Глава 17
Не произнеся ни слова, Цинь Цзин вручил подписанные бумаги Шэнь Ляншэну, когда они увиделись снова на следующей неделе. Последний дал мужчине подумать об этом пару дней. Теперь, когда, наконец, получил то, что хотел, он не казался слишком обрадованным, только сказал учителю: «Придерживайся этого».
Апартаменты Маокэнь были построены недавно на Коломбо Роуд, в Английской концессии. Здесь было всего четыре этажа в частной собственности, которые предполагалось исключительно сдавать в аренду. Раз уже все равно приложил усилия, Шэнь Ляншэн выкупил весь верхний этаж. Однако он не стал сносить стену на случай, если они расстанутся. Цинь Цзину будет легче продать или сдать в аренду, если параметры останутся в изначальном состоянии.
Квартира была убрана и готова к въезду только в конце мая. Шэнь Ляншэн привез Цинь Цзина осмотреться. Они прошли по фойе и поднялись вверх по лестнице. Подошвы их кожаных туфель звонко стучали по гладкому мраморному полу, наполняя эхом, по-видимому, пустое здание.
Подписав договор, Цинь Цзин убрал его в выдвижной ящик и обнаружил, что здесь две секции только сейчас. Он в шутку спросил тоном, полным жалости к себе: «Вторая - для тебя?»
Стоя на деревянном полу, Шэнь Ляншэн никуда не мог стряхнуть пепел, поэтому он направился к камину в кабинете, чтобы выкурить сигарету. Он ответил тем же беззаботным тоном: «На всякий случай. Кто знает, ты можешь разозлиться и вышвырнуть меня вон. Мне понадобится место для ночлега, ведь так?»
Дом еще не был обставлен мебелью, и стены были голыми. Из гостиной Цинь Цзин слышал голос Шэнь Ляншэна, доносившийся из кабинета, а из-за пустого интерьера он почти мог слышать эхо.
Он только хихикнул и встал у окна, глядя на дорогу. Густая листва деревьев снабжала тенью обе стороны тихой улицы - обычная, хорошо знакомая картина в концессиях. Но на какое-то мгновение он потерялся в пространстве и во времени.
«А что? Тебе не нравится?» - покурив, Шэнь Ляншэн вышел и увидел одинокий силуэт учителя возле окон.
«Да, - Цинь Цзин не желал недопонимания, так что продолжил шутить. - Я имею в виду, здесь две спальни. Ты можешь всегда спать там, да и все».
Не ответив, Шэнь Ляншэн обхватил руками талию мужчины, наклоняясь поцеловать его.
Опасаясь быть замеченным, стоя так близко к окну, Цинь Цзин быстро освободился, но в тот же момент сильно ударился лбом о стекло.
«Тебе надо поумнеть, болван».
Шэнь Ляншэн виновато потер пятно у него на лбу, не потому что был причиной травмы, а потому что подумал о будущем. После женитьбы он должен будет разыгрывать спектакль перед родителями, и у него не будет много времени для этого человека. Учитывая это, он чувствовал себя слегка несчастным, но все еще видел иронию всей ситуации, которая передавала его чувство вины немного больше, чем лицемерие, как крокодиловы слезы.
Печально, но Цинь Цзин не был осведомлен о крокодиле и не услышал подразумеваемого значения. Он выдвинул щеколду и распахнул окно, чтобы впустить свежий воздух.
Раннее летнее солнце было чудесным. Пышные, легкие тени деревьев составляли почти весь вид с четвертого этажа. Не обращая на мужчину внимания, Шэнь Ляншэн снова обнял его и склонился вперед так, что их щеки соприкасались. Он нарочно моргнул, почти касаясь ресниц Цинь Цзина своими.
Не обнаружив никого на дороге, Цинь Цзин не стал избегать объятия снова. Он закрыл глаза: «Да, мы все прекрасно знаем, какие у тебя длинные ресницы, о'кей?»
