🕷ПАУЧИЙ СЛУЧАЙ🕷

Глава тринадцатая. Путанка!

В этот момент я поняла, что ритуал действительно очень опасен. Для заклинателя! И вместо злобного «ой, мама, шито это?», выползет очень добрая няня!

- Прости, что потревожили твой бессмертный дух! - продолжал маг. Он размахивал руками над экраном.

Я сжала кулаки, встала и отобрала у него телефон.

- Не делай! Дух прогневается! - округлил глаза старикан. - Ты не умеешь пользоваться магией!

Телефончик был на последнем издыхании. Но при этом умудрялся показывать одну полосочку связи. Она то исчезала, то появлялась.

- Болезни арахнидов! - закусила я губу. Великое божество Хухл сообщало, что ничего не найдено.

Я стала быстро набирать запросы. Интернет тормозил, но я терпеливо перебирала детские болезни и форумы заводчиков пауков. Я, скорее, была «выводчиком» пауков. Раньше. До того момента, пока не познакомилась с одной очаровательной пушистой попкой.

Пока ничего внятного.

Я дико скучала по интернету. По рецептам, которые читала с удовольствием. Где вместо рябчика возьмите тертую морковку. А вместо медальонов из телятины половинку капусты. Я тоже когда-то писала рецепты для одиноких мужчин. Все они начинались словами: «Возьмите два яйца в руку и сходите в магазин!». Один раз меня даже лайкнули.
Борясь с желанием проверить, появился ли второй лайк, я шерстила каждую страницу. Половина диагнозов меня пугала. Вторая половина добивала после первой.

Я только-только вбила очередной запрос, как вдруг телефон выключился. И признаки жизни подавать перестал!

Я бросила его обалдевшему магу. И ушла, не прощаясь. Столько усилий, чтобы получить телефон! Но так ничего и не найти!

У меня оставался последний козырь. Мысль о том, что где-то во мне живет маленький игривый мазохист, не давала мне покоя.

Мне хотелось изловить его и прикончить. Моя рука собиралась стучать в двери королевских покоев.

Мазохист обрадовался. Он уже предвкушал неприятности. У меня появилось одно подозрение, но я боялась даже сказать его вслух.

- Его величество сейчас в зале для трапезы, - послышался робкий голосок служанки. - Его величество просил его не беспокоить...

Дрожащая рука махнула в сторону лестницы. Я придала себе максимальное ускорение. Если с моим паукашечкой что-то случится, я за себя не отвечаю!

В конце темного коридора виднелись двери. Издали они напоминали вход в преисподнюю. Высокие, почти в потолок, они выглядели готично и мрачно.

Я нахмурилась. И подошла к дверям. Замерев ради приличия, я прислушалась. Ни хруста французкой булки. Ни вальсов Шуберта. Ни «какая гадость ваша заливная рыба» я не услышала.

Не было радостного чавканья. Такое чувство, словно во главе стола сидит моя покойная бабушка. «Когда я ем, я глух и нем!».

Моя рука скользнула по огромной ручке двери. Я обернулась на коридор. Он словно вымер.

- От этого зависит жизнь моего паукашечки, - ободрила я себя. И потянула на себя двери. Двери открылись с тихим скрипом.

Мои мягкие шаги в полумраке напугали даже меня саму. В зале было темно и подозрительно тихо. Глаза привыкли к полумраку.

Я отчетливо видела гостей, сидящих за столом. Высокие прически дам, сверкающие бриллиантами. Столовые приборы, дающие слабый отблеск. Подсвечники с оплывшими свечами. Силуэты мужчин, сидящих за столом.

И тишина.

Мой взгляд внимательно следил за каждым гостем. Но никто из них даже не шелохнулся. Они сидели, как куклы. Я подошла к столу. Все, даже цветы в роскошных вазах странно серебрились тонкими нитями.

Паутина! Черные розы в роскошной вазе были оплетены паутиной. Она тянулась к подсвечнику. А оттуда к роскошной прическе молодой женщины.

