Глава 18
Жизнь должна была продолжаться, неважно насколько трудные наступили времена.
Японские войска следовали своей стратегии контролировать Китай, используя его же народ. Оккупировав Тяньцзинь, они основали марионеточную организацию под названием Тяньцзиньский Комитет по Сохранению Мира с такой быстротой, что это было бы невозможно, не спланируй они все заранее. Торговая Палата была под контролем японцев задолго до этого, и посетители 7-го июля хотели увидеться с Шэнь Ляншэном, чтобы уговорить его стать членом Комитета. Японцы пришли за именем Шэнь Кечжэня. Список членов Комитета полностью состоял из бывших военачальников, скрывающихся в Тяньцзине после падения Бэйянского правительства. Эти люди и их неосуществленные амбиции, наконец, имели возможность получить власть и богатство, и они все были рады согласиться. Те же, кто не был достаточно хорош, чтобы войти в список по японским стандартам, даже чувствовали себя ущемленными.
Японцы приехали, ища Шэнь Ляншэна, но тот любезно отказался, так как был еще хитрее японцев. Он знал, что эта блестящая возможность чертовски дорого обойдется; как наркотики: начать - легко, а бросить - трудно. Поэтому он использовал преклонный возраст отца и собственные ограниченные возможности якобы только бухгалтера в качестве предлога, чтобы отказаться от должности.
«Вы скромничаете, мистер Шэнь, - член правления Палаты пришел, чтоб убедить Шэнь Ляншэна, и боялся расстроить японского начальника. Он быстро постарался посодействовать. - Все в деловой сфере знают, что Вы - выпускник престижного английского университета. Вы просто изображаете скромника перед нами. Хаха...»
Пока он неуклюже смеялся, японец вмешался на английском: «Мистер Шэнь, Вы учились в Кембридже?»
Хотя и был несколько удивлен, Шэнь Ляншэн сохранил невозмутимый вид и кивнул: «Вы тоже там учились, мистер Кобаякава?»
«Вы уже выпустились, когда я учился у профессора Бергера, - лицо Шэнь Ляншэна показалось Кобаякаве знакомым, и теперь, когда это подтвердилось, он добавил, улыбаясь. - Я видел Ваше с профессором фото. Он о Вас очень высокого мнения».
«Это не похоже на профессора Бергера - показывать свои личные снимки всем подряд. Должно быть, о Вас он также высокого мнения», - Шэнь Ляншэн умело орудовал словами и весьма порадовал Кобаякаву. Во время обучения японец также прочитал несколько докладов Шэнь Ляншэна, и у него сложилось хорошее впечатление о мужчине. Поэтому он не стал принуждать его присоединиться к Комитету и решил отложить это дело, пока японская армия не получит полный контроль над Тяньцзинем.
Другие из Палаты заметили, что Кобаякава не был расстроен, и вздохнули с облегчением, узнав, что двое на самом деле были собратьями по университету. Они с улыбкой говорили, что впереди - длинный путь, и будут еще возможности снова поработать вместе. Вот почему атмосфера казалась дружелюбной, когда Чжоу снова увидел группу.
Шэнь Ляншэн даже не сказал ничего своему отцу об этом, поэтому естественно, что Цинь Цзин тоже ничего не знал. В день бомбардировки японские войска сравняли с землей всю территорию школы Нанькай, включая среднюю и начальную школы, из-за националистической позиции этого заведения. К счастью, учителя и студенты, присоединившиеся к армии, сформировали отдельное подразделение, чья работа в основном заключалась в направлении грузов. Положительным моментом стало то, что потери были незначительными, и друг Цинь Цзина также остался невредим.
В такое печальное время Цинь Цзин, конечно же, помогал своим друзьям всем, чем мог, и находился вдалеке от дома большую часть дня на протяжении всей недели. Шэнь Ляншэн был строг с ним прежде, но сейчас, казалось, его больше это не волновало, он лишь напоминал ему быть осторожнее и есть регулярно. Он убеждался, что кухня готовит ему супы каждый день. Цинь Цзин ценил этот акт доброты, но не благодарил его. Он думал, что слова благодарности были бы неуместны в столь близких отношениях.
