Особенная/JIROSE

Господи, я веду себя, как пятилетний ребенок. Я просто-напросто бегаю от Чимина уже целую неделю, а это, прошу заметить, не так уж и легко, учитывая то, что мы учимся в одном классе и живем друг напротив друга. Я до сих пор не знаю, что мне ему сказать. Вдруг я признаюсь в своих чувствах, а он посмеется? Мне не стоит с ним сближаться, лучше просто оставить все как есть. Думаю, он тоже жалеет о том поцелуе. Так смысл продолжать отношения? Ему не захочется сковать себя обязательствами, а я не потерплю измены.
Не хочу, чтобы он сделал мне больно. А ведь он непременно сделает. Зачем он вообще меня поцеловал, а? И, что более важно: почему я ему ответила? Когда он прижал меня к себе, я почувствовала себя, впервые за долгое время, защищенной и нужной. Он целовал меня так, будто я единственная радость в его жизни. А обнимал так крепко, будто боялся потерять, боялся, что я исчезну. Либо это шикарные актерские таланты Пак Чимина, либо он действительно что-то ко мне испытывает. Хотя более реален, несомненно, первый вариант.
Хотел записать мое имя в список своих побед? Поздравляю, Чимин, ты победил! Неужели Миён не справляется со своей работой?
Пролетели картинки из прошлого. Полуголая Миён и Чимин у окна, и она ему доставляет удовольствие прямо перед всей улицей. Господи, это явно не то, о чем нужно думать на уроке литературы.
Я стерла мел с джинсов. Одета я была в обыкновенный вязаный свитер цвета хаки, черные джинсы и белые ботинки.
— Итак, — заговорщицким тоном произнесла учительница. — Кто сможет прочесть классу любое стихотворение Сергея Есенина?
Мой любимый поэт, но не успела я поднять руку, как рука моей подруги взвилась вверх.
— Давай, Дженни, — произнесла учительница, одобрительно улыбаясь ей.
 
— Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
 
Джен прочитала шикарно, надо сказать, и в конце долгим взглядом окинула Тэхёна, мол, чем ответишь? Что, несомненно, не укрылось от моих глаз. Тэхён встал и прокашлялся. Интересно, что он будет читать?
 
— Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
Знаешь, ты одинокий рассвет,
Знаешь холод осени синий.
По-смешному я сердцем влип,
Я по-глупому мысли занял.
Твой иконный и строгий лик
По часовням висел в рязанях.
Я на эти иконы плевал,
Чтил я грубость и крик в повесе,
А теперь вдруг растут слова
Самых нежных и кротких песен.
Не хочу я лететь в зенит,
Слишком многое телу надо.
Что ж так имя твое звенит,
Словно августовская прохлада?
Я не нищий, ни жалок, ни мал
И умею расслышать за пылом:
С детства нравиться я понимал
Кобелям да степным кобылам.
Потому и себя не сберег
Для тебя, для нее и для этой.
Невеселого счастья залог —
Сумасшедшее сердце поэта.
Потому и грущу, осев,
Словно в листья в глаза косые…
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.

Шикарный стих, надо сказать. И Тэхён его прочитал так, как надо. С чувством, с расстановкой. А Дженни спрятала глаза за волосами, что было крайне странно, такое чувство, будто бы она прячет слезы. Что же их связывает-то? Надо будет спросить у Дженни.
Я подняла руку, а учительница лишь молча кивнула, явно находясь в немом шоке от того, что ее дети могут прочитать хоть какой-то стих.
—
Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
Опрокинутая кружка
Средь веселых не для нас.
Понимай, моя подружка,
На земле живут лишь раз!
Оглядись спокойным взором,
Посмотри: во мгле сырой
Месяц, словно желтый ворон,
Кружит, вьется над землей.
Ну, целуй же! Так хочу я.
Песню тлен пропел и мне.
Видно, смерть мою почуял
Тот, кто вьется в вышине.
Увядающая сила!
Умирать — так умирать!
До кончины губы милой
Я хотел бы целовать.
Чтоб все время в синих дремах,
Не стыдясь и не тая,
В нежном шелесте черемух
Раздавалось: «Я твоя».
И чтоб свет над полной кружкой
Легкой пеной не погас —
Пей и пой, моя подружка:
На земле живут лишь раз!
 