Я заглянула ей в лицо. Она была бледна. Ее глаза были закрыты. Я не могла понять, где начинается кружево ее корсета и где заканчивается паутина. Бледная рука с бриллиантовым браслетом лежала на столе. Мне показалось, что она спит.

Рядом с ней сидел пожилой мужчина. Он тоже сидел с закрытыми глазами. Его седые волосы сливались с паутиной. Тонкие нити паутины тянулись к его соседу. Молодой человек лежал на столе. Его бледная рука смяла красивую салфетку. Пирожные на золотом многоярусном подносе спрятались под кружевом паутины. Одного пирожного не хватало. Оно лежало в тарелке у немолодой женщины.

Я посмотрела на гостей. Они сидели неподвижно. Сквозь узкое окно проникал лунный свет. Ничего себе! Уже ночь? Так быстро? Чувство какой-то нереальности заставляло потрясти головой. Я впервые видела такое. Страх наползал липкими волнами. Ноги примерзли к ковру. Я вся превратилась в слух. Меня пугало черное кресло с высокой спинкой. Оно стояло во главе стола. Тонкие серебристые нити паутины оплетали его. Кресло было пусто.

В лунном свете паутина казалась чем-то мистическим и загадочным. Я начинала жалеть, что пришла сюда. Страх мурашками крался по спине. Теперь я поняла, что это! Как же я сразу не догадалась! У малыша паутина! Он учится делать паутину! Забыв обо всем на свете, я едва не расплакалась от счастья. Это просто паутиночка. Он здоров!

Сердце несколько раз с силой ударилось о грудную клетку. Я сделала неосторожное движение и задела сверкающую нить. Она дернулась, словно натянутая струна. Блик лунного света прокатился по ней. Послышался шорох. Где именно, я еще не поняла. Но на мгновенье я разучилась дышать. Чтобы знать, куда бежать, я должна понять, где опасность! Внезапно мои глаза распахнулись. Я застыла на полувдохе. По границе корсета и тела, где-то в районе лопаток, скользила плавная рука. Она касалась едва-едва. Словно подушечки пальцев рисовали на моей коже узор. Никогда не думала, что мужчины умеют прикасаться с такой нежностью. Эта нежность завораживала и пугала одновременно. Но еще больше завораживало и пугало дыхание на моей шее. Чужое дыхание скользило ветерком по моей шее и спине.

«Они заманивают своих жертв...», - вспомнила я отрывок из книги. Мои пальцы перебирали и путались в сверкающей паутине. Все это казалось сном.

- От... пусти... те, - хрипловато выдала я, чувствуя, как мое горло с опьяняющей нежностью гладят пальцы. От каждого из них тянулись сверкающие нити.

- Пожалуйста, отпустите, - задохнулась я. К моей оголенной спине прикоснулся нежнейший поцелуй. Он остался на коже ядовито-нежным ожогом.

Этот поцелуй заставил меня покачнуться и изогнуться. Чтобы снова впасть в сладкий транс. Серебро и тьма сплетались перед глазами.

Мою голову медленно повернули к себе. Я стояла, словно послушная кукла. По всей коже скользили паутинки. Это такое чувство, словно кто-то нежно гладит тебя. Причем, одновременно везде.

И ты боишься пошевелиться, чтобы не спугнуть это наваждение. Тебе кажется, что только дернешься, как все волшебство исчезнет. И ты навсегда останешься в холодной темноте.

Ловушка, из которой невозможно убежать. Рука, скользящая по корсету. Рука, обнимающая тебя за талию и увлекающая навстречу чему-то страшному и волнующему.

Ты смотришь на свою боль, как на яркое блюдо.

- Сколько можно об этом мечтать, - послышался шепот. Я чувствовала, как мою голову поворачивают в сторону. Как скользят по моей шее пальцы, сверкающие паутиной.

Я очнулась в тот момент, когда мои губы раздвигали горячим медленным поцелуем. Поцелуй перестал быть горячим. Он превратился в обжигающий. Мое тело задрожало.