Была и другая вещь, о которой Цинь Цзин не говорил, но которая тяготила душу Сяо-Лю. Наньши был зоной беззакония, но в силу своей приближенности к Японской и Французской концессиям, пережил бомбежку в целости и сохранности. Видя, что улицы приходят в норму, а его дом - нетронут, Сяо-Лю сказал Цинь Цзину, что собирается вернуться, и заодно спросил, когда Шэнь Ляншэн будет свободен. Пэтит дэ Сэнтюр располагалась в дальнем западном конце Французской концессии, и он видел множество семей, желающих найти здесь убежище, но их не пускали. Лю были многим обязаны Шэнь Ляншэну - даже не зная, как отплатить ему, Сяо-Лю хотел отблагодарить его лично.
Цинь Цзин был умным человеком. Он знал, что Шэнь Ляншэн был добр к нему, настолько, что заботился о его друге. Даже если не благодарил, он не мог принимать это как должное. Поэтому, той ночью он передал послание Шэнь Ляншэну. Он также сказал спасибо от имени друга и добавил, что Сяо-Лю хотел бы сказать это сам, если он свободен завтра.
«Нет необходимости, - ответил Шэнь Ляншэн, выключив лампу и ложась на постель. - Не такое уж большое дело».
Цинь Цзин не был с этим согласен, но знал, что Шэнь Ляншэн не любит повторяться. Если мужчина сказал, что в этом не было необходимости, значит, ее не было. Но ему все еще было не по себе, и он думал, как еще преподнести это.
«Если он действительно хочет поблагодарить меня, - добавил Шэнь Ляншэн, будто прочитав мысли учителя. - Скажи ему, как только они снова откроют свой чайный дом, пригласить меня на ваше с ним выступление».
«И все? - Цинь Цзин был удивлен этой просьбой, прозвучавшей как шутка. Он легко усмехнулся в первый раз за долгое время. - Тебе все еще так просто угодить».
Шэнь Ляншэн улыбнулся, но Цинь Цзин не увидел этого, так как они лежали плечом к плечу в темноте. Он лишь услышал, как мужчина сказал: «Я слышал тебя только тот единственный раз».
«О, умоляю, тебе ведь на самом деле это не нравится, - в последнее время у них редко бывали моменты такой расслабленности, так что Цинь Цзин продолжил легко шутить. - Ты думаешь, что я - слишком болтлив».
«Вообще-то, я так не думаю. Ты - занимательная личность».
«Это - комплимент?»
«В тот раз, я искал тебя и увидел, как ты стоишь за кафедрой, весь из себя такой учитель. Потом ты был так хорош в сяншэн представлении. Мне было интересно, каким бы ты был в постели, а с этим твоим быстрым язычком, как хорош ты был бы орально».
Слова Шэнь Ляншэна становились все более непристойными, но из-за его голоса, тихого, ностальгического и немного задумчивого, они казались чистыми и простыми. Казалось, мужчина вспоминал время из далекого прошлого, что уже не вернется, и это наполняло душу Цинь Цзина грустью.
Оно никогда не вернется. Тогда все тоже могло быть плохо, но, по крайней мере.... Эта мысль причинила Цинь Цзину боль. Он повернулся и обнял Шэнь Ляншэна за талию, пряча лицо у его шеи. Помолчав немного, он пришел в себя и продолжил разговор: «Мы только встретились, а у тебя уже были такие неприличные мысли».
«Ради всего святого, это - лето! - Шэнь Ляншэн, казалось, не хотел продолжать и погладил руку на своей талии. - Ложись обратно и спи».
«Ладно», - Цинь Цзин тоже думал, что будет слишком соблазнительно, если он продолжит липнуть к мужчине. Он не был в настроении с самого начала, поэтому лег обратно и закрыл глаза, готовясь ко сну.