Мужчина тоже закрыл глаза и слушал пение ранней цикады на дереве. Вскоре, одинокое насекомое замолчало, найдя себя слишком преждевременным для остальных своих братьев и сестер.
После внимательного осмотра дома Цинь Цзин не хотел сразу же въезжать и не вел себя как владелец, просто позволил Шэнь Ляншэну заняться дизайном интерьера.
Обычно Шэнь Ляншэна тоже мало интересовали такие вещи. Тем, кто все организовал для поместья, где он жил сейчас, был его секретарь. Однако, видя в этой квартире номер для их с Цинь Цзином медового месяца, он обзавелся редким интересом к этому вопросу.
Цинь Цзину не было дела до всего этого, но он не хотел портить веселья другому мужчине. Он не осмеливался реагировать по какому-либо вопросу словами вроде «Без разницы» или «Делай, как считаешь нужным». Но дело в том, что его сознание не могло не улетать куда-то, когда они обсуждали узор обоев или дизайн мебели. Почему-то он чувствовал себя эмоционально измотанным. Поначалу он хотел продолжать звонить в колокол, но теперь, когда колокол никуда не денется, он совсем не чувствовал волнения. Он ощущал скорее странную усталость, когда бы ни подумал о лежащем впереди будущем.
Был июль, когда все было устроено. Класс Цинь Цзина в средней школе написал экзамены, и хотя летние каникулы еще официально не начались, у него было больше свободного времени - он провел несколько дней кряду в поместье Шэнь. Садовником поместья был мужчина лет пятидесяти по имени Ли. Вся его семья жила в пригороде, и еще в конце июня он попросил у Шэнь Ляншэна позволить его внуку побыть несколько дней в городе. Шэнь Ляншэн не был строгим боссом и охотно согласился. После того, как мальчика привезли в поместье в начале июля, Цинь Цзин стал учить его читать и рассказывал ему истории. Он даже сказал мальчику называть его «кэкэ», но к Шэнь Ляншэну обращаться «шушу».
На кухне купили два арбуза на сяошу* и оставили их в ящике со льдом. После ужина Шэнь Ляншэн пошел в кабинет проверить бухгалтерию компании, а Цинь Цзин тем временем вышел с мальчиком на улицу. Они ели арбуз в прохладе сада, и преподаватель учил ребенка читать наизусть «Один крик цикад, две ветви на дереве пагоды». Деду мальчика не доставляли такого удовольствия литературные развлечения, он лишь находил цикад шумными. Боясь, как бы жуки не побеспокоили босса наверху, он нашел длинную бамбуковую палку, чтобы сбивать их с деревьев.
Окно кабинета выходило на сад, и прямо перед окном росло розовое шелковое дерево. Пока старик тыкал палкой в цикад, Цинь Цзин был зрителем с мальчиком на руках. Интересный факт о цикадах - будучи испуганными, они выделяют небольшое количество жидкости.
«Смотри, они писают на тебя!» - притворившись, чтобы напугать мальчика, Цинь Цзин поднял его ближе к дереву.
Шэнь Ляншэн самозабвенно изучал счета и не слышал ни писка от цикад. Однако сейчас суматоха побудила его оставить свое место и приподнять занавески, чтобы взглянуть.
Множество легких пастельных лепестков шелкового дерева были сбиты вниз палкой и стали бесцветными, порхающими тенями в тусклом свете сумерек. Спустя какое-то время Шэнь Ляншэн опустил шторы и вернулся к работе. Он не нашел в этом ничего дурного. Скорее, оживленность, царившая вокруг, наполняла его радостью.
Цинь Цзину не нужно было идти на работу на следующий день, и он поспал немного дольше. Однако, спустившись вниз, он увидел, что Шэнь Ляншэн все еще был дома и сидел за обеденным столом с чашкой кофе и газетами.
«Утречка», - поприветствовал он и удивился, когда Шэнь Ляншэн не ответил. Мужчину редко можно было увидеть в таком оцепенении, что кофе завис в воздухе. Казалось, он не читал газету, а думал о чем-то.
