/18/
***
Дворец Топкапы
Хюррем султан, находясь в своих покоях, сжимала в руках письмо, написанное Баязидом. Новость о преступлении Раны вызвала в ней сильнейшее негодование. Ей никогда не нравилась эта своевольная рабыня, и она не представляла, к каким последствиям приведёт её подарок молодому шехзаде.
— Матушка, что там? — спросила Михримах султан, сидя на диване. С того момента, как Хюррем прочитала свиток, она не произнесла ни слова, и только её лицо выражало всё, что она чувствовала.
— Рана перешла все границы. Она отравила Нулефер хатун, и у той случился выкидыш, — произнесла Хюррем, с гневом бросая свиток в камин.
Луноликая госпожа сжала кулаки. — Как она посмела? Наглая рабыня!
— Она совсем обезумела от ревности. Бедная Нулефер, — сказала Хюррем, садясь рядом с дочерью и сцепив руки в замок.
— За такое грозит смертная казнь, — произнесла Михримах стальным голосом.
— Как только Рана султан родит, её казнят.
***
Повелитель, узнав об опрометчивом поступке фаворитки своего сына, пришёл в ярость. В порыве гнева он издал указ о казни Раны-султан после рождения ребёнка. Несмотря на то что это событие пытались сохранить в тайне, дворцовые «крысы» разнесли эту новость по всему Стамбулу. Народ возмутился поступком рабыни, но в то же время одобрил справедливое решение султана.
Эта новость дошла и до самой преступницы. Служанка, которую приставили к Ране, была подкуплена, и она всё ей рассказала.
— Казнить? — прошептала брюнетка в ужасе. — Ту, что подарила династии четырёх наследников? За какую-то рабыню?
Годжа хатун, прислуживающая султанше, незаметно усмехнулась. Наконец-то она получит по заслугам за все свои грехи. Служанка неосознанно потёрла щёку, украшенную шрамом. Пару лет назад она ходила на хальвет с шехзаде, и после этого познакомилась с местью Раны-султан.
Приспешники госпожи схватили Годжу и прижали к её щеке раскалённую кочергу. Рана-султан никогда не стала бы марать руки. Всё всегда делали за неё, а затем она просто избавлялась от тех, кто ей не нужен. И смерть Муге хатун была как раз ей на руку. Нульфер сделала всю грязную работу.
— Годжа хатун, — начала беременная фаворитка. — Ты хочешь озолотиться?
Служанка подозрительно посмотрела на говорившую. — Что вы хотите сказать, госпожа?
— Достань мне яд, — прошептала султанша, поглаживая живот. Если ей суждено умереть, то она точно не примет смерть от руки палача. Она сама лишит себя жизни. И не только себя. Баязид испытает величайшую боль, потеряв свою фаворитку и уже второго ребёнка за непродолжительное время.
***
Баязид замер на пороге покоев своей фаворитки, и сердце его сжалось от горечи. Рана, его любимая, лежала на кровати, обворожительная и нежная, как в день их первой встречи. Она казалась спокойной, её лицо было озарено светом заката, и в её руке крепко сжимался стеклянный флакон — последняя жертва отчаяния.
В его глазах встала картина тотального разрушения: смятение, страсть и любовь, поглощённые ядовитым дыханием смерти. Он подошёл ближе, его руки тряслись, когда он попытался вырвать пузырёк из её мёртвой хватки.
— Рана! — его голос дрожал, обращаясь к ней, но она молчала. — Ты не должна была так поступать! Это невыход!
Он был ослеплён горем, но невидимый страх погружал его в отчаяние. Ветер снаружи сквозил через открытый балкон, как будто сама судьба плакала о потерянной любви. Время остановилось, и Баязид понял: он потерял не только Рану, но и ту маленькую жизнь, которая ещё не успела прийти в этот мир. Ребенка.
Баязид сел на кровати, его сердце стучало в унисон с болью. Он взял Рану за руку, ощущая холод её кожи, словно она стала частью безразмерной пустоты, окружавшей его. Каждый миг, проведённый рядом с ней, напоминал о счастье, которое теперь утекло, как песок сквозь пальцы. Он закрыл глаза, представляя её улыбку, тёплый свет, который она приносила в его жизнь.
— Как ты могла так поступить? Убить себя и малыша, — прошептал он, открывая глаза, полные слёз, и вновь посмотрел на её лицо. — Ты была моим светом, моим вдохновением. Как ты могла оставить меня одного в этом мраке?
Не в силах больше выдерживать груз утраты, Баязид вскочил и бросился на балкон. Ветер трепал его волосы, словно пытался унести его печаль, но только усиливал её. Он увидел, как закат разливается яркими красками, жалея его об уходящей любви.