«Цинь Цзин, - поворочавшись, Цинь Цзин уже почти уснул, когда услышал бормотание сзади. - Тебе не нужно отплачивать за услугу, и также не нужно переживать об этом».
Обычно, было бы в норме вещей сказать такое, и прозвучало это абсолютно нормально. Однако, услышав это, Цинь Цзин потерял всякое желание спать. Его сердце ёкнуло, а потом он почувствовал пугающую пустоту, причину которой он не знал. Он размышлял, но не нашел ответа. В итоге, мужчина пришел к выводу, что наполовину уснул, и что-то случилось с его головой.
После переезда Сяо-Лю обратно, Цинь Цзин подумал, что теперь самое время привести в порядок свой собственный дом. Он сказал Шэнь Ляншэну, что будет ночевать дома несколько дней, пока полностью его не вычистит. Мужчина не возражал и предложил помочь, но когда Цинь Цзин отказался, тот не настаивал.
Честно говоря, было не так уж долго подлатать жилье, но Цинь Цзин боялся, что Шэнь Ляншэн сочтет проживание за пределами концессии слишком опасным и заставит его переехать в Маокэнь. Цинь Цзин, правда, не хотел переезжать, но и не желал появления между ними еще больших разногласий. Поэтому он думал: было бы неплохо сделать в доме капитальный ремонт. Даже если он съезжал, это все еще был дом его родителей - место, где он вырос. Он любил каждый кирпич и каждую плитку. Ремонт послужит своего рода ранним прощанием с ним.
В течение следующих нескольких дней Цинь Цзин подмел внутренний дворик, зашпаклевал окна, положил новую плитку и засыпал крысиные дыры, давно существовавшие в спальне, что сейчас служила кладовкой. И только, когда убедился, что больше поправлять нечего, он вернулся на Кембридж Роуд.
Первым, кого он увидел, войдя в ворота поместья Шэнь, был Ли, который, согнувшись в талии, подстригал Китайские розы в садовых вазах у входа. Цветы ничего не ведали о человеческом мире и все еще чудно цвели. А вот Ли, казалось, прибывал в крайне плохом настроении и работал в озлобленной манере, орудуя ножницами щелк щелк щелк.
«О, мистер Цинь!» - лицо Ли просияло при появлении мужчины, и он поприветствовал его поклоном.
«Эм, дома все в порядке, сэр?» - заметив плохое настроение, Цинь Цзин беспокоился, что что-нибудь стряслось с его семьей в деревне за прошедшие несколько дней.
«По-старому, по-старому. Все хорошо, но спасибо, что спросили. На днях мой младший сын приехал в город, утверждая, что внук плакал и просился назад повидать Цинь-кэкэ с тех пор, как вернулся домой... - только было начав, Ли заткнул свой болтливый рот. - Заходите внутрь. Не нужно торчать тут со мной на солнце».
Цинь Цзин кивнул, улыбаясь, и собирался войти, когда Ли нерешительно добавил: «Но, мистер Цинь, если Вы ищете молодого господина... - он посмотрел в направлении дома и понизил голос, даже если его не могли слышать внутри. - Здесь япошка. Уже второй раз за последние несколько дней. Не представляю для чего».
Только тогда Цинь Цзин заметил лишнюю машину за известняковыми ступенями у бокового входа. Он шел, пока не мог полностью увидеть машину и, о чудо, этот треклятый японский флаг красовался на капоте.
«Вы не собираетесь заходить, сэр?» - спросил Ли, когда Цинь Цзин вернулся.
«Нет, думаю, я останусь здесь с тобой и цветами».
Цинь Цзин был прямолинеен, и Ли очень хорошо понял его намерения. Он продолжил болтать об обыденных вещах, пока работал. Спустя минут десять, Шэнь Ляншэн вышел с другим мужчиной. Судя по манере их речи, они были друзьями.
«Значит, договорились, Винсент. Увидимся завтра вечером».
«Замечательно, хотя ты, правда, не должен был проделывать весь этот путь только за этим. В следующий раз просто позвони мне».
«Все нормально. Я не очень занят в эти дни».