«Что-то не так?» - спросил Цинь Цзин, подойдя ближе. Придя в себя от фразы Цинь Цзина, Шэнь Ляншэн оставил чашку и газету на столе, перед тем как встать.
«Почему...» - Цинь Цзин собирался спросить, почему он еще не ушел, когда его глаза наткнулись на содержание газеты. Прошло несколько секунд, прежде чем он схватил ее, чтоб посмотреть поближе.
Наверно, это был дополнительный экстренный выпуск, и времени на иллюстрирование не было.
Наша армия будет жить и умирать у моста Лугоуцяо - если мы должны умереть, этот мост станет нашей могилой.
Пусть сопротивление будет ответом вторжению, а кровь - защитой для нашей страны.
Напряжение в Северном Китае за последние полгода на самом деле было меньше, чем до этого. Газеты сообщали о военной демонстрации японских войск в Фэнтай в июне, но ни одна не осмелилась сказать, что это было сигналом надвигающейся войны. Теперь, когда все дошло до этого, было даже неясно, останутся ли Пекин и Тяньцзинь под китайским контролем.
«Оставайся сегодня дома, если тебе не нужно в школу. И никуда не ходи», - Шэнь Ляншэн не хотел оставлять Цинь Цзина одного дома, но у него были собственные проблемы, требующие решения. Его отец уже начал дергаться и позвонил ему, прося приехать.
Цинь Цзин, который все еще пялился на газеты, не ответил.
«Цинь Цзин...» - не получив ответа, Шэнь Ляншэн ощутил легкое раздражение, но не хотел сказать что-нибудь резкое. Он только усадил мужчину и успокаивающе, словно ребенку, сказал: «Ты же можешь сделать это для меня, правда?»
«Угу...» - наконец отреагировал Цинь Цзин и натянуто кивнул.
Шэнь Ляншэн не был уверен, воспринял ли мужчина всерьез его слова, но телефон в гостиной опять стал трезвонить. Горничная ответила, но не позвала молодого хозяина.
Спустя несколько секунд, служанка вошла и, оценив ситуацию в комнате, доложила:
«Они спрашивали, уехал ли уже молодой господин, - аккуратно заговорила она. - Я сказала, Вы только что уехали, сэр...»
«Спасибо», - прервал ее Шэнь Ляншэн. Цинь Цзин все еще сидел там как статуя, но Шэнь Ляншэн не знал, что еще сказать. Спокойно оставив слугам распоряжение не спускать с него глаз, он поехал в поместье отца.
Изначальным планом Шэнь Ляншэна было взять как можно больше денег и бежать, но существовал лимит на количество наличности, которое он мог иметь при себе. Он не собирался так легко упускать шанс забрать все предприятие Шэнь с собой. Все это время он понемногу копил, убеждая отца перевести активы за пределы страны. К сожалению, Шэнь Старший придерживался мнения, что Шэни будут успешны в Китае до тех пор, пока наблюдают за приливами и плывут в соответствие с ними, в то время как к другой стране это может быть неприменимо. Однако сейчас, когда началась война, по-видимому, без предупреждения, он начинал жалеть, что не вывез все раньше. Собственность, инвестиции и приносящий прибыль завод - ни с чем из этого он не хотел расставаться, и все это было непросто продать за короткое время.
Его не покидала тревога до встречи с сыном, но, увидев спокойствие Шэнь Ляншэна, его собственные нервы тоже пришли в порядок. Отец с сыном поговорили в кабинете и пришли к соглашению, что оба северных города определенно будут потеряны, если не будет заключен мирный договор. Шэнь Ляншэн также прямо сказал, что как только падут Пекин и Тяньцзинь, будет бесполезно пытаться обезопасить свои фонды, если они работали против японцев. Он также считал, что завод может продолжить работу, так как уже дважды имел дело с японцами, но прибыль должна быть разделена с ними. Как только они будут контролировать весь Север, сырье не продвинется дальше без их разрешения, и о производстве не будет и речи.