На протяжении всего моего выступления, я кожей чувствовала на себе взгляд Чимина, он будто прожигал мне спину, делая в ней громадную дыру. От такого взгляда у меня мурашки пошли по спине. Черт. Еще и такое стихотворение рассказала. Я заметила, как сзади меня поднялась рука Чимина. Он, что, собирается читать?
 
— Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Этот стих… Чимин читал красиво. Его голос, такой грубый, мужской, с хрипотцой. На протяжении всего стихотворения меня бросало в дрожь. Такое чувство, будто он обращался ко мне в этом стихе. Он так на меня смотрел, что мне хотелось под пол провалиться, лишь бы не находиться под взглядом этих серых и холодных, как лед, глаз.
Учительница, а она еще и наш классный руководитель, пребывала в некой прострации от всего происходящего. Видимо, ей таких сюрпризов дети еще не устраивали. И тут кто-то из класса выкрикнул, разрядив обстановку:
 
— Ебите баб на свежем сене,
С любовью, Ваш Сергей Есенин.
Я улыбнулась. Ну, как же без этой фразы. Сказавший эту фразу, наслаждался овациями со стороны одноклассников. Учительница спрятала улыбку в ладошку, но потом приняла суровый вид строгого педагога.
— Чхве Мингю! — возмущенно прикрикнула она, заставляя класс замолчать.
Когда урок окончился, учительница попросила меня задержаться.
— Розэ, не знаю, предупредил ли Вас учитель Хан, вы с классом через месяц летите в Париж, чтобы потом написать сочинение или что-то вроде того, — произнесла учительница с широкой улыбкой.
Париж? С классом? Круто. Но с учителем Ханом это будет просто ужас, а не поездка, впрочем, думаю, мы его как-то задобрим.
— Надолго? — поинтересовалась я, загоревшись идеей.
— На целую неделю, — прокричала она, махая руками. — Только мне нужно будет связаться с твоим отцом, но он свой личный телефон так в школе и не оставил, так что я прошу тебя поговорить с ним, пускай позвонит мне, номер у тебя есть.
— Хорошо, — сказала я, заправляя выбившуюся прядь за ухо.
На целую неделю в Париж. Нам точно нужно будет с Джен пробежаться по магазинчикам.
Выйдя из кабинета, я сразу почувствовала сильные руки на своей талии и горячее дыхание на шее. И запах. Это, несомненно, его запах. Такой родной и приятный.
— Попалась, — прошептал он мне на ухо, вызвав табун мурашек. — Ты же не думала, что будешь бегать от меня вечно?
Я опустила глаза, потому что физически не могла заставить себя прямо смотреть на него. Его руки. Такие сильные, теплые, уютные… Так приятно гладят спину, что хочется замурчать от удовольствия, как кошка. Как же нереально хорошо находиться в его объятиях.
— Нет, — тихо произнесла я, так и не поднимая на него глаза, а ведь так хотелось увидеть его лицо.
Он провел тыльной стороной ладони по моей щеке, а потом, грубо схватив подбородок большим и указательным пальцами, заставил посмотреть ему прямо в глаза. В глаза, где была всепоглощающая пустота. Я не могла прочесть в них абсолютно ничего. Такие бездонные… Его длинные пальцы обвели контур моих губ.
— Я так сильно хочу тебя поцеловать, ты не представляешь, мелкая, как я скучал, — пробормотал он, сильнее прижимая меня к себе.
А я позволила. Мне нравилось слышать, как быстро-быстро бьется его сердце под рубашкой. Должна признать, тоже этого не хватало. Мой взгляд опустился на его губы. Черт, как же я хочу снова почувствовать их вкус. Ну, давай же! Поцелуй меня! Все принципы помахали мне ручкой, когда Чимин запустил руку в волосы. А руки сползли с талии ниже. Он наклонился ближе, провел дорожку поцелуев по моей шее, вызывая легкий, едва слышный стон от удовольствия.
Боже мой!
Я не выдержала, сама прижалась к его теплым губам своими. Я замерла, когда он осторожно выдохнул. Когда вдруг его рот приоткрылся, и горячий язык Чимина скользнул по моей нижней губе, в голове будто разорвалось целое море петард.