Сердце простонало, упиваясь каждым мгновением прикосновения губ. Оно не верило и сладко замирало.

«Любовь арахнида таит смертельную опасность!», - проносились в голове строчки из книги.

В этот момент я поймала себя на странной и страшной мысли.
Даже если он медленно убивает меня. Я, глотая слезы сладкого отчаяния, думала: отчего бы не убить его так же? С такой же нежностью. Медленно. Наслаждаясь каждым мгновением. Упиваясь каждым прикосновением.

Паутина сверкала на платье, как бриллианты. Я чувствовала себя королевой. Которой осталось красиво умереть, окутанной шелками паутины.

Рука уже проникла в мой корсет. А вторая рука увлекала меня во тьму.

- Не надо, - прошептала я. И поймала его руку. - Пожалуйста...

Я почувствовала, как его пальцы впиваются в корсет.

- Прошу вас, - прошептала я. Сердце умоляло не отпускать его руку. Я гладила ее пальцами. А потом сжала ее до боли.

Внезапно меня оттолкнули. Я и сама была бы рада вырваться из этой паутины. Я стояла в центре зловещей комнаты. В темноте я видела силуэт. Лунный свет очерчивал бледное лицо. И отражался в черных глазах, смотревших на меня.

- Кто разрешал тебе сюда приходить? - произнес голос из темноты.

- Я пришла поговорить по поводу наследника, - произнесла я.

Я не сводила глаз с серебристых нитей расставленной ловушки.

- Кто показал тебе дорогу сюда? - продолжал ледяной голос, от которого у меня мурашки по спине катались туда - сюда.

- Я сама нашла, - ответила я, осторожно снимая с себя паутину.

- Ложь. Тебе показали сюда дорогу. Сама бы ты ее не нашла, - голос из темноты пугал меня. - Этот вопрос я выясню отдельно. Я отдал четкий приказ. В эту комнату не заходить. У меня важные переговоры.

- Вот это вы называете важными переговорами? - прошептала я, глядя на паутину, окутавшую гостей.

- Им было очень холодно в этом зале. Они немного замерзли. И я гостеприимно решил им помочь, - в голосе слышался нетающий лед. - Сначала тем, кто решил поживиться за счет казны. А потом тем, кто организовал недавнее покушение.
— А это не слишком? Это же как бы придворные? — вздохнула я, стоя в единственном островке света из окна.

— А что в них когда-нибудь был недостаток? — удивился голос. — Я когда-то пытался быть справедливым и добрым. Знаешь, в чем разница между добром и злом? Доброты людям всегда мало. И они требуют еще. И еще. С каждым разом все больше и наглее. А зла всегда много. И они умоляют сделать его поменьше.

Повисла тишина.

— Спрашивай, что хотела и убирайся отсюда, — послышался голос.

— У маленького из попы что-то белое, — начала я. — У вас такое было?

— Паутина. Он очень быстро взрослеет. Дальше что? — ответил Чонгук. — В образе паука ее выделяют железы. В образе арахнида я могу создавать ее даже пальцами рук.

— Эм… Понятно… — растерялась я. — Ладно, я … эм… пойду… Ой, а я могу съесть пирожное? Оно не отравлено?

Ну правда! Невозможно смотреть на такие лакомства после нескольких дней на каше. Особенно, когда привыкла добавлять в чай три ложки сахара!

— Нет, не отравлено, — усмехнулся голос. Я подошла к нетронутой стойке и выбрала несколько штук. Понимаю, что не самое удачное время, но все же.

— Не вздумай давать его наследнику, — послышался голос. — Я запрещаю. Ешь сама.

— Ну что вы за отец! Ни игрушек, ни сладостей! Разве можно так? — не выдержала я, кусая одно из пирожных

Второе украдкой я спрятала в карман. У нас первая паутинка! Это нужно отметить! Думаю, что малыш будет рад. Он никогда не ел пирожных. Я представила маленькую перепачканную физиономию и едва сдержала улыбку.