Услышав все это, Шэнь Кечжэнь почувствовал больше уверенности. Семья Шэнь не будет страдать, так как Шэнь Ляншэн был способен установить хорошие отношения с японцами в эти времена. Производство на заводе будет идти дальше, деньги продолжат поступать, а он все также будет богатым офицером в отставке - на что еще он может жаловаться? Чем больше он думал, тем больше был уверен, что будущее фамилии Шэнь было в безопасности. Единственной заботой был страх, что бодхисатва наблюдает, но он быстро убедил себя: это все, что он мог сделать в данных обстоятельствах, при том, что это были дела коммерческие - не политические, ничего, что не могли бы исправить несколько подношений благовоний в будущем.
Утешив своего отца, Шэнь Ляншэн не мог пока вернуться домой. Когда прибыл в офис, он увидел Чжоу, расхаживающего перед зданием, не находя себе места. Первым, что сказал секретарь, было: «Почему Вы так долго, сэр?» Чжоу также доложил, что люди из Торговой Палаты ждут уже больше получаса. Низким голосом он добавил, что там был японец, которого он прежде не видел.
Такой же спокойный, как и всегда, Шэнь Ляншэн кивнул и вошел в здание, не останавливаясь.
Обычно Чжоу всегда делал заметки в стороне во время встреч, но сегодня лишь проследовал за своим боссом, чтобы долить чая, прежде чем закрыть дверь, предоставив им уединение. Конференц-зал оставался закрытым почти час. Он не знал, как прошла встреча, но у всех было добродушное выражение на лицах. Помогая боссу провожать посетителей, он заметил, как японец остановился, прежде чем сесть в машину. Мужчина пожал руку Шэнь Ляншэну и заговорил по-английски, не нуждаясь в переводчике:
«Поболтаем как-нибудь в другой раз».
После того, как две машины уехали, Чжоу последовал за Шэнь Ляншэном обратно в здание. Хотя ему и было очень любопытно насчет этого «поболтаем», упомянутого японцем, он не осмеливался затрагивать этот вопрос. Чжоу закрыл дверь, когда они оказались в офисе Шэнь Ляншэна.
«Так что, сэр... - пытался подобрать слова Чжоу, но даже не знал, как хотел начать. В конце он выдохнул. - Так что, это - война, да?»
Шэнь Ляншэн никогда не скрывал от секретаря своих намерений сотрудничать с японцами. Чжоу тоже не был наивной душой, но новости этого утра все еще казались странными и нереалистичными.
В помещении стояла тишина, пока разум Шэнь Ляншэна где-то блуждал. Несколько минут спустя он сорвался с места.
«Ты понаблюдай здесь. Позвони мне, если что-нибудь произойдет. Я поеду домой».
Перед отъездом этим утром Шэнь Ляншэн волновался о гражданских беспорядках в Японской концессии после грянувших новостей. Зная характер Цинь Цзина, он опасался, что мужчина будет действовать опрометчиво. И когда он вернулся пораньше домой, его страхи стали явью. Естественно, Цинь Цзин не остался сидеть на месте.
Слуги клялись, что не могли заставить мистера Цинь остаться, а когда Шэнь Ляншэн свирепо посмотрел на них, они объяснили, что звонили в офис, но он был занят на встрече. Делая все возможное, дабы сдержать свой гнев, Шэнь Ляншэн развернулся и поехал в Шэн Гун, а затем к Цинь Цзину домой. Не обнаружив учителя ни в одном из этих мест и не имея другого выбора, Шэнь Ляншэн решил попытать счастья в Чайном доме, так как точно не знал, где живут Лю. К его ужасу, Чайный дом даже не был открыт, но к счастью, работник из сельской местности жил здесь и ответил на стук Шэнь Ляншэна. Получив адрес семьи Лю, он, наконец, нашел Сяо-Лю.
Однако Сяо-Лю понятия не имел, где его друг, и мгновенно тоже разволновался. Отбросив в сторону затаенную обиду, он начал перечислять места, где мог быть Цинь Цзин.