— Рана, — сказал он, сжимая зубы от отчаяния, — Прости меня...
Нулефер хатун, соперница Раны-султан, стояла на балконе и смотрела на Баязида, который только что обнаружил тело своей фаворитки. Нулефер была счастлива — наконец она отомстила этой девушке. Её нерождённый ребёнок был отомщён. Но не покидала её сердце тревога, как будто в её чистое сердце пробралась чернь. Она чувствовала, что победа горька, а радость, которую она испытала, быстро угасала.
Баязид, не замечая её, стоял, погружённый в свои мысли, и слёзы его горя лились на землю, как дождь. Нулефер почувствовала тяжесть его утраты и поняла, что её радость — это лишь тень, отброшенная болью настоящего. Её сердце сжалось, и она вновь усомнилась: стоила ли эта победа той цены, что она заплатила?
Нулефер тихо отошла от балкона, будто спасаясь от взгляда Баязида, который был поглощён горем. Постепенно осознание пришло к Нулефер: лишив жизни Рану, она не только распорядилась судьбой другой женщины, но и лишила детей матери.
— Она сама виновата, — говорила себе девушка, пытаясь заглушить накатившее чувство вины. Где-то там в глубине старалась пробиться та добрая Нулефер, которая была раньше.
Но новая сильная Нулефер этого не позволила. Выживает сильнейший. И она выживет.
***
Рану султан проводили в последний путь с триумфом, как и подобает госпоже. Басар хатун, шехзаде хотел отослать в старый дворец, поскольку сохранялась легенда о том, что она убила Муге хатун. Однако выяснилось, что девушка беременна.
Баязид сидел на своём ложе, заливая горе вином. Он вновь погрузился в пучину печали по своей погибшей фаворитке.
— Брат, я понимаю твоё горе, но нужно научиться жить с этим, — попытался ободрить брата Мустафа. — Нулефер всё ещё тяжело...
Шатен поднял затуманенный взор. Алкоголь затуманил его разум. — Ну так иди и утешь её, а меня оставь в покое.
Мустафа закатил глаза. — Не говори ерунды. Она твоя фаворитка, а не моя. Я не имею на неё прав.
Махнув рукой, Баязид откинулся на ложе, расплёскивая вино по полу, и уставился в потолок. — Оставь меня.
Тяжело вздохнув, старший наследник вышел из покоев и направился в библиотеку.
Там он хотел найти уединение и покой. Вечерами он приходил сюда, чтобы посидеть в тишине и поразмыслить о многом. Обычно в библиотеке никого не было. Доступ сюда был открыт только для членов династии.
Шехзаде Мустафа вступил в библиотеку, где безмолвие и благоухание древних фолиантов создавали атмосферу уединения. Его сердце забилось сильнее, когда он увидел Нулефер-хатун, погружённую в чтение. Она была подобна воплощению весны, нежная и грациозная, а яркий свет, льющийся через высокие окна, подчёркивал её красоту. Мустафа знал, что с каждым днём его чувства к ней становятся всё сильнее.
Нулефер подняла голову и встретила его взгляд. Улыбка расцвела на её губах, и это мгновение стало для Мустафы настоящим даром.
— Шехзаде, — поклонилась девушка.
Он почувствовал, как его сердце наполняется надеждой, и, приближаясь, решил, что больше не может скрывать свои чувства. Между ними воцарилась тишина, наполненная невысказанными словами и ожиданием.
— Нулефер хатун, — наконец произнёс Мустафа.
Шехзаде Мустафа, стоя в тишине библиотеки, невольно ощущал, как его сердце наполняется печалью. Он тяжело вздохнул, обращаясь к Нулефер хатун, которая тихо сидела на диване. — Я так и не выразил в полной мере свои соболезнования. Потеря, которую вы понесли, — это невосполнимая утрата, и я разделяю вашу скорбь, — произнёс он с глубокой искренностью.
Слова Мустафы звучали подобно звонким колокольчикам, нарушая атмосферу глубокой печали. — Каждое дитя — это надежда, символ продолжения нашей династии, и когда уходит такая надежда, остаётся лишь горечь, — добавил он, пытаясь найти утешение в собственных словах.
Нулефер-хатун, встретив его взгляд, увидела в его глазах не только сопереживание, но и решимость сделать всё возможное, чтобы поддержать её в этот трудный период.
Он шагнул ближе, его голос стал тише, как будто они делили тайну, которая не предназначена для чужих ушей: — Я всегда буду рядом, и ты не одна в этом испытании. В нашей семье горе разделяется, и, возможно, в этом есть своеобразная сила.
Нулефер-хатун кивнула, и сделала шаг назад: — Благодарю шехзаде.