— Ну что ты за человек! — послышалось в ответ. — Ни страха, ни совести. Разве можно быть такой?

— Я не виновата, — честно ответила я. — Оно само получается. Случайно.

Мне было страшно и нестрашно одновременно. Я была не уверена, что выйду живой из этой комнаты. Но при этом мне страшно не хотелось уходить.

— Случайности не бывают случайными! — в голосе слышалась злость.

— Нет, ну я действительно не специально! — ответила я, делая глубокий вдох. — Я не знаю, как это получается! Не знаю! Я каждый раз обещаю себе, что никогда больше… Но все происходит в точности и наоборот! Вот!

— Почему ты это делаешь? — в голосе слышалась ненависть.

— Ради ребенка! — не выдержала я. — Я — единственное существо, к которому он привязан. До меня эти существом была ложка. Она хотя бы его кормила!

Мне следовало бы быть повежливей. Но не получалось.

— У ребенка нет никого! Никого! И ничего! Ни игрушек, ни сладостей, ни любящих родителей! Он — самый несчастный ребенок на свете. И бойся того момента, когда он это осознает! — вспылила я. — Я ничего не знаю про арахнидов. Ничего. Ни про паутину, ни про охоту. Поэтому бегаю и спрашиваю! Меня наняли работать няней, но не сказали, как с вами правильно обращаться!

— Единственное правильное обращение с арахнидом — убить его. Так считают многие в этом мире! Поэтому я нанял тебя! Я дал тебе инструкции, — вспылил отец. — Что в них не ясно?

Разговаривать с чудовищем, затаившимся в темноте отдельный вид спорта. А орать на него могут только чемпионки по бегу. Или воинственные красавицы в бронелифчике.

— Я нанял тебя, чтобы ухаживала за ним, а не любила! Любовь в твои обязанности не входит! — вспылили в ответ. — Кто тебя просил его любить? Никто!

— Он — единственное близкое существо для меня в этом мире! В чужом для меня мире! — кричала я, сжимая кулаки. — Я не могу быть няней «от сих до сих!».

— А ты попробуй! — шипела на меня тьма. — Он не должен знать, что такое любовь!

— Хочешь вырастить из него чудовище? — шипела я в ответ. Простите, но у меня наболело. — У тебя прекрасно получается! Ни любви, ни тоски, ни жалости! Ни игрушек, ни радостей, ни сладостей!

— Да! Ни любви, ни тоски, ни жалости! — яростно заметила тьма. Паутина в комнате пошевелилась. — Ни сожаления. Ни раскаяния. Ничего. Пустота в сердце.

Голос становился тише.
— Чтобы он не любил. Не мучился. Не терял. Не убивался потом. Не проклинал себя, — голос переходил на шепот. — Не укорял себя за смерть той, которую однажды полюбил. Не думал об этом постоянно…

Я сглотнула. И сделала глубокий вдох. Значит, королева умерла. Все-таки умерла. Мой паучонок потерял маму. Сердце сжалось. И я уже мысленно тискала его и терлась носом о пушистое пузико.

— Когда-то это была моя комната! Комната маленького принца! Принца, который ни в чем не знал отказа! Принца, которого воспитывали, как обычного ребенка! Которому читали сказки про любовь, мужество, отвагу и сострадание. Я был уверен, что я — обычный человек. Дед всегда повторял мне это, — в голосе слышалась ярость.

Я молчала. Паутина сверкала при свете луны.

— Я думал, что все люди умеют делать так, как я. Просто не заставал момента. Однажды я подошел к мальчику. Сыну кухарки. И спросил, а умеет ли он плести паутину? Он рассмеялся: «Нет, что вы, ваше высочество! Я умею плести корзинки!», — произнес голос с усмешкой.

Повисла звенящая тишина. От которой мне стало тревожно.

— Однажды в комнату не вовремя вошел слуга. Я просто не услышал, как он вошел. Он хотел сказать что-то важное. Но вместо этого закричал: «Арахнид!». Я до этого не видел людей такими напуганными. Это был тот самый мальчик. Сын кухарки, который после этого пропал навсегда, — продолжало чудовище в темноте. — Я не хочу, чтобы мой сын мучился угрызениями совести за то, что он такой, какой есть. И не удивлялся, если слуги будут быстро меняться.