«Поговорим по дороге».
В нетерпении, Шэнь Ляншэн посадил Сяо-Лю в машину, и они поехали к другу Цинь Цзина, чей адрес был известен Сяо-Лю. В Японской концессии был временно введен закон военного времени, но дороги, ведущие в концессию, все еще были тихими, и они не видели протестующих за баррикадами масс. Только позже они узнали об активной демонстрации японскими войсками более ста орудий и трех дюжин танков близ бульвара Цзиньтан во Втором Особом Округе.
В итоге, Шэнь Ляншэн так и не нашел мужчину. Когда он, наконец, отвез Сяо-Лю назад в Наньши, он заглянул к Цинь Цзину домой и увидел, что ворота еще закрыты. К этому времени они уже знали о танках, и Шэнь Ляншэн чувствовал, как самообладание покидает его.
«Если он вернется, скажи ему никуда не уходить. Я снова приеду завтра».
Оставив Сяо-Лю с этим сообщением, Шэнь Ляншэн вернулся на Кембридж Роуд, чтобы обнаружить мужчину, которого искал весь день, сидящим в его гостиной. Его тревоги исчезли, но гнев вспыхнул языками пламени. Даже не обращая внимания на присутствие слуг, он поприветствовал Цинь Цзина оскалом и лаем:
«Что я говорил об уходе?! Ты слышал хоть слово из того, что я сказал?!»
Шэнь Ляншэн так долго носил свою маску, что эмоции никогда не проявлялись на его лице. Никто в комнате прежде не видел его в такой ярости, и все застыли от шока. Цинь Цзин раскрыл было рот, но в итоге был слишком напуган, чтобы говорить.
«А потом просто вот так возвращаешься, - у Шэнь Ляншэна было еще что сказать, но видя опущенную голову мужчины, он сдержался. Помолчав несколько секунд, он сам развеял напряжение. - Давай поужинаем сначала».
Только сейчас парализованные слуги вернулись к жизни и начали подавать еду. Медленно и осторожно, они старались не создавать лишнего шума и суеты, страшась гнева молодого господина.
Ужинали в молчании, и тема не затрагивалась снова. Цинь Цзин ждал, когда пойдут спать, и Шэнь Ляншэн, по его мнению, остынет, чтобы сказать ему: «Завтра я пойду в школу».
«Прекрасно, - Шэнь Ляншэн не собирался держать мужчину взаперти, но добавил. - Когда ты вернешься? Я заберу тебя».
«Нет, не нужно, - Цинь Цзин сделал паузу, прежде чем объяснить. - Думаю, у меня будет много дел в школе в эти дни. Так что я не буду приходить».
Конечно же, Шэнь Ляншэн не разозлился снова, а его тон также оставался нейтральным: «Разве учебный год почти не закончился? Какие такие дела у тебя могут быть?»
Цинь Цзин не подготовил подходящего оправдания. Так уж вышло, что днем он навещал своего друга, который преподавал в Средней Школе Нанькай. Многие в его окружении разделяли те же мысли. Они не могли бороться с орудиями и винтовками японцев мясницкими ножами, но чувствовали, что должны сделать хоть что-то, что угодно, в поддержку сопротивления.
«Цинь Цзин, - видя его смятение, Шэнь Ляншэн догадывался о его намерениях, но все же оставался спокойным. - Ты волен делать все, что хочешь, но если не останешься здесь в это время, тогда тебе не стоит возвращаться вовсе. То, что ты сделал сегодня, не думаю, что меня хватит на другой раз».
Сказав это, Шэнь Ляншэн направился в ванную, оставив Цинь Цзина сидящим на постели с таким спутанным сознанием, что тот не мог свободно дышать.
Приняв ванну, Шэнь Ляншэн нашел учителя все в том же положении и смягчил свой тон: «Я сказал это под влиянием момента. Не воспринимай все так серьезно». Он поднял его на ноги: «Не сиди тут просто так. Иди мыться».