Посетитель определенно не был незнакомцем. После их первой встречи Кобаякава предложил встретиться поболтать, и потом они обедали вместе несколько раз. Кобаякава, на самом деле, был на два года моложе Шэнь Ляншэна, но получил свою нынешнюю работу помощника по финансам армии в Тяньцзине благодаря должности отца в японской армии.
Он прибыл в Тяньцзинь только два месяца назад и уже испортил отношения с Сигэкава Хидэкадзу. С виду все казалось нормальным, но его влияние в какой-то степени ослабло, в свою очередь, заставляя его чувствовать неудовлетворенность. Кобаякава смотрел свысока на китайцев, но ему понравился Шэнь Ляншэн, потому что этот китаец не был ни подхалимом, ни сторонним наблюдателем. Плюс, они оба изучали экономику в Кембридже, так что очень скоро стали хорошими знакомыми.
Шэнь Ляншэн увидел Цинь Цзина, выходя из дома, но не подал вида и проводил Кобаякаву до его автомобиля. Проследив за машиной до металлических ворот, он остался на месте, глядя на Цинь Цзина, будто подзывая его.
Цинь Цзин смотрел на него в ответ со своего места, у ваз с цветами. Летнее солнце в августе палило так сильно, что от земли поднимался пар.
Он смотрел на него с дистанции, не такой далекой, но и не такой уж близкой. Свет был таким ярким, что он не мог видеть выражение на лице мужчины. Его тело, казалось, путало ощущения жары и холода после долгого пребывания под палящим солнцем. Было так жарко, что его пробирала дрожь.
В конце концов, Цинь Цзин был тем, кто подошел, но Шэнь Ляншэн первым заговорил в своей обычной манере: «Поговорим внутри».
Когда они вошли в гостиную, Цинь Цзин подумал, что разговор произойдет где-то еще, но Шэнь Ляншэн остановился и указал на диван:
«Присядь», - сказал он, словно учитель был здесь впервые.
«Шэнь Ляншэн...»
Правда была в том, что ничего серьезного не приходило Цинь Цзину в голову. Газеты еще не раскрыли имен членов Комитета по Сохранению Мира, но до него доходили слухи, что это были в основном бывшие люди Бэйяна. Он думал, что вероятно японцы искали Шэнь Ляншэна для этого, и хотел поговорить с ним, дабы отговорить его работать с ними.
«Цинь Цзин, я никогда не скрывал от тебя ничего о своей семье», - прервал Шэнь Ляншэн, казалось бы, не относящимся к делу утверждением, будто хотел, чтобы учитель сам сделал выводы.
Но Цинь Цзин не мог. Его разум увяз, и он не отвечал некоторое время. Он не знал о деловой стороне вопроса, и мужчина никогда не говорил о том, что рано или поздно покинет страну. Он знал только о внутренних конфликтах между членами семьи. И что? Цинь Цзин сидел там, размышляя, но не находил ответа.
«Есть что-то, чего я хочу, Цинь Цзин, - раскрыл карты Шэнь Ляншэн, слишком долго наблюдая тупое выражение на лице мужчины, придя к выводу, что безнадежно ждать, пока он сам найдет ответ. - Буду честен с тобой. Я не желаю лезть в политику, но ради бизнеса должен буду работать с японцами. Если можешь принять это - хорошо. Если - нет, тогда просто остановимся на этом».
Цинь Цзин только кивнул в подтверждение. Шэнь Ляншэн не сказал ему подумать об этом, или взять пару дней на размышления, если нужно. Мужчина потянулся к сигарете на кофейном столике и снова сел на диван, закурив.
Слуги поняли, что что-то происходит, и оставили их одних. Не было и звука в просторной, пустой комнате. Единственной живой вещью, был дым, тихо парящий, а затем растворяющийся в воздухе.