Я безотрывно смотрела в темноту. При этом оставалась в единственном пятне света. Лунный свет серебрил паутину. Он падал на роскошный стол.

— Я не позволю сделать из него бесчувственное чудовище! — яростно прошипела я. И перевернула вазу с цветами. Она упала на пол и разлетелась. Красивые черепки поблескивали в лунном свете красивым узором.

— У тебя нет выбора, — произнес ледяной голос из темноты.

— Если не хотите, чтобы я бегала за вами по всему дворцу, то верните мне ту книгу! — стиснула я зубы. — И тогда я от вас отстану!

— Нет! — прорычала тьма. — Чем меньше знаешь, тем крепче спишь!

— Ну так вырвите неугодные страницы! Остальное отдайте мне! — злилась я. — Нет? Ну тогда мне придется бегать к вам каждый раз! Хотите вы этого или нет!

— Я тебя действительно ненавижу, — послышался голос из темноты. — Просто за то, что ты есть.

— Я вас тоже ненавижу, — скрипнула зубами я.

Я решила не задерживаться. А то тут государственными делами заняты! Все, что нужно я выяснила.

Стоило мне дойти до двери и положить руку на ручку, как вдруг я почувствовала, как меня обнимают сзади. Объятия поймали меня на полувдохе. И я медленно выдыхала, чувствуя, как меня прижимают к себе.

— Тише. И руку не убирай с ручки двери. Чтобы ты могла ее открыть в любой момент, — прошептал голос. Глубокий вздох потерялся в моих волосах. Меня сжали изо всех сил.

— Тише. И руку не убирай с ручки двери. Чтобы ты могла ее открыть в любой момент, — прошептал голос. Глубокий вздох потерялся в моих волосах. Меня сжали изо всех сил.

— Вы же ненавидите меня, — с горькой усмешкой прошептала я. Положив свою руку поверх его руки.

— Молчи, — послышался выдох. Его руки жадно перебирали мой корсет. — Не убирай руку с ручки…

Мое сердце отчаянно билось. Женское сердце привыкло биться отчаянно. Видимо, оно пытается достучаться до мужского мозга. Но у него не всегда это получается.

Мои губы задрожали, когда я почувствовала ветерок дыхания возле моего уха.

— Я просто не хочу, чтобы мой сын мучился, как я тогда. И как я мучаюсь сейчас… — прошелестел голос. — Ты должна это понять… Помоги мне уберечь моего сына от этого… Это действительно страшное чувство.

Его пальцы скользнули по моей шее. А потом повернули мою голову. Мои губы обдуло чужое дыхание. В какой-то момент они едва соприкоснулись. Я все еще чувствовала это дыхание. И чувствовала, как его губы жадно ловят мое…

— Я вот не знаю, стоит ли это делать, — прошептал голос. Я поймала его дыхание и закрыла глаза. Моя рука стала соскальзывать с ручки двери. Но ее удержали. Поверх нее легла его рука.

— Нет, — послышался шелест. Темнота медленно вращалась вокруг нас. Я снова почувствовала едва ощутимое прикосновение его губ к своим.
— В последний раз, — прошептали губы. Я чувствовала опьяняющий поцелуй, от которого по щекам текли слезы.

— Это все, что я могу тебе дать. Это все, что я могу себе позволить, — задыхался голос. — Это был первый и последний раз.

— И все-таки ты человек, — прошептала я, дрожащей рукой прикасаясь к его щеке. — Чудовища, о котором ты говорил, не существует…

— Зато есть то, что сильнее меня. Желание обладать любимой женщиной, — произнес он, резко открывая двери. — А теперь уходи.

Дверь за мной закрылась. А я стояла в тускло освещенном коридоре. По щеке катилась слеза. Я смахнула ее и выдохнула.