Этой ночью оба лежали в постели и не спали даже после того, как погас свет. Оба осознавали серьезность сказанного Шэнь Ляншэном и просто спихивали все на «влияние момента», что было выходом для обоих. Цинь Цзин уставился на навес над кроватью, тонкий, как паутина и белый, словно кокон.
На следующее утро газета по-другому осветила события. Японские войска выбрали стратегию «не обострять ситуацию и решить стоящую перед ними проблему» и активно устанавливали связь с Хэбэйско-Чахарским политическим советом для встречи. Одиннадцатого июля пришли новости из Пекина, что был подписан черновой вариант соглашения, но, прежде чем кто-либо успел среагировать, японцы внезапно изменили решение. Они отказались от всех оговоренных условий и увеличили численность войск, размещенных в Китае. Двенадцатого июля в Тяньцзинь прибыли две независимые смешанные бригады из Канто и одна дивизия. Тринадцатого добавились еще два пехотных полка, и все транспортные узлы были оккупированы. Военные учения в Японской концессии, казалось, не прекращались, и повсеместно начались строительные работы.
В таких обстоятельствах даже Английская и Французская концессии притихли, обычная экстравагантность исчезла навсегда. Студенческий Союз Тяньцзиня и различные националистические организации еще не собрали студентов, учителей и других членов общества для открытого противостояния японской армии, но рассылали телеграммы 29-ой Армии в поддержку сопротивления вдобавок к сбору и пожертвованию денег и ресурсов по мере возможностей. Цинь Цзин время от времени помогал в Студенческом Союзе со своими друзьями, а оставшееся время проводил дома. Шэнь Ляншэн не останавливал его, и двое достигли компромисса.
Ситуация оставалась напряженной день за днем. Где-то к следующей неделе Шэнь Ляншэн услышал, что аэропорт Дунцзюйцзы теперь был заполнен японскими боевыми реактивными самолетами, и предложил, чтобы Лю переехали в его пустой дом во Французской концессии, так как Французская и Английская концессии были наиболее безопасными на данный момент.
Сяо-Лю отклонил идею, как только Цинь Цзин предложил это, потому как не хотел, чтобы тот был чем-то обязан бизнесмену. Он знал, что за услуги надо платить, рано или поздно. А так как у него не было ничего, в чем нуждался молодой господин, его лучший друг был тем, кому придется расплачиваться. В свою очередь, Цинь Цзин не собирался спорить с ним. Он перешел к делу и сказал, что они переедут, хочет того Сяо-Лю или нет. Мама была стара, а у Сяо-Лю было еще три сестры, о которых нужно было заботиться. Что он собирался делать, когда война доберется до них?
В итоге они переехали. Собственность на Пэтит дэ Сэнтюр изначально была отдана компании в оплату долга. Дом был далеко не новым и экстерьер не сильно привлекал внимание, делая его идеальным для временного укрытия. Шэнь Ляншэн хотел помочь с переездом на своей машине, но Цинь Цзин сразу отказался. Он сказал своей крестной, что дом принадлежит его коллеге, но если Шэнь Ляншэн появится и будет плясать вокруг, старая леди, конечно же, раскроет обман. Услышав это, Шэнь Ляншэн не настаивал и потрепал учителя по голове:
«Я давно не видел твоей улыбки».
«Ну, это не из-за тебя...» - Цинь Цзину стало не по себе, и он поцеловал мужчину в щеку.
Эти двое давно не были близки, потому что Цинь Цзин был не в настроении. Шэнь Ляншэн притянул мужчину для более глубокого поцелуя и начал ощупывать руками, но у Цинь Цзина были планы с другом. Скоро надо было уходить, и он сказал мужчине приберечь это для ночи.
Друг был старшим Цинь Цзина в университете. Они не были близки в то время, но вернувшись в Тяньцзинь, Цинь Цзин обнаружил, что мужчина не возвратился домой в Шаньдун. Вместо этого он начал преподавать в Нанькай, и с тех пор двое постепенно сблизились.