Я задрожала. Всем телом. Его губы мяли, терзали мои, доставляя неимоверное удовольствие. Они были горячими и такими охренительно-вкусными, что совершенно не хотелось останавливаться.
Он с силой сжал в объятиях мое тело, стараясь быть ближе, быть ближе настолько, насколько это возможно. Я запустила руку в его темные волосы. Они у него мягкие, шелковистые.
Он зарычал, и впечатал меня в ближайшую стену, не разрывая поцелуй. Ему это было нужно. Как и мне.
Он остановился, почти со стоном, отрывая свои губы и разжимая крепкие объятия.
Мне показалось, что он отобрал у меня все тепло. Я задрожала, на тот раз от холода. Почему он такой теплый? Поднял голову, глядя на меня. Прямо в глаза.
— Мелкая, мы не должны… — прошептал он хрипло, а его дыхание обожгло кожу. — Ты не понимаешь, это опасно для тебя.
Я непонимающе на него уставилась
— Может, расскажешь мне все? — попросила я, не отрывая взгляда от его глаз.
Он покачал головой, снова сильно прижимая меня к себе. Смял руками куртку на спине, и провел носом по шее. Что же с ним, черт возьми, происходит? Что значит: «…это опасно для тебя»? Давай, ты мне расскажешь, а я уже сама решу, опасно это или нет?
Его губы снова нашли мои и впились в них болезненным поцелуем. Как будто он целует меня последний раз в жизни. Оттягивал, покусывал, облизывал губы, не встречая сопротивления с моей стороны.
А потом ушел. Просто ушел, не говоря ни слова. Просто я в миг перестала чувствовать его руки и губы. И опять замерзла.
Во что такое он ввязался, что мне нельзя об этом знать? «Ты не думаешь, что лезешь в его личную жизнь? — язвительно прошипел мой внутренний голос. — Ты ему кто? Никто, чтобы лезть. Ты же не подумала, что ты его девушка, правда?» Как будто током ударило. Я же ему никто. Так, развлечение на один раз.
Телефон заиграл моей любимой мелодией. Папа.
— Розэ, ты где? — спросил он сразу.
— В школе, сейчас буду ехать домой, — сказала я, пытаясь придать голосу нормальное звучание.
— Звоню, чтобы предупредить, мне срочно нужно в офис, после школы никуда не ходи, я задержусь допоздна, — протараторил папа в трубку.
— У тебя же отпуск, — возмутилась я.
— Прости, милая, но это действительно важно, возникли дела, которые я не могу отложить на второй план, — сказал отец.
Машина открылась, и я запрыгнула на переднее сидение и завела ее, держа телефон плечом.
— Ладно, пап, обещаю, буду сидеть дома и смотреть фильм с попкорном, — улыбнулась я.
— Люблю тебя, — сказал папа и сбросил трубку.
— И я тебя, — ответила я, но он уже не слышал.
Я решила немного покататься и подумать, раз уж собираюсь провести вечер дома. Поехала туда, где обычно никто не ездит, дабы немного насладиться скоростью. На трек ехать не хотелось, потому что там все меня знают и по-любому настучат папе. А тот начнет морали читать, мол, «я же просил без меня не ездить», а оно мне надо? Правильно, совершенно не нужно.
Я думала о Чимине. Мы так и не поговорили.
Мне хорошо с ним. Действительно хорошо. Пускай и бесит иногда до чертиков. Мне нравится, как он на меня смотрит, когда обнимает. Ох, а как целует. Черт, мне кажется, что забываю, как меня зовут.
Но эти его тайны. Что же он скрывает? Неужели есть что-то, что может быть важнее.
«Ты опять себя переоцениваешь. Он тебе ничего не говорил, в любви не признавался, в верности не клялся, » — напомнил о себе внутренний голос.
Может, он прямо сейчас ту же Миён целует где-то в школьном коридоре, как тебя полчаса назад.
Мне не стоит об этом думать. Я заметила в зеркале, что сзади едет черный, полностью тонированный внедорожник BMW X6 M.
Хм, странно. Здесь обычно никто не ездит.
Но тут произошло нечто невероятное. Внедорожник, поравнявшись со мной, начал сталкивать меня в сторону обочины.
Черт, поцарапал тачку. Какого хера он творит? Убить меня хочет, что ли? Я громко посигналила, но ему, видимо, было насрать.