Шэнь Ляншэн докурил сигарету и взял еще одну. Цинь Цзин последовал его примеру и зажег сигарету в своих губах. Цинь Цзин не был курильщиком, но временами после секса он присоединялся к веселью, когда Шэнь Ляншэн сидел у изголовья кровати и курил. Он приползал в объятия мужчины и, найдя удобное место, втягивал дым изо рта мужчины в свой собственный, прежде чем выпустить его. И даже игриво спрашивал: «Курить вредно. Как ты собираешься отблагодарить меня за помощь?»
Хотя Цинь Цзин зажег сигарету, он сделал только одну затяжку, пока прикуривал, и оставил ее догорать саму по себе. После, он заговорил, но не по делу:
«Постарайся больше не курить так много».
Когда Шэнь Ляншэн не ответил, он смял окурок и продолжил, поднявшись: «Тогда, давай просто остановимся на этом».
Шэнь Ляншэн кивнул и тоже встал. Он слышал, как Цинь Цзин говорит: «Я найду время...» и, зная, что это об апартаментах, оборвал учителя: «Все в порядке».
«Я найду время вернуть тебе договор, - закончил Цинь Цзин предложение, глядя на него. - Дай мне знать, если потребуются какие-либо еще процедуры для передачи».
«Ладно». По правде говоря, Шэнь Ляншэн знал, что учитель не примет собственность, поэтому не тратил слов. Используемый им тон предназначался для деловых переговоров: условия были согласованы, и настало время уходить.
Цинь Цзин также молчал. Он кивнул, не говоря прощальных слов, и вышел за дверь.
Дверь гостиной была широко распахнута, ведя в ослепительную белизну снаружи. Шагнув в направлении ослепляющего солнечного света, Цинь Цзин внезапно подумал о сказанном Шэнь Ляншэном той ночью: не нужно отплачивать за услугу. Теперь он понял: Шэнь Ляншэн вероятно знал, что этот день придет, и этими словами заранее прощался с ним. Так они ничем друг другу не были обязаны.
И больше их ничто не связывало.
Шэнь Ляншэн стоял позади уходящего мужчины, и его лицо не выражало эмоций, не говоря уже о грусти или тоске. Можно сказать, это лицо было таким суровым, словно неживое.
Он и в самом деле знал, что этот день придет. Цинь Цзин бы никогда не принял его работу с японцами. Однако это была не та ситуация, из которой нельзя найти выход. Слова нашлись легко, но то, как они были произнесены - вот, что было важно. Цинь Цзин не очень хорошо понимал, как устроен бизнес, и было легко заставить его думать, что Шэнь Ляншэн не намеревался сотрудничать, но был вынужден. Солгав, ему просто нужно было действовать и говорить с умом, чтобы в конечном итоге заполучить мужчину назад.
Шэнь Ляншэн прекрасно знал себя. Эгоистичный, с каменным сердцем, материалистичный - ни одно из обвинений не было ложным, но, честно говоря, ему было плевать. Он признавал, что заботился о Цинь Цзине, но делал это с расчетом. Даже помощь семье его крестной была подготовкой к будущему.
Однако Шэнь Ляншэн понял, что его планы изменились за четыре часа, которые он провел с мужчиной.
Стоя с ним в темном погребе, слушая далекие взрывы, он заметил выражение лица мужчины и вспомнил один весенний день, когда они отправились любоваться цветами у озера. Тогда мужчина говорил ему что-то, что он полностью забыл в силу отсутствия интереса. Все, что он помнил - выражение на его лице.
Мир и любовь тогда, и мучительная боль, причиняемая бесконечными взрывами сейчас.
Шэнь Ляншэн был не способен чувствовать ни такой любви, ни такой боли, но тогда он, наконец, осознал, что в этот раз ему не удастся провести мужчину. Если его чувства к этому человеку хоть немного искренни, он не обманет его сейчас. Он должен дать ему хотя бы это.
И это не было сложно. Всего пять слов:
Легко найти - легко и потерять.
Примечания
Сигэкава Хидэкадзу - полковник японской армии, размещенной в Тяньцзине, ответственной за шпионаж. Он был приговорен к смертной казни судом в Пекине в 1947 году, но был отпущен после переговоров Республики и Японии о его освобождении, наряду с другими военными преступниками.