Шаньдунцы известны своей дерзостью и прямотой. Когда они обедали вместе, он всегда заставлял Цинь Цзина пить. Цинь Цзин боялся этого больше всего, так как очень быстро пьянел. Однако в последнее время у них были дела посерьезнее, и его друг перестал спаивать его - до этого дня, то есть. Местом их встреч было общежитие его друга в Нанькай. Цинь Цзин заметил уже приготовленные на столе закуски и алкоголь.
«Что ты сегодня замышляешь?» - спросил он с любопытством.
Мужчина усмехнулся и усадил Цинь Цзина выпить, прежде чем ответить: «Я записался вчера».
От произнесенного Цинь Цзин оцепенел. Он осознал, что его друг присоединился к армии.
«Никакого давления. Просто хотел, чтобы ты знал. Плюс, они принимают лишь тех, кто прошел военную подготовку и знает, как стрелять. Ты бы только зря потратил время».
Ничего не сказав, Цинь Цзин лишь поднял рюмку за своего друга. Он выпил одну, потом еще, и еще одну. Ликер обжег его желудок, но голова была ясной, как никогда.
Большинство трамваев перестало ходить. Цинь Цзин приехал на велосипеде, но теперь просто катил его. Не потому что был пьян. По сути, он был весьма трезвым и просто хотел пройтись.
В последнее время отец Шэнь Ляншэна часто вызывал сына для разговора, и тот приезжал домой даже позже Цинь Цзина. К этому часу учитель уже смыл алкогольный смрад и пот, а его лицо выглядело по-обычному.
Но когда приблизилось время сна, и Шэнь Ляншэн попытался поцеловать его, мужчина не стал содействовать. Раздраженный изменчивым отношением Цинь Цзина, он спросил, теряя терпение: «Что на этот раз?»
Цинь Цзин колебался, не зная, как начать. Шэнь Ляншэн никогда не был терпеливым человеком, и его терпение износилось за последнее время. Без промедления он перешел прямо к поцелую, держа челюсть мужчины.
Цинь Цзин не мог повернуть лицо, поэтому начал бороться всем телом. Как кожу больше показывают в летнее время, так и чем больше страдал Цинь Цзин, тем больше возбуждался Шэнь Ляншэн, еще немного и последний насильно овладел бы мужчиной. У Цинь Цзина не было времени объяснить раньше, но теперь он даже не хотел объяснять. Алкоголь, казалось, проявил себя сейчас, и он был чрезвычайно взволнован. Он начал отбиваться изо всех сил, пока мужчина не сжал его шею и не навалился на него. В конечном счете, у него закончился воздух, и он обмяк, как мертвая рыба.
Шэнь Ляншэн отпустил, когда мужчина перестал сопротивляться, и почувствовал, что был слишком груб, услышав болезненный кашель. Но он не желал извиняться.
«Чего еще ты хочешь от меня, Цинь Цзин?»
Чего он хочет от него? Отдышавшись, Цинь Цзин только помотал головой. Шэнь Ляншэн все еще был тверд и искал удовлетворения. Он быстро нанес лубрикант и сам вошел. Его движения уже не были столь жестоки, как прежде, и минут через десять, потянувшись к члену мужчины, он нашел его очень даже оживленным. Поэтому перестал сдерживаться.
Хотя прошло больше половины месяца с их последнего раза, тело Цинь Цзина привыкло к процессу и, после первоначальной тупой боли, начало получать от него удовольствие. Звуки от соприкосновения кожи о кожу наполнили темную и душную комнату. Цинь Цзин лежал на кровати лицом вниз. Он знал постель под ним. Знал мужчину сверху. Знал и желание внутри самого себя.
И все же, у него снова возникло странное ощущение потерянности в пространстве и времени. Словно он блуждал по дороге с завязанными глазами, ощупывая каждую травинку и каждый ствол дерева до места назначения, но когда повернулся посмотреть на пройденный путь, картина отличалась от той, что нарисовало его воображение.