Я пыталась вырваться вперед, но у меня ничего не вышло. И затормозить не получалось тоже. Кажется, отказали тормоза. Господи! Я со всей силы вжала педаль газа в пол, но сделала только хуже. Внедорожник врезался в соседнюю боковую дверь и машина, перевернувшись, вылетела на обочину.
Я пронзительно завизжала, оглушив саму себя. Внедорожник умчался.
Было больно, было так больно, что стало тяжело дышать. Ног я не чувствовала, они были зажаты. Кажется, сломаны ребра.
Так, Розэ, нужно просто попробовать открыть дверь.
Единственной рукой, которая могла пошевелиться, я подергала за ручку двери. Это было бессмысленно. Дверь заклинило.
Черт! Мне страшно, мне очень-очень страшно. Слезы сами собой полились из глаз. Берли разбита, сама чуть не убилась, нахожусь хрен пойми где. И меня явно хотели убить.
Моя более здоровая рука дотянулась до телефона. Как хорошо, что он был в противоударной защите и не пострадал. Звонить. Кому звонить? Явно не папе, у него инфаркт миокарда будет. Джен? Или тёте Мирэ?
Пальцы сами по себе набрали номер Чимина. Такие противные, давящие на мозг гудки раздались в трубке. Ну, пожалуйста, возьми телефон, мне как никогда нужна твоя помощь.
— Мелкая? — послышался на той стороне голос Чимина. Я никогда не была так рада услышать его голос. Хоть чей-то голос. И как назло я сильно закашлялась, всхлипывая.
— Мелкая, что с тобой?! Ты что, плачешь?! Что случилось? Где ты? — обеспокоенно закричал он в трубку.
Собрала все силы в кулак, чтобы попытаться ему ответить.
— Меня сбили, я не могу выбраться из машины, дверь заклинило, — прохрипела я.
— Блять, ты в порядке? Мелкая, я прошу тебя, только не молчи! Где ты? Я уже выезжаю, — протараторил он, а я по голосу слышала, что он бежит.
— Что-то мне подсказывает, что у меня сломано ребро, и не одно, а еще рука, и мне прижало ноги, я не могу пошевелиться, Чимин, — прохрипела я и назвала еще адрес.
— Не отключайся, я еду, просто слушай мой голос, ясно? — попросил он.
Веки стали такими тяжелыми, что держать их открытыми становилось все сложнее и сложнее. Я облизнула губу. Она тоже была разбита, и из нее сочилась кровь.
Я не видела абсолютно ничего. Только разбитое на мелкую паутину лобовое стекло.
— Не закрывай глаза, слышишь меня? Маленькая моя, ответь мне что-то, — снова попросил он.
От его обращения на лице застыла улыбка, и я собрала все силы, чтобы попытаться ему ответить.
— Черный внедорожник, BMW X6 M, — прохрипела я, выполняя его просьбу.
Тут я услышала, как тормозит машина. Это определенно был звук его Мустанга. Слава Богу, он приехал.
— Мелкая, ты как? — теперь я слышала это волнение в голосе вживую.
— Жива, — прохрипела я и снова закашлялась.
Он был не один. С ним, вроде как, был Тэхён, но я не могла сказать точно. Чимин сильно ударил ногой по двери, и она отворилась. Потом Чимин аккуратно, стараясь не причинять боли, вытащил меня из машины. Но все-таки было невыносимо больно, как бы не старалась быть сильной, слезы сами текли по щекам.
Я, как тряпичная кукла, лежала у него на руках, прикрыв глаза. Его руки были горячими, они обжигали те места, где соприкасались с телом. Дышать было тяжело. Каждый вздох давался с неимоверным трудом.
Теперь я могла оценить полные масштабы аварии. Машина была смята в лепешку, оставалось только удивляться, почему я все еще дышу, пускай это мне так трудно дается.
— Мелкая, посмотри на меня, — попросил Чимин, когда мы сели в его машину. Тэхён запрыгнул на переднее сидение.
— Не закрывай глаза, сконцентрируйся на моем голосе, — говорил он, и я попыталась на него посмотреть.
В его глазах был ужас и невероятное беспокойство, а еще злость. Всепоглощающая злость. Как будто он прямо сейчас нашел бы этого урода и убил со всей жестокостью, на которую был способен.
— Чимин, — прошептала я из последних сил.
Он поцеловал меня в щеку, говоря, что все будет хорошо. А потом в глазах осталась только темнота.
Я потеряла сознание.