи, подожди, я тебе их принесу».
«Двух будет достаточно...» — не успел Цзи Миань договорить, как молодой господин Сяо уже метнулся, словно порыв ветра, с хмурым видом выхватил корзинку с булочками с крабовой икрой из-под палочек Ло Чжанвэя и помчался обратно, сияя, словно щенок, бегущий к хозяину.
«Брат Цзи, ешь, пока горячие». Он сломал одноразовые палочки и протянул их. Этот завтрак предназначался для брата Цзи; он исполнил своё предназначение только после того, как попал к нему в желудок.
*Говорят, что рот человека мягок, когда он ест, а рука связана рукой, когда он её берёт.(*когда ешь чужую еду -приходиться идти на уступки и делать взаимный жест)
Разве я не должен чаще обсуждать актёрское мастерство с братом Цзи в будущем?
Цзи Миань слегка замер, взял булочку и усмехнулся: «Сяо Цзяшу, если у тебя возникнут проблемы во время съёмок, обращайся ко мне».
Глаза Сяо Цзяшу загорелись, и он тут же достал телефон.
«Тогда, брат Цзи, давай добавимся в WeChat. Мне тебя отсканировать или ты меня?»
«Я тебя отсканирую». Цзи Мянь открыл WeChat.
Сяо Цзяшу с радостью добавил WeChat своего кумира. Чтобы не мешать ему есть, он сел, надел наушники и пересмотрел «Странствия в смутные времена».
Посмотрите, насколько ярко и реалистично брат Цзи изобразил Кун Сюя. В юности он был учёным, элегантным и красивым, а позже стал свирепым и безжалостным разбойником.
Преображение его персонажа произошло совсем не резко. Сцена плача тоже была прекрасной, душераздирающей и мучительной.
Неудивительно, что его назвали лучшим фильмом года. Конечно, самым впечатляющим моментом стала оригинальная концовка.
Он пошатнулся, его взгляд был пустым, словно пустая оболочка без души. В частности, его глаза из обычной ясности превратились в туман.
Эта туманность была не поддельной, а естественным изменением в его игре, истинным взглядом умирающего.
Его игра была божественной, поистине великолепной! Именно такими и должны быть лучшие актёры: способные отпустить и в то же время сдержать, рыдающие с пронзительной силой, скорбь, пронзающая до костей...
Мысли Сяо Цзяшу непрестанно мелькали на экране, и его похвал Цзи Мианю хватило бы на эссе на несколько тысяч слов.
Движения Цзи Мианя, пока он ел булочки, становились всё более скованными.
Через несколько минут он беспомощно сказал: «Сяо Цзяшу, сядь подальше. Видишь режиссёра Ло? Он объясняет сцены. Иди послушай».