Ранним утром 29-го июля началась полномасштабная война. Китайские войска в Тяньцзине наконец получили приказ обороняться и накануне вечером разработали военную стратегию: атаковать, пока японцы сфокусированы на Пекине.
Небо перешло от темного к светлому, но японцы одерживали верх. Самые напряженные бои развернулись близ Хайгуансы, и звуки стрельбы и орудий, достигая Кембридж Роуд, приглушались. Цинь Цзин и Шэнь Ляншэн сидели напротив друг друга в гостиной с середины ночи до середины дня, не обменявшись и словом.
Как и ожидалось, японские самолеты достигли Тяньцзиня только после двух. Концессии были странами внутри страны, и японцы не смели и не могли бомбить их. Но даже так, Шэнь Ляншэн приказал слугам заранее освободить погреб в саду. Когда он услышал самолеты в небе, то решил, что в доме небезопасно. Он распорядился закрыть двери и пока укрыться в подвале.
Цинь Цзин не возражал и вышел вслед за ним наружу, но выглядел как бездушная кукла: его сознание уже блуждало где-то далеко отсюда.
Видя его состояние, Шэнь Ляншэн схватил его за руку. Когда они добрались до сада, наконец, была сброшена первая бомба.
Взрыв был слышен с любого расстояния. В этот момент Цинь Цзин застыл как вкопанный. Словно вновь обретя душу, он посмотрел в направлении грохота. Шэнь Ляншэн тащил его, но тот не двигался с места. Мужчина собирался заговорить, когда увидел выражение на лице учителя.
Он будто вернулся к жизни вместе с взрывом на какое-то мгновение, перед тем как умереть снова.
Потом, со следующим, он ожил вновь - только чтоб умереть еще раз.
Лампочка малой мощности была единственным источником света в погребе. Цинь Цзин не садился, так что Шэнь Ляншэн тоже стоял и вместе с ним рассматривал металлическую дверь. Но это была просто дверь. Ничто не проникло бы сквозь нее, только от того, что они смотрели.
Единственным ответом, который они получали, были продолжающиеся взрывы.
На протяжении четырех часов.
29-го июля китайские войска непрерывно бились пятнадцать часов. Из-за тяжелых потерь и увеличения японских войск в Тяньцзине следом за падением Пекина, китайская армия отступила из центра города в 4.30 дня к Цзинхаю и Мачану.
30-го июля Тяньцзинь пал.
Примечания
Шушу - обращение к дяде, чаще всего к младшему брату отца. Сейчас используется для всех взрослых (среднего возраста) мужчин, более старшего поколения.
Сяошу - одиннадцатый из 24-х солнечных периодов, буквально означает «наименьшая жара». В 1937 году это было 7-го июля.
«Один крик цикад, две ветви на дереве пагоды» - строки из стихотворения Бо Цзюйи.
Розовое шелковое дерево - в европейских языках «шелковое дерево», т.к. римляне считали, что от него произошел шелк. Два распространенных китайских названия: «закрывающийся ночью», потому что цветы дерева закрывались по ночам, и «счастливы вместе» - из-за чего цветок часто представляет любовь в китайской литературе.
Инцидент на мосту Марко Поло (Лугоуцяо) - стычка между солдатами японской Гарнизонной армии в Китае и ротой китайских войск, охранявших мост Лугоуцяо, произошедшая 7 июля 1937. Этот инцидент послужил для японцев формальным поводом для начала Второй японо-китайской войны.
Фэнтай - район Пекина.
Бульвар Цзиньтан - главная дорога в бывшей Австро-Венгерской концессии. Второй Особый Округ - название, данное китайцами этой концессии после возврата контроля над ней.
Средняя Школа Нанькай - одна из первых современных средних школ в Китае.
Пэтит дэ Сэнтюр - улица во Французской концессии, сейчас - Синьсин Роуд.
Хайгуансы - область в Японской концессии (рядом с храмом Хайгуан).
Цзинхай - район Тяньцзиня к юго-западу от центра города. Мачан - знаменитая военная база, расположенная в 60 км к югу от Тяньцзиня.